Призраки чужого небосвода - Андрей Иванович Ростроста 11 стр.

Так ты за тем и приехал, чтобы на лошадей посмотреть?

Михаил засмеялся:

Не зря я не хотел рассказывать о своей командировке. Вот и наказан. Ты все равно не поймешь.

Захар Матвеевич обиделся, но ссориться не стал.

Да нет, если тебе интереснопробормотал он.В конце концов все бы хотели, как ты, разъезжать по свету, чем корпеть на работе.

Может, и хотят, да не трогаются с места,возразил Михаил.Им всегда что-то мешает. Или они думают, что мешает. Это ведь ненормальноЛюди тянутся к интересному, и интересного кругом хватает на всех, но стремление почти никогда не соединяется с целью; люди предают свои желания, а потом всю жизнь испытывают досаду на то, что занимаются опостылевшим делом.

Приняв тираду на свой счет, Захар Матвеевич не почувствовал себя задетым, так как приписал ее легковесности суждений собесед­ника. Легковесность эта еще больше дала о себе знать, когда племян­ник поведал об обстоятельствах ухода из института. Причиной послу­жила случайная встреча с заезжим профессором, познакомившим его с кучкой бездельников, которым Михаил оказался как раз под стать.

Это совершенно особенные, замечательные люди,с излишним жаром утверждал племянник.С ними легко, потому что их интересы лежат за пределами денег, служебных амбиций, потребительской ненасытности. Для них чудесное предпочтительнее обыденности, по­тому что они верят в невероятное.

Сектанты какие-то,неодобрительно буркнул Захар Матвеевич.Проще надо быть. Как все люди.

Если как все, то... Знаешь, какой была тема моей диссертации? «Деятельность КПСС по развитию научно-технического творчества рабочего класса». Я как бы сдавал экзамен на умение врать и прида­вать лжи видимость правды. Реальность следовало так ловко подме­нить химерой, чтобы за это меня произвели в ученые. Неужели жить вот так, наизнанку, это и значит жить как все? Да любое чудо на свете естественнее нас. Это мы ненормальны, а не то необычное, что про­исходит вокруг.

Захар Матвеевич заскрипел стулом, уже боясь расспрашивать дальшеа то откроется, что гость еще и против партии. Вместо этого он помолчал, затем сказал неопределенно:

Да... Ну, что же... Значит, поедешь завтра?

Глядя ему вслед, Михаил спохватился насчет своей ненужной откровенности и подосадовал на то, что без нужды встревожил гос­теприимного хозяина. Завтра же он решил объяснить дяде, что его тяга к странным явлениям порождена обычным и здравым научным интересом, а не бегством от действительности. Тот должен понять человека, жизнь которого наполнилась смыслом в нетерпеливом по­иске необычного. И не осуждать его за это.

Но наутро такой разговор не состоялся. Провожая Михаила на автовокзал, Захар Матвеевич ушел в себя, хранил молчание и, ссыла­ясь на болезнь, без облегчения вздыхал. Ни жене, ни московскому гостю он не признался, что причиной тому был сон, увиденный им этой ночью.

Захару Матвеевичу снились лошади. В ночной степи мирно пасся табун. Гривастые кони, сторожа ушами, совсем рядом хрумкали тра­вой. Запах травы вплетался в вольный степной воздух. Далеко занимался рассвет. Наполняющаяся светом кромка неба что-то сулила куда-то звала. Поскольку Захар Матвеевич никогда не видел скакунов вблизи, они снились ему сказочными, лучезарными. Потом эти волшебные кони помчались на рассветк горизонту, к небу, и их гривы развевались по ветру. Маленький и несчастный, Захар Матвеевич стоял посреди огромной степи и смотрел им вслед обиженно, с тоской.

Старуха в самолете

Принять обычное за невероятное довольно легко. Совпадение, взгляд с непривычной точки, ловко подстроенный фокуси вот уже люди клянутся, что видели чудо. Но есть обратная форма самообмана, когда необычное принимают за заурядное. В этом случае докопаться до сути оказывается труднее, потому что очевидцы боятся прослыть просто­филями и ни за что не соглашаются признать свое непонимание случившегося«Ну и что?отвечают они на расспросы.Мало ли что бываети тем пытаются показать свою искушенность.

С такими мыслями я выключаю диктофон. Враз смолкают возбуж­денные голоса обитателей улицы Красных зорьместагде живет летав­шая в самолете cтаpyxa. Из неохотного рассказа самой путешественницы и добавлений словоохотливых ее соседей выходит, что...

Матрена Семеновна летела на Украину смотреть дом. То есть отправляться в воздушное путешествие ей предстояло еще через два дня, но все соседи уже говорили, что она «летит». И по этому поводу сильно переживали.

Ты, Матрена, лети смело. Чего тут боятьсямой сын каждый месяц в Москву летает,то ли ободряла ее, то ли хвасталась своим отсидевшим в тюрьме сынком Гюльнара из татарского двора.

Квартирант хромого Харитона предлагал бесплатно сфотографи­ровать ее дом, чтобы там показать обменщикам. Но Матрена Семе­новна от такой мудрености отказалась. Достаточно, что вместе с паспортом уложила в сумку заверенный нотариусом план домовладе­ния. Все равно, коль столкуются, обменщики сами приедут смотреть. За глаза такие вещи не делаются.

Сняться с места Матрену Семеновну побудила давняя мечта про­жить остаток дней на родине; в своей деревне. Решение это укрепи­лось после письма сестры, в котором та сообщила, что молодые Кова­ленко по соседству не прочь сменять свои полдома на жилье в городе. А город Матрене Семеновне как раз опротивел, потому что в нем жили одни хамы.

Сестра, правда, писала, что их деревня теперь тоже именуется городом, но на околице осталась такой же зеленой и тихой, как тогда, когда Матрена ее покидала. Это заставляло тем более желать переез­да, что муж, еще с войны инвалид, к старости стал совсем плох, и Матрена Семеновна надеялась если не выходить, то хотя бы утешить его сельской жизнью.

Дай-то Бог,загодя собираясь в дорогу, шептала она и, вспоми­ная Бога, крестилась над раскрытой сумкой, в которой маслянисто поблескивали две банки растворимого кофедля сестры.

Муж Матрены Семеновны летать не мог. Худой и согнутый, он ходил по комнате и отговаривал свою старуху от зряшной затеи.

Да как с переездом-то управимся?вразумлял он.Ты об подумала? А то, ишь, засквербило.

На эти возражения был у Матрены Семеновны план, который она ~ до поры не высказывала. Замысел состоял в том, чтобы переложить на молодых Коваленко все расходы по взаимному переезду. Все-таки это они хотели перебраться из сельского городишки в большой город, где даже остановка троллейбуса была рядом с домом. Вот пусть и поиздержатсявроде как доплатят за выгодный обмен.

В день отъезда старый проводил Матрену Семеновну только до калитки. Все кашлял в кулак, а у самого на глазах слезы. Совсем ослаб. Поцеловались на прощание, и сухонькая да крепенькая Матрена Семеновна потащила свои сумкиодну большую, другую, полиэтиленовую, поменьшек троллейбусной остановке. Хоть тут эти машины пригодились.

В аэропорту началось с нервотрепки. Билет, сказали, надо регистрировать, а гденеизвестно. Потом прицепились к большой сумкевзвесили ее и не отдают обратно.

Ничего с вашей сумкой не случится,сказала из окошка девка в форме.В багаж отвезут, а как прилетите, получите.

Вот и не случится, если со мной будет,нажала на голос Матрена Семеновна. Она-то помнила, как у соседа Харитона в поезде сперли чемодан. Дела известные.

Во, сумку зажала,взял ее сторону какой-то летчик.Да пусть сама тащит, если охота.

Настояла на своем. Для верности малую сумку тоже запихала в большую и пошла на посадку. А летчик остальную кладь куда-то повез на тачке.

Поднялась по трапутам еще одна девка с синей мордой придра­лась:

Где билет?

А билет в сумке.

Сумку не положено.

Нервные все такие. Толстяк сзади тыкал в спину чем-то Арбузом. Зачем на Украине арбуз? Ума нет, а потешался:

Террористка,придумал,бабка-то. Бомбу тащит. Укокошить всех хочет.

Остальные сзади, на трапе, тоже развеселились. Про Стамбул поминали, что теперь там точно сядут, раз угонщица с ними летит. А Матрена Семеновна вправду испугалась. Толстяк какой-то не в меру веселый. Чего радоваться-то?

Внутри добрые люди помогли отыскать место. Кресла только с виду были удобные, а на деле оказались погаными. Когда Матрена Семеновна протиснулась и села, спинка отвалилась назад, так что встать обратно было уже никак нельзя. Потом по радио потребовали, чтобы все сами себя привязали ремнями. Но ремней Матрена Семе­новна не нашлаоборвали, наверное, да и сумка с колен съехала на животкак привяжешься-то?

Усевшийся рядом очкарик все добивался, чтобы она положила сумку на полочку вверху. Словно ему было до этого какое дело. Но после всех испытаний Матрена Семеновна расставаться со своей кладью ни за что не хотела и только крепче обхватила тугую сумочную тушку обеими руками.

И вот, когда все напасти остались, казалось бы, позади, довелось ей, старой, натерпеться настоящего страха. Но прежде самолет загу­дел и поехал куда-то. Ехал долго, так что поначалу это успокоило Матрену Семеновнуона думала, сразу полетят. Потом кресло задро­жало и надавилось спинкой. Она так и не поняла, что самолет уже в воздухетолько гудеть стало по-другому.

Сейчас конфеты принесут,с чего-то взял очкарик.

Но конфет, конечно, не дали. Да Матрена Семеновна и не взяла бысмотрела только на спинку переднего кресла, чтобы не увидеть чего похуже.

Самолет между тем задрался, и теперь уже Матрена Семеновна не сомневалась, что полет начался. Вот только, едва начавшись, он тут же прекратилсясловно оборвалась направлявшая его нить. Кресло, весь самолетный салон стали проваливаться, падать. Гул разом смолк и в этой тишине с задних кресел донесся истошный бабий крик. Вот этого визгливого вопля Матрена Семеновна и испугалась. То бы сиде­ла себе, может, так все и надо. Глянула вбоксосед сделался весь белый, а на щеку из-под очков выползла капелька пота. В тишине что-то хрустнуло у нее под рукамив сумке.

Но самолет уже оправился, загудел снова. Очкарик сразу ожил, взялся пояснять:

Воздушная яма, наверное...

Яма эта вконец обессилила Матрену Семеновну. Представилась она ей особенно ужасной от одного названиявоздушная. Спасением казалось вперить взгляд в переднее кресло и сидеть так, не Но стали одолевать страшные мысли.

Последующие полчаса полета показались вечностью. Но ничего больше не случалось, и постепенно Матрена Семеновна пришла в себя. Ей было неудобно в кресле, да и надоело сидеть неподвижно, Для начала она поводила по сторонам одними глазами. Очкарик читал газету, а дальше, через проход, две какие-то тетки ели курицу. «Все жрут, жрут,осудила Матрена Семеновна человеческую натуру вооб­ще, -когда уж нажрутся!».

Только в иллюминатор смотреть было боязно. Долго Матрена Семеновна на это не осмеливалась, не решилась бы и совсем, но круглое оконце с неодолимой силой само притягивало взгляд. Нако­нец мочи не сталотак захотелось узнать, что там.

Увиденное Матрене Семеновне неожиданно понравилось. Под самолетом сплошняком простирались залитые солнечным светом бе­лые облака. От этого казалось, что летят они не так высоко. Только крыло самолета на фоне бескрайнего простора выглядело больно хлипкиммогли бы сделать попрочнее, кабы на людях не экономили.

Земли из-за облаков видно не было, зато прямо поверх них Матрена Семеновна заметила еще один самолет. Он летел туда же, куда и они, но по тому, как увеличивался, взлетая на вершины облаков, и проваливался во впадины между ними, она поняла, что это всего лишь их тень.

Темный крестик стремительно скакал по облакам, а рядом с нимчуть повыше и так же быстронеслась еще какая-то тень. Матрена Семеновна догадалась посмотреть в верхнюю часть иллюминатора и увидела висящий над самолетом радужный шар. На фоне голубого неба непонятный предмет казался неподвижным, но по теням на облаках становилось ясно, что он неотступно летит вместе с ними.

От царящего за облаками оживления на душе у Матрены Семе­новны сделалось легче. Когда не в одиночестве, не так бывает страш­но. А что шар выглядел чудно, розово светился и в то же время сам просвечивался насквозь, ее не насторожило. Бог знает, как тут все должно быть. За недолгое время полета неопытная путешественница столько уже натерпелась, что теперь готова была безропотно принять любую диковину.

«Может, вертолет какой»,не силясь угадать, истолковала обна­ружившееся соседство Матрена Семеновна и продолжала без опаски наблюдать за малиновым попутчиком. Она хотела указать на свое открытие очкарику, но тот теперь щелкал каким-то выключателем вверху и подставлялся под струйку воздуха из торчащей над головой

Отвернувшись от ерзающего соседа, Матрена Семеновна увиде­ла шар уже ближе к самолету. Благодаря этому удалось рассмотреть, что от того тянется в сторону и чуть вниз луч света. Заканчивался луч то мерцающей, то слабо тлеющей голубой искоркой. Раньше ее, похо­же, не было. В этот момент шар испустил еще один луч, тоже вниз, но в другую сторону, и на конце его зажегся такой же огонек.

Это было, конечно, странно. Но весь полет в самолете представ­лялся старой женщине таким непонятным делом, что новая тревога только прибавилась и растворилась в прежней. Оставалось терпеть до конца, а пока делать вид, что ничего особенного не происходит.

Переведя строгий взгляд с искорки снова на шар, Матрена Семе­новна на этот раз разглядела в малиновом круге какие-то очертания. Отменное зрение, благодаря которому она и на старости лете первого раза вдевала нитку в любую иголку, позволило различить в розовом свечении силуэт... Силуэт человека. Он занимал весь шар и сидел в его просвечивающемся нутре скорчившись, с остро поднятыми к подбо­родку коленями.

Этого уже, по разумению Матрены Семеновны, быть не могло, и она заново остро испугалась. Чтобы не видеть такие страсти, отвела глаза от шара, ставшего с арбуз того толстяка, и стала смотреть в салон. Теперь этот мчащийся в небе замкнутый мирок представлялся ей спасительным прибежищем, ограждающим от небесных ям, лета­ющих людей и прочих неведомых напастей. Внутри ничто уже не вызывало опаски, напротив, сонная обстановка успокаивала, вселяла надежду пережить все выпавшие испытания.

И в этот обманчивый миг примирения с окружающим с самолетом снова что-то случилось. Он повалился на бок, так что ворвавшиеся в противоположные иллюминаторы лучи солнца косо прочертили салон. Матрена Семеновна без сил охнула. Только проследив за взглядом вытянувшего шею соседа, она увидела, что по проходу между кресла­ми идет летчик. Солнечные лучи уже убрались обратно к окошкам, а летчик улыбался.

Прошу пассажиров оставаться на местах. Всем оставаться на местах,повторял он налево и направо, пока не добрался до того места, где находилось кресло Матрены Семеновны. Тут, перегнувшись через очкарика, тяжело оперся на ее сумку и сунулся к иллюминатору. Долго смотрел в него, склоняя голову туда и сюда, причем лицо теперь имел уже не веселое, а скорее озабоченное и удрученное.

Потом летчик распрямился и, стоя в ко всем:

Товарищи пассажиры, внимание! Кто из вас сейчас видел за бортом что-нибудь необычное?

Пассажиры загалдели, но никто громко не отозвался.

Шар. Красный шар с пилотом внутри,пояснил летчик и опять возникшего молчания добавил:Он какое-то время летел лельно с нами, а потом пересек курс.

Все снова забормотали, задвигались креслах, иллюминаторам, но никто ничего ответить не мог. А Матрена новна стиснула зубы и затаилась так, что стало не хватать даже попробовала укрыться за очкарика, если ее сейчас о чем угодно, скорее бы умерла, чем ответила.

Летчик еще постоял в проходе, потом укоризненно Матрену Семеновну и, снова нагнувшись, вытащил откуда-то кресла ремни, которые и защелкнул замком у нее поверх сумки. этого махнул рукой и ушел в свою дверцу. Никто ничего не видел. кроме отважной старухи, в иллюминаторы смотреть побаивались.