Наверное, скрытое тучами солнце как раз искало на горизонте место для посадки, когда мы вышли на стоящую среди расступившихся деревьев неказистую хибару. Собственно, дом был ничего, но его захлестанные водой и побуревшие деревянные стены оставляли нерадостное впечатление. Еще более грустно выглядел стоящий рядом полуразрушенный сарай, от которого начинался, но никуда не доходил развалившийся плетень.
Похоже, дом знавал лучшие времена и только в последние годы влачил жалкое существование. Но это было не столь важно, заключалось в том, что в окошке по случаю пасмурной погоды горел свет, а из трубы вырывался тут же прибиваемый к крыше дымок.
Сергей постучал. За дверью лязгнул засов, и мы ступили в сени, где стали по-собачьи отряхиваться и благодарить невидимого в темноте хозяина. Тот молча повел нас в комнату, и здесь, при электрическом свете, удалось разглядеть приземистого, коренасто скроенного старика в потрепанном ватнике без пуговиц и с наполовину седой бородой. Он прошел в глубь комнаты и сразу сел за стол, а нам навстречу вышла из-за занавески тоже невысокая, повязанная платком и вся какая-то домашняя старушкавидимо, жена хозяина. Только появившись, она начала хлопотать, предлагая нам способы обсушиться и обещая горячего чая.
Мы в ответ многословно извинялись, уверяли, что долго не задержимся, не помешаем, скоро уйдем. При этом, кажется, Николай чем-то грохнул у порога, и тут же торопливо поднял упавшее на пол двуствольное охотничье ружье. Ни слова не говоря, старик встал из-за стола, отобрал оружие и снова поставил его к стене возле порога. При этом он отвел в сторону и завернул за стволы широкий ружейный ремень, заслонивший два остро торчащих курка.
Ребята сконфуженно замялись, но старик как ни в чем не бывало вернулся за стол и так же молча стал оттуда наблюдать за нами. Некоторую неловкость этой сцены нарушила старушка, отправившая нас с Мариной приводить себя в порядок в соседнюю комнату, а ребят пока усадившая за стол к старику. Через стенку мы слышали их голоса, а когда полчаса спустя более или менее сухими предстали перед мужчинами, на столе стояли большой самовар и тарелки, в которые старушка начала накладывать испускающую пар вареную картошку.
Парни сидели без рубашек и маек, в скомканных после выжимания брюках, и только старик продолжал оставаться в ватнике, из рукавов которого выглядывали его морщинистые, но большие и крепкие руки. Их он положил на стол, еще когда мы выходили из комнаты, и с тех пор, похоже, не менял позы.
Ешьте, ешьте. Согревайтесь,ласково говорила старушка, и мы разом стали дуть в свои тарелки. Ребята с нашим появлением оживись, за столом стало шумно, весело. Мы были рады, что укрылись от непогоды, это приключение делало воскресную поездку еще более интересной. Не стоило беспокоиться и о дальнейшем, поскольку хозяйка сказала, что дорога проходит недалеко от их дома и, «проголосовав» там, мы без труда доберемся до города.
Тише. Нельзя смеяться,неожиданно прервал наше веселье хозяин, и я с удивлением подумала, что первый раз слышу его глухой голос.
Мы разом смолкли и молчали довольно долго, но старик, похоже, сказал все, что хотел, и больше рта не открывал. Вообще он мне сразу не понравился, потому что был не похож на наших обычных стариц, ков-говорунов. Было в нем что-то дремучее, настороженно-недоброжелательное, хотя, с другой стороны, он приютил нас, оказал гостеприимство и ни словом, ни жестом неприязни не выразил. бывают такие нелюдимые натуры. Бирюки. Так и пусть молчит себе на здоровье, нам не жалко.
Так же, видимо, рассудили и ребята, после чего разговор за столом постепенно возобновился, хотя велся теперь тише, чем прежде. Хозяйка еще подложила картошки, мы притащили оставшуюся банку свиной тушенки. Потом пили чай. Дождь между тем то ли стал ослабевать, то ли мы привыкли к его шуму. Во всяком случае Сергей подошел к окну и, выглянув во двор, сказал, что если так пойдет дальше, через час можно будет двигаться.
Это его сообщение снова нас оживило, поскольку укрепило надежду до ночи оказаться дома и там уютно завершить сегодняшние приключения. Игорь начал азартно уверять, что рубашки, наверное, уже высохли, и тут опять прозвучал голос старика:
Тише, здесь нельзя шуметь.
Верующий, наверное, какой-то,шепнула мне Марина, и мы обе укоризненно посмотрели на ребят.
А что такое...начал было Коля, но Сергей одернул его и извинился перед стариком.
Между тем хозяйка, все так же хлопоча и ласково приговаривая, стала убирать со стола. Мы слегка разомлели, меня вообще тянуло ко сну. Николай же встал и подошел к ружью. Руками он его не трогал, но старик тоже поднялся и, не двигаясь, принялся наблюдать за ним. От этого всем нам сделалось как-то неловко. Мы не знали, как себя вести.
Может, все-таки у нас переночуете,повторила свое предложение старушка.Девочкам я тут постелю, а ребятана сеновале...
С этим она потянулась за двумя оставшимися тарелками, вскочила, чтобы помочь ей, и в результате стоящий на краю сто стакан грохнулся на пол.
Знать, что-то ненормальное было в этом доме, если от такого пустяка все замерли. Старик метнул взгляд и напрягся, ребята уставились на осколки, а я... Я первой увидела, как в углу комнаты дерев крышка в подполье начала медленно подниматься. Она открывалась бесшумно, плавно, и стало видно, что снизу ее поднимает чья-то рука. Мне захотелось вскрикнуть, но воздуха не хватило. А крышка откинулась совсем, и из образовавшегося темного провала показались сперва голова, затем плечи...
Тишина в комнате стояла гробовая. Уже все парализованно уставились в угол комнаты. А там из отверстия по пояс высунулся человек. Но какой! Голова его, лишенная шеи, сидела прямо на плечах. Особенно страшно было то, что все его обнаженное тело покрывали темные волосы - такие же короткие и густые, как на голове. Волосатыми были и огромные, какие-то корявые руки. Вообще тело этого существа казалось невероятно большим, оно еле помещалось в отверстии. Лица же мы не видели - человек, или кто это там был, находился к нам спиной.
В слух врезался испуганный и высокий крик старухи:
Кто это? Что это? Что?
Существо замерло, упираясь руками в края отверстия, а потом так же медленно и не поворачиваясь к нам лицом стало опускаться в подполье. Оно исчезло, как в нереальном сне, но тут же резко скрипнул отодвигаемый стол. Это старик с неожиданной быстротой выбирался из-за него. С громкой бранью, какими-то немыслимыми ругательствами он ринулся к ружью, схватил его и, остервенело щелкнув взводимыми курками, сунул стволы в подполье. Вслед исчезнувшему существу прогремели два оглушающих выстрела. Комнату заволокло пороховой гарью, запахло кислым, запершило в горле. Сквозь дым я увидела, как старик одним махом захлопнул крышку и с ружьем в руках опрометью бросился из комнаты.
Его мы больше не видели. Собирала нас старушка. Но она была не в себе, даже заикалась, а потом начала плакать. Мы от нее ничего не добились и в конце концов отвели в другую комнату, где и уложили на постель.
Ребята задвинули вход в подполье тяжелым комодом и собрались идти за милицией. Но мы с Мариной наотрез отказались оставаться одни, да и они сами отвергли этот план. Дождь к тому времени почти перестал, и было решено направиться к шоссе, повстречать там людей и уже тогда что-нибудь придумать. Но, решив сделать так, мы простояли у дороги часа полтора и только затемно перехватили какой-то грузовик, суетливый и безалаберный водитель которого оказался g состоянии говорить с нами только о том, что возьмет с нас не два рубля за всех, а по два с каждого. В городе ребята разъехались по домам пообещав поставить в известность милицию, а я отправилась к себе в общежитие. И всю ночь мне то ли во сне, то ли наяву виделся дом, стоящий среди шепчущихся деревьев, а в нем старик со старухой -они сидели за столом безмолвные, настороженные, и вслушиваются и ждут...
Погоня
При самой бесцветной жизни человек, растеряв многоесохраняет в любопытство. Оно движет мною в работе над этими записками, им продиктованы действия описываемых людейи оно же побуждает читателя уделять внимание предлагаемым сюжетамКакие угоднонедоверчивыеироничныелишь бы не пустые глаза читали эти строкиЖаль тогопогибла тяга к необычномууже не звенит струна. Но и в этом случае не все потерянолюбопытство может встряхнуть любогоТак что прочь сомнения, их теснит сама жизнькоторой и почерпнут рассказ о случае на дороге.
Мотоцикл последний раз чихнул и остановился. Григорий25-летний белобрысый верзила с длинными руками и обветренным лицом - глянул по сторонам. Шашлычников здесь уже не было. Собственно, еще подъезжая, он заметил, что нет ни их, ни мангала. «Перебрались на место побойчее»,без особого сожаления подумал Григорий и все же решил сделать здесь остановку, удовольствовавшись узкой тенью от оставленного строителями передвижного вагончика. Стоял он у обочины дороги на сдутых шинах, без стекол, но зато был закрыт на крепкий засов с висячим замком.
Мимо по тянущейся от края до края горизонта дороге проносились пыльные грузовики. Солнце палило немилосердно. Казалось, это оно выжгло все живое на оголенных полях. На самом же деле шла уборка, и как раз зерно нового урожая везли по степному шоссе многочисленные ЗИЛы и КамАЗы.
Григорий снял шлем с милицейской кокардой и швырнул его в коляску. Еще года два назад он так бы и красовался в нем у дороги, испытывая удовлетворение от того, что водители на всякий случай замедляют ход при виде его милицейской формы. Но те времена прошли, ощущение власти истратилось в бесчисленных дежурствах, и теперь неприятности службы стали замечаться Григорием чаще, чем ее достоинства.
Неприятностей же хватало, Собственно, отнести к ним можно было только одно происшествие, но со столь скверными последствиями, что они по сей день омрачали жизнь. Вспоминать об этом бывший сержант, а ныне рядовой полка патрульно-постовой службы Григорий Орехов не любил, но плохое вспоминалось само и всякий раз некстати.
Тогда шел снег. Ночь была новогодняя, и потому инструктаж передвижных Механизированных групп затянулся. Вполуха слушая предупреждения о возможных пьяных выходках, действиях уголовных элементов в веселящемся городе, о любителях приветствовать Новый год пальбой из охотничьих ружей, Григорий с неодобрением поглядывал на своего напарника, который заглядывал в рот дежурному офицеру и всячески делал вид, что напряженно запоминает его наставления. Пашка, все знали, мечтал выбиться в начальники, и, судя как он усердствовал, долго ждать повышения ему не пришлось бы.
Именно этот салага, открыто и жадно домогающийся сержантских лычек, заварил той ночью кашу, расхлебывать которую пришлось одному Григорию.
Патрульная машина медленно скользила по белым улицам. Снег скоро набился в уголки боковых стекол и сделал их похожими на иллюминаторы. Редкие легковушки попадались навстречу, еще меньше видно было прохожих. Все они спешили куда-то с большими сумками, но в новогоднюю ночь это подозрений не вызывало, и Григорий со злорадством проезжал мимо, остро угадывая желание напарника хватать и обыскивать.
Дежурство складывалось спокойнее, чем можно было ожидать. Сразу после 12 на улицы высыпали стайки молодежи, но, пошумев и покидавшись снежками, быстро вернулись в квартиры. Больше опасений у Григория вызывали крепкие любители застолья, встающие из-за столов часа в два. В это время трижды пришлось останавливать машину и разнимать спорящих. В большинстве же случаев само появление желто-синих «Жигулей» обращало ночных шатунов в бегство.
Ближе к утру машина выехала на площадь у строительного института. Проезжая здесь прежде, Григорий нечего подозрительного не заметил, но на сей раз Пашка своим настороженным взором уловил какое-то движение у крытых брезентом автофургонов. Они принадлежали луна-парку, аттракционы которого расположились вокруг большой заснеженной елки.
Подъехали поближе. Горя желанием оправдать свою чрезмерную бдительность, Пашка приоткрыл дверцу и, высунувшись, стал на ходу выискивать, к чему бы придраться. Он-таки нашел.
Брезент на одном из фургонов был порезан и свисал широким лоскутом. Образовалось отверстие, в которое мог пролезть человек. Это, правда, ни о чем еще не говорило, поскольку брезент и других машинах оказался рваным, плохо закрепленным. Все же, раз непорядок был обнаружен, Григорий теперь не мог оставить его без внимания. Следовало произвести осмотр места предполагаемого происшествия.
Поднявшись на приставленный к грузовику деревянный подмосток и ухватившись за край задубевшего на морозе брезента, они с Пашкой посветили внутрь фонариком. Ничего интересного там, конечно, не оказалось. На полу кузова лежали два тяжелых запасных колеса, к борту была приставлена запорошенная с ближнего края садовая скамейка - явно где-то украденная, а напротив нее располагался донельзя исцарапанный канцелярский стол. Стянуть здесь было нечего, и если кто на это рассчитывал, то ушел несолоно хлебавши.
Осмотром можно было и ограничиться, но Пашка полез в фургон, и держащему фонарик Григорию пришлось последовать за ним. Шустрый напарник уже рылся в ящиках стола, выгребая из них и зачем-то демонстрируя Григорию поломанные авторучки, замусоленный журнал, какие-то узкие пластмассовые коробки.
Видеокассеты,определил Пашка и тут же предложил:Давай возьмем, а?
Ничего другого от напарника и не ожидавший, Григорий зло приказал:
Полож на место!И подтолкнул Пашку выключенным фонариком к дыре:Давай в машину.
Следом выбрался сам.
Днем позже администраторы луна-парка заявили в милицию, что их обворовали,пропали видеокассеты и деньги. Не удовольствовавшись этим, они сами опросили жильцов соседних домов и представили свидетелей того, как милиционеры из патрульной машины ночью забрались в один из фургонов.
В результате, когда Григория вызвали к командиру полка, там уже каялся и плакал Пашка. Он успел сбегать домой и принести украденные-таки им кассеты.
Григорию оставалось подтвердить случившееся, и если бы аттракционщики, получив кассеты, с подозрительной легкостью не забрали назад свое заявление о пропаже денег, дело бы кончилось совсем плохо. Но и так Григорий оказался кругом виноватПашка, как первый во всем сознавшийся и своим раскаянием помогший разбирательству неприглядного дела, был прощен, а его обвинили в сокрытии факта незаконного осмотра автофургона.
Глубоко уязвленный разжалованием и отстранением от патрульной службы, Григорий особенно переживал из-за невозможности даже перед собой оправдаться в случившемся. Тогда, в кузове, он походя, без жадности, сунул в карман скатывавшийся с крышки стола симпатичный шарик - приятно тяжелый, отливающий свинцовым блеском и показавшийся необычайно холодным. Заявители даже не заего пропажи, но оставался фактом, и он переиначивал все Григория в ночь. Малый грех подтверждал большие
От тягостных мыслей Григория отвлекли четыре притормозивших грузовика. Вывалившиеся из нагретых кабин водители с осторожной фамильярностью осведомились у незнакомого милиционера шашлычники. Григорий буркнул, что не знает, и поправил коляски попонупод ней лежали автомобильный аккумулятор бутылок пива для ребят из полковой ПМГ, обслуживавшей выделили, конечно же, старую, и Григорий уже второй доставлял для нее запчасти. Речь, естественно, не о пиве.
Прибывшие водители уселись прямо в пыль у колес вагончика и принялись есть прихваченный с собой арбуз. Отказавшись от предложенной ему доли, Григорий смотрел вдаль. Он собирался продолжить поездку и уже протирал ладонью потрескавшуюся кожаную подкладку вдруг от будки донеслось сперва восклицание, а потом громкий голос одного из шоферов:
Глянь, чего это там!
Григорий обернулся и увидел, что все водители, отставив красные полукружья арбуза, уставились на небо. Проследив за их взглядами, Григорий сперва ничего не заметил, но затем, присмотревшись, различил высоко-высоко над степью блестящую точку. Она не двигалась и была похожа на булавочную головку.
Самолет... Воздушный шар... Спутник... Да пошел ты...слышались за спинойводителей.
Пока те гадали, Григорий успел определить, что блестящая точка все-таки двигалась, только из-за большого расстояния ее перемещение в небе казалось малозаметным.