Только с помощью диспетчерских журналов его, и то не до конца, убедили в том, что он действительно отсутствовал две недели. Ошарашенный случившимся, Чмес сперва бурно протестовал, порывался искать Хмыря, который, как оказалось, в тот день был в отгуле. Но водители подтвердили, что на проходной давно висит приказ об увольнении Чмеса за прогулы, и ему теперь надо идти в отдел кадров забрать трудовую книжкуесли она ему нужна.
Окончательно сразило Чмеса то, что их машина стояла во дворе с замененными задними скатами. Он-то знал, что в спецавтохозяйстве такую работу никто сроду за два часа не делал.
Все еще подозревая в случившемся происки Хмыря и его вероятного сообщникаМартышкиного Брата, Чмес устало направился в заводоуправление. Там он не стал по совету дяди Гриши объясняться с начальством, зато окончательно выяснил, что 17 июля и от проклятой поездки прошло не два с лишним часа, а 15 дней.
В сердцах затеяв скандал по поводу трудовой книжки, которую то ли затеряли, то ли вообще не заводили, Чмес добился выдачи на руки 25 рублей. Потом продолжал ругаться вообще. За это конторские выволокли его из управления и сделали вид, что идут звонить в милицию. Ничего не боясь, Чмес на улице все же поутих. И погрузился в равнодушие. Не обидело, когда вечером Нюрка через порог подала ему обвислую сумку с немногими вещами. С того дня он запил. Ночевал у кореша в котельной.
В первых числах августа Чмеса посадили. «За нанесение на улице побоев гражданину Хлебникову В.В.»было написано в протоколе. Прежде Чмес и не знал, что фамилия ХмыряХлебников.
Гиблое место
Мне совершенно ясночто чем необычнее аномальные явлениятем меньше в них верят, а чем они правдоподобнееслабый вызывают к себе интерес. Тут возникает искушение хоть немного придать достоверности первым и приукрасить вторыеНо тогда все пойдет насмарку. Читатель получит просто выдумку, сочинять которую не входит в мои планы.
Так что, связанный чужими свидетельствами, я продолжу повествования такими, какими они пришли uз жизни.
Наверное, бывают на свете совсем уж невыносимые вещи, но в будничной жизни ничего хуже ожидания нет. Второй день Осип Макарович проводил в вагоне, а поезд должен был прийти в Ленинград только на следующее утро. Неблизкий путь утомлял бесконечным мельканием за окном убогих складов, грязных заборов, раскисших дорогсловно всю эту убогость нарочно разместили по сторонам тысячекилометрового железнодорожного полотна.
Смотреть в окно не хотелось, в купе делать тоже было нечего. Один из попутчиков все время спал на верхней полке, двое других как ушли с утра в вагон-ресторан, так с тех пор оттуда не возвращались.
Читать было нечего, да Осип Макарович и не любил это занятие. Вопреки заметной при небольшом росте полноте, натуры он был живой, деятельной, и эти качества сохранял в свои 63 года. Любил поговорить, поспорить, причем других не слушал, а когда не слушали его, агрессивно обижался. Беспокойный характер пришелся как раз под стать его профессииснабженца, но не позволил достичь в ней больших чинов. На пенсию Осип Макарович вышел рядовым инженером материально-технического снабжения номерного завода. Теперь по работе тосковал, а когда сидеть дома становилось невмоготу, ездил в гости к детямна этот раз к сыну, живущему под Ленинградом.
Подошло обеденное время. Осип Макарович перекусил на столике в купе: ходить в вагон-ресторан он не любилденег было жалко. После еды, чтобы убить время, проверил чемодан и сумку под полкой, потом просто сел и стал строго смотреть перед собой. Кончилось тем, что от такой изнуряющей бездеятельности он взбеленился и как был в расстегнутой рубашке и спортивных штанахвыскочил в коридор.
Хотя заняться там тоже было нечем и выходил из купе Осип Макарович уже не раз, он озабоченно посмотрел в оба концасловно выбирал, в какой стороне у него больше дел. При этом обнаружил стоящего в проходе респектабельного, даже при галстуке, пассажира его примерно лет. Расставив острые локти, тот оперся ими о поручень и смотрел в окно. От его дыхания на стекле пульсировало туманное облачко. Почувствовав потенциального собеседника, Осип Макарович деликатно пристроился рядом и предупредительно кашлянул.
Начать разговор для него никогда не составляло труда, и на этот раз он тоже без раздумий произнес:
Даже чай не разносят.
Воды, говорят, не залили,обернулся от окна пассажир и охотно потеснился.Хорошо, я минералкой на станции запасся.
Контакт, вполне достаточный для дороги, установился, и Осип Макарович, теперь уже обстоятельно, со вкусом, спросил:
Сами вы из каких мест?
Из Ленинграда. Домой возвращаюсь,ответил попутчик и интеллигентно представился:Артур Валентинович. Будем знакомы.
Осип Макарович, ценя культурное обхождение, столь же чинно назвал себя, не забыв присовокупить:
Будем знакомы.
После чего сразу же сообщил о цели поездки в Ленинград и переключился на пространное изложение своих житейских обстоятельств.
Места у вас замечательные,опять несколько книжно восхитился Артур Валентинович, когда в противовес предполагаемому зазнайству ленинградского жителя Осип Макарович стал торопливо, но с энтузиазмом описывать родные места.
Его собеседник оказался доцентом, заведующим кафедрой экономического институтатоже пенсионного возраста, но, как у ученых водится, продолжающим работать. Разговор с ним Осипу Макаровичу был лестен, и он старался вести его на уровне, не роняя себя.
Да уж, леса, реки,мечтательно, как и следовало в таких случаях, подтвердил он.Не то, конечно, что прежде, но все-таки...
Поезд шел ходко, лишь замедляя движение на небольших станциях. Тогда вагон подрагивал на рельсовых стыках, в руках дергался скользкий поручень. Это не отвлекало беседующих напротив создавало тот устойчивый фон на котором разговор втягивался в желанное Осипом Макаровичем долгое русло. Он уже живописно обрисовал свой северный край, хотя знал его весьма поверхностножил в режимном промышленном городке и с природой общался только проездом, будучи в командировках.
Но эпизоды были. И, вспоминая их, Осип Макарович неожиданно для себя создал из собственной персоны образ бывалого таежного и рыбака. Раз уж так получилось, обеднять его он не сталеще, что ленинградец хорошо слушал, а это качество Осип ценил в людях больше всего. Воодушевляло и то, что, судя пассивному участию в разговоре, сам Артур Валентинович прожил бесцветную и скучнуюпотому с таким вниманием воспринирассказы много повидавшего человека.
А вот еще был случай,вспомнил он, прижимаясь животом к холодному поручню и пропуская куда-то отправившегося проводника.Вот случай, который докажет, что вы были абсолютно правы, назвав наши места удивительными.
И он обратился к истории, которая одна только и сохранилась в памяти Артура Валентиновича из всего услышанного в дороге. Зато ее он потом припоминал не раз и делал это не без пользы.
Еще при Хрущеве, во времена совнархозов,начал Осип Макарович,как-то в середине лета меня командировали к геологам, у которых находился на испытании один наш прибор, переделанный для использования в народном хозяйстве. Требовалось заставить их этим прибором пользоваться, а то они наверняка засунули его в какой-нибудь ящик и думать забыли.
Ладно. Лечу я туда вертолетом. Потом еще полдня трясусь в вездеходе. Одним словом, оказался в самой глушини жилья, ни людей. Тайга кругом, и только на краю болотадве палатки геологов. Ничего не найдя в тех местах, они как раз собирались сворачиваться. Значит, и приезд мойнекстати. Но возвращаться ни с чем у нас не полагалось, так что я решил остаться, хотя зачемсам толком не знал.
Геологи рады были новому человеку и встретили приветливо. Только у них самих вышла какая-то заминка, и они все переговаривались по рации со своим начальством, а пока с места не снимались. В экспедиции было человек шесть, все парни крепкие, только малость издерганные. Один начальник у них оказался человеком спокойным, в летах уже, но он как раз простудился и все больше сидел в палатке. Я с ним о нашем приборе потолковал, и он обещал за день-другой составить нужный отзыв.
А пока,сказал,займитесь чем-нибудь, отдохните. Если хотите, винтовку мою возьмите, поохотьтесь.
Получилось, значит, у меня что-то вроде отпуска на природе. Геологам, я уже говорил, после полутора месяцев в тайге все до чертиков надоело, и они или спали в палатках, или обсуждали со мной, что будут делать после возвращения из экспедиции.
Уговорил я все-таки одного из них. Семена, пойти со мной на. охоту. Этот парень, здоровый такой, был в экспедиции новичком и интереса к походному житью еще не потерял. Взяли мы по карабинупатроны к охотничьему ружью у них кончились, еды немного и отправились на промысел. Вышли из лагеря, помню, рано утром, значит, к полудню километров с 15 отшагали. Иничего. Так, стрельнули пару раз, но с карабинамикакая охота? В мелкого зверя попасть трудно, а крупного выследить не так-то просто.
По времени пора было возвращаться. Вот сейчас точно скажу, что ничего не подстрелилиобратно налегке шли. Но не это главное. Главное случилось, когда мы сели перекусить. Да, вот еще что: были с нами две собаки. Они-то и навели на место, похожего на которое я никогда больше не видел.
Значит, сидим, ковыряем в консервах ножом и щепкойложки забыли. И тут слышим лай. С этого момента все помню в точности, потому что странное, знаете, запоминается. Так вот, вылетают к нам собакиони до этого где-то стороной бегалии давай вертеться, заливаться лаем. Мыза карабины. Подумалиможет, медведь, может, черт его знает кто по тайге бродит. В тех местах, понимаете, лагеря были, так что не всякая встреча могла хорошо обернуться.
Встали. Собакишасть за деревья. Мы за ними. Прошли сто метров, двести. И видимсобаки дальше не бегут, к нам возвращаются и у ног вертятся.
Семен оказался парнем не из пугливыхзатвором лязгнул и тихонько двинулся вперед. Явсе-таки здешних мест жительтоже не отстаю. Продвигаемся и замечаем, что деревья редеют. За ними видим полянкузеленую такую, солнечную. Но собаки от нее держатся подальше, тявкают сзади. Тогда и мы остановились, стали осматриваться.
Представьте, начали нас без причины охватывать беспокойство и страх. Кругом все спокойно, красиво, а у меня мурашки по спине. Чувствую, колени ослаблишагу ступить не могу. Семен потом признался, что тоже не в себе был. А чего, казалось бы, беспокоиться? Поляна вся травой заросла, тоненькие деревья по краям стоят. Дальше тайга опять стеной смыкается. Не сразу мы сообразили, что окружила нас необычная тишинагнетущая, давящая. Ни шелеста листьев, ни птичьих голосовтолько собаки лают. Не соответствовала эта тишина приветливому виду полянывот в чем все было дело.
Семен все же прошел несколько шагов вперед и показал стволом карабина на место, где в траве что-то белело. Смотрюкости большие, лосиные, наверное. Потом пригляделись, а поляна вся костями усеянабелеют там и тут среди травы, где видно. Местами и звериные шкуры заметилите, что еще не сопрели. Прямо кладбище какое-то.
Стало к этому моменту у меня голова болеть, разламываться прямо. Глаза словно распухлидвигать мучительно. И Семен все ладонью по лицу проводиткак будто липкую паутину сорвать хочет. Потом поворачивается ко мне и говорит, запинаясь:
Пошли-ка отсюда к черту.
Только мне идти уже никуда не хотелось. Навалилась усталость, слабостьзасыпаю стоя. Но Семен, слышу, зашелестел ногами по траве, и я через силу тронулся за ним. Лишь отойдя подальше, пришел малость в себя.
Ну и местечко,качал головой Семен.Вот так местечко,повторял он и все ускорял шаг, так что мы уже не шли, а скорее бежали наперегонки со своими собаками.
Потом обменялись впечатлениями. Семен, хоть оказался не геологом, в экспедиции подсобным рабочим, не хуже меня сообразил, что поляна была сухая, продуваемая ветеркомтак что болотные испарения или газовые выделения над ней скапливаться не могли.
Может, радиация?гадал он, но тут уж я, немного с этим делом знакомый, объяснил, что радиацию ни собаки, ни люди не чувствуют. Да и какого она должна быть уровня, чтобы убивать все живое на месте!
Пока мы отсутствовали, в лагерь поступило распоряжение покинуть район, и геологи сворачивали палатки. Это событие так всех обрадовало, что наше приключение осталось без внимания. Правда, начальник экспедиции пообещал сделать соответствующую запись в полевом журнале, но больше был озабочен, как успеть собрать имущество партии к приходу уже вышедшего за нами вездехода.
Потом, в поселке, мы с Семеном еще раз рассказали ребятам о мертвой поляне, и тогда они этим случаем заинтересовались. Но их начальник, продолжавший ходить с обмотанным вокруг шеи полотенцем, в журнал наше сообщение занести не решился. Сказал, что в геологоуправлении эту историю расценят как попытку отвести внимание от неудачных результатов экспедиции. Зато сдержал слово и написал отзыв о приборе, который я так и не увидел. Бумагу я на завод отвез, а что это было за гиблое место, до сих пор, представьте, не знаю.
Такова была поведанная у вагонного окна история, которая, уже в изложении Артура Валентиновича, получила широкую известность на кафедре политэкономии его института. Сам Артур Валентинович долгое время относился к рассказу говорливого попутчика иронично, приписывая его буйному воображению снабженца, и воспроизводил только для оживления лекцийкогда затосковавшие над конспектами студенты начинали ерзать на стульях и поглядывать в окна.
Но так было до случая, заставившего его несколько поколебаться в своем снисходительном недоверии.
Тут к вам насчет вашей байки,объявил однажды аспирант и комсомольский активист Алферов, бесцеремонно приведя на кафедру какого-то белолицего, веснушчатого первокурсника.
Пришлось Артуру Валентиновичу в присутствии коллег вступать в несерьезную беседу со студентом, который с излишней горячностью стал уверять, что он тоже знает то место, поскольку сам из Сибири, и готов все подтвердить.
Так вы это, голубчик, на кафедре экономической географии, что ли, расскажите,сконфуженно избавлялся от визитера Артур Валентинович.Я по этому поводу мнением располагать не вправе. Передал только то, что слышал. Вы уж лучше к специалистам обратитесь, к физикам, например, а?
Досадуя на себя за то, что по собственной непредусмотрительности оказался в неловком положении, Артур Валентинович мягко, обняв за плечи, повел студента к двери и там напоследок выслушал от него разочарованное:
Почему мы в Сибири верим, что у вас в Ленинграде стоят крылатые сфинксы, хоть сами их не видели, а вы тут ни за что не поверите, что у нас в Сибири может быть что-нибудь необычное?
«И в самом деле»,подумал Артур Валентинович. И допустил, что происшествие с его дорожным знакомым могло иметь место. Но с тех пор рассказывать студентам о гиблой поляне все же перестал.
Детские фантазии
Черный прямоугольник окна. Так из комнаты выглядит ночь. На горизонте она просвечена гирляндами уличных огней. Там на холме стоит город. Взгляд улавливает движениекрасная точка взмывает над электрическим пейзажем и улетает все дальшедальшев черную мантию неба. Это происходит в тишине. Город спит, не ведая о свершающемся над ним красном исходе
ЧудесаОни готовы явиться в любое мгновение иразрушив повседневностьсделать окружающее нереальным. Раздастся звукпроизойдет движениеи сквозь знакомую обыденность проглянут чужие черты. На какой тонкой нити висит привычная картина мира!
Гул. Какая мощь в несильном звуке! Он доносится издалека и заставляет дрожать стекло в оконной раме. Это с аэродрома ушел в ночной полет реактивный самолет. Уже потерялся в небе его красный след. Если бы все и всегда объяснялось так просто! Но жизнь задает больше загадокчем существует ответов на них.
Опять ему снился тот же сон. Маленький мальчик заносит ногу на каменные перила балкона, ложится на них животом... Хочется закричать, схватить ребенка, удержать его... Перила выщерблены, из-под оббитого цемента выглядывают кирпичные углы. Царапины на шершавом камнепрямо перед глазами. Ведь этот мальчикон сам. Ему совсем не страшно, высота за балконом не представляет угрозы. Он легко отталкивается от перил и плавно, словно покинувший крону лист, приближается к земле. Вот он уже проворно поднимается с тротуара и, отряхивая ладошку о ладошку, бежит в подъезд...