Зимин пропустил комплемент мимо ушей. Ему не казалось, что в данный момент он был как-то особенно зол. Скорее озадачен. За семь минут, пока он добирался до Нины, обида отступила, удалось успокоиться. К тому же нашлись более серьезные вещи для беспокойства. Зимину хотелось предупредить Нину о неприятностях, к которым могла привести ее пустая болтовня. И уж тем более о недопустимости обсуждения проблем метареализма и философских аспектов восприятия спецслужб с первым попавшимся бухгалтером. Как выяснилось, на Луне жизнь не проста, обязательно кто-нибудь донесет. Зачем без нужды нарываться на неприятности? И, естественно, он хотел попросить Нину забыть о существовании его текста. По крайней мере, пока исторический роман не станет реальностью, не задумками и мечтами, а реальным черновиком. Зимина не покидало ощущение, что Нина ничего конкретного о его работе не знает, а ее слова есть результат недоразумения. Наверняка в метареализме используются различные метафоры. Не исключено, что она говорила о чем-то своем. Может быть, историческим романом она называла дневник? Почему бы и нет? Это даже красиводневник, как исторический документ.
Я не сердит,сказал Зимин.Разве у меня есть повод?
Разумеется. Оскорбительное упоминание о твоем историческом романе должно было тебя обидеть.
Оскорбительное упоминание?удивился Зимин.
Писатели во все времена болезненно реагируют на критические упоминания об их работе. Такое поведение следует считать нормальным.
Откуда ты знаешь о моем тексте?
Дорогой, неужели ты думаешь, что только у тебя есть подслушивающие устройства?
Ты меня прослушивала?
Ага. Кстати, мои детальки лучше твоих.
Что-то изменилось в их отношениях. Зимин отметил, что они стали лучше относиться друг к другу, словно взаимное прослушивание странным образом сблизило их.
Не знаю, что и сказать. Мы доигрались.
Да брось. Все хорошо.
Зимин ожесточенно мотнул головой. Сам не понял зачем. Просто в такт ее словам. Бывают такие моменты, когда слова перестают иметь смысл. Точнее, теряют свой первоначальный смысл. А еще точнеесмысл перестает иметь определяющее значение.
Постой,Зимин внезапно сообразил, что дело еще хуже, чем это представлялось пять минут тому назад. Как тебе удалось, прослушивая меня, разузнать, что я пишу исторический роман?
Ну, хорошо,смутилась Нина.Я просматривала твои бумаги.
И как?
В каком смысле?
Что ты думаешь о моем тексте?
Смешные людиписатели,рассмеялась она.Все время ждете похвалы.
А конкретнее.
Мне показалось, что ты не дал себе труда задуматься о том, для чего люди сочиняют исторические романы.
Разве это так важно?
Люди пытаются таким образом найти поддержку своим взглядам и идеям. Для того, чтобы написать исторический роман, автору очень важно понимать или чувствовать, каким он хочет видеть будущее. Прошлое это склад, где в беспорядке разбросаны отдельные факты, каждый из которых в отдельностивсего лишь некий причудливый казус. Они обретают смысл только в совокупности. Люди,не только писатели,все люди, относятся к прошлому, как к набору кубиков, из которых каждый волен собирать любую понравившуюся ему конфигурацию. Умело подбирая факты-кубики, не трудно доказать любое утверждение. Заинтересованные люди с помощью таких манипуляций испокон веков стараются придумывать прошлое, которые бы их устраивало. Такие занятия могут быть весьма захватывающими.
Зимин решил ее перебить. По его мнению, у Нины получилось очень заумно.
Кем же ты работаешь у нас на станции?спросил он.Извини, Нина, что до сих пор не удосужился поинтересоваться.
Я такая работница, что лучше об этом не говорить всуе.
Понял.
Нет, я не имею отношения к службе безопасности, как ты, наверное, подумал.
Тогда не понял.
И прекрасно. Твое непонимание меня устраивает. Есть еще вопросы?
Пожалуй. Должен согласитьсяу меня есть личные мотивы для сочинительства. Но они вовсе не корыстные.
А я знаю.
Вот как.
Тебе не хочется становиться доносителем. Вот и мечтаешь, хотя бы мысленно, вернуться во времена, когда доносить было неприлично. Ты решил установить, почему так произошло, что мораль дала крен? И не упустили ли наши предки возможность выпутаться из ситуации, в которую, по их вине, ты попал?
Я не думал об этом. Но ты, конечно, права. Я бы хотел получить ответы на эти вопросы.
Прошлоеэто всего лишь фикция, придуманная для того, чтобы объяснить различие между непосредственным физическим ощущением действительности и состоянием ума. Так в конце прошлого века высказался один умник-разумник. У меня нет оснований не верить ему, тем более, что мое различие в вышеназванных субстанциях его заявление объясняет вполне убедительно.
Нина подмигнула мне и отправилась в спортзал. Зимин смотрел ей вслед, не в силах произнести ни слова, ему хотелось крикнуть ей вслед что-нибудь заковыристое, но удручающее состояние ума не позволяло это сделать.
Случайный разговор
После этого странного и невразумительного разговора с Ниной Зимину писать исторический роман расхотелось. Он понял, что никакого различия между физическим ощущением действительности и состоянием ума у него не наблюдается. Зимину захотелось побыть одному, чтобы обдумать неожиданный поворот в его жизни. Но ему не повезло, в коридоре он встретился с Горским. Обычно, увидев Зимина, тот загадочно улыбался. Зимин привык к его улыбке-приветствию и давно оставил попытки понять, что смешного он видит перед собой. На этот раз Горский был серьезен и, наверное, поэтому выглядел уставшим. Он был чем-то взволнован. Глаза его самым неприятным образом светились изнутри, они напоминали фонарики яркие, колючие, холодные, беспросветно мрачные, словно злые люди вставили в них коричневые светофильтры. Зимин вспомнил, что Горский так выглядит перед важной работой. Он словно бы волновался, что не справится и не оправдает. Вот этот характерный трепет Зимин и удивил, если бы на Луну доставили очередного пациента, то об этом было бы известно заранее. Но новых поступлений не было. О какой же работе может идти речь?
Что-то случилось?спросил Зимин автоматически. Он пожалел, что не смог сдержать свое любопытство, рассчитывал, что напряженная работа победит желание заниматься историческим повествованием. Вопрос был скорее риторический, чем познавательный. Зимин не ждал ответа, но Горский, к его удивлению, ответил.
Представь себеслучилось. Тут такое завертелось, что я даже не знаю, как и сказать. На ближайший месяц о личном времени забудь. Начинаем большое дело. Ты у нас солистом будешь. А чтоможет и к лучшему меньше будешь в стрелялки играть. Работаона часто занятнее развлечений. Кстати, я так понял, что ты и сегодня хотел вечером побыть один? Что за причуда?
Я должен отвечать?
Да.
Хотел вечером поработать с рукописью дневника.
Думаешь, у тебя получится что-то стоящее?
В каком смысле?
Ну, роман или сборник рассказов. Что-то похожее на литературное произведение?
Разве мне было приказано написать книжку?удивился Зимин.
Нет. Но это само собой разумеется.
Я не понял.Зимин с ужасом понял, что врет своему начальнику и ему совершенно не стыдно. Он не знал, какую игру ведет Горский, но участвовать в ней не хотел. На Луне с ним такое случилось в первый раз.
Ты бы мог написать детектив.
Мои пациенты, скорее, больные. На преступников они не тянут.
Тогда исторический роман.
Не выйдет. У них не наблюдается различия между ощущением действительности и состоянием ума.
Что-то очень умное сказал. Сам-то понял? Вычитал у литературоведов?
Зимин решил не признаваться в том, что процитировал Нину. Но упоминание о литературоведах не понравилась ему. Если добавить вчерашние разговоры о метареализме, Нина выглядела совсем странно.
Нет. Я хочу сказать, что исторический роман мне написать будет трудно. Нет материала.
Бытовая драма?
Исключено.
Остается фантастика.
Может быть.
Вот как?Горский довольно хохотнул.Меньше всего ожидал услышать от тебя такое странное признание. Ты хочешь сказать, что все те записи, с которыми я уже ознакомился, на самом деле фантастика?
Я и не заметил, как это получилось,соврал Зимин.У нас на базе каждый по-своему со скукой справляется. Сам знаешь.
Про других мне не интересно. Ты давай про себя рассказывай. И не увиливай.
Я не делаю ничего противозаконного.
Надеюсь, что так.
Пришлось Зимину придумывать оправдания по ходу дела. Это оказалось нетрудно.
На Луне все, что ни происходит, без исключения, кажется фантастическим и ненастоящим. Особенно люди.
И я?
Иногда, не каждый раз.
Ты считаешь, что все, с кем ты сейчас встречаешься. Ведут себя неестественно?
Это бы многое объяснило.
Зимин почувствовал, что говорит лишнее, но смолчать не сумел, увлекся. Будто бы у него появилась потребность немедленно рассказать Горскому о самом главном, что его интригует в последнее время. Начальник предположил, что он пишет фантастику. Зимину это очень понравилось.
Хочу рассказать о странной идее, которая не дает мне покоя: глубокое непонимание ситуации, возникшей в конце прошлого века. Как функционировало общество, при чудовищном разброде мнений по любому вопросу, характерном для тогдашнего общества? Я удивился, когда выяснилось, что существование всеобщего разброда в умонастроениях людей начала века не отрицается нашей исторической наукой. А люди жили. Как? Почему? Не понимаю. Это абсолютно фантастический сюжет.
Горский понимающе кивнул. А может быть, мне просто показалось, что понимающе. Однако, кивнул. На лучшую реакцию Зимин и надеяться не мог.
Хочу понять. И мне кажется, что разобраться с деталями можно будет только, написав фантастический рассказ. Страшно признаваться, но одних фактов мне не хватает, приходится добавлять человеческие эмоции. Как это приходится делать, допрашивая пациентов. Разве нет?
Верно. Обязательно нужно учитывать субъективные впечатления. Это ты верно подметил. И что, получается?
Похвастаться пока нечем. Работаю.
Надеюсь, ничего нравоучительного?
Да нет. Мне не нравится поучать, мне бы самому разобраться в самых простых вещах. Нехорошо, наверное, так говорить, но я многого не понимаю.
В понедельник как всегда принесешь свои записи на проверку.
Конечно. Мне интересно твое мнение.
Ты молодец, Зимин.
Почему?
Ты должен был меня удивить. И тебе это удалось. Из тебя выйдет толк.
Признаться, Зимин ничего не понял. О чем говорит начальник? Почему вдруг онмолодец? Горский был для него существом загадочным. Еесли так можно называть непосредственного начальника, подобное определение стало возможным только потому, что он сам провоцирует в общении некоторую долю фамильярности. Да, наверное, это было удачное слово. Как правило, Зимину не часто удавалось распознавать его намеки. Но он определенно почувствовал некую скрытую угрозу. По спине пробежал неприятный холодок. Странно, и прежде бывали случаи, когда от похвалы начальника Зимину становилось не по себе. Словно его ловили за плохим и гадким, но поскольку он проделывал это гадкое не без изящества, наказания не следовало. Будто бы Горскому стало достоверно известно, что Зимин к друзьям в карманы залезает, мелочишку тырит, но поскольку с поличным пока еще не поймали, то посчитали, что можно похвалить его за скрытность и изворотливость. Вроде бы обнаружили полезные для общего дела качества. Так Зимин воспринял похвалу начальника. Было немного стыдно, что Горский так легко разоблачил его манипуляции с дневником, но с другой стороны он обрел удивительное спокойствие, поскольку на одну тайну от начальства стало меньше. Приятно. Уж сколько говорили о том, что осведомленность начальства всегда на пользу идет. А теперь Зимин и сам проверил это не практике.
Почему же ямолодец?спросил он, прекрасно сознавая, что совершает ошибку.
Нам такие люди нужны. Я ведь и сам сочиняю. Однажды утром я проснулся и понял, что свихнулся на втором законе термодинамики.
Простите? Э-э, прости?
Ну, второй законэто про то, что в замкнутых системах энтропия не убывает. В школе проходят. Все в мире стремится к равновесию. Горячее тело нагревает холодное. А холодное охлаждает теплое. С этим никто не спорит. Но вот почему, например, развитие общества происходит от простых систем к сложным? Неужели законы природы к человеческой натуре неприложимы? Неужели, энтропия нам не указ? Сомневаюсь. Мне страсть как хочется разобраться. Кстати, мне очень понравилась твоя идея написать фантастический рассказ. Пожалуй, я и сам попробую сочинить что-то этакое.
Постой, Максим. Но преодоление разногласий, о котором я тебе говорил, вполне укладывается в Закон.
Пожалуй. Но поговорим об этом позже. Надеюсь, твоя подруга Нина Вернон будет героем твоего рассказа? Очень бы хотелось про нее прочитать. Она необычная девушка, разве нет?
Я ее не понимаю,признался Зимин.
Отличный персонаж для фантастического рассказа.
Наверное.
Подумай об этом. Но потом. В ближайшее время у тебя будет много работы.
А раньше было мало?
Нет, конечно. Но теперь придется заняться делом, которое тебе не понравится.
Работа есть работа. Справлюсь.
Мне жаль, что я не смогу тебе помочь.
Чепалов арестован
В столовой к Зимину подсела Нина. Неудачное время она выбрала. Он так и не сумел разобраться с выговором, полученным от начальника. О какой фантастике шла речь? При чем здесь Нина? К какой страшной работе он должен готовиться? Больше загадок, чем информации.
А Нина была в хорошем настроении. Зимин и прежде не любил, когда Нина смотрела на него вот такс плохо скрытой иронией. Каждый раз оказывалось, что он или совершил что-то сомнительное, или сказал несуразность. Манией величия Зимин не страдал, поэтому не видел ничего предосудительного в том, что время от времени оказывался не на высоте. Нормальный человек, к которым он себя относил, должен учиться на своих ошибках. В этом не было ничего страшного. Но Зимина бесило, когда Нина, столкнувшись с очередным проколом, начинала его выгораживать, словно он был дурачком, не способный адекватно воспринимать реальное положение вещей. Так обычно защищают глупого подростка, чтобы он своими ошибочными суждениями не попортил себе жизнь. Будто Нина учительница, а Зимин опять не выучил урок и несет отсебятину.
И на этот раз, заметив привычный ехидный прищур, Зимин насторожился.
Читала я на днях старинную фантастику,сказала Нина.
Зачем?удивился Зимин.