Это все была какая-то бессмыслица. Все, что он видел, что слышал, убеждало его: преподобный Хосайя Брэнсонблагочестивый, искренне верующий человек. Они вместе молились буквально сотни раз. И каждый раз это была ложь?
Ты знаешь, что они тоже в это все не верят? продолжал Брэнсон. В смысле, наша паства.
Джонаса окатила горячая волна гнева:
Это неправда!
Еще как правда. Верили бы они все в Бога, который там наверху будет их судить, вели бы себя получше. А ты видишь, каковы они. Они лгут, они изменяют. И никого не стесняются.
Брэнсон осушил свой стакан и посмотрел на него с досадой.
Всю бутылку надо было взять, сказал он.
Поставил стакан на соседний стол.
Давным-давно я много думал: что может сделать хороший человек за свою жизнь? Такое, что действительно на пользу собратьям? Как математическая задача: сколько добра может совершить обыкновенный человек? И я сделал вывод, что очень немалоесли и правда захочет встать на этот путь.
Но потом я посмотрел, что люди делают реально, и понял, что на самом деле очень мало. Крупицы. Люди ищут своего, и пусть они не причиняют друг другу вред нарочно, если могут этого не делать но протянуть руку тому, кто в беде? Да бросьте! Почти всем приходится из кожи вон лезть, просто чтобы день прожить. И на мысли об остальном мире у их мозга просто пропускной способности не хватит.
Он улыбнулся Джонасу.
Эта математика мне не понравилась. Она у меня досаду вызвала. И я решил поступить лучше. Вот так.
Он еще раз встряхнул раку.
Ну так вот, говорю без обиняков. Да, я беру деньгичемоданами беруот многих и многих. Но я не вор. Я отдаю за них ценное. Наша паства наши клиенты хотят чувствовать себя хорошими людьми, лучше других, и они готовы платить за это лишний доллар.
Вот чему служит наша церковь. Вот чему служит каждая церковь. Вот чего они все от нас хотят на самом деле. Посмотри мне в глаза и скажи, что это не так.
Джонас не отводил глаз от раки, пламя очага плясало на ней отсветами, и он понял, что не может поднять взгляд.
Моя паства мне дает свою энергию, свою мощь, свои деньги и очень этим довольна. Если бы я это пустил в свою пользу, это было бы одно. Я был бы дьяволом. Но ведь я же так не поступаю? Я меняю мир. Я несу свет. Члены нашего прихода, каждый сам по себе, чего могли бы достичь? Да ни фига, можешь мне поверить. Ничего ни против кого не имею, но мы с тобой знаем, что это маленькие люди, и жизнь у них маленькая. Иначе бы мы им не были нужны. Но посредством моей Церкви я беру у каждого из них самую капельку доброй воли, ту чуточку великодушия, что все-таки живет в их маленьких себялюбивых душонках, и все это складываюв себя. Вот такая математика мне нравится. Она мне позволяет делать работу добра, к чему я всегда стремился. И теперь, продолжал Брэнсон, ко мне прислушиваются капитаны промышленности и титаны индустрии развлечений. Почему так, спросишь ты? Потому что у меня есть армия. Моя паства. Я что-то назову делом дьяволаони отшатнутся. Про другое я скажу, что оно благословенно Богоми они бросятся покупать, голосовать, смотреть. Такова моя власть, и она меня ставит наравне с могущественными людьми. Ты знаешь, что мне президент Грин звонит раз в месяц? Просто поболтать. И я, обладая всей этой властью, употребляю ее на добро и только на добро. Сколько людей могли бы сказать о себе такое, будь они на моем месте?
До Джонаса дошло, что он уже десять минут выслушивает оправдания человека, зарабатывающего на жизнь враньем.
Он чувствовал приближение критического момента, когда его преподобие спросит его, Джонаса, как он поступит, услышав такие ужасные вещи. А что он ответит, он понятия не имел.
Да, я не верю в Бога, продолжал Брэнсон, но я верю в веру. В ее мощь творить в мире добро. Этому принципу я посвятил всю свою жизнь. Но теперь
Он снова поднял раку Грата из Аосты и улыбнулся ей.
Кому оно теперь надо?
Он бросил раку в огонь. Она разбилась, тут же поднялась волна странного, какого-то грибного запаха.
Брэнсон шагнул к другой нише, вытащил вторую раку, махнул ею в сторону Джонаса. Лицо его преподобия стало краснымв комнате нарастала духота, и Джонасу не стало лучше, когда он понял, что это горящая человечина.
Антоний Падуанский, Джонас. Ослы. Да, он покровитель ослов, боже ты мой!
Треск битого стеклаАнтоний попал к Грату в пламя. Джонас отшатнулся от жара. Видно, предсказание Оракула лишило рассудка его преподобие. Хотелось убежать, вертелись панические мыслипредупредить Марию, увести ее из дому. Он подумал, что вдруг придется драться с Хосайей Брэнсоном, но даже представить себе такого не мог.
Проповедник шагнул к очередной нише, поднял хрустальную шкатулкуи она тоже полетела в огонь. Ароматы, поднимающиеся из пламени, приобрели новые оттенки: мускатный орех плюс острый химический запах.
У Джонаса возникло перед глазами отчетливое видение: Мария Брэнсон открывает дверь студии через несколько часов и видит своего мужа и его помощника мертвыми на полу перед камином, отравленных парами какого-то древнего консерванта.
Он шагнул вперед, положил руку на плечо Брэнсону.
Ваше преподобие! Прошу вас, перестаньте. Что что это вы делаете?
Хосайя посмотрел на Джонаса. Пот стекал у него по лбу, каплями застревая на бровях. Проповедник стер его рукавом.
Это предсказаниепрямая атака, Джонас! Он хочет подорвать мою репутацию, превратить меня в посмешище. И не только меня. Индуисты, мусульмане всех это ждет. Мы неконкурентоспособны. Оракул еще не заявил, что он глас Божий, но это только вопрос времени. А тогда нам всем конец, потому что явился пророк, чьи предсказания исполняются. Вера, увы, штука нестойкая. Оракул делает то же, что и мы, просто делает это лучше, и люди прислушиваются к нему. Переходят на его сторону. Сайт существует всего три месяца, а наши пожертвования упали уже на
Четырнадцать процентов, подсказал Джонас, не задумываясь.
Четырнадцать процентов, повторил Брэнсон, кивая. Нам нужно его остановить. Я не допущу, чтобы работу всей моей жизни загубил какой-то шарлатан!
Шарлатан? спросил Джонас. Я мне казалось, его предсказания
Да, шарлатан! Мошенник. Подделка. Человек. Я должен признаться, продолжал Брэнсон, в некотором сомнении. Раньше оно у меня было. Это предсказание обо мне поперченный стейк я не мог этого понять. Сперва не мог. Вот почему я так медлил и исчез на все эти дни. Просто чтобы обдумать.
Он положил руку Джонасу на плечо.
Тебе нравится твоя должность, Джонас? Мне ты в ней нравишься. Ты очень хорошо ее исполняешь, и я хочу, чтобы она осталась за тобой. И чтобы каждый из трех сотен работников Церкви остался на своем месте. И у меня есть план, как это сделать, но один я не смогу, и мне нужен надежный человек. Сейчас ты можешь принять все, что я тебе сказал, а можешь уйти. Пойти прямо к репортерамвон они там ждут на улице. Да вообще можешь перейти к Оракулу и попытаться все смести с лица земли.
Брэнсон подошел к столу у стены.
Или, может быть он выдвинул ящик, вытащил папку толщиной примерно в дюйм, повернулся к Джонасу: Может быть, сможешь чуть-чуть в меня поверить?
Что это? спросил Джонас.
План битвы, ответил Брэнсон. Мы должны мобилизовать свои армии и набрать союзников. Я кое-что знаю про самых могущественных людей мира, и они знают, что мне это известно. Они верят, что я не пущу эти материалы в ходв конце концов я человек Господа. Но это придает им охоты мне помогать, когда я прошу. И мы ниспровергнем Оракула, Джонас. Он встряхнул папкой: Все, что нам нужно, это его найти. Мы это сделаеми проблема будет решена. Я думаю, мы сможем. В конце концов с нами Бог.
Он снова улыбнулся сияющей неоновой улыбкой.
Почему вы так уверены, ваше преподобие? спросил Джонас. В смысле, Оракул вроде бы умеет предсказывать события. Мы не знаем, на что он еще способен. Какие силы у него могут быть.
Ничего, все будет в порядке, ответил Брэнсон.
Но откуда вы знаете?
Брэнсон протянул руку, взял стакан из руки у Джонаса. Улыбка его изменилась, она уже не была ликующей. А была хитрой и довольной.
Я же тебе сказал, когда ты только вошел. Я знаю один секрет.
Джонас ждал, поняв наконец причину, по которой его позвали к Брэнсону домой. Все-таки этому человеку для хорошей работы нужна публика.
Какой секрет, ваше преподобие?
Оракулне бог. Не волшебник. Он всего лишь человек, в этом нет сомнений. Хочешь знать, как я это понял?
Как, сэр?
А так, что его повело. Брэнсон опустился в мягкое кресло, скрипнула кожаная обивка. Это свое предсказание он послал мне, как пулю снайпера, как знак начала атаки. Но оно против него же и обернется, обещаю тебе.
Он глотнул хереса из стакана Джонаса, посмаковал не торопясь.
Я сперва этого не понял. Меня самого повело слегка, наверное. Этот Сайтон такой убедительный даже я иногда забываю, что там все вранье. Но я вот что тебе скажу: в Оракуле ничего сверхъестественного нет.
Он провел пальцем по краю папки, взъерошил бумаги внутри.
Этот дурак предсказывает, что я что-то сделаю. Что-то конкретное. То есть предположительно в такую-то дату поперчу свой стейк. Ну так вот, выбор-то у меня есть? Есть свобода воли? И когда придет время, Джонас все просто, как я уже сказал. Я просто этого не сделаю.
Но я не понимаю, как
Потому что, продолжал Брэнсон, я этот стейк буду есть в прямом эфире, в соборе, на камеры, и сигнал разойдется по всему свету. И я подниму эту перечницу, я на нее посмотрю, я улыбнусьи поставлю ее на место, не встряхнув. И все как один увидят, что Оракул может ошибиться. А мы между сейчас и тогда задействуем все ресурсы, что у нас есть и что сможем привлечь, чтобы его найти. Мы его назовем и тем разрушим его власть!
Он поднял стакан хереса и осушил его.
Оракул сам дал нам оружие, которым мы его победим. Он облажалсявот почему я знаю, что он человек.
Брэнсон перевел взгляд на огонь в камине, на пламя, питаемое почерневшими, дымящимися, разбитыми святыми.
Потому что Бог ошибок не делает.
Глава 8
Сидя у кухонного стола, в окружении книг в переплетах и рассыпанных распечаток веб-страниц, Хамза изучал оглавление тома: «Швейцарский закон о национальном банке: трактат». Потом перелистнул несколько страниц и начал читать раздел о регулировании международного обмена валюты.
Даже вводный параграф оказался крысиным гнездомнабором предложений таких запутанных, что их надо было расчесывать, как прядильщик расчесывает шерсть, если хочешь добраться до смысла.
Вздохнув, Хамза начал делать выписки.
Через пятнадцать минут, когда он пытался понять причины, почему Швейцария предпочитает держать долларовые резервы на счетах денежных рынков, зазвонил телефон. Не поднимая глаз от страницы, он потянулся через стол и взял трубку.
Тут только он сообразил, что это не его телефон звонит. Звук шел из спальни, где Мико проверяла работы. И там же стоял спутниковый телефон с непробиваемой защитой (и невероятной ценой), по которому он поддерживал контакт с очень тщательно отобранной группой лиц.
Хамза резко оторвался от книги, приподнялся на стуле и двинулся к спальне, зная, что уже слишком поздно. Телефон замолчал на середине звонка, и он услышал голос Мико:
Алло?
Хамза остановился в дверях. Выражения лица Мико было достаточно, чтобы он понял, кто звонит.
Минутку, сказала она. Сейчас я его позову.
В голосе ее слышалось вынужденное спокойствие, которое она обычно в себе вызывала, если ей очень надо было сдержаться. Он когда-то слышал этот голос в ее разговоре с учениками, когда весь четвертый класс готов был сорваться в полный хаос.
Она аккуратно закрыла микрофон рукой и обернулась к мужу.
Хамза, сказала она.
Тем же самым тоном, от которого он почувствовал себя четвероклассником.
Послушай, Мико начал он.
Она подняла рукуон замолчал.
Тебе звонит человек, который просит разговора с его величеством шейхом Хамзой Абу аль-Хайром, королем Коралловой Республики.
Он посмотрел на нее секунду.
Да-да, это меня. Я только перенесу телефон в другую комнату.
Он протянул руку к трубке, Мико не шевельнулась.
Я знаю, Хамза, что это тебя. Он представился как генерал Муата Кофу.
Они стояли, глядя друг на друга в упор. Хамза почувствовал, как пересохло во рту.
Мико, я действительно должен взять трубку.
Не сомневаюсь. Но получишь ты ее только в одном случае. Ты прямо сейчас дашь мне слово, что как только закончишь, немедленно мне расскажешь, что тут творится. Что это за Коралловая Республика, как получилось, что ты ее король, а самое важноекакого черта вы делаете с Уиллом Дандо. Я была с тобой невероятно терпелива, но это уже край. Все.
Она занесла палец свободной руки над кнопкой разрыва соединения.
Нет! сказал Хамза, почти прыгая за телефоном.
Мико шагнула назад, посмотрела на Хамзу неприязненно.
Ладно, Мико, сказал он. Будь по-твоему.
Клянись!
Да черт побери, Мико! Клянусь.
Она передала ему телефон.
Добрый день, генерал! жизнерадостно сказал Хамза. Прошу прощения за задержку и выражаю надежду, что она не принесла вам неудобств.
Он вышел из спальни, Мико за ним. Хамза сел у кухонного стола, лицом к стене. Мико переставила стул, села прямо напротив, так близко, что их колени соприкоснулись. и стала внимательно смотреть на Хамзу.
Он поморщился, но голос его оставался беззаботным.
Это прекрасные новости, генерал. Я немедленно переведу вам вторую половину платы, как только ООН опубликует в своем регистре извещение о вашем признании Коралловой Республики. Благодарю вас за такое быстрое внимание к моей просьбе.
Взгляд Мико выражал теперь чистейшее непонимание. Хамза слушал голос в трубке. Замялся, глянув на Мико, но ответил:
Да, согласованная нами сумма. Пятнадцать миллионов долларов США.
У Мико отвисла челюсть. Хамза бросил на нее умоляющий взгляд, приложил палец к губам, прося ее сохранять спокойствие.
Разумеется, генерал. Признание в ООН не займет много времени. Мы и оглянуться не успеем, как наши страны будут соперничать на Олимпиаде. И разрешите мне сказать, что мне очень, очень приятномне и моим подданнымиметь в Африке такого союзника, как вы. Он снова слушал голос в трубке. Да, обязательно скоро свяжемся. До свидания.
Он нажал кнопку разъединения. Мико смотрела на него, так и не закрыв рот. Хамза вымученно улыбнулся ей.
Ладно, давай с этим закончим. Честно говоря, это будет для меня облегчением. Позволь, я тебе кое-что покажу.
Он покопался в груде бумаг на столе и вытащил плотный конверт. Открыл его и достал глянцевую фотографию, которую протянул жене.
Мико посмотрела на неевид с воздуха на какой-то остров. Маленькийо масштабе можно было судить по пальмам прямо рядом с пляжем. Белый, песчаный, он занимал почти весь берег, чередуясь с черными скалами вулканического вида и пышной зеленой растительностью. Следов обитания человека видно не было.
Что это?
Коралловая Республика, Мико. О которой я только что говорил с генералом.
Мико положила фотографию на стол.
Генерал называл тебя королем.
Да. А Уиллпремьер-министр. Он сделал паузу. И позволь уточнить, что ты получаешься тогда королевой.
Мико опустила голову на руки и стала изучать фотографии на столе. За спиной у нее с тихим жужжанием включился мотор холодильника.
Хамза, милый мой, что за лапшу ты мне на уши вешаешь?
Хамза откинулся на спинку кресла, задрав голову, задумался. Через полминуты он посмотрел на жену.
Окей. Давай начнем с того, что мы богаты. Куда богаче, чем могли бы стать за всю жизнь, если бы я остался у Кормена. Нам никогда уже не придется думать о деньгах.
Мико моргнула:
Неплохой способ начать.
Я на это искренне надеялся, ответил Хамза. Есть шанс, что ты готова оставить этот вопрос?
Мико бросила на него взгляд.
Нет такого шанса. Как мы стали богатыми и при чем тут Уилл? Разве тебе не пришлось в прошлом году оплатить за него счет за электричество?
Хамза скривил губы в быстрой улыбке:
Хм. Я и забыл. Но послушай, Мико, Уилл нам вернул в миллион раз больше. В буквальном смысле.
Хамза, как?
Хамза отвернулся, провел рукой по волосам. Мико не сводила с него взгляда.