Он глянул туда, откуда, как ему казалось, доносится голос. Звучностью тот располагал гораздо большей, нежели человечья. От чистого высокого тенора он опустился на несколько октав к звонкому раскатистому баритону; весь перешел в дрожкий надгортанник и чувственные стоны, словно пытался одновременно петь и есть горячие ириски. Как вдруг он крикнул:
Nemo me impune lacessit (Никто не обидит меня безнаказанно). И наконец выродился в трепетный оргазмический лай и смолк. Гонор учуял запах кипящего меда, прилетевший из джунглей с последними порывами ветра.
Муха-кыш, что это было? спросил Навуходоносор, сдерживая позывы рвоты в носовой платок из розового шифона, который поднес к самому рту. И откуда этот запах? Хуже гофропыли! Воздушный корабль вписался в поворот реки и продолжил плыть вверх по теченью, и он опустил платок. Редкая зловещая красная дымка по-прежнему висела над участком бури у них за кормой.
Кто б ни издал этот звук, он был крупен, произнес Кокомо. В смыслеогромен. Почему мы его не видели?
Быть может, источник находился слишком близко от землиили же очень высоко. Более того, говорил он на латыни, сказал Гонор. На инородной латыни, какой пользуется Папа Вы припоминаете тот пассаж из «Повести Артура Гордона Пима» По?
«Текели-ли! Текели-ли!» передразнил Кокомо, пиная бакелитовую урну и маша руками, дабы изобразить большую белую птицу.
Самое странное в нашем привидениив том, что все покраснело, нахмурившись, произнес Навуходоносор. Суша, река, небо Мы перешли от черноты к кармазину, вы заметили?
Не могу о себе этого сказать, солгал Гонор, отпивая лимонно-ледяного чаю из широкогорлой банки с завинчивающейся крышкой.
Казалось, мы как будто резко вступили в совершенно иной мир, добавил Навуходоносор. Совершенно отдельный от Креол жестом показал на Нил, на котором по-прежнему сверкал поздний вечер.
От равнин поднялась опалиновая луна. Она подступила к солнцу и принялась пульсировать по земле бродячей тенью. В ее свет попали неприметно напудренные седые волосы и мрачное настроенье графа.
Если верить донесеньям из Судда, сказал Гонор, подобные явления вовсе не редки и вызывают гораздо меньше тревоги, чем большинство. Он поставил банку на алюминиевый столик подле. Геомантические бури, что за секунды обращают человека в пепел, ядерные тучи, опустошающие всю землю, солнечные пятна, которые слепят, громадные воздушные массы, возникающие из ниоткуда и сжимающие тело до нескольких квадратных футов.
Навуходоносор оставался безучастен.
Пожав плечами, Гонор развернул иконометр на сто градусов, чтобы осмотреть берега реки выше по течению. Такие явления его больше не возбуждали. В своем долгом путешествии «Freude» и его команда встречали множество подобных диковин. Все превратилось в побочные случайности. Год знаменовал собою 50-ю годовщину якобы смерти Хитлера, и «Kraft Durch Freude» под целой чередою командиров обыскивал все уголки земного шара и внешних полушарий, шел по любому подложному следу и разбирался в каждом фальшивом ключе, которые могли бы привести их к диктатору. Не достигли они ничего. Пора, чувствовал Гонор, отказаться от этих никчемных маневров, от этих нескончаемых экспедиций. Само Французское правительство утратило интерес. В 1970-х проект был положен на полку. Затем опцион выкупили НАТО, оставив «Freude» и его опытных летунов себе. В 80-х фонды им значительно урезали, поэтому воздушный корабль ремонтировался скверно, а его компьютеры устарели и стали ненадежны. НАТО, казалось, тоже на грани утраты интереса. Власти упорствовали, считал Гонор, главным образом в надежде, что всплывет какая-либо информация, способная смутить или дискредитировать русских. В 70-х Советы слили известие, что их собственные специалисты теперь разделились во мнении о доказательствах смерти Хитлера (в 1945-м). Противоречие коренилось в стоматологической карте фюрера и остатках обугленных зубов, найденных в саду Канцелярии. Одна группа экспертовполагаясь на документы зубного техника Хитлера Фрица Эхтманнапридерживалась теории, что зубы эти положительно идентифицируются как фюреровы, а вот другая группа утверждала, что на самом деле это зубы Хитлеровой собаки Блонди. Они сухо обращали внимание на то, что Хитлер стал вегетарианцем, зубы же меж тем были остры и явно привыкли жевать мясо. Специалист по дневникам Хитлера Хью Тревор Роупер комментировать отказался, и противоречие так ничем и не разрешилось. Гонор считал, что нынешний их рейс окажется для «Дурха» последним осмотром мира.
Без предупреждения в объективе его иконометра возникла огромная пятнистая голова. Поначалу он было решил, что это причудливое пятно на солнце, но, вглядываясь, различил, что из-за пузырей плоти у нее за ушами торчат две могучие руки. Инстинктивно потянулся он к своему коническому мечу, но тут же напомнил себе, что объект этотна значительном от него расстоянии. Он вгляделся в него пристальней. Руки держались за ветвь яблони, нависавшей над речным берегом. Ветвь была вся в плодах, и существо это своим весом пригибало ее так, чтобы достать плоды ртом. Огромная головавот и все, что имелось у этой твари вместо тела. Кожа ее была безволоса. Глазагромадные, орлиные, ноздри смотрели в разные стороны, а рот казался непропорционально широкон почти раскалывал собою лицо на две половины.
Мрачный Гонор наблюдал, как голова поднялась на несколько футов и уравновесилась на ладони одной своей узловатой руки. Невероятно длинный язык стремглав вымахнул из арбузного рта. Щелкнули острые зубы. У Гонора на глазах существо опрокинулось, и затылок его ударился оземь. Изрыгнутые яблоки запрыгали по песчаному берегу вокруг. Казалось, оно издало крик хохота.
Ворчанье Навуходоносора предупредило Гонора: на равнине прямо напротив судна происходила какая-то суета. Ему пришлось развернуть иконометри вовремя: орда таких же существ плотной стаей перемещалась параллельным «Kraft Durch Freude» курсом. До них была приблизительно миля, а числом они насчитывали по меньшей мере сотню и передвигались по пустыне на руках. Их массивные головы пружинили друг от друга. Он видел туши мертвых животных, львов и антилопих держали на весу над макушками. Из туш на жаре хлестала кровь, и головы от этого все блестели и исходили под солнцем паром. Существа по краям стаи бежали и скакали лишь на одной руке, а свободные держали над головами, образуя защитный барьер, чтобы прыгучие трупы не могли выскочить из круга.
Похоже, они сошли с картины Иеронима Босха, произнес Кокомо, тщательно их разглядывая.
Гораздо ближе к нам, возразил Гонор. Они определенно продукт XX векаэто оненеты. Он смотрел, как орда рассыпается: большинствов буш, остальныек реке. Впервые я о них услышал в конце 1940-х годов. По слухам, они были результатом генетического скрещивания, урожаем с парагвайских ферм доктора Менгеле, который выпустили в долину Нила в доказательство его генетических теорий. Случилось это после войны. Теперь их наверняка уже тысячи, если не миллионы. В реальности же я вижу их впервые. Группа оненетов поменьше достигла речного берега. Хотя впоследствии я узнал и о гораздо более тревожном союзетакой мог бы подтвердить или опровергнуть теорию Менгеле. Он таинственно умолк. Несколько оненетов сползли по узким желобам на откосе и поплыли по реке. От берега они удалились недалеко, но развернулись и начали возвращаться на сушу. Те, что покрупнее, тонули, не доплыв. Самые большие, должно быть, весят пятьсот фунтов. Слишком тяжелые, не переплывут.
Кокомо поднял старую винтовку «ли-энфилд» и выстрелил в оненета, висевшего на кленовой ветке.
Одним производным безумья меньше, сказал негритоид.
Поскольку все они, похоже, нейтрального пола, рассуждал Гонор, как могли они расплодиться в таких количествах? Припоминаю теорию, которая приписывала их Берну Хогарту, великому американскому медиа-художнику. Говорят, он изобрел их для своей изобразительной полосы о Тарзане, оттолкнувшись от собственного видения или сна.
Теперь же возможно предположить, что наблюдал он их тут, на берегах Нила.
Подлые головы оненетов столпились у берега. У каждой на макушке рос лоскут свалявшихся черных волос. Большинство тел их были тускло-медного цвета, хотя некоторые смотрелись погребально-белы. Увеличив разрешение иконометра, дабы изучить их поближе, Гонор заметил, что по их коже белесыми и желтоватыми волнами перемещаются личинки. Хоть я и не знал, как они называются, неожиданно промолвил Навуходоносор, полагаю, с этим видом я уже встречался лично. Случилось это в экспедиции Монкриффа-Баттеруорта-Корндайка в 1951-м. Мы встали лагерем в Долине царей, в верхнем Египте. Тогда у меня имелась привычка перед сном по вечерам выходить на небольшие прогулки. Раскопки, которые мы вели, нас весьма обескуражили, и мы намеревались как можно скорее переместиться по долине Нила выше.
Ночью над нашим лагерем звезды стояли низко, а луна, похоже, быстро падала с небес и устраивалась на вершине гробницы Рамзеса III, основателя Двенадцатого Нила. Я брел по рыхлому песку, а вокруг жужжали папирусные болота дельты Нила. Болот я избегал, в особенностипо ночам, когда все они щетинились кобрами, крокодилами и священными ибисами.
Я расслабился с длинной трубкой в некотором отдаленье от нашего раскопапоближе к гробнице царицы Хатшепсут. Луна скрылась за гробницей Рамзеса, и шумливое болото вдруг затихло. Через несколько мгновений показался краешек луны и направил палец хилого света через все основанье гробницы Хатшепсут к краю болота.
Я погасил трубку. Все произошло очень быстро. У подножья гробницы царицы зашевелился песок. Поначалу я решил, что наружу выкапывается какая-нибудь массивная гробничная крыса. Затем я увидел, как песок раздвигается, проваливается внутрь. Так провалились и смелись прочь целые ярды песка вокруг гробницы, и наружу выскочило и поскакало через полосу лунного света к болоту то, что я сперва принял за огромную собаку. Если б я не стоял так близко, сомневаюсь, что вообще бы что-нибудь заметил. Кожа этого существа была до того идеально трупно-бела, что в точности соответствовала белизне песка.
Навуходоносор пожевал жвачку, пыхая толстой глиняной трубкой.
Потом я разглядел, что существо было гораздо крупнее собаки. Оно приподнялось на двух одиночных белых руках. На меня не обращало никакого вниманиялишь мимоходом кинуло единственный злобный взгляд. И ускакало длинными небрежными шагами тех могучих рук, на ходу отбрасывая назад песок. Я потянулся к пистолету, но кобура моя оказалась пуста. После чего существо скрылось в тростниках болота и пропало из виду.
Назавтра перед нашим отъездом я вернулся к царицыной гробнице. Никаких признаков твари во плоти я, конечно, не отыскал, однако свежеразбросанный песок у подножья гробницы явил мне прелюбопытнейшую штуку. Там в камне, которому исполнилось по крайней мере две тысячи лет, оказалось высечено отчетливое изображение оненета. Несколько оненетов на гравюре держались за руки. Я тут же расчистил песок дальше, вокруг всей гробницыи где б ни копал, везде обнаруживались одни и те же изображенья. Они окружали гробницу злонамеренным венком.
Пока Навуходоносор рассказывал, к нему молча подошли Озимандий и Метис. Озимандий слушал внимательно, а когда креол договорил, извинился и скрылся у себя в каюте внизу.
Думаю, произнес Метис, судя по выраженью его лица, твоя история еще больше сбила его с толку.
Даже не знаю, почему, рявкнул в ответ Навуходоносор. Трубку свою он швырнул в реку и направился к контрольной башне в стеклянном обрамлении.
Час тянулся медленно. Сверху катили флотилии облаков, а дневной свет вокруг «Freude» становился все более мрачен.
Под покровом суровой сосредоточенности, ровно устремив взгляд и слегка присобрав губы, Гонор расхаживал взад и вперед по палубе. Время от времени он поднимал иконометр и смотрел вверх по реке. Орды оненетов остались позади, новые их место не заняли. Речные берега возвратились к своей неприрученной суете.
В слабом уклончивом свете по всему Нилу вихрями порхали летучие мыши. Менее чем в миле от них уже раскинулся Судд, затерявшийся в туманах горизонта. Джунгли поредели, уступили место акрам папирусных папоротников, и река скрылась в лабиринте случайных заводей, прячущихся в чащах яблочно-зеленых тростников.
«Freude» подлетал к периметру болотистой равнины, и Гонор уже видел облака жаркой дымки, катившие через нее. Год за годом Нил приносил в это гниющее море все больше растительности, спрессовывал ее в плотные куски толщиной тридцать футов, крепких и прочных до того, что по ним мог бы пройти мастодонт. На ум ему пришла фраза Уисманса: «Природа, отмечал романист, банальное agence, грубый и обыденный материал, до пользованья коим художники снисходят». Гонор сомневался, что Уисманс когда-либо видел, как разливающийся Судд влечет с собой свою чудовищную криптоэстетическую окружающую среду.
Окторон отошел от иконометра в прохладную тень, что предлагала линия одиночных летунов. Три таких аппарата были принайтовлены к верхнему такелажу в немедленной готовности к разведывательным вылетам. Металлокрылые которнитоптеры, корпусами своим напоминавшие ос, медленно раскачивались в такт корабельной качке. Гонор опустил свое тулово в палубное кресло и стал ждать, когда Навуходоносор примется за чаленье. Настал миг, знал он, когда им нужно запастись провизией. Свежие фрукты и мясо были на исходе. В палящей жаре у некоторых негритоидов возникали сложности с движеньями, и для расслабления их суставов требовалось новое ягодное масло. Обнаружилось, что лучше всего для этой цели годятся маслянистые пердлягоды, собираемые лишь на тенистых берегах Нила.
Если Хитлер здесь, Судд идеально замаскирует его от воздушного наблюдения. «Kraft Durch Freide» придется сбавить высоту. Судд представлял собою неровную поверхность воды и суши. Наблюдались торчавшие конусы грязевых ульев до пятидесяти футов в высоту. Если «Freude» с одним таким столкнется, ущерб может оказаться значительным. Чтобы тщательно искать Хитлера, «Durch» будет вынужден выписывать зигзаги с одного края дельты до другого. В жарких туманах летать часто придется вслепую.
За годы фюрер успел бы зарыться в землю. Запечатал бы себя под землею, в крепости, устроенной в более прочных участках суши. Входы в крепость было бы невозможно засечь разве что случайно. Угрюмо-вытесанные черты лица Гонора отвердели. Он знал, что Хитлер здесь, но поиск его займет не один месяц.
Подтянись, негритоиды! внезапно загремел голос Навуходоносора, прервав ход его мыслей. Готовим судно к посадке! По приказу Навуходоносора двигатели заглушили. Лишь глухо ворчали воздушные пакеты, служившие для поддержания судна на плаву; в остальном же корабль окутало молчанье.
Крепкие руки мулатов запустили шипастые якоря в деревья на речных берегах. Их стальные острия глубоко впивались в кору и держались. Негритоиды принялись подтягивать раскачивавшееся судно к более надежной чалке. С пару десятков их высадилось на берег с большими железными кольцами, приделанными к цепям. Кольца они вбили молотками в пропеченную солнцем грязь и туго натянули цепи. «Freude» отнесло от воды к прогалине среди деревьев, и судно неуклюже приземлилось. Палубы его накренились, а труба главной изрыгнула из котла неожиданное пламя, испепелив один из компьютеров поменьше. Негритоиды кинулись заливать пламя.
Первым с борта сошел Кокомо. Арап сполз по веревочному трапу, последние двадцать футов преодолел прыжком и приземлился на куст резедисто-зеленых сорняков.
Вот так, глянцы! Его выпирающие этиолированные щеки и броский алый рот раздались ухмылкой. Вы ждете тут. Я вскипячу первого бубала, не успеете высадиться! С миг стальной человек постоял со своим варострелом на изгибе руки. Тяжелые запасные цилиндры для этого ружья болтались у его бока. Он слегка нажал на шишак, и струйка горячего вара стрекнула из круглого дула, выжигая сорняки у его ног. Миг спустя Кокомо развернулся и скрылся в зарослях.
Метис покинул накренившееся судно с такой же быстротой, пользуясь светом, отбрасываемым окуляцией двух сферлуны и солнца. «Durch» уже нацелился на выполнение поисковой программы. Его компьютерам судовые сенсоры подали информацию о господствующей погоде Судда; картологические данные предоставил Гонор. Десяти часов хватит, чтобы они совершили остановку. Настанет краткий миг полу-ночи, рассчитал Гонор, когда восходящая луна превзойдет заходящее солнце, после чего, если им удастся в срок подготовиться, выпадет прекрасная возможность провести быстрый ночной поиск и взять на борт всю требуемую провизию.
Пара десятков поблескивающих негритоидов принялась спускаться и падать за ним с трапа и собираться вокруг него на берегу. Он вооружил их короткими колющими мечами и furiososтрубчатыми цилиндрами, оснащенными роторными верхушками циркулярных пил.
Затем на берег сошел Навуходоносор. Он поманил андроидов-негритосов и повел их к опушке джунглей. У куста папирусных папоротников остановилсяКокомо повалил их, проходя тут, и показал на густые древесные заросли, опутанные лианами и репьями.