Мой разум всё больше и больше теряется в сюрреальности.
Чёрт, Стёпка, да ты гений, хмурюсь я, и друг довольно откидывается на спинку стула. Чёрт, как жаль, что мы не запомнили название фирмы.
Ты не запомнил, лукаво улыбается Стёпка. И в этом есть ещё одна фишка. Пойдём со мной.
Друг повёл меня в свою комнату. Пока проходили под узкой мрачной лестницей, где в коричневой тьме на стенах спрятались старые фотографии, Стёпка продолжает говорить:
Компания называется Сомерсет. Я выяснил у родителей, ни к какому Сомерсету наш район не подключен. Нас обслуживают Дом-сеть и Саратов-ру. Совсем другие кабельные компании, у которых даже дочерних фирм в виде Сомерсета нет. Сечёшь?
Твари, сжимаю кулаки я и вхожу за Стёпкой в его комнату. Только вчера мы плакали здесь, скорбя о смерти близких. Сегодня, стоило войти в дом, окунаешься в постпраздничную атмосферу: лёгкий беспорядок. И лишь фотография тёти Марины на камине напоминает: вчера проходил далеко не праздник.
Стёпка садится за компьютер и двигает мышью. Ушедший ранее в сон монитор просыпается и являет моему взору сайт компании Сомерсет. Коричневый фон, жёлтенькие буквы, слева мерцает знакомый логотип: трёхлистный клевер. Под витиеватой надписью кричал гордый лозунг: Если у вас сломалось, мы починим!
Вот они. Я побывал на их сайте. Знаешь По-моему, это маска.
В смысле, хмурюсь я, оглядывая заглавную страницу.
Тут нет никакого контента. Ни отзывов клиентов, ни адреса, ни гостевой книги, ни форума. В Контакте о них ни слова.
Блин, но для чего-то они создали этот сайт?
Вот и я подумал, Стёпка поглядел на меня и хитро прищурился. И догадался. Они сделали его как средство связи. Смотри, внизу страницы есть мыло, куда можно высылать письма.
В комнате зависла тишина, только системник жужжит. Мы со Стёпкой переглядываемся и понимаем друг друга без слов. Он уже открывает свой ящик и спрашивает:
Что писать?
Внутри меня закипает волна отчаянья и вроде ярости.
Можешь открытым текстом написать: твари, сволочи, гады, верните брата! говорю.
Нет, погоди, Стёпка усмехается. Это могут быть нормальные ребята.
То есть, ты ещё сам до сих пор не веришь в свою теорию?
Тебе она кажется безбашенной? друг косится на меня.
Она мне кажется невероятно невероятной. Сказкой. Фантастикой. Ну и все другие слова на эту тему.
Внезапно взгляд Стёпки под очками становится мягким и потешным, наверное, с таким я смотрел на опарыша, когда тот спрашивал о дате смерти от проглоченной бусинки.
Вот и мне тоже она такой кажется, кивает Стёпка. Она единственная, которая объясняет происходящее, но всё же, давай держаться осторожно и не выпендриваться. Письмо должно быть вежливым.
Строгий взгляд возвращается к Стёпке, и он смотрит на экран. Господи, спасибо, что подарил мне самого лучшего друга.
Тогда пиши, что мы всё знаем, и наше всевидящее око следит за ними, с преувеличенной воинственностью скандирую я.
Так. Ладно. Смотри, я пишу, а ты потом корректируешь, Стёпка хрустнул пальцами и завис над клавиатурой. Через секунду клавиши защёлкали, а по экрану побежали буквы. 23-е июля. Андрей Бреус. Может быть объясните, почему десятилетний мальчик застрял в одном дне?
Стёпка задумался.
Добавь фразу мы всё знаем! строго приказал я.
Хорошо. Стёпка допечатал положенные слова и оценил взглядом.
Нужно придумать подпись, я чешу подбородок.
Комнату опять сковывает тишина, и потом друг произносит:
Только что-то не палевное. Что-то лёгкое, что-то такое отрешённое.
Я улыбаюсь.
Пиши: Альберт Вескер.
Это кто? хмурится Стёпка.
Погугли потом. Тебе понравится.
Ладно. Пишу: Альберт Вескер и Ко.
Стёпка приляпывает надпись и зависает над мышкой. Монитор отражается в стёклах очков, а друг так и не нажимает кнопку.
Страшно? хмурюсь я.
Да, признаётся тот.
Боишься, что твоя теория окажется неверной?
Стёпка задумчиво усмехается.
Боюсь, что моя теория окажется верной. Ты даже не представляешь, что будет читать наше письмо. Какие грани прячутся по ту сторону адреса.
После таких пафосных слов и мне становится страшно.
Ну не отправляй, если боишься. По сути, мы же
Я не успеваю договорить, как Стёпка кликает кнопкой мыши, и письмо уходит.
Что сделано, то сделано, говорит он.
После совершения немного пугающего обряда, Стёпка должен был взяться за уборку дома. Отец работал, Серый куда-то уехал. По словам друга, старший справляется с потерей матери как может, он тоже сейчас пребывает в периоде строительства новой жизни, и теперь старается больше времени проводить с друзьями.
Я поначалу вызвался помочь Стёпке, но тот качает головой и ведёт меня домой.
Сначала ты кое-что проверишь, а потом, если хочешь, можешь зайти и помочь, я не против.
Возле столба с будкой у моего дома Стёпка останавливается и смотрит наверх. Мне чуточку страшно, я слышу как жужжат провода, за этим жутким звуком прячется смерть.
Я даже не представляю, задумчиво хмурится Стёпка. Есть ли здесь какие-то кабельные провода? Думаю, тут только высоковольтные.
Ты собираешься туда лезть? шепчу я. Ты с ума сошёл. Нас же испепелит до того, как мы дотронемся.
Да не. Я не хочу туда лезть. Просто мыслишки, Стёпка молчит. К тому же, что бы он туда не впаял, оно уже не здесь.
Они его вытащили?
Вряд ли. Скорее, оно осталось в двадцать третьем июле, Стёпка вздыхает и будто выходит из гипноза. Смотрит на мой дом. Короче, если ты и правда в последний раз ел яичницу двадцать третьего числа, то проверь яйца из холодильника. Одно должно оказаться протухшим.
Мурашки догадки рассыпаются по спине, рот приоткрывается от озарения, а Стёпка усмехается, подмигивает, щёлкает пальцами и удаляется восвояси домой. Я с гулко бьющимся сердцем спешу к крыльцу. На моём внутреннем мире тикает бомба, если она и взорвётся, то уже через несколько секунд.
Под ошалелый взгляд сонной мамы подбегаю к холодильнику.
Артёмка, ты, наверное, кушать хочешь, говорит она, но я её не слушаю и достаю шесть оставшихся яиц. Я бы не посоветовала тебе их есть. Они уже почти месяц там лежат. Давай я свежие куплю или что-нибудь приготовлю.
Мама словно призрак шаркает мелкими шажками к столу.
Нас всех вывела из равновесия то, что случилось с Андрюшкой.
Я устанавливаю перед собой тарелку, но хорошо слышу слова мамы. Она хотела сказать смерть. Смерть Андрюшки. Кто знает, мелкий ещё может быть жив. Пусть он в недоступном месте, точнеев недоступном времени, но ЖИВ!
Бью первое яйцо. Нюхаю. Оно нормальное. Выливаю его в раковину. Второе. Третье. Четвёртое и да Вот оно. Тот, кто хоть раз разбивал тухлое яйцо, знают это жуткое амбре, перебивающее ароматы всех сортиров мира. А если оно попадает на пальцы, то сколько не мыль порошками, вонь будто забирается под ногти, в самые дальние уголки, и ещё несколько дней лезет в нос.
Прикрывая рукавом нос, я оглядываюсь на маму.
Тухлое, да? морщится она, а на лице как бы написано: мне плевать вообще.
Я киваю.
Ну я же говорила, жмёт плечами она. Этим яйцам уже много дней фу теперь вонь доносится и до неё. Открой окно, Артём, брось ты эти яйца.
Я выливаю тухлятину в раковину и открываю воду. Однако на этом не останавливаюсь. Что если яйцо и правда протухло от времени? Я проверяю оставшуюся пару.
Они оказываются свежими.
***
Дома я не задерживаюсь и тут же возвращаюсь к Стёпке, который собирает мусор по гостиной.
Одно протухшее, говорю я, едва ворочая языком от не знаю даже, страха, ужаса, удивления, восхищения.
Я так и думал, вздыхает Стёпка и как ни в чём не бывало швыряет в мусорный пакет использованные салфетки, хлебные куски, найденные на полу. Вид у друга такой, будто мы говорим не о временной аномалии, а о пересоленных кабачках.
Чёрт возьми! я запускаю пальцы в волосы, и нарезаю по гостиной круги. Теория, кажется, и правда верна. Это это сумасшествие какое-то!
Стёпка задумчиво отдирает от пола конфетный фантик и рассматривает его.
На девяносто пять процентов понятно, что моя теория верна.
Девяносто пять? Да тут все сто!
Ну, яйцо и правда могло протухнуть от времени, вздыхает Стёпка, отправляя фантик в мусорный пакет.
Ты правда веришь, что оно протухло после двадцать третьего июля?
Вопрос не в том, во что я верю, Стёпка смотрит на меня и жестом профессора Гарварда поправляет очки. Вопрос в том, как было на самом деле.
Я плюхнулся на диван и уставился на свои руки. Указательный палец всё ещё пах тухлятиной, и запах не давал мне успокоиться.
Мне кажется, что я помню, на каком месте оно лежало, чёрт, по-моему, двадцать третьего я и правда хотел его разбить в яичницу.
Ну это уже де-факто. Ты сильно потрясён, эмоциональный стресс начинает додумывать то, чего нет. Лучше возьми мусорный пакет и помоги мне в уборке. Успокоишься. Заодно, будем смотреть, не соизволят ли господа из Сомерсета нам чего-нибудь отписать.
За уборкой я и правда успокоился. Мы даже про петлю времени говорили мало. После пяти минут рассуждений перешли на истории из жизни. В основном, жаловались друг другу, как жестоко поступила с нами судьба и как окружающий мир перевернулся в последние дни, пока мы не общались.
Стёпка повторял мои чувства, в основе которых прочным фундаментом легла пустота.
Мы отдраили дом, проверяя Стёпкино мыло каждый пятнадцать минут. Сомерсет молчал. Вернулся Серый, на троих мы сообразили сухой обед. При старшем брате Стёпки разговоры о времени совсем ушли в небытие. И уже после обеда, под вечер, стащив из холодильника оставшиеся жестяные баночки колы, мы со Стёпкой перебрались на задний двор и вновь заговорили об аномалии.
К крыльцу примыкали две тахты, на них, попивая колу, мы рассматривали серое полотно вечернего неба и болтали на темы, которые другим показались бы либо историей Голливуда, либо бредом сумасшедших подростков.
Ну и что, что они не написали, говорит Стёпка. Его глаза закрыты под стёклами очков. Даже если и не напишут, ну куда деваться. Я сразу предположил, что спасение Андрюхи цель невыполнимая.
Ты не понимаешь, вздыхаю. Я же теперь всю жизнь буду мучиться, гадая, что там с мелким. Бедняга. Ты представляешь. Всю жизнь в одном дне.
Ну если он не просыпается каждое утро в одном месте, то я бы ему даже позавидовал, внезапно говорит Стёпка. Ты представляешь, сколько всего можно сделать? Перед тобой неисследованная планета. Натворил делов, а завтра все уже забудут. Можно посетить все страны, изучить жизнь людей на планете.
Если б ещё деньги на это иметь, усмехаюсь я.
Умный человек сможет несколько месяцев понаблюдать за банком, изучить каждый миллиметр, а потом утром ограбить, днём купить билет, вечером вылететь и в полночь быть в Америке. Ну и пусть, что у тебя утром все деньги исчезнут, ты своего добился.
Да, но моего опарыша умным не назовёшь, усмехаюсь я и гляжу на качели у изгороди, на которых любил качаться Андрюшка, когда мы приходили в гости к Стёпке.
Так было до настоящего двадцать третьего июля. Зацикленность в одном дне быстро разовьёт его интеллект. Сам вспомни, как его изменили двадцать три пребывания в одном дне. Умно разговаривал?
Как ботаник, улыбаюсь я, и печаль вдруг толкает сердце.
Ну вот. К тому же, в твоих руках бессмертие.
Это неплохо, да, но мне кажется, что мелкий просыпается всё время в одной кровати, отвечаю я. Ну сам подумай, если его арестуют за ограбление банка, посадят за решётку. А утром всё вернётся на двадцать третье июля. Представь, как утром сокамерники удивятся. Откуда ни возьмись тут появляется новый мальчишка.
Стёпка какое-то время делает мелкие глотки колы, а потом говорит:
Скорее всего, ты прав. Я бы это объяснил иначе. Постоянство пространства, вот как. Однозадачность матрицы пространства.
Во! Точно! Я знаю слово матрица! усмехаюсь я.
Стёпка выплёвывает смешок, приоткрывает один глаз и косится на меня.
Не расстраивайся, говорит он. Главное, знать, что твой брат жив. А остальное остальноеэто лишь печаль от расставания.
Да, вздыхаю. К тому же, остаются ещё подлые пять процентов.
Когда мы со Стёпкой расстаёмся, темнеет, а я стою на лужайке перед домом, оглядываюсь и говорю:
Стёпка, а мы точно с тобой не психи?
Друг задумчиво заводит глаза, а потом говорит:
До смерти мамы я бы сказал, что мы однозначно психи, но после её смерти, мне кажется, что вокруг всё неправильное. Я люблю думать логически, и раньше я знал, что такое смерть, и что ей не нужен пригласительный билет, но
Но одно дело знать, а другоевидеть её своими глазами, перебиваю.
Да, кивает Стёпка. Теперь мир кажется мне алогичным. Так что, раз уж на то пошло, то это мир сошёл с ума, а не мы.
Я задумываюсь.
А знаешь, ты прав. Я даже готов отправиться в прошлое за своим братом. Я такой пустой, что не удивлюсь уже ничему и нисколько!
В тот вечер я ошибался.
****
Следующее утро будит меня настойчивым звонком в дверь. Я барахтаюсь в кровати словно черепашка, которую перевернули на спину. Мне кажется, что во мне живёт злобный демон, преследующий единственную цель: запутать меня во сне. Я часто просыпаюсь в неестественных позах, когда левая рука ничего не чувствует, правую ногу пронзают миллионы иголок.
Надевая в спешке джинсы, путаюсь в них и падаю. Теперь мой разум уже проклинает звонившего. И колокольчик страха тренькает только на лестнице. Подождите, а я разве кого-то жду?
Неслышно проношусь мимо проёма в гостиную, в долю секунды оглядываю её. Никого. Ни матери, ни отца, который, понятное дело, на работе. В дверь ещё раз звонят, и я замираю, заставляя себя не дышать. Возле двери в куске стены есть окно, в него я всегда смотрю, прежде чем открываю дверь. Мои шаги шепчут за угол, пальцы едва заметно отодвигают занавеску, а лаз планирует увидеть того Буратино в оранжевой кепке и круглых тёмных очках, но
На пороге Серый. Он держит в руках какую-то коробку. Я облегчённо вздыхаю и открываю дверь.
Окинув мой голый торс, Сергей хмурится:
Ты только проснулся?
Ну да, вяло тяну я, и пробираюсь в глубь кухни, хочу пить. Чего-нибудь сладкого и калорийного, пожалуйста.
Серый входит внутрь, и закрывает ногой дверь.
Уже одиннадцать часов утра.
Да, я люблю поспать, равнодушно отвечаю, выбирая в холодильнике между апельсиновым и ананасовым соками.
А мы со Стёпкой уже на ногах.
Я хватаю пакет с картинкой распиленного ананаса, и оборачиваюсь как раз в тот момент, когда Сергей ставит обёрнутую в грубую бумагу коробку на стол.
Это мне? удивляюсь я, отрывая губы от холодного напитка. Чтобы совершить последнее действие, пришлось приложить неплохую силу воли.
А? Да, растерянно кивает Серый.
Я смешливо хмурюсь.
Ты мне даришь подарок?
Я? Что? Нееет, Серый смеётся и качает головой. Эта штуковина стояла у тебя на пороге, судя по адресу и фамилии Ты Артём Бреус?
Ха-ха, как смешно, кривляюсь я, шагаю к столу и протягиваю к себе коробку.
А я вообще за сахаром зашёл. Я готовлю Стёпке завтрак, а сахара нет. До Грозди далеко ходить, а Стёпка проснулся уже час назад.
На коробке медицинским росчерком значился мой адрес и фамилия с именем.
Ты брату завтрак готовишь? Понятно, в кого он такой заботливый.
А что? хмурится Серёга. Ну подумай сам. Если не я, то кто?
Посылка на секунду теряется из моего внимания, я глотаю сок и опять насмешливо смотрю на Серого.
Пусть сам готовит, приучается к самостоятельности, говорю. А иначе Стёпка избалуется, сядет тебе на шею и будешь за него всё делать. Впрочем, ты уже домашку за него решаешь. Всё. Поздно. Тыраб своего мелкого узурпатора.
Я, конечно, троллю, но Сергей, кажется, принимает это за чистую монету.
Между прочим, он обо мне тоже заботится, Серый гордо отмахивается рукой, подчёркивая, что я дурак в их отношениях. Сам подумай. Кто тебе друзья в школе? Они не придут к тебе ночью, если беда случится. Любить надо тех, кто спит за стенкой, а не в соседнем доме.
Улыбка вдруг умирает на моём лице, и я опять с болью вспоминаю Андрюшку.
Извини, говорит Серёга.
Я отпиваю сока, чтобы проглотить ком в горле, машу рукой и сосредотачиваюсь на посылке.