Вечерело. Сквозь листья деревьев просвечивало алое закатное небо. Впереди мы увидели дым костра и вскоре вошли в лагерь моих освободителей.
У костра сидел долговязый парень и лениво перебирал гитарные струны.
Знакомься, Женька, еще одного пленника освободили! крикнул ему Дмитрий и кивнул в мою сторону. Я сел на поваленное бревно напротив гитариста.
Евгений! еще раз представился тот.
Сергей.
Из белого автомобиля?
Да.
Уймись лихачить, обратился он к Дмитрию, который плюхнулся на бревно рядом с ним. Сам голову сломаешь и нас сдашь.
Где бы ты был, если бы я не лихачил?
Мирно лежал бы под серым камушком на глубине двух с половиной метров, а не с тобой по лесам шастал.
Ну, дело вкуса.
Простите, вежливо поинтересовался я. А вас тоже Дмитрий освободил из белого автомобиля?
«Тебя», здесь без церемоний. Из него, родимого. Только год назад. И он снова начал перебирать струны, а потом вдруг спросил:Долго мучили?
Я вопросительно посмотрел на него.
Стресс и медитация в состоянии стресса очень способствуют пробуждению латентного мутантного гена, процитировал он.
Я кивнул.
Три дня.
По-божески. Меня дольше. Кто в последний путь провожал, брат? Отец?
Друг.
А меня возлюбленная.
Я с ужасом посмотрел на него. Потом перевел взгляд на Дмитрия. Тот склонил голову.
Рыжая такая девица. Да, убили.
Но я не в обиде, пожал плечами Евгений и посмотрел на звезды, медленно и размеренно, по одной, загоравшиеся на вечернем небе.
У костра собрался народ. Довольно много женщин. Иногда красивых, но весьма неопрятных по причине долгой лесной жизни. И не очень юных. Клуб «Кому за тридцать». В котелках над костром что-то булькало и кипело. Пахло весьма аппетитно.
Ну, что, Дмитрий, медленно проговорил Женя, глядя в огонь. Убираться отсюда надо. Они ведь цепью пойдут по лесу. Я их знаю. Зачистка местности. А у нас костер, как маяк.
Поужинать-то надо.
Не оказался бы это последний ужин в нашей жизни.
Авось не окажется. Ты лучше спой что-нибудь.
Как знаешь.
Пел Женька хорошо. Даже очень. Классно пел. И голос, глубокий и сильный, и мелодия не три аккорда, и слова неплохие. Я заслушался.
Интересно, а Иные поют? спросил я, когда он закончил. Я никогда не слышал.
Не знаю, пожал плечами менестрель. Вряд ли.
Вы все-таки побыстрее ужинайте, ребята, сказал Дмитрий. Сниматься надо. Женька зря говорить не будет. У него чутье.
На ночь глядя ломиться через лес? возмутилась высокая светловолосая дама.
Лучше ночью ломиться через лес, Вика, чем отдыхать в могиле, глубокомысленно заметил Дмитрий.
После ужина костры затоптали, лагерь свернули, и это не вызвало особых возражений. Кинули на спину рюкзаки и направились в глубь леса. Мы с Дмитрием и Женей шли в голове отряда, гориллообразный Кимв конце, замыкающим.
Мы были от лагеря километрах в двух, когда услышали за спиной выстрелы.
Опоздали! вздохнул Евгений.
Вперед бегом, врассыпную! скомандовал Дмитрий. Как можно быстрее в чащу!
А как же остальные? Те, кто в хвосте! отчаянно закричал я.
Бесполезно! Надо спасти хоть кого-нибудь!
Мы залегли в глубоком овраге, человек десять. Наверху маячили огоньки фонариков. Но нас им было не достать. Мы затаились под обрывом, под нависшими корнями огромной сосны.
Только наутро осмелились выбраться на поверхность. Дмитрий вылез первым. Наверху он осмотрелся и махнул нам рукой: все в порядке, Иные ушли.
Целый день мы собирали жалкие остатки нашего отряда. Всего спаслось человек двадцать пять.
Шестая часть лагеря, заметил Дмитрий.
То и дело мы натыкались в лесу на окровавленные трупы. Иные расстреливали людей без всякой жалости. Мертвых мы снесли к оврагу и разожгли костер. Там оставили основную часть выжившего отряда. А мы втроемДмитрий, Женя и ярешились вечером пойти на разведку на старое место, пока остальные хоронят погибших.
Здесь тоже никого не было, кроме мертвецов. Мертвый Ким. Я с жалостью посмотрел на неподвижное туповатое лицо. Несколько женщин.
Сколько всего трупов? спросил Дмитрий.
Около двадцати.
Значит, в основном арестовывали.
А почему расстреливают? удивился я. Иным это не нужно.
Солдаты расстреливают. Молодежь, пояснил Евгений. Иные арестовывают. Видно, их было не так много. И они не пошли далеко в лес: заняты были. А то бы нас выследили. Вот так-то, Серж, рано ты радовался. Здесь долго не живут. Это не помилование. Это отсрочка приговора.
Не каркай! одернул Дмитрий. А если арестовывали, значит, узнают, где мы. Надо убираться подальше в лес.
Мы похоронили мертвых здесь же, на старой стоянке, и вернулись к остальным.
Шагах в двадцати от лагеря мы почувствовали неладное. Наши товарищи по несчастью отчаянно ругались и кричали друг на друга.
Что случилось? требовательно спросил Дмитрий.
Толпа расступилась, и мы увидели еще один труп. Белобрысый парень лет тридцати. Я видел его мельком вчера возле костра, и, кажется, он прятался с нами в овраге.
Дмитрий обвел взглядом присутствующих.
Он начал изменяться, пояснила Вика. Прямо у нас на глазах.
Правильно. Стресс плюс медитация на дне оврага, усмехнулся Евгений.
Ты уверена? спросил Дмитрий.
Да.
Совершенно точно, поддержал ее коренастый мужик с автоматом. Я вынужден был стрелять. Иначе он бы убил нас всех. Мы бы даже опомниться не успели.
Ты правильно поступил, вздохнул Дмитрий.
Дим, а если они ошиблись? задумчиво проговорил Женя. Если мужику просто плохо стало?
Дмитрий покачал головой.
Это ни с чем не спутаешь.
Мы уходили все дальше в лес. Здесь до самого первого снега мы рыли землянки, заготавливали дрова, сушили грибы. Судя по ранним заморозкам, зима обещала быть суровой.
Дмитрий больше не рисковал нападать на белые автомобили. Но к дороге иногда посылали разведчиков, чтобы заранее узнать об облаве, если таковая будет готовиться. Те видели машины смерти, и весьма регулярно, хотя, кажется, их стало меньше.
Всех перебили, прокомментировал Дмитрий.
Женя задумался и промолчал.
А в начале зимы по радио передали сообщениеу Дмитрия был старенький радиоприемник. В нем говорилось, что человеческий геном полностью расшифрован, и теперь известно, какой ген отвечает за изменения. «Кроме того, вещал диктор, открыта новая разновидность латентного гена, которая несколько отличается от обычной и проявляет себя только после достижения носителем тридцатилетнего возраста. Мы располагаем генетическим материалом многих беглецов, скрывающихся в лесах. У некоторых из них этот ген присутствует. У нас есть списки этих людей, но, к сожалению, мы не можем их обнародовать, потому что носители будут немедленно уничтожены своими же. Поэтому мы призываем всех беглецов сдаться властям. Обладатели латентного гена будут подвергнуты изменению. Теперь нам известна надежная методика. Остальные будут помилованы и отправлены на отдаленные острова в Атлантическом океане, где им будут обеспечены необходимые условия для жизни. Мы отказались от политики тотального уничтожения неспособных к изменению, поскольку в результате нее потеряли многих носителей новой разновидности гена. Предупреждаем носителей, скрывающихся в лесах, что изменения происходят и самопроизвольно. Если ваши соратники заметят ихваша смерть неминуема. Поэтому вернитесь в город и сдайтесь властям, чтобы получить защиту».
Дмитрий зло выключил радиоприемник и даже убрал антенну.
Черта лысого! Как же, «остров в океане»! Знаем мы их острова! Все это мы уже слышали. Очередное вранье.
Знаешь, а ведь то, что мы еще можем измениться, резко меняет наше положение, осторожно заметил Евгений.
И ты поверил?
Они и раньше говорили о такой возможности.
Угу, а потом сажали в машины смерти.
Женя пожал плечами.
В землянке было холодно. Костер горел на земле, прямо посередине комнаты (если это можно было назвать комнатой), дым уходил через дыру в потолке, но не очень эффективноон то и дело стелился по земле, заполняя легкие, разъедая глаза. От входа, завешанного старой палаткой, отчаянно дуло.
А на островах Атлантического океана, наверное, тепло, жалобно протянула Вика, кутаясь в старое тряпье.
Дмитрий свирепо посмотрел на нее
Ближе к весне начались голод и болезни. Наши землянки неуклонно превращались в лазареты. Выяснилось, что у Евгения медицинское образование, и он самоотверженно помогал всем, как мог.
Мы шли с Дмитрием по заснеженному лесу, надеясь подстрелить какую-нибудь дичь. Светило солнце. На снегу лежали синие тени елей. Мы остановились, рассматривая следы. Заячьи, лисьи, волчьи. Я в этом не особенно разбирался. Вдруг с одной из вершин вспорхнула птица. Я поднял голову и заметил вдали, возле елей, еще одну цепочку следов, почти тропинку. Мы подошли ближе. Следы были человеческими и довольно крупными. Явно мужские. Дело в том, что во всем лагере на ногах оставалось человек десять, из них половина женщин. Из мужчин сносно чувствовали себя я, Дмитрий, Женька и еще два парня: Севка и Ник.
Кто бы это мог быть? шепотом спросил я.
Сейчас увидим.
И мы пошли по следу, стараясь, чтобы снег не скрипел у нас под ногами.
Возле зарослей молодых сосенок Дмитрий знаком остановил меня.
Там, шагах в десяти от нас, на небольшой поляне, стоял Женька и о чем-то разговаривал с незнакомым мальчишкой лет шестнадцати. Вдруг он стал быстро прощаться, передал мальчишке какой-то маленький сверток, и парень стремглав бросился в лес, в противоположную от нас сторону.
Мы вышли на поляну, и Дмитрий сразу взял Женьку за грудки.
С кем это ты тут треплешься?
А откуда, ты думаешь, я беру лекарства и картошку? Знаешь, почему мы все еще не подохли?
Дмитрий слегка ослабил хватку.
Почему мне не сказал?
Потому что тысумасшедший.
Он нас не выдаст?
Нет. Это парень из деревни. Они тоже Иных терпеть не могут. Я с ним общаюсь уже пару месяцев. Значит, пока не выдал.
Ладно, прости, погорячился. И Дмитрий отпустил своего друга. Тот аккуратно поправил одежду. А что ты ему отдал?
Деньги, Дим, деньги. Все денег стоит.
У тебя есть деньги?
Немного.
А разве у тебя их не отобрали при аресте? удивился я.
Отобрали, конечно. Это были не мои деньги.
Об этом знает еще кто-нибудь?
Нет. Уже нет. Ким знал. Дмитрий, я ведь не первый год с тобой зимую.
И ты все молчал?
Молчал. Ну, убей меня теперь за это!
Ладно, пошли.
В начале весны слегла Вика. Ей стало плохо в один из вечеров, когда мы собирались ужинать у костра. Она стояла возле сосны за моей спиной и, по словам Жени, стала медленно сползать вниз. Женька заметил это первым, бросился к ней, подхватил на руки и отнес в землянку. Положил почему-то отдельно, за занавесом.
Что с ней? спросил Дмитрий, когда он вернулся.
Слабость, недоедание. Просто обморок. Она уже пришла в себя но не надо ее беспокоить.
Так она и пролежала одна, за занавесом, дня четыре. Женька никого к ней не пускал, и по лагерю начали ходить скабрезные шуточки по поводу особого внимания доктора Жени к этой больной. Только Дмитрий был серьезен и мрачен.
Что-то не нравится мне это, Серж, тихо сказал он мне. Кто-нибудь видел, кроме Женьки, как ей стало плохо?
Я нет. Остальныене знаю.
То-то же. Никто не видел.
Что ты хочешь этим сказать?
Дмитрий пожал плечами.
А кто его знает?
В эту ночь я не спал. Не спалось. Было уже далеко за полночь, когда за занавесом послышались приглушенные голоса. Два человека разговаривали шепотом. Я осторожно подкрался поближе.
Ты должна научиться вести себя, как человек, тихо наставлял Женька. Ведь совсем недавно у тебя это отлично получалось. Не все же забыла. Я понимаю, что трудно. Пока постарайся хотя бы не смотреть людям в глаза: отводи взгляд, смотри на небо, на деревья, просто в другую сторону. Иначе вычислят. Вычислят и убьют. Или нам придется уничтожить их всех, что еще хуже. У меня же получается. А я здесь уже год.
Может быть, убежим? предложила Вика, каким-то чужим голосом с другими, незнакомыми интонациями. Уж слишком ровный голос для такого предложения.
Рано. Мы потеряем остальных. И учись управлять своими мыслями. Если бы ты лучше владела новыми способностями, не понадобился бы этот разговор. А он очень опасен. Погоди-ка
Он шагнул к пологу и резко откинул его. Я бросился к выходу и устремился во тьму, в лес, как можно дальше от лагеря. Женька был Иным, и это совершенно не укладывалось в голове. Только не Женька! Он вел себя слишком по-человечески. Причем как очень достойный человек. Неужели пустое актерство? А я даже привязался к нему, стал относиться почти как к другу
Я тяжело опустился на холодный камень на берегу маленького лесного озерка, еще покрытого льдом, подтаявшим у краев. Кажется, меня никто не преследовал. Что было делать? Рассказать все Дмитрию? Двое Иных против десятка здоровых людей. Не слишком хороший расклад. Пожалуй, не в нашу пользу. А если и в нашу? Что, если все правда? Изменилась же Вика. Что, если я тоже изменюсь после того, как мы убьем их? Тогда я буду следующим. Не рассказывать? Безумие! Женька, наверное, уже вычислил меня. Удивительно, что я до сих пор жив. Рассказать и немедленно!
Я встал с камня и пошатнулся. Слабость, головокружение. Наверное, голод плюс бессонная ночь. Мир вокруг меня начал странно изменяться. Он становился ярче и словно реальнее. На небе не было луны, но я видел каждую травинку, не только на этом, но и на том берегу озера, точнее, я их чувствовал. Я знал, что в траве живут змеи и прячутся полевые мыши, но я их не интересую, или они меня боятся. А в паре километров к северу находится деревня. Там спят люди, и среди них один Иной, за спиной у менялагерь беглецов, там двое Иных, и они не спят и думают обо мне. Им что-то от меня нужно. Пока я не понимал, что. Я схватился за голову, не в силах вынести тот поток информации, который, словно взбесившийся океан, беспощадно разрывал мой череп, и упал на землю. При этом я поранил руку об острую корягу, увидел кровь, но не почувствовал боли. Точнее, почувствовал, но не так, как раньше. Это была не боль. Это была информация. Информация о том, что на руке образовалась рана, в которой надо убить бактерии, прекратить кровотечение, стянуть края и зарастить ее новыми клетками. Я подчинился и сделал это. Рана затянулась. Не знаю, как это у меня получилось.
Голова то работала удивительно ясно и быстро, словно мне поставили процессор другого поколения, то вдруг начиналось помутнение сознания, головокружение, и я падал на мокрую весеннюю землю. Еще я понял, что те двое из лагеря вышли искать меня. В минуты ясности сознания я шел им навстречу, в периоды безумиябежал от них. Причем в первом случае я не понимал своих действий, совершаемых во втором, и наоборот. Голова больше не кружилась, но временами я терял способность соображать, то есть соображал так, как раньше, как вчера. Очень медленно. Зато бегал быстро. И когда ко мне возвращался разум, я долго и занудно возвращал на место непокорное тело.
Утром я обнаружил себя вблизи лагеря. Из землянки выходили продрогшие за ночь люди и подсаживались к костру. И я услышал их мысли. Медленные, как верблюды в пустыне. Кто-нибудь из них начинал мысль, и я все никак не мог дождаться конца. Мне стало смешно. Я улыбнулся. Неужели я тоже раньше думал с такой же скоростью? В остальном это были довольно милые животные. Глупые, но милые.
* * *
Один из них посмотрел на меня. Дмитрий. Неужели я когда-то считал его другом?
И я почувствовал агрессию.
Дима, ты что? спросил я.
Ты никогда не называл меня Димой! ТыИной. Ты изменился. Ребята, к оружию!
Я вовсе не собираюсь вас убивать, сказал я.
Но они не слушали. Дима поднял автомат. Остальные тоже взялись за оружие. И я понял, что они сейчас начнут стрелять.
Я очень не хотел этого делать. Но все же мысленно нашел у Димки в голове нужный сосудик и пережал его. Я очень ясно видел его кровеносную систему и знал, как она работает. Смерть мгновенная и безболезненная. Я не хотел, чтобы он страдал.
Дима упал вперед, прямо в костер, и я перевел взгляд на его соседа. «Севка, вспомнил я. Севка, неужели ты будешь стрелять?» И я увидел его сердце. Вот здесь перекрыть. Но меня опередили. Севка уже падал на землю, выронив автомат и схватившись за грудь. К лагерю подходили Женя и Вика. Возле костра упал Ник. Он был последний. Остальные еще не вышли из землянки.