Дроссельмейер усмехнулся:
Что ж, тогда будем надеяться, что Рождество и впрямь принесёт тебе много счастья. Вижу, ты нашла свой подарок?
Мари протянула ему яйцо.
Нашла,подтвердила она.Большое спасибо, сэр. Но что это?
Всё разъяснится в своё время,заверил Дроссельмейер, лукаво подмигнув единственным глазом.Но перво-наперво дай-ка я на тебя посмотрю. Ну надо же, я тебя едва узнал! Какое милое рождественское платьице подобрала для тебя миссис Розмунд! Неужели это та самая дочка часовщика, которая, как мне помнится, всё пряталась под прилавком?
Да, это я, сэр,пискнула Мари.
Слуги хорошо о тебе заботятся?спросил Дроссельмейер.
Да, сэр,кивнула Мари. И крепко прижала к груди куклу.Спасибо, сэр.
Ну полно тебе!фыркнул Дроссельмейер.Неужели я выгляжу таким стариканом, чтобы каждый раз обращаться ко мне не иначе как «сэр»?
Мари молча переминалась с ноги на ногу. Дроссельмейер снова рассмеялся:
На последний вопрос отвечать не обязательно. Но раз уж ты теперь живёшь здесь, надо бы нам перейти на какое-нибудь менее церемонное обращение. Ты согласна?
Да, сэр, ой... то есть я могла бы называть вас «господин Дроссельмейер»,пробормотала Мари.
Дроссельмейер покачал головой:
Нет, так не пойдёт. Давай-ка подумаем. Я сотрудничал с твоим отцом, был, можно сказать, его деловым партнёром. Собратом по профессии. По-моему, обращение «дядя» будет очень даже уместным. Как оно тебе?
Мари не сдержала улыбки при мысли о том, что Дроссельмейер, «собрат по профессии» её отца, таким образом, становится ей почти родственником.
Дядя Дроссельмейер... Мне нравится!
Вот и славно!Дроссельмейер сцепил пальцы.Ну что, малютка Мари, ты тут понемногу обживаешься?
Да, сэр... дядя,тут же поправилась Мари.Дом у вас ужасно большой.
В самом деле?Дроссельмейер обвёл взглядом библиотеку.Я тут сижу в четырёх стенах безвылазно. Сдаётся мне, я и сам по усадьбе давным-давно не прохаживался.
Вот и я всё прячусь у себя в комнате,призналась Мари.Я... я боюсь потеряться.
Дроссельмейер удручённо наклонил голову.
Ты не потеряешься, детка,заверил он.Миссис Розмунд говорила, тебя невозможно оторвать от твоих книжек. Мне страшно жаль, что я уделял тебе так мало времени с тех пор, как ты здесь появилась. Я ведь всегда по уши в работе, и... боюсь, что это всё для меня внове. Я, понимаешь ли, никогда не был отцом. Слишком много путешествовала вот на то, чтобы создать семью, времени как-то и не нашлось. Наверное, тебе здесь тоже непривычно, совсем не так, как дома.
Да,тихо отозвалась Мари.Непривычно.
Дроссельмейер сочувственно поглядел на девочку:
И наверное, тебе очень грустно.
Глаза у Мари защипало от слёз. С тех пор как погибли её родители, о её чувствах вообще никто не задумывался. Вокруг неё шушукались да перешёптывались, и все эти разговоры заканчивались фразой «Бедное дитя!». Все говорили о нейно не с ней. Вплоть до сего момента.
Я ужасно скучаю по маме и папе,тихо произнесла девочка.
И она уткнулась в плечо Дроссельмейеру, заливая его костюм слезами. Впрочем, старик, похоже, совсем не возражал.
Я понимаю, как тебе тяжело.Он погладил девочку по волосам.Но ты справишься. Обещаю.
Правда?всхлипнула Мари.
Ну конечно,кивнул Дроссельмейер.Пойдём, я хочу тебе кое-что показать.
Он протянул девочке руку, и Мари последовала за ним сквозь ещё одни двойные двери в мастерскую. Переступила пороги задохнулась от удивления. Просторную, похожую на пещеру комнату от пола до потолка загромождали стрекочущие и тикающие механизмы и невиданные устройства.
Ты только посмотри!прошептала девочка кукле.Мы словно попали внутрь какой-то машины!
Дроссельмейер повёл её в угол комнаты, где высились богато украшенные, разволочённые стоячие часы. Мари уставилась на них во все глаза. Даже будучи дочкой часовщика, она в жизни не видывала ничего подобного. Верхняя часть корпуса походила на глобус, на кракелированном стекле располагались крупные цифры. Нижнее отделение было полым: сквозь обрамлённые позолотой окошечки просматривался часовой механизм. Там, внутри, крутились колёсики и шестерёнки; тяжёлые удары отмечали ход времени. А на месте маятника красовалась изящная женская статуэтка в пышной юбкевся из чистого золота. Вдоль подола юбки была проделана прорезьсквозь неё выглядывали ещё более мелкие фигурки. Они вращались по кругу на миниатюрной карусели, и, по мере того как тикали секунды, каждая со щелчком передвигалась на шаг дальше. Они напомнили девочке крохотных толстопузых матрёшек.
Знаешь, что это такое?спросил Дроссельмейер.
Часы,отозвалась Мари.
Дроссельмейер кивнул:
Верно, часы, но не простые. Я в жизни не встречал такого головоломного, такого замысловатого и каверзного механизма. Именно эти часы мне помог починить твой папа.
Мой папа?!воскликнула Мари.
Да,кивнул Дроссельмейер.Никто во всём Лондоне так и не сумел их наладить, но у твоего папы были золотые руки. Я понятия не имею, откуда эти часы взялиськогда я обосновался в усадьбе, они тут уже стояли. У меня не получалось привести механизм в движение, сколько я ни пытался. Но твой папа не сдавался. Он бился над этими часами неделю за неделей, пока наконец они не заработалии, как видишь, работают по сей день.
Дроссельмейер опустился перед Мари на колени и положил ладони ей на плечи.
Ты очень похожа на отца,сказал он.На обоих своих родителей. Только очень храбрая и сильная девочка справилась бы с такой бедой. Ты ведь не сдашьсяради них? И ради меня?
Мари всхлипнулаи кивнула.
Вот и молодчина.Дроссельмейер ласково утёр слёзы с её щёк.А теперь полно плакать. Нынче Рождество. А в день Рождества полагается веселиться и радоваться. И ещёдарить подарки.Дроссельмейер взял с верстака блестящий ключик, вручил его Мари и указал на замочек в форме звезды.Боюсь, единственные подарки, которые я умею делать,это разные механические штуковины,признался он.Но надеюсь, тебе понравится. Счастливого Рождества.
Мари осторожно повернула ключик в замке и бережно открыла ларчик.
Ох!воскликнула она.
Внутри обнаружился крохотный механизм: весь покрытый бугорками цилиндр в окружении миниатюрных шестерёнок. Шестерёнки пришли в движение; цилиндр медленно стал вращаться. Металлические зубчики один за другим задевали выступы на цилиндре, расположенные строго в определённых местах,и рождалась похожая на перезвон колокольчиков мелодия.
Да это же музыкальная шкатулка!обрадовалась Мари. Шкатулка наигрывала песенку, да такую милую, что девочка себя не помнила от восторга.Это вы сами смастерили? Для меня?
Именно,подмигнул Дроссельмейер.Твой папа однажды сказал мне, что каждый поршень, каждый клапан и каждое вращающееся колёсико рассказывают мастеру свою собственную историю. А я хочу, чтобы эта музыкальная шкатулка напоминала тебе о родителях, маленькая Мари. Они тебя очень-очень любили. И ты, слушая эту песенку, помни: их любовь по-прежнему живёт в тебе.
Мари порывисто обняла Дроссельмейеракрепко-крепко.
Спасибо,прошептала она.
Старик потрепал её по волосам.
Не бог весть что,вздохнул он.Но всегда пожалуйста!
Мари благоговейно разглядывала музыкальную шкатулку. Какая красиваяпросто чудо! И ещё более затейливая, чем любые часы, большие и маленькие, над которыми работали в мастерской её родители.
Ах, если бы я тоже умела мастерить такие вещицы! А вы меня научите?спросила девочка с надеждой.
В чём в чём, а уж в этом-то я разбираюсь неплохо,отозвался Дроссельмейер.Ты хочешь научиться изобретательству?
Мари энергично закивала:
Ужасно, ужасно хочу!
Значит, научишься,заверил Дроссельмейер.
Мари просияла и оглядела мастерскую со всеми её вращающимися колёсиками и тикающими устройствами. Девочке казалось, что всё это магия, не иначе.
И этой магией она твёрдо вознамерилась овладеть.
Глава 4. Мари
Время в усадьбе Дроссельмейера летело быстро. Шли месяц за месяцем. Зимние снега растаяли, сменились прохладными весенними ливнями и тёплыми летними ветрами. Мари попривыкла к новой жизни. Она быстро убедилась, что дядя Дроссельмейер управляет хозяйством словно отлаженным механизмом. Завтрак, обед и ужин, уроки и даже свободное время подчинялись строгому расписанию. Но Мари не возражала. Слуги к девочке были неизменно добры, а упорядоченность ей даже нравилась. Она всегда знала, чего ждать.
Тяжелее всего было ночью, когда в тишине Мари оставалась наедине со своими мыслями. Она отчаянно тосковала по маме с папой. Спала она урывкамиили не спала вовсе. Её мучили кошмары, в темноте она звала родителейа отвечало ей только эхо. Но слугам она не жаловаласьчтобы её не посчитали неблагодарной.
Мари, у тебя опять тёмные круги под глазами,говорили слуги.
У меня всё хорошо,неизменно отвечала девочка.Но спасибо вам за заботу.
Иногда, играя в саду, Мари улавливала аромат рози её захлёстывали воспоминания о папиных ухоженных цветах в горшках, выставленных в солнечном дворике. А иногда, возясь с куклой, девочка словно наяву ощущала, как ей на плечо ложилась ласковая рукатак мама всегда звала дочку к ужину. В такие моменты Мари бегом кидалась искать драгоценную музыкальную шкатулку, подарок Дроссельмейера. Открывала её, слушала чудесную песенкуи представляла в своём воображении, будто внутри шкатулки хранится родительская любовь.
Я вас тоже люблю,шептала девочка в ответ.
Из всей новой жизни Мари больше всего полюбились регулярные уроки в мастерской. Они были для девочки совершенно внове, и пока она возилась с инструментами, места для горестных мыслей в голове просто не оставалось. Дроссельмейер начал учить её с самых азов: объяснял, как устроены часы, и замки, и заводные игрушки, и всякие-разные механические штуковины. Мари всё схватывала на лету. Очень скоро девочка уже вовсю помогала Дроссельмейеру в работе над его последними моделями: над самоходными повозками, над механическими тепловыми аэростатами и даже над ленточным транспортёром, протянувшимся через всю усадьбу,благодаря ему можно было перемещать вещи из комнаты в комнату, не делая и шагу.
Умница девочка,говаривал обычно Дроссельмейер в конце каждого урока, восхищённый сметливостью ученицы.Если ты не сбавишь темпа, то очень скоро, чего доброго, уже я стану у тебя учиться.
Но Мари не желала сбавлять темпа. Работа в мастерской привносила смысл в её жизнь, утешала и успокаивала. С каждым новым хитроумным изобретением ей казалось, что она словно обретает малую толику контроля над миром. А для маленькой девочки, чьи мечты затянуло дымом и мглой, это было воистину сильное переживание.
Лето и осень сменились зимой. Снова настало Рождество. И ещё одно, и ещё. Каждый год Дроссельмейер спрашивал у Мари, чего бы ей хотелось в подарок. «Праздника!»неизменно отвечала она. И Дроссельмейер отдавал распоряжения поварам приготовить любимые блюда девочки, а музыкально одарённым слугамсыграть весёлую мелодию. А затем увлекал Мари в парадную залу и танцевал с ней вокруг рождественской ёлкикак будто на самом настоящем великосветском балу.
Мари росла, и руки её обретали все большую уверенность. От простейших занятийарифметики, чтения и письмагувернантка перешла с ней к предметам более сложным. Три года промелькнули в мгновение ока: Мари исполнилось десять лет. Ей уже казалось, будто она прожила в усадьбе Дроссельмейера всю свою жизнь.
Единственное, чего ей не хватало,это общества сверстников. Почти все друзья Дроссельмейера были уже немолодыдетишек в возрасте Мари не нашлось ни у кого. Конечно, девочку отпускали в город в сопровождении слугв свободное от занятий и от работы в мастерской время,но друзей она себе так и не нашла. Усадьбу Дроссельмейера и её обитателей окутывал ореол тайны. Горожане проявляли интерес к малютке Мари, но никакие родители и помыслить не могли пригласить воспитанницу самого Дроссельмейера на детский праздник. А поскольку по собственной воле дети в усадьбу не заглядывали, Мари проводила время по большей части в одиночестве.
Но на самом-то деле она ничуть не скучала, о нет. Пока у неё были её дядюшка и её поделки, девочка ни в чём больше не нуждалась. Если она не сидела за книгами или не играла с куклой в саду, слуги отлично знали, где её искать: в мастерской Дроссельмейера.
Однажды днём, после уроков, Мэри возилась с одним особенно затейливым устройством. Дроссельмейер на несколько дней уехал по делам и должен был вернуться только на следующее утро. Мари воспользовалась его отсутствием, чтобы доработать новый механизм, над которым трудился изобретатель: танцовщица-балерина, кружась в пируэте, скользила по позолоченной кукольной сцене. На первый взгляд она показалась бы самой обыкновенной марионеткой. Но если приглядеться внимательнее, обнаруживалось, что никаких ниточек к балерине не подведено.
Мари, вооружившись лупой, аккуратно подкручивала последние крохотные винтики.
Ну вот, Сахарная Слива, почти готово,сообщила она кукле, восседающей на верстаке рядом. Кукла была той одной-единственной опорой, которую девочка вынесла из прежней жизни, и Мари ни на миг не расставалась со своей любимицей. Года два назад она сглупилапритащила куклу на урок. Гувернантка так строго отчитала девочку, что больше подобной ошибки Мари не повторяла. Теперь она прятала свою фарфоровую подружку в ранец с книгами, а при необходимости даже и под юбку. Мари понимала, что ведёт себя немного по-детскипо ведь кукла была с ней с самого начала, ещё до пожара!
Балерина готова!Мари затянула последний винтик и отстранилась. Она сняла налобную лупу и повернула крохотный ключик в спине фигурки.
Балерина с жужжанием пробудилась к жизни и изящно заскользила на розовых атласных пуантах по игрушечной сцене.
Она само совершенство,гордо улыбнулась Мари.Дядя Дроссельмейер будет доволен.
Мари оглянулась туда, где, ссутулившись, сидела кукла. Её фарфоровые ножки бессильно свисали с верстака, шелковистые розовые волосы закручивались в замысловатую высокую причёску. Такая красиваяи такая неподвижная...
Вот бы и тебя научить танцевать,грустно промолвила Мари.Ты бы всех очаровала.Девочка окинула взглядом механические игрушки, расставленные по полкам в мастерской. Медведи, и солдатики, и даже заводные обезьянки, заменяющие целый оркестр,они все ужасно занятные, но только Сахарна я Слива гораздо красивее...
Тем временем в балерине закончился завод. Она запрокинула головку, опустила ручки и остановилась.
Мари внимательно рассмотрела балерину со всех сторон. А затем перевела взгляд на Сахарную Сливу. У куклы в локтях, коленях и запястьях суставами служили тряпичные сочленения. «А ведь заменить ткань на механизмы совсем несложно»,подумала Мари.
Девочка переводила взгляд с балерины на куклу и обратно.
Любопытно...
На следующее утро, едва рассвело, в мастерскую вошёл Дроссельмейер. Поездка очень утомила его; он собирался только выложить свои инструментыи сразу подняться в спальню. Но к его изумлению, в мастерской горели газовые лампы, а за верстаком, подложив руки под голову, крепко спала Мари.
Мари?окликнул девочку Дроссельмейер, ласково тронув её за плечо.Ты тут всю ночь продремала?
Мари встрепенулась, откашлялась.
Простите, дядюшка,хриплым со сна голосом покаялась она.Я вовсе не собиралась спать. Я работала.
Дроссельмейер взглянул на верстак: на нём танцевала прелестная механическая куколкабез всяких ниточек.
Вижу,кивнул он.Ты привела в движение балерину. Молодчина...Старик прервался на полуслове. И пригляделся к плясунье с розовыми волосами повнимательнее.Но это же не та балерина, над которой мы работали!В голосе Дроссельмейера звучало непривычное для него удивление.
Встав на пуанты, кукла закружилась в изящном пируэте.
Это же... твоя кукла?!поражённо воскликнул Дроссельмейер.
Да,гордо кивнула Мари.Здорово, правда?
Но как, ради всего святого, тебе удалось её механизировать?!
На глазах у Дроссельмейера кукла виртуозно исполнила арабеск.
У меня вся ночь на это ушла,объяснила Мари. Девочка уже окончательно проснулась.Понимаете, у неё все сочленения были тряпичные. Я просто заменила их шестерёнками. А фарфоровые руки и ногиони полые, там места для механизма полным-полно. На самом деле, как только я взялась за работу, всё оказалось не так уж и сложно. Она словно рождена для танца.
Невероятно!прошептал Дроссельмейер.
Вы серьёзно?просияла от гордости Мари.
Абсолютно серьёзно,заверил Дроссельмейер, не сводя глаз с куклы.