Подкидыш - Суханова Наталья Алексеевна 13 стр.

Почему же в письме не «рынок», а только «центра» на­писано?

 Да потому, что дальше деревья скрывают!

 А «земляне»?

Афиша. И не «та»: бета-мета, а конец слова «группа». «Группа ЗЕМЛЯНЕ»большая афиша, не помните, что ли? Во Дворце спорта выступают.

  Мог бы полностью «группа» написать, проворчал Вова.

  Как видел, так и нарисовал.

  Едем! закричал Ивасик. Может, он и сейчас там.

  Да, нужно ехать на место происшествия, согласился Глеб, под обычной значительностью пряча некоторое смуще­ние, что Лиля оказалась проницательнее его.

  Да что вы всё «ехать да ехать»! Раз он не разведчик, сам придет,молвил Вова, которому немного надоела суета последних дней.

Но, когда сестра и братья выскочили за дверь, двинулся, пожав плечами, вслед за ними.

Они обежали базар. Да, Лиля была права, на этой приба- зарной площади день или два назад был Заврявсе совпа­дало. Они даже нашли место, с которого он смотрел. Но, кого они ни расспрашивали, никто здесь не видел Заврю: ни вчера, ни позавчера, ни два дня назад.

  Завря! Завря!жалобно взывал Ивасик, стоя на этом месте.

  Нужно посмотреть почтовый штемпель, сказал вдруг Вова.

Бросились домой, к конверту. А штемпеля-то и не было на конверте.

  Что это значит?оторопело спросил Ивасик.

  А то и значит, что он, наверное, сам бросил его в поч­товый ящик.

Установили дежурство у почтового ящика. Круглосуточ­ное. И никаких результатовтолько жильцов и почтальоншу пугали.

  Да не надо его сторожить!чуть не плача, сказал Ива­сик.Вот увидите, если мы не будем сторожить, он быстрее объявится.

СРАЖЕНИЕ У САРАЯ

И правда, через день они вынули из ящика новое послание Заври.

  Ну, что там?спросила бабушка Нина, которой, честно говоря, было не по себе, что пятый их «ребенок» больше не­дели скитается где-то, наверное, голодный.

Но что в письме, сказать было трудно. Во всяком случае, на этот раз письмо было цветное и красочное.

-  Он не у меня стянул фломастеры?забеспокоился Вова.

Но никто ему не ответилвсе пытались понять, что изо­бразил на этот раз Завря.

Судя по соборному куполу, это опять был базар, но те­перь уже непонятно, с какого места смотрел на него Завря. Рисунки были явно с натуры, но увиденной так, словно на гла­зах у Заври были шарообразные очки.

Кто из ребят не знал базарной площади! И трамвайный путь с кольцом у скобяного магазина, и собор с золотыми куполами, и ворота с будочкой контролера, и там, за ворота­ми, ряды шумных торговцев. Все это Завря нарисовал, но, как уже было сказано, так, словно на глазах у него были шаро­образные очки. Прямо из соборного купола торчал квадратный голубой дорожный знак с красной поперечной чертой. Сквозь колокольню просовывалась бабушка с мешком яблок, причем яблоки еще плавали и сбоку, над головой бабуси, а между яблок летели два сизых голубя. Трамвайный путь обрывался у автомата газводы, а стакан стоял на голове вагоновожа­того. Не забыл Завря нарисовать и пузырьки, и даже саму газированную воду, вот только пузырьками почему-то играли две странные бородатые не то кошки, не то ящерицы. Сама же вода то ли стояла возле столба со знаком перехода, то ли висела на столбе, а там, где поперек дороги обычно бывает белая «зебра», Завря написал: «ШПЧК».

  Он сумасшедший,сказал папа, который тоже рассмат­ривал послание. Или у него расстроился центр зрения и каждый глаз видит свое.

  Особенно третий,сказал серьезно Вова.

Вот и решетка тут во всю длину,растерянно при­бавила Лиля.

В самом деле, прутья решетки занимали почти весь рису-

нок-послание, и никто не мог сообразить, что это такое, где такое на базаре. Догадался Ивасик:

  Да это же решетка для стока воды!

А какая еще? Другой решетки на баразе никто и припом­нить не мог. Решетка эта, однако, явно очаровала Заврю. Мало того, что она занимала огромное место на рисунке. Сквозь нее Завря нарисовал солнце, но только гармошкой, и облака, и еще арбузную корку, которая плыла между обла­ков, как кораблик. Воробей сидел на решетке и как бы чистил перышкиоттопырил крыло и сунул клюв себе под мышку, только крыло было не крыло, а кленовый лист, это точно был кленовый лист, потому что на нем видны были жилки и даже несколько капель воды. И потом, крыло не бывает зеленым.

  Очевидно, ему нравится базар, с умным видом сказал Глеб. Надо установить круглосуточное дежурство на базаре.

  Нет!вдруг твердо сказал Ивасик.Если мы ему ме­шаем, пусть живет сам.

  Но он же шлет нам письма, попробовал убедить его Глеб.

  Это не письмаэто рисунки. Он, наверное, решил стать художником.

  Его надо искать. Он же ничего не понимает еще, хотя и умный.

  Не буду искать, уперся Ивасик.Я уже помешанный стал. А он... Если он ничего не чувствует, не понимает, как тяжело другим, значит, он никогда не станет хорошим чело­веком. Он эгоист, пусть живет сам.

Вова сказал:

  Ну, и правильно. Сколько можно сходить с ума. Соскучится, сам вернется. Я бы так еще и в угол его поставил.

Я тоже больше искать не буду.

И вечером, когда Глеб и Лиля пошли снова на поиски, два младших брата легли спать. Вова тут же и заснул, а Ива­сик заснуть не мог, слышал, как ни с чем вернулись старшие, слышал, как тихо они говорили, чтобы не разбудить их с Во­вой, потом и они заснули, но Ивасик еще долго не мог за­снуть, а если засыпал, ему снились кошмары, и он просыпал-

ся и готов был сам, среди ночи, один идти на поиски Заври. Но сдержался. Утром он сел вместе со всеми завтракать, но и куска проглотить не мог.

  Мое терпение лопается,сказала грозно Нина.Даю этому трехштанному хулигану еще один день, а потом я сама пойду его искать. И пусть он только попробует не найтисья его так отхожу шлепанцем, что он забудет, как бегать!

Совершенно нелогичная, между прочим, речь, подумал Глеб, как это можно отхлестать того, кто не нашелся. Но по­чему-то она убеждала вопреки логике. И даже Ивасик смог поесть. И еще полчаса был спокоен. А потом снова начал тер­заться и мучиться, но делал это мужественно, без слов и слез.

А днем, часа в два вдруг вскочил и с криком: «Он зовет меня, он свистит!»бросился на улицу.

  Совсем спятил!крикнул Вова, но побежал за ним.

Лиля и Глеб кинулись следом.

  Ты слышала что-нибудь?на бегу спросил Глеб.

Лиля помотала головой.

  Галлюцинации... слуховые.

Следом за ними, как была, в драных удобных тапках, бе­жала бабушка Нина. Тапки были без задников и сваливались с ног. Тогда Нина их сняла, взяла в руки и бежала босиком.

На перекрестках Ивасик не останавливался, а метался, как бы угадывая, куда лучше бежать. После третьего пово­рота Лиле показалось, что и она слышит свист. Но на ули­цах все было так спокойно, что она не поверила себе. Через минуту, однако, свист стал явен, но не очень-то он был похож на Заврин свист. Да еще и визг, и лай слышались. Ивасик уже не метался, а бежал все быстрее, так что даже стреми­тельная Лиля, тренированный Глеб и крепкий Вова отстали от него. Видели только, как он вбежал в железную калитку. Через несколько секунд все остальные тоже втиснулись скопом в эту калитку.

И сначала даже растерялись. Заври во дворе не было. В углу двора на ящиках, подтащенных к сараю, стоял пожилой дядька в майке и спортивных штанах и тыкал в маленькое

окошко сарая палкой. Тощая женщина в сарафане тянула к нему бутылки.

  Плесни хлорофосу!говорила она озабоченно.Я сей­час за хлоркой сбегаю.

На крыше сарая лежал мальчишка и никак не мог протис­нуть сквозь щель в крыше булыжник.

  Проломи крышу-то молотком!советовала ему толстая женщина и протягивала молоток.

Какая-то старуха подбежала с ведром и плеснула из вед­ра под дверь сарая.

Раздался собачий визг, и мальчишка с крыши крикнул:

 Я попал в нее! Давайте мне камни!

И в это время хрупкий Ивасик так дернул ящик, что дядь­ка, уже плеснувший в сарай из бутылки, полетел вместе со своей бутылкой и ящиками наземь. В воздухе сладко запахло хлорофосом.

  Завря, держись!крикнул Ивасик, и в ответ из сарая послышались знакомые свист и щелканье.

Мальчишка с крыши швырнул камень в Ивасика, но тот даже не почувствовал боли.

  Что вы делаете?!кричал Глеб неизвестно кому.

Лиля уже влезла на крышу сарая и тащила оттуда визжа­щего мальчишку. Вова дрался с другим мальчишкой. Бабуш­ка Нина направо и налево шлепала теток своими дырявыми тапками.

В это время в калитку с улицы вбежала крашеная женщи­на и закричала:

  Что они вам сделали? Как вам не стыдно? Неужели у вас жалости нет?!

  Бандитка!орала на нее толстуха.Это ты хули­ганье наняла? Мы вас под суд отдадим! Собачница прокля­тая! Из-за своей псарни людей со свету сжить готова! Вызо­вите милицию! Смотри, я не только твоей гавке, я тебе голову проломлю, чтоб ты сдохла со своими животинами!

  Дайте ключ!теребил крашеную женщину Ивасик.Дайте ключ от сарая.

На двери сарая висел огромный замок.

  Вы же дети!заплакала вдруг женщина.Там же щенята! Им же больно, как и вам!

  Тетя, мы же за вас, тормошил ее Ивасик.

  Мало тебе собак!заорал на женщину, поднимаясь с земли, дядька.Мало тебе кошек! Так ты еще в сарай ка­кую-то гадину посадила!

  Милиция! Милиция!кричала старуха.

  Кричи-кричи!сказала ей бабушка Нина. Тебя же первую, подруга, и посадят, что ты цирковых артистов изво­дишь!

  Каких еще артистов?

  Обыкновенных, советских, сказал Вова, вытирая раз­битый в кровь нос.В цирк ходить надо и газеты читать! Их уже какой день разыскивают, а вы их тут чуть не при­кончили.

  Ой-й!сказала толстуха. Да что же я тут прохлаж­даюсь, когда у меня уже тесто подходит.

  Э-э!сказал дядька. Вы тут как знаете, а я на рабо­ту опаздываю.

Мгновениеи двор опустел.

Все еще плача, женщина отворила сарай. К Ивасику бро­сился Завря, чуть не сбив своего друга с ног, схватил его руч­кой за руку и потащил в сарай. Остальные уже стояли там над собакой и щенятами. Собака была мокрая и от этого осо­бенно тощая. Она вся дрожала. Нога ее была разбита в кровь и, когда женщина попыталась поднять ее на ноги, бессильно подломилась. За нею, скуля, жались щенята. Пол в сарае был залит чем-то. Сильно пахло керосином и хлорофосом.

Только сейчас заметил Ивасик, что шкура Заври чем-то ра­зорвана или прожжена у плеча...

  3-здесь им ос-ста-ваться нельзя, впервые в жизни заи­каясь, сказал Глеб.

И, везя на тачке собаку и ее щенят и поддерживая обесси­левшего Ивасика, во главе с шлепающей своими драными, без задников тапками бабушкой Ниной, странная процессия двинулась к дому Гвилизовых.

ВОПРОСЫ, НА КОТОРЫЕ СТЫДНО ОТВЕЧАТЬ

Дома прежде всего принялись обрабатывать раны собаки и Заври.

Не обращая внимания на боль, Завря, свистя и щелкая, допытывался:

  Что они хотели сделать с собакой?

  Что такое «убить»?

  Почему они хотели ее убить?

  Разве можно убивать?

  А меня тоже могут убить? А Ивасика?

  Почему женщина плакала?

  Это плохие люди? С ними никто не захочет рядом жить?

  Что такое суд? Зачем он?

И опять, словно не понял:

  Что они хотели сделать с собакой и щенками?

Стыдно было отвечать на эти вопросы.

Ивасик тоже спрашивал: где был Завря, когда ушел из дому. Завря отвечал рассеянно. То оказывалось, что он был где-то совсем близко от них, то, наоборот, далеко. Не сразу Ивасик понял, что днем Завря в самом деле бывал где-то непо­далеку и даже наблюдал за ними с чердака, а ночью уходил бродить. Иногда Завря бродил и днем, но тогда очень прятал­ся. Тот красочный рисунок базара Завря действительно сде­лал Вовиными фломастерами по памяти, а видел он базар в тот раз из-за водосточной решетки, из-под земли. Понять, как он попал под водосточную решетку, было решительно невозможно, уж очень рассеян был теперь Завря и отвечал с пятого на десятое.

  Но почему, почему ты убегал от нас, Завря?

Как ни старался Ивасик, он не мог удержаться от этого юпроса. Но и на этот вопрос Завря отвечал рассеянно. Один раз он сказал: «Не знаю». В другой: «Мне мешали твои гла­за». В третий: «С одного места смотреть надоедает». И опять Ивасик не выдержал и спросил:

  А ты знал, Завря, как мне плохо было, как я боялся за тебя?

  Тебе было плохо?переспросил Завря. Какпло­хо? Как собаке и щенкам?

  Может, даже хуже,сказал Ивасик.

И тогда Завря сказал:

  Мне стыдно. Я не подумал. Я, наверное, болел.

И оказалось, так и было. Завря в самом деле болелтоль­ко он еще не знал этого и лишь потом догадался.

Первые два дня после возвращения Завря отказался от еды. А когда на третий бабушка Нина насильно усадила его за стол, Завря, всё думая о чем-то, рассеянно протянул ручку к хлебу, взял его и отправил в рот.

  Он жует!сказал шепотом Глеб.

И сначала никто даже не понял Глеба, ведь все они были немного не в себе от событий последнего времени. Потом Ива­сик нахмурился, наклонился к Завре и засунул палец ему в рот.

  У Заври зубы!

Бедному Завре пришлось раз десять раскрывать рот и тер­петь, пока ощупывают его зубы. Его просили съесть то одно, то другое. И неохотно, и очень медленно, но все-таки терпеливо Завря жевал и жевал. Он уже не нуждался в тюбиках, которые наловчились готовить ему в семье. Немудрено, сказал Глеб, что Завря был болен и даже ушел из дому, не так это про­стовырасти сразу двум десяткам зубов, от этого можно за­немочь и даже испортить нервы и характер. Так что, если по­думать, нет ничего удивительного, что их Завря совсем неве­селый стал.

  Это не от зубов, сказал Ивасик,а от мыслей.

  Еще бы!воскликнула Лиля.Эти живодеры запросто могли его убить.

  Он не о себе. Он о щенках.

Завря взял Ивасика за руку и подержал. А потом вылез

из-за стола и ушел к собаке и щенкам, которых целый день вылизывал.

  У него целебная слюна, предположил Вова.

  У тебя, может, тоже целебная, да ты щенков вылизы­вать не будешь,заметила Лиля.

  Мы могли потерять Заврю. И уже никто никогда не узнал бы, кто он. Надо его везти в Москву, к профессору. решил Глеб.

  А собака с щенками?

  Вы все еще дети, и не понимаете, что Завря уникален. Собак много, а Завря один.

  Один, один,проворчал Ивасик.А мы?

  Да не в том смысле один. Короче, надо ехать в Москву и как можно скорее!

  Посмотрим,задумчиво молвил Ивасик, словно имен­но он был старшим, а не Глеб.

ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

Сначала Завря учуял запах воды, не похожей на водопро­водную. Пахло не одной только водой, но и какими-то расте­ниями, и гнилью. И, кроме того, в самом воздухе тоже была водяная пыль, не похожая, однако, на дождь, который Завря уже знал и любил. Завря быстро добежал до воды. Лишь на мгновение он остановился возле двух камней с каменными лапами, каменными хвостами и каменными мордами, похожи­ми на головы собак и на собственную голову Заври. Меж пальцами каменных лап и в изгибе каменных хвостов росли, как мелкие влажные толстенькие волосы, маленькие зеленые растения.

Мох или плесень,объяснил Завре Ивасик.Вырас­тают от воды на камнях.

Но камни с лапами и мордами и даже мох не были Завре так интересны, как вода. Она приподнималась из своего ложа, сверкала отшлифованным камнем под зеленоватыми фонаря-

ми. И свет этих фонарей словно катился по выпуклой водяной поверхности, катился то мелкой рябью, то извилистыми лучи­ками.

Завре было и страшно, и удержаться не было сил. Он со­скользнул в воду, вода все выше взбегала по нему, пока он не уперся пальцами ног в скользкое каменное дно, оттолкнулся и всплыл. Вода пахла листьями, травой, вода пахла птичьим пухом. Как мягко, скользко и прохладно было в воде! Как нагревалось ответно прохладе тело, и быстрей и свежее стано­вилась Заврина кровь. Завря то плавал, перебирая ручками, то бегал в воде. Хвост его отдыхал. Завря чувствовал, как хо­рошо его хвосту в воде, как блаженно ему плыть в водяной невесомости, как устал, оказывается, его хвост балансировать в воздухе, чтобы удержать Заврю на задних ногах.

Так рассказывал Завря Ивасику о том, как он плавал в фон­тане у двух каменных львов, которые словно потому и отвер­нули свои каменные головы, что упоенный Завря то и дело обрызгивал их водой из бассейна. Получалось так, что это была самая счастливая в жизни Заври ночь.

В тот же вечер Ивасик сказал: