Ни в какую не в Москвумы поедем В Тихую бухту, на море.
И даже Глеб не решился ему возразить.
А если он уплывет и не вернется, наш Завря?только и сказала Лиля.
Ничего, вернется, мы дождемся.
А собака с щенками?
Что-нибудь придумаем. Нужно скорее ехать.
Но легко сказать: ехать быстрее. Словно они взрослые люди и у них есть деньги, словно не они маму и папу, а мама и папа слушаются их. Хорошо хоть бабушка Нина взяла их сторону.
Послушай, сынок,сказала она их папе. Трудноне трудно, а надо ехать.
Куда, интересно?удивился папа.К Нептуну в гости? Путевок, мама, у нас нет. А если бы и были, никто бы нас на порог не пустил с вашим Заврей.
Разобьем палатку,непреклонно сказала Нина.
А есть что будем? Вместе с тобой нас семь человек.
И еще наш приемыш, у которого нет ни свидетельства о рождении, ни даже собачьего паспорта. Ты представляешь, во сколько такое путешествие нам обойдется? Не говоря уж о том, что нас ни в поезд, ни в самолет не впустят с таким чудищем, как Завря. Тогда уж нанимай зоопарк, чтобы вместе с ним отправиться к морю. Может, с крокодилами и Заврю провезешь незаметно.
Ах, ах, какой ты остроумный!сказала насмешливо Нина.Если не хочешь, можете оставаться вдвоем, а я с детьми и Заврей отправляюсь в путешествие.
То есть как это, это что такое это?От волнения мама даже затараторила невнятно. Что это ты, Нина, как это, Нина? Да я умру от волнения за детей! Нет уж, вы там все потеряетесь, и Вовочка без меня не поедет, правда, Вова?
Вова расплылся:
Конечно, не поеду! Потому что мы поедем все вместе!
Сейчас Вова не думал ни о Завре, ни о науке, а только о
том, что ему очень хочется, чтобы мама поехала на побережье, чтобы она целый месяц не ходила на работу, а отдыхала и единственной ее работой было бы пересчитывание детей: «Раз, два, триВовочка, четыреИвасик», а может быть, еще и «пятьЗавря». Впрочем, она Ивасика и то не всегда называла, но уж Вову обязательно, потому что хорошо знала, что он ждет, чтобы она его назвала отдельно. И пусть бы от воздуха и беззаботности мама то и дело засыпала на пляже.
Мы поедем все вместе, вот увидите,повторил Вова убежденно.
Опять двадцать пять!хлопнул себя по коленкам папа.Где, спрашивается, деньги, где разрешение на провоз и содержание Заври?
Скажем, что это собака,решила Лиля.
Ну да, конечно, а то, что у нее, простите, шерсти нет и третий глаз торчит на макушкеэто ее личное дело, так?
Подождите, пусть Вова скажет,вмешался Ивасик.
У нас ведь нет этойэкспуляции?наморщился
Вова. В отличие от Глеба он был не в ладу с мудреными иностранными словами.
Что ты городишь, Вова? Что за экспуляция? Популяция, что ли?
Нет, этапулуатация.
Эксплуатация?
Ну да, конечно. У нас же задаром никто не работает? А сколько раз выступал Завря? На него только все и бежали! Пусть заплатят!
Неудобно как-то!поежился Глеб.
Это мы еще должны платить, что нас взяли выступать !горячо поддержала Глеба Лиля.
Ну, как хотите! Пусть Завря здесь болеет и погибает. Ему, может, море необходимо^ если его камень там был!
Нужно просто попросить, а не требовать,вставил Ивасик.
Своих зверей они кормят, возят, а нашего Заврю кормим мы, продолжал невозмутимо Вова. Пусть заплатят на питание.
Замолчи!крикнул обиженный Ивасик.
Подождите, дети,сказал папа.Вы хоть знаете, как получают деньги, зарплату? Обязательно должен быть какой- то документ. Зарплату платят по ведомости, а ведомость составляют по штатному расписанию и принимают на работу людей взрослых, с паспортами и трудовыми книжками.
А теперь могут с двенадцати лет работать,вспомнила Лиля.
Но тебе-то исполнится двенадцать только через пять дней.
А Завре, может, вообще уже пятнадцать лет, предположил Вова.По-ихнему.
Вова, да перестань же болтать чепухучто у тебя, свидетельство о рождении Заври есть? Кто он вообще такой, Завря? Может, это робот или шпион. Где его документы, скажите мне! Господи, да представьте себе одну его роспись в платежной ведомости.
Мама, наш папа бюрократ, да?громким шепотом
спросил Вова. Совершенно чисто и верно сказал он это слово.
Все надулись от сдерживаемого смеха. Но Нина сдерживаться не сталаона рассмеялась так громко, что стекла в окнах зазвенькали.
Мать! Какой пример ты подаешь внукам!воскликнул обиженный папа. Смейтесь-смейтесь, сказал он остальным.Не стесняйтесь! Времена уважения к отцам прошли. И когда отец не может обеспечить звонкой монетой развлечения своих детей, они развлекаются, звонко смеясь над ним!
Прости, папочка!взмолился Ивасик. Мы, правда, глупо смеемся. И думаем только о себе. Но и ты, папа, тоже.
Чтотоже?насторожился папа.
Ты прости, папочка, но ты тоже думаешь только о себе. Ну еще о нас. А нужноо Завре.
Благодарю за инструкцию, папа поклонился, развел руками и ушел в ванную.
А делегация младших Гвилизовых отправилась к Сергееву.
И все оказалось точно так, как говорил папа: Завре трудно было заплатить, потому что он не был человеком и неизвестно, был ли подходящего возраста. Но, конечно, Сергеев придумал, что сделать. Во-первых, через пять дней Лиле исполнялось двенадцать лет, и дирекция цирка заключила с ней самый настоящий трудовой договор на несколько выступлений. А во-вторых, все артисты цирка решили сделать одно, сверхпоследнее выступление в городе в пользу Заври, бездомных собак и юннатских кружков. А Завря понял только, что хотят помочь собакам, которым некуда деться и нечего есть, и вместе с художником цирка, Глебом, Лилей, Ивасиком, Вовой и ребятами из юннатского кружка принялся рисовать для последнего выступления группы Сергеева плакаты и лозунги: «СОБАКАДРУГ ЧЕЛОВЕКА», «НИ ОДНОЙ БЕЗПРИЮТНОИ СОБАКИ», «СПАСИТЕ НАШИХ МЛАДШИХ БРАТЬЕВ». Каждый рисовал свой лозунг. Лучше всех, оказалось, рисует Вова. А Заврины рисунки, это все признали, походили на какие-то ребусы. Но они были очень красочные и веселые, и всем понравились.
И вот наступило последнее выступление группы Сергеева.
Опять дрессированные животные поражали всех. Опять всех смешил Завря. Сколько бы с ним ни репетировали, он всегда придумывал во время выступления что-нибудь новенькое. На этот раз он сделал вид, что нападает на дрессированных собак, бросал в них деревяшками, а они бросали обратно, направлял на них струю воды, а они выхватывали у него шланг и обливали его, а он от них убегал и прятался в зале.
А последним номером значилась танцующая лошадь. Очень- очень красивые были лошадь и наездница. И лошадь, и наездница сверкали. Над головой лошади были высокие разноцветные перья, и над головой наездницы тоже сверкало высокое перо. Подолом ее лилового, с золотом платья, как попоной, покрыт был круп лошади. Лошадь танцевала танго, старательно переступая ногами вбок. Она кружилась в вальсе и даже, с трудом, но красиво, шла на задних ногах. Ей много аплодировали, так что наездница выехала на лошади еще раз, и лошадь сделала невероятный поклон. И опять зрители аплодировали, но уже слышались крики: «Заврю! Заврю!» Крики становились всё сильнее, зрительный зал уже слитно скандировал:
За-врю! За-врю!
И тогда на арену галопом на четвереньких выскочил Завря, тоже в попоне и с перьями, правда, не на макушке, где был его третий глаз, а где-то над носом. На его покатой спине восседала в длинном платье, в блестках и перьях Лиля. Ручки у Заври было гораздо короче ног, и от этого галоп его был ныряющий, прыжки огромные, и, если бы не ловкость Лили, она бы давно слетела с его спины. Завря танцевал по-лоша- диному танго и вальс, кланялся, а потом поднимался «с трудом» на «задние ноги», и Лиле, чтобы удержаться на нем, приходилось быть настоящей акробаткой.
В зале хохотали так, что на улице у цирка даже трамваи останавливались. В заключение Завря оседлал Лилю, и та, путаясь в своем длинном подоле, увезла его с арены.
ОГОРОЖЕННОЕ МОРЕ
И вот они ехали к морю на поезде и занимали половину всех купе в спальном вагоне. Между прочим, и вещей у них было столько, что они едва разместились в четырех купе: огромные рюкзаки с тушенкой и сгущенкой, спальные мешки, палатки, керогаз, керосин, железная посуда, не говоря уже о купальниках, одежде и обломках Завриного камня.
Ехали они полдня, ночь и еще день. У поезда встретил их «рафик»Сергеев созвонился со здешним спортивным обществом, и они прислали свою машину, чтобы отвезти Гвилизо- вых к морю. Впрочем, палатки разбили они, не доезжая до моря, посреди цветущих полян. Уже темнело и, хотя всем им не терпелось, в Тихую бухту решили идти с утра.
Всю ночь Завря был беспокоен, при свете луны было видно, как раздуваются его ноздри, как сверкает теменной глаз. Он пробовал освободиться от обнявшего его Ивасика, но Ива- сик только крепче обнимал его.
Ну что, что, Завренька?шептал Ивасик.
Завря молчал.
Утром двинулись к Тихой бухте. Впереди шагали Лиля и Вова, за ними Ивасик с Заврей, следом Глеб с камнем в большой сумке, и завершали эту процессию папа с мамой. Нина, конечно, осталась готовить еду и сторожить палатки.
Завря был возбужден, крутил головой, все складки на нем ходили волнами. Но ведь и все остальные тоже были взволнованы.
Между тем на дороге было пустынно. Это удивляло ведь раньше с самого раннего утра по этой дороге шли курортники к Тихой бухте. На всем ближайшем побережье не было лучшего пляжа и более тихого моря.
Ленивые стали курортнички!бодро воскликнул папа.
И хорошо!так же бодро откликнулся Глеб. Мы
успеем кое в чем разобраться, пока они нежатся в своих постельках!
Смотрите, человек идет!крикнула Лиля.
Все приложили руки козырьком к глазам, прикрываясь от раннего яркого солнца. В самом деле, навстречу им шел человек, но не от бухты, а от соседнего виноградарского совхоза.
Когда они поравнялись, папа спросил:
Вы нам не объясните, почему так безлюдна эта дорога к бухте? Может, проложили другую дорогу? Или какой-нибудь карантин? Мы только ночью приехали и разбили палатки в поле. В прошлом году, помню, на этой дороге всегда было людно?так многословно спрашивал папа, и быстрой Лиле было неудобно за него.
Но прохожий с удовольствием выслушал вопросы и с удовольствием на них ответил:
Там теперь шлагбаум и сетка. Бухта огорожена. Построили исследовательскую станцию.
Да что вы говорите!воскликнул с удовольствием папа.Уж не дельфинарий ли решили сделать в бухте?
Завря в нетерпении дергал Ивасика за руку, но Ивасик теперь с интересом прислушивался.
Насчет дельфинов не скажу, отвечал прохожий. Какие-то метеориты в бухте обнаружили. Аномальные.
Что еще за аномальные?дернул Глеба за руку Вова.
Ненормальные, значит,ненаучно ответил Глеб.Отстань, Вова.
Говорят, не такие уж и большие камни, но с излучением каким-то. С какими-то не такими свойствами. Люди болтают, еще в прошлый год, летом какие-то ребятишки, шпана, такой камень выловили и куда-то задевали. Потом искали этих мальчишекможет, они уже и заболели от этого камня.
Вова в ужасе так широко раскрыл глаза, что даже прохожий заметил:
Что, парень, любишь страшные сказки? Мои ребята тоже как начнут об этих камнях воображатьи уроки учить некогда. Так что эти камни изучают, как этот, как его?..
Тунгусский метеорит,подсказал Глеб.
Вот именно. Так что вы зря идете: загородили Тихую бухту ученые в этом году.
А этих... каких-нибудь крокодилов, ящеров не находили?с замирающим сердцем спросил Глеб.
Вот этого не слышал. У нас же все-таки не Африка. И не Англия, где Несси водится.
Дальше Глеб не слушал. Он почти побежал в гору, к седловине, с которой уже видно Тихую бухту. Но не пробежал он и ста метров, как вскрикнул и выронил сумку с камнем.
Затяжелел?догадалась о камне Лиля.
Переглянувшись, все бросились к сумке. Только ни о чем
не подозревающий прохожий пошел дальше по своим делам. Каждый из семейства Гвилизовых пытался поднять сумку. И, если бы не крик Ивасика, никто бы, наверное, не заметил, что Заври уже нет рядом. Огромными шагами он бежал к уже открывшемуся морю. Он прямо-таки стлался по дороге. Туловище его. и хвост казались ракетой, сбоку взмахивали ручки, как крылышки, а ноги, мощные его ноги так быстро отталкивались от земли и сменяли друг друга, что почти сливались в какой-то полукруг. Ивасик и Лиля бросились следом. Но где уж им было догнать! Шлагбаум посреди дороги, охранник, бегущий наперерезничто не задержало их.
Уже приближался кусок берега, огороженный вместе с водой железной сеткой. Прямо на эту сетку бросился со всего маху Завря, не пробил ее, бросился еще и еще разсеть порвалась, Завря, обдираясь, вскочил в дыру и вдруг упал.
Завря!отчаянно вскричал Ивасик, бросаясь к нему.
Завря не шевелился.
ОГОРОЖЕННЫЙ ЗАВРЯ
Невеселый оказался этот отпуск у семейства Гвилизовых. Сотрудники исследовательской станции, обосновавшейся в бухте, сказали ребятам, что Завря жив, но в глубоком анабиозе.
Анабиозэто такое состояние организма, когда нет никаких признаков жизни, но организм не умер. Вроде летаргического сна,объяснил братьям и сестре Глеб.
Заврю перенесли в помещение, где лежали камни, очень похожие на тот, который в прошлом году сестра и братья увезли с собой и из которого вылупился Завря.
Может быть, там тоже заврики?шепотом спросила Лиля.
Уже бы давно вывелись,возразил Вова.
Ивасик попробовал подойти к. Завре и вдруг понял, что Не можетсловно спотыкается о что-то невидимое. Этого Ивасик не мог уразуметь. Он так же не понимал, что его не пускает, как не понимает непроницаемости прозрачного стекла муха.
Научные работники станции хотели подойти к Завреи так же уперлись в нечто невидимое.
Эге!сказали ониДа тут, не иначе, силовое поле.
И, очень довольные чем-то, принялись расставлять свои
приборы и смотреть на экраны, на которых ничего, кроме зигзагов, не было.
Глеб тоже был доволен, он тоже смотрел на эти экраны, слушал непонятные речи ученых, а Ивасику только сказал:
Вот тебе и голуби, вот тебе и куб света!
Словно Ивасику было какое-то дело до таких далеких теперь цирковых фокусов Заври, который в настоящее время лежал почти как мертвый, и к нему даже невозможно было подойти.
Но Ивасик столько ходил вокруг, что нашел место, в которое мог входить, чтобы оказаться возле Заври. И каждый раз теперь находил он такую лазейку, хотя всякий раз она оказывалась в другом месте и только он мог в нее пройти.
Завря, Завренька, взывал он к своему неподвижному другу, но ни звука не слышал в ответ.
Зато «заговорили», как выражались сотрудники станции, камни. Или еще по-другому ученые выражались.
Ну, что, работают?спрашивал, входя, кто-нибудь из них.
Работают!отвечал другой. Вот только для чего и
как, совершенно непонятно. Вообще непонятно всё это!
Глеба такие разговоры сердили: что, спрашивается, непонятно? Над Тихой бухтой год назад потерпел аварию инопланетный корабль. Прежде чем взорваться, инопланетяне в слоистой, псевдокаменной упаковке выбросили своего младенца, а заодно системы ограждения и еще чего-нибудь.
Сказать правду, Глебу странно было, что их Завря, который сосал Ивасиков палец, таскал бабушке Нине тапки, да тапком же иногда и хлопала его Нина, что их безобразный уродецпришелец из иных миров. Кто бы подумал, что именно так произойдет встреча разумов. Если бы не куб света, в котором стайкой вились голуби, Глеб вообще бы никогда, ни- когда... А что никогда? Почему-то великих вещей всегда ждешь не с той стороны. Но он хоть понимал, что тут что-то не так. А Густав Иванович? А папа? А прохожие на улице? Люди, думал философски Глеб, готовы только к такому чуду, которое тут же кто-нибудь авторитетно подтвердит, или же к чуду, которое на каждом шагу будет кричать, что оно чудо.
Слова переполняли Глеба.
Мы могли бы так и не узнать, кто Завря!сказал он Ивасику.
Иля ты знаешь, кто ты?загадочно ответил Ивасик.
Я все же сделал великое открытие!сказал тогда Вове Глеб.
Но Вова был разочарован: что за великое открытиеЗавря! Вот мамадругое дело. Но ее никто и не думает открывать. Потому что видят и думают: раз видят, то знают. А что они знают? Вот болен Вова, плохо емуона только возьмет его за руку, и сразу хорошо: без всякого лекарства и компрессов. Это чудо или нет? От мамы идет какое-то невидимое сияние. Когда улыбнетсяэто вроде как открыл утром глаза, а всюду солнце. Или, например, сердится. Другие сердятсянеприятно, конечно, но даже сходства никакого нет. Глаза ее становятся такие темные и больные, что Вове совсем нехорошо делается. Единственное, что портит маму, ее суетливость. Ведь это унижает прекрасную маму. Ей нужно просто быть н не суетитьсяи тогда она не может не излучать нежности