Мы с Заморышем подходим к калитке. Не подкрадываемся, а громко разговариваем, смеемся. Из-за забора раздается истошный лай. Прекрасно! Противник, стало быть, на месте. Операция развивается успешно.
Разговариваем еще громче, хохочем, задыхаемся от смеха. Противник, понятно, тоже не молчит. А пока первый отряд отвлекает его внимание, второй Второй отряд выглядывает из- за угла, и лицо у Беретика точно такого цвета, как самое желтое из яблок, собранных нами прошлой осенью.
- Он оно - едва выговаривает наш изобретатель. - Она
Мы ждем. Мы переживаем вместе с ним.
- Она лает! - выпаливает наконец Беретик.
- Там что, вторая собака? - спрашиваю шепотом. Знаю, что быть ее, вроде, не должно, потому и решили, что второй отряд заходит с тыла. В глубине сада, у самого забора, растет чудесная вишня.
- Какая там собака! - шепчет в ответ Беретик.
Я в недоумении.
- Кто же лает тогда?
Он молча пожимает плечами. На него жалко смотреть.
- Не собака?
- Какая там собака! - повторяет он. - «Жигули» это! Понимаешь? «Жигули»! Зеленые!
Мы с Заморышем переглядываемся.
- Зеленые! - твердит Беретик. - Через щелку все видно. Никакой собаки Стоит легковушка и лает
Я невольно отскакиваю от забора.
- Что, не веришь? - наступает на меня Беретик. - Пошли, увидишь своими глазами!
Я поправляю кепку. Нет, в другой раз. Хватит с меня на сегодня и того, что под ней.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,которая подтверждает известную мысль, что лучшая оборона - это наступление
Замечали ли вы когда-нибудь, как может порой измениться комната, целый дом или даже улица? В хмурый день все серое, унылое, а выглянет солнышко - мгновенно все засияет вокруг.
С нашим славным убежищем то же самое происходит. Только без всяких видимых причин. Просто вчера в это время оно было одним, а сегодня совсем другое.
Беретик все еще не может прийти в себя. Я ерзаю - время-то не стоит на месте, надо отправляться в шестой подъезд. Заморыш безмолвно прохаживается вдоль стены.
- Чего ты распсиховался, Беретик? - вдруг подает она голос. - Заело, что кто-то раньше тебя изобрел лающую или лаятельную машину?
Смотрит она строго, бровями поигрывает, и мы едва удерживаемся, чтобы не рассмеяться. Но вое же удерживаемся - как-никак, нам не до смеха.
- Пусть лучше Дору расскажет, как у нас продвигается План Возмездия, а то он как воды в рот набрал.
Ну и Заморыш! Разговоры с прицелом заводить - первая мастерица! На сей раз достанется, видно, мне
- План идет по плану, - пытаюсь отшутиться. - Только если про каждый шаг докладывать, вам же будет неинтересно!
Беретик смотрит на меня недоверчиво, Заморыш - подозрительно. Что бы еще придумать, чтоб они от меня отстали?
И тут во дворе появляется человек с палкой.
Нет, он не опирается на нее. Он держит ее наперевес. Совсем как мы наш съемник.
Беретик таращит на него глаза. Заморыш качает головой. Но мне, мне-то каково?
Потому что человек этот - Аугустин Алексеевич из шестого подъезда.
- Глянь! - выдыхает Беретик. - Вон чего люди изобретают!
Палка как раз проплывает мимо входа в закуток. Успеваю разглядеть: на нее насажен какой-то кривой нож нет, скорее что-то похожее на садовые ножницы. И веревочка болтается.
- Видал? - не угомонится Беретик. - Потянул за веревочку, и готово!
- Хорошо, срезал, а куда он фрукты девает? - интересуется Заморыш. - Куда?
- Да, рюкзака при нем нет. И мешка тоже, - соглашается Беретик. - Но, может, он его пока не взял просто?
А мне, по правде говоря, решительно все равно, есть у него там мешок, рюкзак или нет. Мне уже и варианты не надо проигрывать - мой испытатель датчиков прошагал прямехонько в сторону махалы. Стало быть, отпадают все безопасные варианты, одни опасные остаются.
Взять хотя бы пятый: в махале он держит машину. Что ж это получается? Прочел он у меня в мыслях, что мы собираемся сегодня открыть сезон уборки. Мало того, узнал - в какое время и где именно. И выходит, поставил свою машину, чтобы отогнала нас? От одной этой мысли меня пот прошиб Ой ты, да ведь он и ее прочтет!
- Ну, что ж мы стоим? - Беретик толкает меня в бок и тем самым слегка приводит в чувство. - За ним! Пошли!
- Да ты что?! - кидаюсь я на него. - С ума сошел?
- А у тебя что, температура? - усмехается он и протягивает руку к моему лбу. Я отскакиваю как ошпаренный. Беретик застывает на месте. Заморыш задумчиво поправляет очки на носу.
- Ну и ну! - произносит она наконец.
Я получаю минутную передышку.
- Послушай-ка, Дору, - растягивая слова, обращается ко мне Заморыш, - а не кажется ли тебе, что ты какой-то странный сегодня?
- Не больше, чем вы! - пробую я огрызнуться.
- Но мы-то так не дергаемся, - замечает она.
- И ни с того ни с сего в ворота не становимся, - добавляет Беретик. - И в кепке весь день не ходим. Кстати, откуда она у тебя? Вчера еще ее не было
- За ночь выросла! - продолжаю я обороняться.
- Ну, а все, что растет, полагается убирать, - шепчет он скороговоркой и решительно пытается сдернуть у меня кепку с головы.
- Не сметь! - воплю я. - Не подходи! А то хуже будет!
- А что, током убьет? - деловито осведомляется Заморыш.
Но меня уже не унять:
- Не током! Похуже! Пострашней!
Вид, наверное, у меня совершенно дикий. Оба они прижимаются спиной к стене.
- Стоять и не шевелиться! - командую я. - Ни одного движения, пока не скроюсь из виду!
И, не теряя времени на разъяснения, я бросаюсь со всех ног ван из закутка.
ГЛАВА ПЯТАЯ,в которой я, кажется, избавляюсь от Черного Треугольника
Догнал я соседа на полпути к махале.
- А, коллега-испытатель! - обернулся он и даже сделал вид, что обрадовался. - Хочешь составить мне компанию?
Но я продолжаю наступление.
- Что это у вас за приспособление? Никак, съемник фруктов?
- Да не совсем, - отвечает он. - До настоящего съемника ему пока далеко
- А вам нужен, так сказать, лифт с односторонним движением?
- Точно. Да ты, я вижу, в этом деле разбираешься!
И смеется. А я весь напружинился: это что, намек? Знаю, мол, чем ты по чужим дворам промышляешь? Нет, погоди, любезный! И рвусь вперед:
- А «Жигули» зеленые, которые лают, тоже ваши?
Он прямо-таки изумляется. Ну и артист!
- И их уже заприметил? Но тут ты не угадал. Не мои это «Жигули», а знакомого одного. Я, братец, хоть и механик, но пешеход. Им, наверное, и останусь.
И, как ни в чем не бывало, шагает дальше, веревочкой поигрывает. Дернет за нее - ножницы «клац-клац», то ли звенят, то ли поскрипывают.
А я тем временем разглядываю его исподтишка. По правде говоря, не такой уж он великан, Аугустин Алексеевич, просто я вчера, видать, струхнул от неожиданности. Вполне даже обыкновенный дядька, только сам смуглый, а волосы светлые. Разве вот что еще: когда он спросил вначале: «Хочешь составить мне компанию?», - то прищурился, одна бровь нависла, и глаз наполовину спрятался, а потом вынырнул и, уж не припомню при каких словах, опять спрятался.
- Постой, - вдруг вспоминает он и даже приостанавливается. - Кажется, у нас вот-вот истекает срок эксперимента? Верно я говорю?
По-видимому, я кивнул.
- Тогда не будем терять времени, - решает он. - Отдадим кому следует эту палочку-выручалочку и пойдем расшифровывать показания приборов.
То, что произошло начиная с этого момента, я просто не в состоянии спокойно пересказать.
Подошли мы к дому. К тому самому, с табличкой, к которому подходили двумя отрядами. Аугустин Алексеевич что-то сказал, раздался лай, мы прислушались, и из глубины двора до нас донесся тот, второй собачий голос. Выглянул хозяин, поблагодарил за съемник, и на обратном пути Аугустин разъяснил мне суть дела: очень уж этот Рекс ретивый и громкоголосый, спасу нет. Чтобы замолчал, требуется одно - перекричать его, но больше всего на него действует чужой лай. Вот хозяин и попросил что-нибудь придумать. Пришлось оборудовать «Жигули» нехитрым таким устройством - микромагнитофоном. Хотя лучше было бы - синтезатором звука. Синтезатором? А что это такое? Ну, электронный имитатор, как в некоторых вычислительных машинах. Или в приборах-самоучителях, что помогают усвоить произношение на иностранном языке. Как говорится, подрастешь - узнаешь.
Мы прошагали мимо входа в тайник, но я, признаться, даже не подумал, следят за мной ребята или нет, я на какое-то время вообще забыл об их существовании. Мы поднялись на пятый этаж, вошли; из соседней комнаты выпорхнула ненаглядная наша бабуля, увидев меня, что-то, по обыкновению, проворчала, но сразу исчезла, и мы с Аугустином присели к его столу. И тут наступило самое главное.
Повелитель Черного Треугольника спросил, интересно ли мне знать, о чем я думал в эти сутки. От такого вопроса меня, признаться, слегка затрясло, но Аугустин Алексеевич и виду не подал, только полистал записную книжку. После чего заявил, что, ясное дело, думал я о том, как бы это время продержаться, не огорчить его, - это было бы, дескать, невежливо, не по-соседски. В общем и целом это у меня получилось, не считая, конечно (тут он опять полистал книжку), не считая гм отдельных всплесков, - можно назвать точное время каждого из них, но, по-видимому, я и сам их прекрасно помню. Честно говоря, мне стало как-то скучно: сосед, похоже, собирался меня воспитывать, недаром он поселился под одной крышей с бабулей. Я чуть было не сморозил что-то по этому поводу, но в последнюю минуту все же вспомнил о Черном Треугольнике, он ведь по-прежнему торчал у меня на лбу, - и тогда Аугустин Алексеевич подвинул поближе ко мне небольшой такой приборчик, вроде наших, из школьного кабинета, но кроме циферблатов со стрелками была у него еще бумажная лента, а на ней выведена длинная зубчатая линия. Вот тут, указал Аугустин Алексеевич на зубцы повыше и пореже, ты вел себя прилично, ничего не скажешь, а тут, - выступы стали совсем редкими, плавными, как извилины реки на карте, - ты и вовсе паинька, потому что спал, зато вот тут, братец, - зубцы пошли мелкие и частые, будто их пробирала дрожь, - ты затевал дела, за которые хвалить тебя не стану. «А какие именно»? - снова чуть не вырвалось у меня, но тут хозяин легким движением снял с меня кепку, высвободил голову от датчика и даже отодвинул подальше злополучный прибор, как бы давая тем самым понять, что эксперимент окончен, я свое дело сделал «вновь обрел полную свободу. Но я прощаться не торопился, и он вопросительно на меня посмотрел. А не торопился я потому, что обидно стало вдруг. Как это? - помогаешь человеку, сам же он говорил, что это в интересах науки, он заполучил какие-то там свои данные, и что же дальше? Со мною-то как будет?
- Э, да ты, я вижу, сегодня оказываешь мне куда больше чести, чем вчера! - Еще раз пристально взглянув на меня, он улыбнулся. - Что, исчерпана дневная развлекательная программа?
Я не отвечал, и он, покачав головой, продолжал:
- Что ж, в этом можно было бы вам и помочь, но, с другой стороны С другой стороны, вы ребята самостоятельные, как-никак, в седьмой класс перешли, если не ошибаюсь? Ну, а раз так, вряд ли вы станете согласовывать со мной свои летние планы. Хотя
Туг он запнулся. Настала моя очередь набираться терпения.
- Хотя, - наконец вымолвил он, - ради той же науки можно было бы проделать с вами другой эксперимент. Видишь ли, дружок, - он говорил теперь неторопливо, даже осторожно, подбирая слова, - если прикрепить ко лбу миниатюрный радиопередатчик, мы получаем картину электрических явлений в мозгу. Ты ведь знаешь, наверное, что организм наш вырабатывает электричество Но он и воспринимает его. Иными словами, источник передачи становится приемником. И появляется возможность тебя усыпить или просто успокоить. Или
- Или? - переспросил я, чуя неладное.
- Ну, скажем, внушить тебе кое-что подсказать, что ли. Хотя бы по части тех же летних планов. Я понимаю, конечно, что, плавно опускаясь на дно канавы во дворе, ты совершил небольшое путешествие в сторону земного ядра. Но ведь можно исследовать и поверхность нашей планеты, для этого надо лишь выйти со двора
Я дотронулся до лба. Он показался мне горячим, как чайник на плите.
- А-а, ясно, - отозвался Аугустин Алексеевич. - Ты хотел бы знать, куда прикрепляется такой приемник. Некоторые вводят, или, как еще говорится, вживляют его непосредственно в мозг подопытных животных, настолько он мал. Это совершенно безопасно, но, по-моему, такой метод обходится дороговато Можно ведь воздействовать на поступки и иным путем
Я отнял руку, и она повисла в воздухе. В самом деле, какой же это путь? Куда он ведет?
- Путь этот самый прямой и простой, - заключил Аугустин Алексеевич. - Таким приемником можешь стать ты сам.
ГЛАВА ШЕСТАЯ,в конце которой звучит новое имя
Чем хорош наш новый сосед, так это тем, что оставляет время на размышление.
Ведь как обычно бывает? Вызовут к доске и говорят: отвечай! Или в любой игре: ходи, шевелись, не зевай! Не продохнуть! А Аугустин Алексеевич совсем вроде бы даже наоборот действует.
Спустился я во двор, тут и вечер. А вечером, известно, свои заботы: не вспомнили бы вдруг домашние про какие-то твои грешки, не оставить бы на завтра то, что не договорено сегодня, узнать последние новости уходящего дня На вечер, короче, больше всего дел и выпадает.
Наши, понятно, тут как тут. Прогуливаются чинно, не спеша, только что не под ручку. Из тайника-то они вылезли, не век же им там сидеть, но попритихли. Ничего, как увидят меня без кепочки, - заговорят.
- А-а, привет! - встречает мое появление Заморыш, - вышел свежим воздухом подышать? А то, может, устроим небольшую охоту на китов?
- Охоту так охоту, - отвечаю. А сам настораживаюсь.
Во-первых, со всякими соревнованиями на сегодня вроде бы покончено, так ведь договорились. Во-вторых, скоро ночь, а такую охоту, как наша, полагается начинать при стопроцентной видимости.
Не только потому, что метаем мы не гарпун, а мячик, притом маленький, теннисный. А кита заменяет кольцо, даже не кольцо - колечко. Мячик бросают с полена. Да, вы не ослышались, не с колена - с полена: кольцо прикрепляют к дереву, а в пяти или десяти шагах от него, смотря по тому, как договорились, кладут на землю расколотое пополам полено Сколком кверху, чтобы ногам было гладко, как на палубе, зато ты на них едва удерживался. Поначалу кажется: что тут особенного? Но полено мы нарочно подбираем короткое и узкое, напляшешься на нем, в особенности когда замахиваешься - Это тебе не какая-то там бортовая качка - земля из-под ног уплывает. Вот тогда свою меткость и проявляй!
Беретик пока помалкивает. Кидается кольцо приладить, поленце приволакивает. А Заморыш за всем следит, деловито так, сосредоточенно, будто нет сегодня на свете ничего важнее. Что это они? Неужели им в самом деле неинтересно, куда моя кепка девалась? И почему она появилась? И почему до поры до времени до нее нельзя было даже дотронуться?
Охотимся мы долго и с переменным успехом, время идет, в конце мы уже не по кольцу бросаем, а в ту сторону, где положено плыть киту. И нет у нас никакой спортивной злости, ни счета, ни сил никаких А кепки будто и в помине не было, и никакой гражданин со съемником не проходил мимо нашего закутка, и я его не сопровождал. Что с ними - память отшибло? Или я их так напугал тогда?
Уже впотьмах Беретик снимает кольцо с тополя, берет под мышку полено.
- Та-а-ак, - протянула на прощание Заморыш. - Значит, нашел себе нового друга, а старых - побоку?
Вот так и сказала!
И ни слова больше, даже ручкой не помахала.
Ну и катитесь! Да, у меня новый друг! И подождите, мы с ним такие дела завертим, обалдеете!
Нет, не крикнул я им это вслед. И по-другому не объяснил: дескать, что вы, ребята, кипятитесь? Ну понадобился я человеку для одного научного эксперимента. Для какого, это пока тайна. Но как только будет можно, я вам все-все выложу! Вместо всего этого я сказал коротко:
- Мой друг всех нас зовет в друзья. - И добавил:
- Только сейчас, наверное, он спать собрался.
Чем дал себе передышку. И другу заодно.
Но тут из ночи вынырнул Беретик:
- А завтра утром он, наверное, на работу пойдет? Или у него тоже каникулы?
Тон при этом, надо сказать, был у него довольно-таки угрожающим. Дескать, опять увиливаешь? Какая настоящая дружба может ждать до утра?
Но время все же работало на меня: поздний час, пора было расходиться. Да и китобойное судно, на котором я неизвестно за что весь вечер на волнах раскачивался, выглядывало у Беретика из-под мышки. А тут еще Заморыш вздумала в последний момент выказать свою девчоночью лисью натуру: мы, мол, тебя нисколько не неволим, не хочешь, так и не нужно, обойдемся без чужих тайн. Их же хлебом не корми, дай только поломаться Короче, сжалился я над ними. Сели мы в тесный кружок, и Черный Треугольник как бы вырос сразу еще на двух лбах.
- Ух ты! - вздохнул Беретик и даже провел пальцем между глаз.
- И он что же, - мечтательно прошептала Заморыш, - сидит теперь у себя и видит нас всех?