Доктор? Алекс просунул голову в дверной проём.
Бур-бур, неразборчиво ответили ему изнутри ларька хриплым баском.
Подождём, вздохнул Алекс, оборачиваясь к Дине. Доктор не всегда в настроении, но, если повезёт, он тебе поможет.
В чём? Дина ничего не понимала.
Изнутри ларька донёсся грохот, словно там упало что-то тяжёлое. На пороге возник щуплый мужичок невнятных лет. Он был сурово небрит, рыжеватая щетина ещё не дотягивала до того, чтобы считаться бородой, и придавала его помятому лицу неряшливый вид опустившегося алкаша. Стойкая вонь перегара только усилила это впечатление. Дина поморщилась.
Что? Опять? Ну чего ты их ко мне таскаешь, Алик? скривившись, пробурчал мужичок, кутаясь в женскую меховую жилетку, украшенную стразами вдоль молнии.
В сочетании с грязными штанами цвета прелой листвы и клетчатой фланелевой рубахой выглядело это до невозможности нелепо. Он вперил в Дину немигающий взгляд мутно-жёлтых глазок. Вздохнул.
Выглядит на шестнадцать. Точно. Школьница, местная. Фифа к тому же. Какой класс? Одиннадцатый «А»?
«В», не успев подумать, ответила Дина и покачнулась.
Идти страшно. Она с трудом заставляет ноги передвигаться по квадратным плитам школьного двора. Голова опущена, длинная чёлка падает на лоб, волосы свешиваются на лицо. Под ногами поскрипывает первый ледок. Два шага плита. Ещё два шага стык следующая. Она смотрит только под ноги, ёжась, словно ожидает удара. Доходит да школьного крыльца и заставляет себя шагнуть на ступеньку. Она не была в школе с конца весны и почти всю осень
Она боится. Её переполняет злость. На себя за этот гаденький страх. На несправедливость, которая заставила её, всеобщую любимицу, самую красивую девочку гимназии 1001, подниматься сейчас по ступеням школьного крыльца с низко опущенной головой. На родителей, которые обрекли её на эту пытку.
Одиннадцатый «В», гимназия тысяча один, чужим деревянным голосом отчеканила Дина.
Желтоглазый бомжеватый «доктор» печально ухмыльнулся и длинно сплюнул себе (и ей) под ноги.
Всё. Валите отсюда. В школу идите, там, может, дальше вспомнит.
Спасибо, прозвучало у Дины над головой.
Оказывается, Алекс стоял прямо за спиной и поддерживал. Она привалилась к нему, не заметив, когда это произошло. «Доктор» пинком отшвырнул урну в сторону, и дверь магазинчика захлопнулась у Дины перед носом.
Что это было? Кто он такой? девушка повернулась к Алексу, заглядывая в лицо.
Доктор? Ну, это его тут так прозвали. Иногда он людей насквозь видит. Умеет задать правильный вопрос. И срабатывает. Иногда.
Алекс посмотрел на неё очень серьёзно, пытливо, и спросил:
Что ты вспомнила?
Дина нахмурилась. Отвела глаза. Сунула руки в карманы куртки. Ковырнула выбоинку в асфальте блестящим носком новенького ботинка. Она по-прежнему ничего не понимала, но теперь стало ещё хуже: там, в её воспоминании, она тоже боялась. Вот только не знала чего?
Только то, что сказала, но в школу идти не хочу! наконец ответила она, глядя в сторону, на жалкие скелеты полуголых клёнов вдоль тротуара.
Дин? парень мягко коснулся её плеча. Школа единственная ниточка к твоей памяти. Я понимаю, что тебе всё кажется полным безумием, но поверь мне, пожалуйста! У тебя есть шанс выбраться отсюда!
«Школа, шагая за Алексом, думала Дина. Школа». Мысль не рождала никаких ассоциаций, кроме стойкого нежелания туда идти. Где её искать, эту гимназию номер тысяча один?
Перед глазами немедленно возникла табличка чернёного металла, с названием. Она крепилась к голубой стене длинного двухэтажного здания с большими окнами. В памяти всплыла пальма посреди холла второго этажа, ярко освещённая солнцем, с подсохшими кончиками метровых листьев. Из чёрного «ничего» проявились красные кресла актового зала, рядами убегающие в загадочный полумрак, плохо различимые со сцены Что она делала там, на сцене, в пустом зале?
Дина удивлённо моргнула. Актовый зал сменился воспоминанием о каком-то кабинете. За его окнами, за квадратными плитами школьного двора, за частоколом забора и зеленью деревьев шумела широкая дорога. И далеко, за этой дорогой, теснились высотки новых, аляповато-разностильных домов.
Дина снова моргнула и задрала голову. Ну да! Именно таких, что торчали, возносясь десятками этажей над унылыми рядами девятиэтажек, вдоль улицы, по которой они шли сейчас!
«Наверное, доктор был прав. Воспоминания тянутся, цепляясь одно за другое». Она посмотрела на Алекса и указала на уродливые кирпичные башни.
Нам туда. На ту улицу. Я помню похожие дома.
Отлично!
Он потянул её во дворы с уверенностью, которой сама Дина похвастаться не могла. Но едва они вышли на открытое место из-под давящих серых стен домов, она оживилась город вдруг перестал быть совсем чужим. Пустынное шоссе, молчаливо убегавшее туда, где уже не было видно никаких домов, называлось Выборгским. «Озерки», мелькнуло в голове. И сразу же стала знакомой застроенная ларьками площадь перед большим торговым центром. Метро! Метро «Озерки». Шумные поезда. Толпы народа по утрам. Толкотня у эскалаторов. Она ездила на метро, но очень редко.
Ноги уверенно понесли её вперёд, к неширокой ленте тротуара на другой стороне, за шоссе. Эта сторона дороги была так не похожа обилием кустов и деревьев перед невысокими коттеджами на скученную толчею новостроек напротив. «Школа, упорно думала Дина, школа»
Чугунная калитка на школьный двор оказалась распахнутой настежь. В глубине тускло поблёскивали стёкла больших, точно таких, как в её воспоминании, окон. На месте оказалась и металлическая табличка: «Муниципальное образовательное учреждение Гимназия 1001 Выборгского района г. Санкт-Петербурга».
Дина сунула внезапно озябшие руки в карманы. И снова воспоминание обрушилось неожиданно, выдёргивая её из одной реальности в другую.
Парусник с невозможно-алыми парусами величаво скользит между распахнутыми сводами моста Она стоит на парапете набережной, кто-то держит её сзади, крепко прижимаясь к бёдрам Вокруг несметное количество людей: молодых и не очень, подвыпивших и совершенно трезвых. В небо взлетают и рассыпаются разноцветными искрами огненные шары салюта под оглушительные крики восторга, свист парней и грохот музыки. Она кричит вместе со всеми. Она счастлива. Торжественность действа переполняет её, крепкие руки, обхватившие бёдра волнуют. Это пока не её праздник, но осталось недолго следующим летом она будет здесь снова, в красивом платье, с глупой лентой выпускника, и вот тогда
Дина оглянулась. Алекс остановился возле широкого крыльца, настороженно прислушиваясь. Она вдохнула поглубже и потянула на себя тяжёлую дверь.
Гулкий вестибюль, забранные в фигурные решётки загоны гардеробных, долгое эхо шагов, рамка и пустая стоечка охранника на входе. Дина поёжилась. Что она тут делает? Зачем пришла? Открыв рот, чтобы высказать Алексу свои сомнения, она так и застыла: вестибюль, только что пустой, вдруг наполнился разноголосым шумом.
Самойлова! повысив голос, обращается к ней Комариха Тамара Харитоновна, классный руководитель и по совместительству «историчка». Ты не оглохла? Принесла письмо?
Дина вздыхает и театрально закатывает глаза. Закадычная подруга Люська и одноклассница Мара Кулыгина, стоящие рядом, сдержанно прыскают.
Да принесла я ваше письмо.
Она достаёт из украшенного стразами, совсем не «школьного» рюкзачка лист бумаги, упакованный в прозрачный файлик, на котором под несколькими строчками текста красуются аж две круглые печати и размашистая подпись. Дина небрежно, двумя пальцами, протягивает письмо Комарихе. Там в сотый раз сообщается, что ученицу Самойлову можно освободить от занятий физической культурой в рамках школьной программы ввиду интенсивности её спортивных тренировок Но дотошная Комариха требует подтверждения каждую четверть. Она щурит глаза, внимательно изучая написанное, только что на зуб не пробует. Рыжие кудельки волос подрагивают, обрамляя вислые щёки. Губы в полусъеденной красной помаде шевелятся.
Дина нетерпеливо постукивает аккуратным носком новенькой туфельки по мраморным плитам пола, бросая короткие взгляды в сторону. Там, возле двери в столовую, скрестив на груди руки, прислонившись спиной к стене и поглядывая на неё со снисходительной улыбкой, стоит он. Дина чувствует, как начинают пылать щёки.
От накатывающих волнами воспоминаний разболелась голова. Дине показалось, что она сейчас лопнет, что там недостаточно места для всего, что уже вернулось, и того, что оставалось забытым. Кусочки памяти мало что проясняли, только порождали новые и новые вопросы.
Я фамилию свою вспомнила, тихо сообщила она Алексу.
Перед глазами всё ещё стояла фигура незнакомца. Высокий, очень симпатичный, с восточным разрезом глаз. Похожий на киноактёра или супермодель. С этим парнем её определённо что-то связывало.
Надо в канцелярию заглянуть, может, там личное дело есть? Или что-то вроде того? Алекс не заметил её задумчивости. Где она может быть?
Не уверена Может, на втором этаже?
Тишина угнетала. Дина напряжённо прислушивалась и, казалось, увязала в отсутствии звуков, словно мошка, попавшая в банку с мёдом. Они поднялись по широкой лестнице, истоптанной сотнями ног, и практически сразу наткнулись на дверь с табличкой: «Канцелярия». Алекс вошёл внутрь, а Дина остановилась на пороге. Её взгляд притянула пальма. Та самая, с длинными подсохшими листьями.
Я сейчас, пробормотала она Алексу, который копался в широком выдвижном ящике металлического канцелярского шкафа.
Далеко не уходи, оглянулся он и продолжил вытряхивать папки из железной пасти шкафа.
В центральной стене большого вестибюля была только одна двустворчатая дверь. Актовый зал. По обе стороны от неё висели нарядные стенды и чьи-то портреты в одинаковых рамках.
Дина, словно загипнотизированная, потянулась к этой двери, как будто за ней скрывались ответы на все вопросы. Ступила в расплывчатый прямоугольник света, аккуратно вычерченный на полу слабым солнечным лучом из холла, и попыталась включить освещение. Оно не работало, но рука нашарила в стороне ещё один выключатель, и он оживил тускло-красные колпачки дежурных ламп вдоль стен. Получились неприятные, немного зловещие багровые сумерки, но какой-никакой, а свет всё-таки был. Она вздохнула и быстро пробежала по проходу до сцены невысокого помоста с тёмными полотнищами занавеса по бокам и густо-розовым в таком освещении белым концертным роялем в центре.
Воспоминание застало её врасплох, прервав дыхание. Дина покачнулась, слепо глядя в никуда, и навалилась на рояль.
она задыхается. Щёки горят. Губы, кажется, размягчились так, что могут стечь с лица. Чьи-то широкие ладони бродят по её спине, проскальзывают под джемпер, касаются груди Нужно сопротивляться, но она не может Не хочет. Чьё-то горячее дыхание щекочет шею, заставляя тело отзываться волнами дрожи, но вовсе не от страха или стыда. Эта дрожь новая, неподвластная ей особенность вышедшего из подчинения тела.
Не надо, слабо шепчет она, вовсе не желая, чтобы руки и губы остановились.
Архша шипят губы возле самого уха
Архш-ша! слишком громко и близко.
Она содрогнулась, уловив шевеление занавеса краем глаза. Что-то выползало из тёмного угла, клубясь и бугрясь, ещё более тёмное, чем сама чернота.
Дина закричала. Нечленораздельный вопль рванулся из горла, переливаясь в режущий уши визг, превращая её всю в комок животного ужаса. Отчаянным броском преодолев пространство между сценой и креслами, она понеслась прямо через ряды, не разбирая дороги, врезаясь в ручки, спинки и поднятые сидения кресел, путаясь в собственных ногах, продолжая кричать и не смея оглянуться.
Ар-рхш-ш-ш! неслось ей в спину.
Впереди распахнулся освещённый прямоугольник двери. Двери, которую она машинально закрыла за собой
Дина! Беги! Алекс влетел в зал тёмный силуэт в полоске света.
Шар-р-рхаш, зашипела Тьма, ворочаясь в партере.
Девушка спиной ощущала её ледяное движение, тяжёлое и неумолимое. Плети щупалец, словно ножки морской звезды, тянулись и мелькали слева, справа, впереди между рядами.
Алекс бежал прямо по этим щупальцам, его ноги по колено утопали в непрозрачной, клубящейся мраком субстанции. Дина запрыгнула на ручку кресла, перешагнула на спинку и, покачиваясь, словно канатоходка, устремилась к выходу прямо по мягкой обивке спинок. Алекс промчался по проходу между рядами и очутился вне поля зрения. А через секунду за её спиной зазвучала музыка. Странные звуки, немного глуховатые и дребезжащие, сливались в очень знакомую мелодию, нарастая, накатываясь на пустой зал. Дина была уже в дверях, когда смогла заставить себя оглянуться щупальца Тьмы, извиваясь и рассерженно шипя, уползали во мрак за сценой, далеко огибая рояль и склонившегося над клавиатурой парня. Он продолжал играть Ave Maria, пока шипение не стихло совсем. Тогда он бережно опустил крышку инструмента и спрыгнул со сцены в зал.
В холле, залитом светом из окон, Дина бросилась к нему навстречу. Ноги, руки, губы у неё дрожали. Задыхаясь от суеверного ужаса, она прошептала:
Что это? Что это? Почему?..
Ш-ш, Алекс легко, почти невесомо погладил её по голове, успокойся. Сюда она не выйдет. Слишком светло.
Оно почти схватило Почти схватило! Дина клацнула зубами, едва не прикусив язык, так тряслась челюсть. Холодное! Живое! Ты видел? Видел?!
Она повторялась, не замечая этого.
Нет. Я её не вижу. И не чувствую. Только слышу. И она меня, похоже, совсем не замечает.
Но ты играл! Зачем? Девушка была совершенно сбита с толку.
Сомневаюсь, что она чего-нибудь боится, но, как я уже говорил, две вещи ей очень не нравятся солнечный свет и музыка. Даже такая, Алекс вздохнул. Зачем же ты пошла туда в одиночку?
Я же включила свет! Не думала, что оно
Дина вздрогнула, её обдало холодком, словно ленивые плети щупалец мрака снова оказались совсем близко.
Давай уйдём отсюда?
Давай. Вот, я нашёл, тут есть твой адрес, Алекс вытащил из-за пазухи согнутую вдвое папку. Она оказалась тощей всего несколько листков бумаги.
По пустому проспекту Энгельса, прямо по трамвайным путям, им навстречу медленно шёл человек. Издалека было не разглядеть, мужчина это или женщина, молодой или старый, но деревянная, неживая походка была заметна даже с такого расстояния.
«Уходящий», уверенно прокомментировал Алекс, не дожидаясь, пока человек приблизится.
В смысле? равнодушно спросила Дина.
Она так устала, что гадать над значением его слов не было никакого желания. Гудели ноги, голова «распухла» от тревожных мыслей и обрывочных воспоминаний, которые никак не желали сложиться в то, что она приняла бы, как незыблемое «я».
Один из тех, кто ничего не вспомнит и к концу дня исчезнет во тьме. Там, на востоке. Не бойся, они безвредные.
Женщина а это оказалась женщина средних лет, босая, в ярко-зелёном фланелевом халате поравнялась с ними, но даже не повернула головы. Она механически переставляла ноги, глядя перед собой совершенно пустыми глазами. Её лицо, бледное до синевы, помятое и обрюзгшее, абсолютно ничего не выражало.
Ух, выдохнула Дина, вспомнив «сумасшедшего» старика, и обернулась женщине вслед. Они всегда такие?
Нет. Некоторые даже разговаривают. Поначалу. Но ближе к вечеру становятся, как зомби.
Некоторое время они шли молча.
Слушай, Алекс, Дина вдруг сообразила, о чём собиралась его спросить ещё до того, как они вошли в школу, а что ты делаешь в Озерках, если сказал, что живешь в центре?
А, он насупился, вчера был дурацкий день. И закончился он здесь. Я не успел бы вернуться обратно, заночевал у Доктора. Ночью здесь неуютно.
В смысле день закончился? Дина непонимающе потеребила замолчавшего парня за рукав.
Ну, я же говорил тебе, что день для каждого свой? Вот пока я с тобой, мой день будет длиться столько же, сколько и твой. А вчера он помрачнел. Вчера я ничем не успел помочь одному человеку. Он вспоминал слишком медленно, а солнце двигалось слишком быстро