Точнее, это я думал, что приручаю его, а на самом деле всё было наоборот.
Пока же мне оставалось только гадать, что за кошмар такой свалился на бедного парня и наивно жалеть его. Я присмотрелся к одеждета была дорогой, брэндовой, я разглядел ярлычки, но теперь превратилась в рубище. Нет, не из-за идейности он решил забомжевать, подумал я. Даже в том, как он брал еду из тарелки, была некая грациянедостижимая для меня самого; такие как он, обычно едят серебряными вилками из золотых тарелокс самого детства моя обставленная по высшему дизайнерскому разряду кухня тут же показалась мне убогой и недостойной.
А гость всё смотрел то в тарелку, то на меня, будто взвешивая за и против. Меня вдруг осенило: ему не понравилось, как я панибратски схватил его и куда-то потащил.
* * *
Он оскорбился тем, что его хотели «отмыть»?
* * *
Скорее, псевдосексуальным подтекстом того, что я делал. Ну, я почему-то так подумал. В моём щенячьем поклонении и правда могло привидеться что-то рабское-развязное. Я этого эффекта не желал.
Хотя не уверен. Просто моё жилище пропахло сексом, и половина моих мыслей, пока я там находился, сводились к нему. Вот и опасения повернулись туда же. Не знаю
Доев, гость сказал, что ему нужны материалы для работы. Мол, он скульптор, хотел организовать через меня выставку, но его статуи украли. Моё сердце облилось кровью при этих словах!
Ладно, Док, я не буду описывать дальше каждый наш чих, скажу только, что я купил тому парню всё, что он просилвсе эти скребки и штихели, проволоку, мешки с гипсом; поселил у себя на складеведь ему негде было жить; обеспечил едой и свежей одеждой
Я убеждал себя в том, что инвестирую в него как в скульптора, как в проект, который окупится. Но на деле, я инвестировал в чувство собственного не-одиночества. А ему ему было всё равно. Ему не нужен был друг. Он казался самодостаточным. Жил в своём мире, а в моём лице видел только кормушку.
Он действительно оказался драным кошаком с улицы, если вы понимаете, о чём я Нет? Ну, для котов мы всего лишь слуги, которые приносят пожрать и обеспечивают кров. Вот и я для него был кошачьей обслугой. Паркетом, на котором можно твёрдо встать ногами среди болота опасной жизни и творить безраздельно. Его творчество нет, оно никогда бы не окупилось. Это было творчество безумца. Не гения-безумца, а просто сумасшедшего. Шипы на злобных мордах, десятки клыкастых ртов на одном теле Когда я увидел его первую статую, не знал, что и думать. Разве что «Лепил бы ты и вправду кошек»
А ещё, как и кот, он мог смотреть часами в стенку.
* * *
Мне показалось, или вам не нравятся женщины?
* * *
Дурацкий вопрос. Мне вообще никакие люди не нравятся. Но от женщин мне досталось больше.
Иногда я спрашиваю себя: почему? С чего всё началось? И каждый раз возвращаюсь в один чёрный день. Всё бы отдал, если б у меня было это всё, чтобы тот день изменить. Я испытал за один вечер столько стыда, сколько потом не ощущал за всю жизнь.
Нет, капитально всё началось ещё раньше, с детства, с младенчества, с того самого дня, как мать довела отца и он сбежал от неёа потом она принялась за меня Но осознал опасность, исходящую от женского рода, я только в четырнадцать. В то лето матушка сочла нужным сослать меня в детский лагерь. Думала, это поможет ей наконец обустроить личную жизнь. Будто бы дело было во мне!
Лагерь оказался не простой, а языковойчтоб я проводил время с пользой. Что ж, я взаправду не пинал балду, научившись материться на ещё трёх языках в дополнение к родному.
Весёлое было времечко. Море, фрукты, баскетбол. За всё лето я не попал по кольцу ни разу, но мне всё равно нравилось играть. Я по-настоящему отдыхал, больше душой, чем телом.
Итак, в тот чёрный вечер я ныкался с сигаретой за корпусомждал приятелей, таких же подростков, возомнивших себя никотиновыми наркоманами. Они пополняли мой кошелёк своими карманными деньгами, пока я воображал себя крутым воротилой.
Но вот послышался голос нашей тренерши, необычайно резкий. Может, мне эта резкость почудилась: женщина говорила по-немецки. Слов я разобрать не мог.
Голос всё приближался и приближался, и я уже верил, что мне сейчас будет полный хэндэ хох. «Кто ж меня сдал?»думал я, судорожно втаптывая окурок в землю. Пачку, которой надлежало сегодня быть распроданной, я швырнул через заборвдруг тренерша меня обыщет?
Как ни в чём не бывало, я вышел из-за угла, мурлыча песенку себе под нос. Ни дать ни взять, примерный ученик.
Тренерша была не одна, она вела за руку девчонку лет семи-восьми, её и отчитывая. Увидев меня, надзирательница наша спросила:
Присмотришь за Мартой? Я сейчас вернусь.
В её вопросе было больше приказа, чем, в сущности, самого вопроса. Она пролаяла мелкой Марте какую-то фразувидно, сказала, чтоб та меня слушалась, и скрылась в дверях.
Я вздохнул. Пока дождусь тёткупомру со скуки! И правда, прошла минута, две, пять, десять, а тренерши всё не было. Или для меня минута тянулась как пять, не знаю.
Что ты умеешь? спросил я Марту на ломаном немецком. Вообще, я хотел спросить, «Во что ты умеешь играть», чтобы скоротать с ней время за картами, но не смог сформулировать.
Танцевать, ответила та, и сделала «волну» руками.
Тут на дорожку вырулила компания моих братанов.
Чё, нянькой подрабатываешь?
Идиоты, не видитестриптизу её учу, весело отозвался я. Ну а что, она ж немка, не понимает, что я несу. Платитеи будет вам личный сеанс.
Мы поржали, и приятели мои ушли за угол, а я остался на своём посту.
Буквально через полминуты на улицу выскочила целая делегация разъярённых училок и воспиталок. Господи, как же они на меня орали; каким матом только не крыли. Я ничего не мог разобрать, и только открыл рот, чтобы узнать, что происходит, как на меня посыпались уже тумаки.
Училки потащили меня в корпус, продолжая поносить малолетним извращенцем, сутенёром, грязным ублюдком и куда более худшими словами, которые сами запрещали нам произносить.
Марта разревелась от их ора, которого не понимала, и на меня обрушилось ещё больше ударовбудто бы это я довёл девчонку, а не они.
И тут я понял: они сидели в комнате на первом этаже, нажирали свои килограммы за «Скарлетт», когда я на расстоянии трёх метров озвучил свою дурацкую шутку про стриптиз!
Постойте, это была всего лишь шутка, проговорил я. Меня никто не слышал, не слушал, не хотел услышать. Ревущую Марту увели, а меня заперли в пыточной с десятком «плохих полицейских». Их гнева и презрения почти хватило, чтобы физически раздавить меня.
Тут и я не мог уже сдержать слёз; не от того, что на меня кричали, а от несправедливого этого обвинения, от невозможности сказать хоть слово в своё оправдание.
Через час, когда из меня выдавили и признание, и раскаяние, меня оставили одного, запертым в их комнате. Моя мать была уже в путиехала забирать из лагеря своего сына, «развязавшего международный скандал». И я знал: каток из училок скоро покажется мне ягодками.
Позор был так невыносим, что я уже готовился повязать петлю на люстре, когда окном показался ещё один наш учитель. Мы звали его Рыбаиз-за внешности.
Что случилось? спросил Рыба, увидев моё опухшее от страданий лицо.
Прерываясь на всхлипы, я рассказал ему всю историю.
И это всё? он поднял одну бровь.
Да
Дурачок ты, спокойно сказал Рыба и пошёл дальше по своим делам.
Вот тогда я однозначно уяснил разницу между мужчинами и женщинами.
* * *
Этого хватитпока, отозвался Доктор. Он сидел, скрестив ноги, и качал резиновый тапок на носкетого и гляди, свалится. Почему-то я подумал: «Кто же родится, если добавить в душу часть этого тапка?» Видимо, и сам начал сходить с ума. Хотя что же я, я ж и так давно поехавший. Моё тело лежит где-нибудь в психушке, а я пускаю слюни в рукав, воображая, что говорю с Доктором из Чистилища.
Тогда, жду вашу часть сделки. Извольте отгрузить её мне в мозг, усмехнулся я.
Это ж не галлюцинация, право. Вы переноситесь душой через неявные врата, а не я транслирую вам мультики в голову.
Тогда почему я был мокрым, когда вернулся?
Потому что вы и есть душа?
Это вопрос?
Где?
Перестаньте, я схватился за голову, просто отправьте меня туда, куда обещали.
Доктор коснулся моего лба.
* * *
Опять вода! Смело выныриваю. Передо мнойсуицидница.
Док, почините навигатор! кричу я в потолок. Вы издеваетесь?!
Или
Это ты? обратился я к девушке в розовой воде, не веря своим глазам. Тыреинкарнация Христа да?
Нет, не может этого быть. Тогда зачем я здесь, снова и снова? Доктор делает это намеренно? Или нет?
Я понял! Я должен что-то исправить, что-то поменять. Видимо, в прошлый раз скорая не успела приехать.
Опять выскакиваю из ванной, бегу на кухню, ищу аптечку. Взял бинты и йод. Н-да Не очень хороший из меня реаниматор реаниматолог воскрешатель?
И я бегу с банкой йода в вытянутых руках, твёрдо намеренный мазать им резаные вены, бегу, пока не поскальзываюсь и не бьюсь головой о кафель.
* * *
Да ничего я не видел, опережаю вопрос Доктора, потирая лоб. Голова гудит от удара об угол. Опять та же девка. И опять мне её не спасти. Что за день Сурка вы мне устроили?
Тот открывает рот, но я тут же перебиваю:
Я куда просил меня отправить? Ко Христу! А вы что сделали? Специалист, называется! Веры вам больше нет.
И я опять засобирался на выход. Доктор пытался остановить меня, хватал за простыню в цветочек, увещевал, но я был непреклонен.
Подумайте над своим поведением, сказал я, хлопнув дверью.
* * *
Ну что, как там дивный новый мир? Как стройка? Как генномодифицированные мысли? зашептал я на ухо какой-то девушке из сектантов, приобняв её за плечи. Она дёрнулась от моего прикосновения и вся сжалась. Была б ежомвыпустила бы шипы, пронзила бы мою бесцеремонную плоть, уничтожилаи больше не касалась моих мерзких останков. Я подкрался к ней на улице недалеко от отеля.
«Фу какой противный», протянул я, опережая её слова. Подходит, за плечи лапает? Кто ему на то разрешение дал? Отвратительно.
Не буду с ними церемониться. С одним в своей жизни поцеремонилсяи вот чем закончилось.
Вы откройте своё сердце, наполните его любовью и всепрощением, опять заговорил я тихо-тихо. Вас же учили в общине разве нет? Любовьэто единственное, чем мы спаслись с грязной Земли, измерения глупых смертных так любите своего ближнего, любите меня
И я обнял её крепче.
Нас спасла не любовь, а Намерение и его твёрдость, сдавленно отозвалась девушка.
Ах да, я перепутал секты. Но отступать было поздно.
Что есть Намерение, как не высшее проявление любви? промурлыкал я.
Отпусти меня, девушка вырвалась. И не подходи больше! Не то тресну!
Она была похожа на Мирей Матье в лучшие годы, только выше, тощей щеками, короче носом и рыжеватая. То есть, совсем не похожа на Матье. И, она определённо напоминала мне кого-то ещё, но кого?
Я же ближайший сподвижник Мессии, он говорил мне больше, чем вам. Разве не хотите узнать, что именно?
Не подходи ко мне! выпалила она, убежав в гостиницу.
Единственное, чего мне на самом деле от неё хотелось, так это растерянности, может, злости. Я их получил. Теперь мне не одному плохо.
Пока меня не было, гостиничный холл пребразился. Стал уютным, как настоящий Дом с большой буквы. Камин, кресла, пледы, книжные полки Какая-то книга корчится в огнемоя «Паразитология», скорее всего.
Одни тёплые тона, будто бы мы не в гостинице на почти-парижской улице, а в шале или домике «под Скандинавию».
А вы молодцы. Всё выглядит чудесненько, сказал я Давиду. Тот отдыхал рядом, болтаясь в кресле-качалке туда сюда, как маятник. Его голова того и гляди, отвинтится и улетит как тапок с ноги Доктора. Только тапок не улетелволшебный был.
Спасибо, ответил вице-лидер всея секты. Рад, что тебе нравится. А как твоё сознание? Удалось привести в порядок?
Да так забиваю всем подряд, чтобы червячку было не пролезть, не протиснуться
Зря. Ты бы наоборот, учился пустоте. Без мыслей. Понимаешь, о чём я?
Понимаю, да не смогу так сделать, вздохнул я, усаживаясь в кресло напротив. Я ж не просветлённый.
А зачем девушку пугал? Там, на улице?
Откуда он знает? В окно смотрел!
Пытался завести друзей, только и всего.
Объятия и шептанье на ухосредства для тех, кто остался на той стороне, назидательно выдал Давид. Даром что палец вверх не поднял, как бородатый китаец с картинки. Здесь собрался цвет человечества, люди с ярчайшим потенциалом. И у них наилучшие душевные качества. Не надо пытаться их соблазнить.
Я и не пробовал. Она не так поняла. И вы тоже.
То была правда. Даже сам Давид мне был бы интересней в качестве мишени.
Хорошо, сказал он как-то грустно. Даже перестал раскачиваться в кресле. Данте, вы поймите мы вам пошли навстречу, дали кров, а вы вот как нам отплачиваете
Теперь ему удалось меня устыдить. Неужто я сам превратился в ту неблагодарную кошку, которую ругал, сидя пред Доктором?
Обещаю исправиться, проговорил я. Мне даже удалось пустить два ручейка из глаз и сам не знаю, были они искренними или нет.
Славно, Давид кивнул. Ну или дёрнулсякто знает, вдруг тик у него?
Он ушёл в угол, откуда пахло глинтвейномя уже по запаху понял, что безалкогольным, и разочаровался. Я же остался сидеть в кресле и задремал. А когда проснулся, увидел у себя на коленях плед, весь в кленовых листьях. Кто-то укрыл меня, пока я спал.
Не-Матье подошла ко мне с кружкой.
На, возьми.
Яд?
Она фыркнула.
Всё-таки прислушалась к словам о любви? я сообразил на лице фирменную улыбку.
Да блин я по-братски пришла. Чтоб ты знал, я не в обиде.
Ах, ты не признаёшься себе, но ничего страшного в том нет, проронил я, прихлёбывая, я тебе подыграю.
Она не отвечала, но и не торопилась уходить.
Ты что-то хотела? прервал я молчание.
Где Мессия? прямо спросила не-Матье.
Как тебя кстати, зовут?
Хлоя.
Прекрасное имя для такого прелестного цветка. Так вот, Хлоя, ты сама понимаешь, почему хочешь знать?
Потому что чувствую себя брошенной, ответила она, не раздумывая. Он нас сюда привёл но где он сам? Ты ж типа его друг, должен знать.
Разве тебе тут плохо?
Хорошо, но
Тогда к чему вопросы? Он выполнил перед вами свои обзательства.
и бросил нас.
Он же не нянька.
Ты сам не знаешь, где он, так? Хлоя выбила кружку из моих рук. Та покатилась по полу, оставляя за собой кровавый след.
Да знаю я! Но не могу ж сказать всю правду. Она прозвучит безумнее любой лжи.
Мне оставалось только строить мудрый вид, качаться и разглядывать фонарики под потолком. Теперь моя очередь строить из себя бородатого китайца с картинки.
* * *
Я притворился, что пытаюсь стать одним из них. Конечно, мне так и не удалось обуздать свой ум но я перевешивал картины, которые мои новые коллеги создавали своим умом, двигал стулья и всё такое. Когда они возмущались, я рубил их порывы на корню своим: «Я дизайнер! Мне лучше видно!».
Изображение бурной активностичто может быть лучше, чтобы влиться в коллектив?
По моим внутренним часам прошло два-три дня, прежде чем в стакане не отразился Доктор, сдвигая коричную крошку к периметру.
Ну хватит дуться, сказал он беззвучно. С тем же успехом он мог говорить мне «Пора б обуться»я толковал движения его губ.
Вообще, я чуть не облился кипятком, когда он появился, так что как минимум одна новая причина дуться у меня была. Я взял чайную ложечку и разметал его лицо по поверхности чая Не поворачивается у меня язык называть безалкогольный глинтвейн глинтвейном.
Вынул ложкутеперь Доктор отражался в её алюминии.
Ай-я-яй, сказал он. А у вас уютно!
Хотите в гости?
Я не боялся, что кто-то увидит, как я говорю с ложкой. Все и так думали, что я малость тронутый.
Док зашевелил губами, но я не понял, что он говорит на этот раз.
А?
Шевеление.
А?!
Злобное шевеление.
Не понимаю!
Гора к Магомету не ходит! раздался ор в моей голове, такой громкий, что меня контузило. Ну, я так решил.
Так что следующий час я лежал на полу и думал о том, почему роза называется розой? Rose. Какое странное слово, такое странноебудто бы его мог придумать только я. А ведь раньше оно мне не казалось странным.