Враг наматывал свою нить на руку все быстрее. Трение усилилось, и Илья почувствовал жжение, а вслед за нимболь. Движения убийцы стали быстрыми, однообразными. Его нить резала астральную плоть Ильи по всему телу, впивалась в плечи, ребра, ноги и локти. Другая нить не отставала.
Голубь продолжал плыть над гаражом, солнце превратилось в синюшный волдырь на мертвенно сером небе, а убийцы сматывали нити-гильотины, которые не только резали, но и высасывали из Ильи энергию. Он видел, ощущал, как жизненный сок сочится из ран и впитывается в нити, уходя к двум убийцам. Он умирал, мучительно, долго, но ничего не мог с этим поделатьпросто не умел обращаться со связями так искусно. Ловушка, капкан, и он, пойманный, так глупо и безнадежно.
Уже подкатывала слабость, уже в глазах темнело, и жизненный огонь вырывался из поврежденной плоти, как протуберанцы.
Что-то протяжно вздохнуло, зарокотало, и фантомная сетка связей вспучилась ударной волной такой силы, что их подбросило над землей на пару метров. Резкий импульс темной энергии встряхнул сеть, грубо, мощно, словно рука, разрывающая слабые паутинки. Илью оглушило. На языке возник вкус железа, тело словно бы собралось взорваться, как мыльный пузырь, но в последний момент передумало. Перед глазами роились черные точки, но сквозь мутную пелену он успел увидеть, как падают мертвыми марионетками с оборванными связями его противники. Полые, в обрывках серых ниток. Как ореховая скорлупа, подумал Илья, заваливаясь на бок.
Он лежал на каменистой земле и истекал жизненной энергией. Изрезанный в лоскуты, перемотанный мертвыми нитями.
Голубь полетел дальше.
11
Три смски, пять пропущенных звонков.
Грязными, дрожащими пальцами Илья набирал номер на своем стареньком «Нокиа». Долгие гудки, протяжные, тоскливые. Ноющие, как зубная боль. Аккумулятор показывал одну «палочку», хотя минуту назад были две.
Мам?
Илюша, привет. С тобой все в порядке?
Ну да, мать не обманешь, но он постарался разозлиться: злоба хотя бы давала уверенности, а пожилой женщине сейчас ни к чему слышать растерянного ребенка на другом конце трубки. Звонила?
Ко мне тут какой-то Эдик приходил. Сказал, что с тобой срочно нужно поговорить. Просил сообщить, что будет тебя сегодня ждать в шесть у рынка. Говорит, важно.
Ладно. Эдик, это который портной?
Ну да, высокий такой, бородатый. С печаткой.
Ага, протянул Илья. Понятно.
Зайдешь ко мне? Я блинов напекла.
Нет, мам, прости, очень много дел. Давай потом зайду.
Ну давай.
Следующий абонент.
Алло? Ты где мотаешься? голос у Лены был опасно спокойный.
Привет.
Срочно дуй домой, надо поговорить.
Что случилось?
Не по телефону.
Я сейчас не могу.
Нефедов, ты совсем охренел? Ты в курсе, что сюда люди приходили со следственного? Повестку оставили! И намекнули, чтобы сам пришел, добровольно. Ты понял, о чем речь?
Понял
Понял он! Не понял ты ни черта! Если ты не приедешь, пеняй на себя.
Лен, давай где-нибудь встретимся, но не дома.
Ничего себе! Уже скрываешься? Они тебя все равно найдут и упакуют. Нигде я с тобой встречаться не буду. Или приезжаешь, или я сама заберу отсюда все, что посчитаю нужным.
О чем речь?
Дурачка не лепи. Я собираю вещи. Все, счастливо.
Трубка отяжелела, наверно, на пару кило. Илья тупо смотрел в экран. Одинокая палочка на индикаторе зарядки начала мигать. Последний звонок.
Алло, Витек, звонил?
Да. Щас, подожди. С того конца трубки слышались детские вопли и женский крик. Потом звуки стали тише. Ты когда на смену заступаешь, завтра?
Ну.
Слушай, тут такое дело
Ну?
Подменить меня не сможешь?
Что-то случилось?
Да тут тесть решил барахло подогнать, уже заказал машину, а меня как всегда забыл спросить, вот и подстраивайся под него.
Что-то завопило внутри: ложь, ложь, ложь.
Я тебя потом тоже подменю, ну как обычно, добавил Витя, словно это был решающий аргумент.
Ох, Витька. Я не то, что на смену заступить, на толчок сесть не смогу без чужой помощи
Ну так что, подменишь?
Не обижайся. Нет.
В трубке послышалось шумное дыхание. Молчали с минуту, потом голос произнес:
Ну так что? Ну? Подменишь?
Илья посмотрел на трубку. Экран погас. Просто тихо скончался, вежливо мигнув лампочкой на прощание. Илья опустил руки на колени. Осмотрелся и обнаружил себя сидящим на скамейке неподалеку от тех клятых гаражей. Сил ему хватило только на то, чтобы добрести до соседнего двора. Грудь сжимало, как в тисках. Воздуха не хватало, кровь часто и неприятно долбила по вискам. В ушах шелестело, словно песок сыпался на мембрану микрофона. Пальцы мелко подрагивали. И без всякого зеркала Илья знал, что увидит на своем теле: порезы, глубокие, множественные и ровные, как от линейки.
Силы исчезли. Окажись здесь полицейские, он бы даже сопротивляться не стал. Из подъезда вышла бабуля, недоверчиво посмотрела на него и заковыляла по талому льду в сторону магазина. Больше никого на улице не было видно. Двор пустовал. Солнце поливало землю холодным светом сквозь переплетения ветвей.
Илья пошарил по карманам, посчитал наличные. Куда идти? Его будут искать. Если все действительно так плохо, ориентировку разошлют во все отделения и посты полиции. За гаражами два трупа, это очевидно. Может, сдаться? Следствие разберется, обвинение снимут за отсутствием доказательств. Что-то подсказывало: и не надейся. Оформят тебя по первое число. Откопают свидетелей, подсуетятся с уликами. Прокурор накрутит на полную катушку. И поедешь по этапу на зону.
Илья с трудом отлепился от скамейки. Тело сильно болело. Словно немощный старик, останавливаясь, он побрел в сторону проспекта Строителей. Шатаясь, еле волоча ноги, он ковылял мимо домов и магазинов. Легкая мишень; Илья отводил глаза от каждого прохожего, бессмысленно смотрел под ноги, в раскисшие лужи. Может, примут за пьяного. Или больного. Он шел и думал.
Куда идти? Дома будут пасти. И у мамы тоже. На работу точно позвонили. Менты, возможно, обождут еще пару деньков, для верности. А вот эти странные, с клубками, нет. Видно, они решили основательно за него взяться. Кто они? Почему? За что?
Лица прохожих сливались в одну маску угрюмого равнодушия. Звуки разрывали голову изнутри. Илья добрел до остановки. Кругом толпились люди, сновали по тротуару, заходили и выходили из бистро неподалеку. Мимо проскакала старуха в нелепом цыганском балахоне, распевая песни. От нее несло помойкой, в глазах горело безумие.
Он думал про Эдика. Почти наверняка началось с него. Кто, как не он, мог указать на странноватого охранника, который вдруг зачастил с визитами в его контору. Получается, сдал. Получается, к нему тоже нельзя. Но где искать ответы? Илья прислонился к остановке с обратной от дороги стороны. Тут же рядом возник местный алкоголик.
Братан, мелочи не будет?
Нет, прошептал Илья.
Совсем? Ни рубля нету?
Нет.
Мужик моргнул. Подступил:
Братан, ну че ты, ну. Давай по-хорошему, пацанов звать неохота. Давай сколько есть. Ну? Откуда сам? Лицо незнакомое.
Илья задыхался. Руки и ноги коченели от холода, словно стоял мороз в минус двадцать. Алкаш взял Илью за локоть, заслонил собой обзор. Мутные красноватые глаза смотрели хищно. Во рту блеснуло золото. Илью окутало облако кислого перегара.
Ну так че? Братан? Я же знаю, что есть. Че ты ломаешься, как целка?
Рука уже потянулась к его карманам, потом резко отдернулась. Илья, словно сквозь мутное стекло видел, как алкаш вздрогнул. Повернули головы прохожие. Обидчик огрызнулся, но отступил. В глазках-бусинках вспыхнула ярость, но быстро потухла, и вместо багрового одутловатого лица Илья увидел перед собой молодое женское в очках. Родинка на бледном лице казалось нарисованной.
Идемте, его взяли под локоть и куда-то повели.
Где вы живете? Я вас отвезу.
Мне нельзя домой. Нельзя спасибо. Я сам.
Вы на ногах не держитесь!
Нет, шептал Илья, я сам.
Конечно, сам, голос звучал насмешливо, но Илья успокоился. Потом время смазалось, как растертый сапогом плевок на асфальте, и Илья помнил дорогу смутно, фрагментами: перекресток, вывеска магазина садовой техники, парикмахерская в подъезде, нереально опрятный лифт, дверь с вензелем номера квартиры, потом запах корицы, люстра как в музее, и потолок. Потом была гулкая темнота, наполненная отзвуками двух спорящих голосов, одного молодого и другого постарше, звука концерта из телевизора, и чего-то еще.
Илья представил, что он аквалангист. И перед погружением на самое дно самой глубокой в мире впадины увидел, как подводное пространство режут на лоскуты тонкие искрящиеся канаты, которые постоянно двигались и готовы были искромсать его на части. Илья сделал нырок и чудом проскользнул между тремя канатами, которые сразу сомкнулись за его спиной. Он закроет глаза, на минуту.
Квадрат дневного света крался по простыне к руке Ильи.
Доброе утро.
Илья сфокусировал взгляд на теплом пятне и понял, что это лицо. На губах расцветала пугливая улыбка, глаза близоруко щурились.
Доброе, промычал Илья, стараясь говорить членораздельно. Получилось «До-о-е».
Принесла вам чай и завтрак.
Девушка поставила перед ним поднос с тарелкой бутербродов и дымящейся кружкой, от которой вкусно пахло малиной. Илья попробовал шевельнуться и тут же ощутил укус боли. Движения стесняли тугие бинты, в которые было замотано почти все тело. Он глубоко вдохнул. Вот тебе и минута. Где-то под ребром кольнуло, но не сильно. Голова не болела, но в глаза, казалось, насыпали железную стружку. Он сглотнул; жалкий комок покатился по пересохшему ущелью горла.
Спасибо.
Девушка помогла ему сесть. Процедура оказалась болезненной, но дискомфорт окончательно разбудил Илью и немного разогнал движение мыслей. Она поднесла к его губам чашку, Илья жадно отпил.
Сразу много пить нельзя, она поставила чашку на поднос и промокнула ему губы салфеткой.
Спасибо
Замучаетесь благодарить, скромная улыбка. Я как вас на остановке увидела, даже не узнала сразу. Думаю, какого-то старичка грабят. Присмотрелась: а это вы. Дальше уже само как-то получилось.
Илья хотел удивиться, но решил этого не делать. Девушка из книжного внимательно смотрела на него в ожидании ответа. Не дождавшись, сказала:
Вас кто-то сильно изрезал. Неглубоко, но много. Вся одежда была в крови.
Илья хлопал слезящимися глазами.
Мы с мамой вас обработали. Мама хотела вас в больницу отвезти, но я ей сказала, что вы мой парень и что можно обойтись. У меня мама терапевтом работает в поликлинике.
Девушка опустила глаза. Щеки ее зарделись. Илья еще раз прочистил горло.
Меня Илья зовут, протянул ей забинтованную ладонь.
Настя.
Очень приятно. Вы меня спасли, Настя. Вот что значит книги читать.
Ее лицо вдруг стало очень серьезным. Почти жестоким.
Обещайте мне.
Что именно?
Обещайте мне, что вы не бандит. Думаете, я дурочка? Такие вещи сразу видно. И мама у меня догадалась. Не знаю, что у вас там приключилось, и знать не хочу, только обещайте, что не замешаны в какой-нибудь гадости, о которой потом в криминальной хронике будут рассказывать.
Илья медленно поднял правую руку в ритуальном жесте. Это движение показалось ему самой тяжелой работой за последний месяц.
Торжественно клянусь.
Настя поджала губы. Румянец схлынул, но глазки пока были сощурены.
Ешьте бутерброды.
Встала, чтобы уйти.
Вы разве не работаете?
Сегодня суббота, она снисходительно улыбнулась и удалилась с задранным носом.
Илья вздохнул и потянулся к подносу.
12
К обеду со смены вернулась мама Насти и учинила Илье допрос. Легенда была такая: он шел после собеседования, подвергся нападению, убежал, но потерял сознание, потом очнулся и вышел на проспект, чтобы вернуться домой, и понял, что не в состоянии. Тогда позвонил Насте, и она сопроводила его к себе. Такая вот история, Мария Васильевна. Но судя по выражению ее округлого лица, ни одному слову Мария Васильевна не поверила, хоть и сострадательно кивала, а к вечеру поменяла бинты. Настя вертелась на подхвате, как запасной игрок за нападающим: убирала грязную посуду, испачканные бинты, миски, марлю. Приносила чай. Илья глотал кипяток и слушал, как тот бурлит в животе.
На следующий день Илье стало гораздо лучше. Он даже порывался уйти, но домашний консилиум заключил, что больной должен остаться минимум на два дня. Илья заговорил про деньги, на что мать с дочерью оскорбились и усилили кормежку. Илья поглощал куриные бульоны, пироги, макароны, не чувствуя вкуса, но понимая, что это нужно, а с женщинами он все равно сочтется. Настя где-то раздобыла зарядное устройство от его мобильника, и когда Илья включил телефон, среди непринятых вызовов значилось штук тридцать, причем кроме близких и друзей стояли неизвестные номера. Из текстов смсок можно было составить трагический монолог для современной пьесы.
Илья сразу же отзвонил матери, сказал, что жив, все хорошо, пусть она никому не верит и ничего не делает: так надо. Сразу после отбоя телефон зазвонил, высвечивая незнакомый номер. Илья выключил трубку, вынул аккумулятор и сим-карту. Слабое утешение. Его все равно найдут, но так хотя бы медленнее.
Мария Васильевна приходила и уходила, делала свои дела, кося на него тревожным взглядом. Илья сидел в уголке на диване, помалкивал и читал книжку, которую ему дала Настя. «Старик и море» Хемингуэя. В школе он как-то пропустил эту вещь. Настя искренне потешалась над этим фактом. Все смотрела, сколько страниц он «сделал» за день.
Ну и как тебе читается?
Очень хорошо.
Илья не врал. Ему искренне понравилась позиция старика: до последнего держать рыбу на крючке, просто потому, что от этого зависит твоя жизнь. Пусть трос стирает руки в кровь, шлюпку отнесло в море, ты не ел два дня, но добыча на крючке, и вы с ней связаны.
Какие у тебя еще любимые писатели? спрашивала Настя. Ну, кроме Фицджеральда.
Илья сказал банальность:
Джек Лондон.
Я так и думала.
В самом деле?
Ага. Я даже знаю, почему.
Хм
Тебе нравятся собаки и природа.
Спорить не имело смысла: и то и другое действительно приносило Илье радость. Но было в прозе американца кое-что другое. Что-то, что так яростно и красиво отражено в «Мартине Идэне». Они проболтали о книжках еще немного. Настя спросила:
Похоже, ты попал в переплет?
Илья подумал и согласился. По сути, правда.
У тебя есть жена или подруга?
Вроде того.
То есть как это?
У нас небольшие разногласия, пояснил Илья. На бытовой почве.
Понятно, протянула Настя, хлопая ресницами.
Илье стало неудобно. Бросить все к чертям и выпрыгнуть в окно, и плевать, что март выдался холодный, а на ляжках бинты. Бежать, бежать подальше. Два дня он не вспоминал про Мир Связей, опасаясь припадка нестерпимой боли, как тогда, в момент Черной волны, накрывшей их троих за гаражами. Вторая волна оказалась гораздо сильнее, чем та, первая в мегамолле. Она напоминала мощную пощечину, которую отвешивает сильный взрослый шестилетке, не рассчитав сил. От такой оплеухи темнеет в глазах, место удара горит огнем еще сутки, и ты ходишь, как недобитое насекомое.
Сегодня Илья впервые попробовал нащупать мерцание нитей. Робко, осторожно. По ощущениям это напоминало поиски выключателя в темной комнате: натыкаешься на предметы, шаришь по стенам, как слепой, не понимая, что ощупывают твои пальцы. С Миром Связей что-то произошло. Пространство казалось мутным, наполненным серой взвесью, словно подняли ил со дна речки. Огоньки человеческих жизней едва пробивались сквозь эту завесу, а нити почти исчезли в ней. Иногда мелькал фрагмент, но быстро гас.
Илья долго, безуспешно вглядывался в этот серый сумрак, и не видел ничего. Те немногие связи, что попадались во мгле, оборвались или истончились.
Что-то словно отрезало нити, связывающие людей
Настя убежала в коридор, потом вернулась. Сказала пару слов.
Прости?
Да всякие в домофон названивают, говорю. Постоянно в нашу квартиру. Сегодня решили, что здесь живет какой-то Николай Михайлович.
Илья похолодел:
Что сказали?
Так и сказали: я, мол, к Николаю Михайловичу по делу. А потом еще и удивляются, что здесь такие не живут, Настя раздула ноздри.
Не представились?
Нет а что?
Илья откинул одеяло и сел на диване.
Ты куда? встрепенулась она.
Прости, Настя, но мне пора идти. И так засиделся. Хватит злоупотреблять вашим гостеприимством.
Настя взглянула ему в глаза, нашла в них что-то и отступила.
Мы хотели сегодня обсудить твое состояние, но раз так