Сид. Если бы его последние слова звучали в Саоссе, он только что обручился бы с малолетней девчонкой без роду-племени, самозванной владелицей жемчужной нити, затерянной где-то в просторах Третьего эфира. Фин не помнил его названия, в который раз кляня себя за то, что плохо занимался с картами. Сид, наверняка, помнит. Третий эфир, луковой шелухой обнимал Второй, который они проскочили в бегстве из Четвертого. Игантенн, кажется, так он назывался. А этот Странное место без власти, без религии, почти без воды, с несколькими солнцами и лунами, где люди живут лишь для того, чтобы жить, и раз в десять лет собраться вместе на огромной поляне у гор, которые они никогда не решатся перешагнуть И что тут делает эта девочка, с такими темными волосами, с такой светлой кожей, девочка, совсем не похожая ни на кого из них Девочка, так похожая на них с Сидом. Неужели брат что-то почувствовал, неужели поэтому своиминичего не значащими для этого эфира, но столь многообещающими для Саоссасловами взял её под своё крыло? Поймет ли это дитя, сколь многим пожертвовал сейчас брат? Фин хмыкнул и прогнал прочь мысли, так напомнившие ему отповедь отца перед их заключением. Подняв глаза к небу, Фин молча следил за скольжением лун ровно до той поры, пока над поляной не повисла тишина. Он вернулся к повозке. Сид спал, пальцы его уже привычно зарыты были в волосы Тилл. Фин покачал головой, улыбнулся и, устроившись рядом с семьей, спокойно уснул.
Наутро его разбудили голоса, которые больше не пугали. Фин открыл глаза.
Приветливые лица чужаков встречали его сонную физиономию. Тилл вышагивала по натянутому, видимо, ранним утром канатузрители замирали, а затем восторженно аплодировали. Фин поискал взглядом брата. Сида точно не было поблизости, а кто-то уже подсовывал ему тарелку с сытным завтраком. Не глядя поблагодарив, Фин уселся на траву. Всё-таки было что-то в этой крохотной акробатке, имеющей в свои десять собственный взгляд на всё. Струна. Суть. Путь. Уже предначертанный. Как он раньше не замечал этого? Тилл на мгновение остановилась, покачнулась, тут же расцвела улыбкой и прошлась колесом по тонкому тросу. Кое-кто ахнул, некоторые матери закрыли глаза детишкам, а Тилл, благополучно добравшись до столба, соскользнула на землю. Вскоре сюда подтянется весь Сбор. Циркачей любили и ценили в этом миреони дарили радость, смех и ужас, выменивая восторг, хохот и волнение на еду, одежду и подковы.
Эй, видел, как ловко я прошлась? Тилл сияла. Вряд ли был кто-то еще во всех эфирах, кто умел так быстро забывать обиды. На тоненькой шейке покачивалась цепочка с жемчугом. А дед разрешил мне поносить это, вдруг, кто-то пришедший на представление узнает её.
То есть, ты всё-таки говоришь, что она не твоя
Нет! Я говорю, что кто-то может узнать её. И если она моя, то может рассказать о том, кто кто я.
Разве тебя заботит это?
А тебя разве нет?
Ну я-то знаю, кто я. Хотя в десять лет я вряд ли знал об этом
Потому что тыневезунчик! А я нашла жемчуг и скоро всё узнаю, первее, чем ты!
А ты уверена, что
Она уверена, Фин, Сид появился будто бы из-под земли. А ты доедал бы свой завтрак, пока не остыло мясо.
Тилл хихикнула и убежала, чтобы вновь забраться на столб и пройтись по канату, теперь в её руках были факелы, которыми она мастерски жонглировала.
Ты заметил, что она никогда не ходит, только бегает Фин задумчиво жевал.
Ничто не давит на её плечики, а в спину дует лишь ветер.
Где ты был?
Осмотрелся. Поспрашивал. Никто здесь не знает о том, что такое жемчуг.
То есть?
Хочу сказать, что если это вещь и принадлежит кому-то, то точно не местным.
Сид, зачем тебе это?
Хочу всё знать, Сид улыбнулся. Глядя на это, Фин чуть не поперхнулся. В глазах брата светились смех и ирония, а ещемного-много тепла, и обращены они были не на близнеца, но на маленькую девочку, пляшущую на канате в нескольких метрах над землей.
Несколько вечеров прошли в бурном веселье. Братья больше не возвращались к разговорам о Тилл, Дентар веселился, прихлопывая в такт музыкантам, даже не провожая Сида каждый раз настороженным взглядом, девочка хохотала и болтала без умолку, то и дело прикасаясь к украшению на шее. Ни одно племя, ни одна община не заявила свои права на цепочку, хотя трубки и потерянные игрушки быстро нашли своих прежних владельцев. Более того, кое-кто с опаской смотрел на белые шарики, называя их камушками ведьм. Фин расспросил об этом однажды вечером пожилую, закопанную в ворох кружев и бусин женщину-рассказчицу. Та похлопала по траве рядом с собой и принялась рассказывать о том, чего никогда не видела: о море, жемчуге и ловце.
Правила теплым краем у берега моря добрая богиня. Отводила она от людей боль и печали, выслушивала огорченных, оберегала сирот, согревала стариков, но сильно было Зло, а богиня юна. Не выдержало тело хранительницы, превратилось в камень, заточило душу в вечные оковы, спрятало сердце от жестокости. Пытались люди вернуть богиню, да не нашли ни сил в себе, ни знания, стали поклоняться хрупкому изваянию и ждать чуда, создавая легенды.
Холодным туманом смешивались небо и вода. Серые буруны волн, спешащие к берегу, где-то у края видимого мира сливались в единое полотно с густыми лиловыми тучами, сорванными ветром со скал по ту сторону моря. Потемневшая от долгого знакомства с глубокой водой каменная гряда уходила далеко в море. У самого ее обрыва оберегаемый водными духами от рвущего воздух ветра и высокой весенней воды стоял покосившийся дом. Давно уже никто не живет там. Пыльной дымкой укутана его нехитрая мебель. Неживым, отраженным от облаков светом, смотрят в море окна.
Когда-то в этом доме жил ловец жемчуга. Он никогда не выходил из стен своей обители просто так, никогда не открывал путникам, забредшими в надежде на тепло и приют, никогда не разговаривал с мясником в его лавке. Сплетнями была окутана вся его жизнь. Кто-то считал его колдуном, кто-то целителем, кто-то лгуном или актером брошенного цирка. Никто не знал его прошлого, не пытался понять настоящего, не знал, откуда он пришел и каково его имя. Он же никогда никому ничего не объяснял, никого не боялся и ничего не просил. Он сплетал в тонкие нити круглое перламутровое нутро раковин и провожал взглядом рассветы и закаты, проскальзывающие за окнами его дома. В день новой Луны ловец медленным шагом проходил гряду и, миновав городские ворота, останавливался на главной площади. Походившие к нему не были богатыми, не были успешными и не пытались раскрыть его тайны, но в глазах их светилась надежда, которую лишь этот загадочный отшельник мог оправдать. На шеи опускались тесемки бус, обвивали запястья хитро сплетенные браслеты, ложились в ладони ровные кружки белоснежных жемчужини загорались новой верой глаза любивших несчастно, и исцелялись раны и язвы, исчезали следы былых потерь. Жемчуг излечивал силой никому неизвестнойловец уходил с восходящий луной в свою хижину и не возвращался до прихода новой. Закрывая за собою дверь, он опускался на низкую скамью и долго молчал. Глаза его наполнялись слезами по каждой царапине полученной ребенком, по каждой несправедливой обиде, по каждому незаслуженному вздоху, а ещепо собственному заветному, затаенному, никому не известному желанию, с непреодолимой силой растущему с каждым приливом. Соскальзывающие с ресниц слезы рассыпались черным жемчугом у ног отшельника. Уже давно не могли они просто растаять в воздухе, высохнуть на обветренных щеках, служа вечным напоминанием о том, что однажды сбудется, как только выйдет срок. Темные шарики, бережно хранимые, утратили счет, а лунные дни все никак не кончались, не истончалась нить, плетущая черный жемчужный убор дивной красоты.
Прокалывая последней брошью со дна старой корзины тонкую ткань детского платишка, ловец вздрогнул от тихого шепота:
А что же ты? Неужели никогда не излечивал сердце свое этим жемчугом?
Он поднял глаза, темные и полные тишины неизбежного, к лицу девочки.
Нет.
Отчего же, ведь стольких ты спас, а себе помочь не желаешь?
Могу ли я? Столько еще не сделано.
Как можешь ты помогать другим, когда себя не спасаешь? Не исцелится мир, покуда целители будут болеть душою.
Долго смотрел в детские, но искренние глаза отшельник, коротко кивнул и покинул город. Вернувшись, не опустился он на лавку у огня, не проводил искрящееся в воде солнце взглядом. Ловец ловил на тонкие пальцы паутину черно-жемчужного плетения, скрытого ранее в незатейливой шкатулке, и молчал. Ночью, когда волны замедлили свой бег и, тихо шурша, обступили дорожку к суше, он вышел из дому. Путь его не был далек. Каменная дева спокойно глядела на ловца, приближавшегося, прячущего свои незатейливые дары. Не дрогнули девичьи пальцы, не сдул ветер прядку волос, щекоча щеки. Только пробежала по траве незамеченной тень, да разгорелись чуть ярче звездные точки. Опустилось на плечи безжизненные ожерелье, тихим шепотом провожал его отшельник:
Была ты светом этого мира, но и светом для одного единственного сердца. Не приняла ты боли этого края, прими боль того, кто единственным любил тебя. Каждая слеза мояукрашение для твоей души, потому что сердце твое давно красит всю мою жизнь.
Померкла, скрывшись за облаком, Луна, погружая поляну в темнотув мгновение новым светом осиянную. Улыбалась юная богиня, касаясь пальцами ниток жемчуга, глядела на любимого, забытого за годами разлуки странника.
Ты пришел.
Да.
Ждал?
Лишь укора ребенка, как было завещано.
Справедлив ли он был?
Иначе не стоял бы здесь.
Ранним утром проснулась девочка. Шла благодарить богиню за исцеление да прятать у подножия дивной статуи, как повелось, жемчуг ловца. Только не нашла она изваяния, лишь фиалковый цвет да открытую настежь дверь в доме на краю каменной гряды, уходящей далеко в тихое, как никогда доселе, море.
Фин не заметил, как к нему присоединились еще несколько слушающих. С последним словом чудного сказания о неизвестной богине и неизвестном доселе камне вокруг установилась полная тишина. Старуха-сказительница молчала, дыхание её было похоже на кудахтанье.
Скажи, бабушка, а откуда ты знаешь такую сказку? Сид в который раз удивил Фина своим неожиданным появлением.
Однажды, много лет назад, на нашем Сборе я встретила мужчину, который рассказывал её.
А не помнишь ли ты его имени?
Нет, не помню, так много лет прошло. Только явно он был не из наших мест, бледнюч больно, да глаза как плошки.
А не видала ли ты когда моря?
Нет, не видала, мне так объяснили, что оно как озеро большое, а волны его, как трава
Верно, бабушка, верно, Сид оставил несколько свечей возле подола старухиной юбки и дал брату знак отправляться за ним.
Они вышли за пределы стоянки. Ночь ласкала травы, шуршала вдалеке дождем, прерывалась криком степных птиц. Горы высились за их спиной, как самый надежный страж покоя и тишины.
Им не нужны горы, верно?
Вряд ли им хоть что-то нужно Сид помолчал какое-то время. Понравилась сказка?
Да, только больно уж странная для здешних мест.
Нет у них ни моря, ни иных богов, кроме солнц и земли, ни жемчуга, ни торговых деревень
Кто же рассказал им эту сказку?
Кто-то, похожий на нас с тобой, похожий на Тилл. И было это ровно десять лет назад.
Ты думаешь
Кто-то потерял здесь девочку, кто-то, прошедший сквозь полотно, подобно нам, кто-то, рассказывающий саосские сказки.
И что ты предлагаешь?
Выяснить, кто он.
Но как?
Поспрашиваем, Сид развернулся к лагерю, приглядимся
Глава третья
У здешних племен не было властителей, каждая община имела главу, который заведовал всеми делами табора, но легко слагал полномочия по старой традиции перехода обязанностей. Циркачи во всем полагались на деда Дентара. Уже несколько десятков лет о традиции умалчивали, потому что никто лучше него не мог определить направление пути или отыскать воду, оборониться от огромных кошек, выходящих по ночам на охоту, или выдумать имя ребенку. В то время, когда появилась в общине Тилл, Дентар руководил циркачами уже второй десяток лет. Крик малыша он услышал первым. Звездная ночь была тихой, и степь разрывалась плачем. Дед и нашел малютку, лежащую в траве. Ей не было даже года. Тонкая ткань скрывала крохотное тельцеи ничего больше у ребенка не было. Словно с неба упала, подумал тогда Дентар. Ни следов копыт, ни вещей, ни пепла, никакого намёка на борьбу или то, что хоть кто-то был здесь, кроме девочки.
Мужчины табора требовали отдать малютку Земле, может, для того она и была оставлена, женщины же требовали оставить и вырастить ребенка, как полагается негласным законом. Дед окинул взглядом перепуганных женщин, решительных мужчин, десяток детей, сгрудившихся вокруг матерей, и велел готовить еще одно одеяло.
По счастью, крошка ничем не болела, ела мало и совсем перестала плакать. Со временем с её присутствием смирились даже акробаты. Необщительному семейству из отца и трех сыновей пришлось, следуя указу Дентара, воспитывать девочку и учить непростому их ремеслу. Несколько лети они уже не чаяли в ней души, восторженно глядя, как ловко кружится в импровизированном выступлении шестилетняя Тилл.
Тилл, значит, луна, объяснял дед, покачивая девочку на коленях. Ты появилась при лунном свете, ты в постоянном движении, как и они, бледна, как они, а вырастешь, станешь такой же красивой.
А красивой, как какая из них? девочка водила пальчиком по звездному небу от одной луны к другой, от второйк третьей.
Как все они и даже лучше.
И у меня будет самый красивый жених?
Дед рассмеялся:
Ты маленькая еще о таком думать.
Тилл надула губки и поправила подол своей рубашки, Дентар потрепал девочку по волосам.
Уже четыре года прошло с тех пор, а Тилл всё никак не хотела взрослеть. Обычно в её возрасте девочек уже выдавали замуж, но дед берег её, хотя сваты не раз уже навещали акробатов да и у самого деда спрашивали. На каждое предложение тот отвечал отказом, не время, мол, не готова девочка. А девочка носилась по полям, воровала коней, потому что «ну просто вы все такие грустные были», громче всех смеялась и внимательнее всех слушала сказки. С появлением же в общине близнецов привязалась к братьям, как к родным, и всё больше отдалялась от прочих. Посмотреть на них со стороны, так похожи: бледные, волосы темные, глаза особенные Однаждыно и того достаточнодед видел, как девочка провела пальцами по траве, а та не шелохнулась, словно сквозь нее тело прошло. Тогда и понял дед, что этакому чудному ребенку не место среди его народца, не такова его судьба, чтобы отдать её цирку и вечному кочевью, но в то же время Дентар опасался. Опасался, что заберут у него внучку-ночку лунную, но понимал, что так и должно случиться.
Слушай, парень, что ты задумал?
Ничего особенного. Я узнаю, откуда она взялась.
Зачем тебе это? Я же говорил тебе, шел бы ты отсюда
Я никуда не тороплюсь, Сид никогда не позволял себе такого тона с Дентаром, но сейчас едва сдерживался от резкости. Я делаю то, что ты должен был сделать давным-давно. Ты ведь прекрасно понимаешь, что она не принадлежит ни тебе, ни твоему табору, ни одному из народов, населяющих этот мир.
Откуда ты это знаешь? Бывал за горами? Видал всех наших? Кто-то бросил малышку, мы её приютили, мы за нее и в ответе.
Больше нет.
Как это? дед даже растерялся.
Я беру её в жены.
Ты ты Дентар чувствовал, как кровь приливает к лицу, ты не смеешь без моего согласия
Смею, старик, смею, а если попробуешь мне противостоять
Убьешь меня?
Зачем? Сид усмехнулся. Ты лучше меня знаешь, что не простишь себе несчастья для этой девочки, а я защищу ее от любой беды лучше, чем кто бы то ни было.
Ты самонадеянный юнец!
Да, и что это меняет?
Дентар вздохнул. Несмотря на всю его привязанность к Тилл, несмотря на недоверие к Сиду, он понимал все же, что только этот человек и сможет быть с непоседой, дождаться её расцвета и не сломать до срока, только близнец с чудовищными зелеными глазами станет лучшим мужем для Тилл с глазами цвета травы в свете Регана. Сид улыбнулся, понимая, что одержал победу едва ли не главную в своей жизни.
У-у-у, брат, ты в своем уме? Фин вышел из-за повозки.
Вполне. И это гораздо лучше, чем быть в твоем, Сид поежился, вспоминая предыдущее их приключение. В этом мире разделиться у близнецов получилось сразу по прибытии. Просачиваясь сквозь Полотно в одном теле, братья оказались под солнцами уже разделенными. Как это произошло, никто из них не заметил, но Сид был первым, кто облегченно вздохнул, видя голубые глаза напротив.