Вдруг вытьё прекратилось, я приподнялся, смотрю, оно продолжает поворачиваться, опять же, медленно так.
Я последние силёнки напряг, встал с земли, стоюоглядываюсь. Машина тут подъехалаводитель, понятно, не в себе, влетел вместе со своей тачкой прямо в одну из розовых иголок. Так вот, машину распороло надвоевдоль иголки половинки машины и проскребли по асфальту. Я поглядел подальшевижу, метрах в пятидесяти от меня на тротуаре лежит женщина, живая ещё, стонет, из ушейкровь, из глазтоже ручьи, а рядом ребёнок, девочка лет шести, не шевелится уже. До смерти помнить буду.
Тут меня злость взяла, остатки сил в бешенство перешли. Выдернул я «Глок» из-под пиджака и выпустил все тринадцать пуль в этот шар. Стою, щёлкаю курком пустого пистолета, а реакции от этой твариноль.
Тут я замечаю, что шар этот носом своим почти уткнулся пареньку в лицо. И только тогда до меня дошло, что парень-то в воздухе виситпрямо метрах в трёх над землёй. Рукив стороны, но не висят, а разведены. Глядьон глаза закрыл.
Я ещё подумал: «Счас оно его жрать будет». Но дальше смотреть некогда былослышу винты вертолётные. Точно, над рекой, километрах в трёх, идёт двойка со стороны горытам сразу у подножия-то и база была.
Но эти шары, видать, почуяли и взвыли как одинвсе, кроме того, возле которого я стоял. Я никогда б не подумал, что могу вынести такую головную боль. Один из пилотов всё же ракету успел пустить перед тем, как у него мозг взорвался. Только без толку. Ракету я виделкак подошла она вплотную к шару, тому, что был по ту сторону реки. И как зависла она у него и как потом просто упала вниз, как кусок рельсы какой-нибудь.
Но мне уже до фонаря было. Я только с одной мыслью боролсякак не вставить вторую обойму и не всадить первую же пулю себе в лоб. Странно только было. Эта тварь, как пареньком занялась, так и выть перестала. Ну зато остальные старались.
Секунд тридцать так прошло, может, минута. И вдруг я понял, что вытьё прекратилось. Голову вроде чуть-чуть отпустило. Я приподнялся на локте, и тут хлоп! тело парня шмякнулось на асфальт, а я смотрюшар-то отваливает. Я, ещё не веря удаче, встаю, схаркиваю кровь и вижу, что все эти шары над городом медленно вверх пошлитогда-то я и посчитал их.
Я вытер лицо, посмотрел вокругта женщина лежала без движения рядом со своей дочкой. Единственное, что мне пришло тогда в голову, что нужно ехать в участок. Это было механическое решение. Мне было в общем-то всё равно, что делать. Лишь бы делать что-то руками и ногами и дать голове отдых и время. Не мог я думать, понимаете? Жан-Пьер мёртв. Мирне понятно, что с ним.
Паренька я решил взять с собой. Подошёл, пощупал пульс на шеевроде живой и даже дышит. Поднял егоон совсем лёгкий оказался, килограммов пятьдесят максимум.
В общем, бросил я его тушку на заднее сиденье и поехал через город. Мёртвый город. Странное дело, я думал, чем дальше я от места, где сидела эта розово-фиолетовая тварь, тем больше будет уцелевших. А было так: первые метров сто попадались полуживые люди, пытающиеся прийти в себя. А затем была как мёртвая зонана километр, не меньше. Посередине, то есть метров за пятьсот от места «прилёта», была самая мясорубка. Я не говорю о разбитых машинах, где водители потеряли контроль. Там были люди с разорвавшимися черепами, и у всех, почти у всех, тела ссохлисьруки и ноги торчали из одежды, что палки серо-белого цвета. Жуткое зрелище.
Странно это былоехать так по родному городу, как после войны. Это было как видеть труп близкого человека. Ведь ещё час назадкогда я ехал в другую сторонуон был жив, дышал
В общем, к центральному участку, что возле почты, я подъехал на автомате, как робот. Тут какое-то движение хоть было. Полицейские пытались наводить порядок, хотя куда там.
Остановился я просто посреди улицы, вышел, открыл заднюю дверь, стянул парня с сиденья на землю, и вот тут-то я от него и услышал в первый раз это слово. Я ещё помню, мне пришло в голову, что он что-то на своём родном языке сказал.
Он на секунду пришёл в себя, открыл глаза и выдохнул почти чётко: «Куохтан» Спокойно закрыл глаза и вырубился.
Старик взял последнюю сигарету из моей второй пачки. Я не заметил, что пропустил свой автобус. Его руки тряслись, и, проведя рукавом по лицу, он стёр слёзы, размазывая грязь.
Я понял, что он настоящий псих. Меня взяла досада, что я потерял столько времени. Разумеется, сделать из этого статью можно было и не надеяться. Шеф скорее меня самого отправит в дурдом.
Вы зря думаете, что я сумасшедший, вдруг ожил старичок. И если хотите, поговорите с самим Власом. Парня так зовут. Или звали. Да, в Живых Водах он. Но если он с вами захочет говорить, вы поймёте, что всё, о чём я вам рассказал, не шутка. И что хоть властям очень не хочется верить в то, что случилось, на самом деле для них и всех союзников это загадка и проблема ещё та
Не зная сам, что я тут делаю, я стоял в приёмной госпиталя Живых Вод.
Так кто вы, говорите, ему? Ассистентка, или как их здесь называют, смотрела на меня из-за стойки с повышенным интересом.
Я нервно пошевелил рукой в кармане, обхватывая пальцами сигареты, нет, курить здесь нельзя.
Родственник. Приехал из страны специально его увидеть. Наши семьи на Востоке жили вместе какое-то время.
Звучало несколько коряво, но она видит, что я тоже иностранец, может, пройдёт.
Тонкие пальцы без маникюра пробежались по клавиатуре. Принтер выдал одноразовый пропуск.
Посещение больниц, и тем более психиатрических, всегда нагоняло на меня тоску. Я шёл по однотонному коридору, глядя в затылок санитара, и думал, что попавший сюда мало чем отличается от мертвеца. Блок Тсамые безнадёжные случаи. Минимальные отличия от тюрьмы, судя по внутреннему убранству и системе охраны.
Комната для свиданийпластиковый стол, точнее, пластиковый куб с кнопкой с краю, два пластиковых кресла и больше ничего.
Ожидание в этом «карцере» не лучшим образом действовало на мои нервы.
Дверь открыласьслава всем богам, он вошёл. Исхудалое лицо мальчишки, синяки на подбородке и шеехм Да-да, руки в длинных рукавах, за спиной.
Ваш родственник с Востока, сказал ему санитар, наклоняясь и медленно произнося слова, как будто разговаривал с пятилетним врождённым дебилом.
Парень не отреагировал.
Вы его узнаёте? настаивал санитар.
Нет.
Его голос оказался слабым и неувереннымпод стать телу, сдавленный, словно он пробивался сквозь пять сантиметров ваты. Меня прошибло потом. Санитар поколебался секунду, потом сказал, обращаясь ко мне:
Это у него бывает. Не узнаёт даже своего врача, который лечит его последних четыре года.
Я медленно выдохнул, изобразил скорбь и кивнул.
Нажмите кнопку на столе, когда закончите. Или нажмите два раза, если будут проблемы. Он повернулся, здоровый детина, и вышел. Дверь щёлкнула электронным замком.
Парень смотрел на меня не мигая. Пристально. Мне стало не по себе.
Я открыл рот, но он успел раньше:
Франсуа. Это было имя бомжа, встреченного мной тогда на остановке. Я кивнул.
Он продолжил меня изучать. Мне уже начало казаться, что на самом деле он ничего не говорил и мне показалось. Он напоминал изваяниетонкие черты лица, бледная кожа, чёрные волосы, лежавшие в беспорядке, но каким-то странным образом составлявшие некую художественную схему.
Я все же решил поздороваться, и вновь его слабый голос помешал моей попытке заговорить:
Вы любите гонки?
Дикий вопрос. Меньше всего я ожидал чего-нибудь такого. Я ещё отметил странный, слегка гортанный акцент его французского. Однако с сумашедшими полагается играть в их игру, потому я открыл рот, чтобы ответить утвердительно.
Меня уже почти не удивило, что он вновь заговорил на долю секунды раньше, чем я успел выдохнуть первые звуки:
Я тоже. Он улыбнулся. Это была странная улыбкаулыбка тонких бледных губ под чёрными плачущими глазами. Впрочем, она тут же исчезла. Мне иногда разрешают играть на компьютере. Когда я себя хорошо веду.
Я готов был поклясться, что в его глазах мелькнула усмешка.
Я улыбнулся, но он вдруг повысил тон: «Вовсе нет!» Пока я размышлял над смыслом этой фразы, он вновь уставился на меня.
Он забрал мой разум, а я забрал часть его разума. И раньше, чем я успел спросить «Кто?», он ответил: Куохтан. Да-да. И вовсе не такой шарообразный он был. Несколько вытянутый. Если бы они были совсем шарообразными, они не смогли бы сжимать пространство внутри своих камер.
Им это нужно, чтобы путешествовать во Вселенной, добавил он.
И (чёрт возьми!) я вновь получил ответ на свой вопрос до того, как успел его задать и, пожалуй, даже сформулировать в голове.
Хотите, я поставлю вам музыку?
Я кивнул, больше не пытаясь ответить словами и памятуя о том, что, согласно классическим теориям психиатрии, перечить душевнобольным в их заблуждениях и делирии не рекомендуется.
Он тоже кивнул, снова улыбнулся своей плачущей улыбкой и продолжил:
Я поначалу сделаю тихонечко, чтобы вы привыкли. Мадонна подойдёт?
Я снова кивнул и, кажется, начинал понимать, что имел в виду старик Франсуа, когда на мой вопрос о том, каким образом и в какой манере следует общаться с Власом, только ухмыльнулся под седыми усами. По крайней мере вопросы мне задавать пока не удаётся. Мои размышления были бесцеремонно прерваны следующей репликой:
Я и так не хотел жить. Мне было всё равно. Я думаю, потому он и проиграл. Он замолчал. Вновь вперил в меня свой взгляд. Я ждал, больше не делая попыток заговорить. Он кивнул и продолжил развивать идею.
Мне было всё равно, жить или умирать. Жизнь не имела смысла. Странным образом она его приобрела, как только я её потерял. Я делал свою работу. Я получал деньги. Я тратил их, чтобы поддерживать в себе бессмысленную жизнь. Жизнь была бессмысленна для меня с пятнадцати лет. Я как-то сразу это понял и тем отличался от своих сверстников. Потому держался особняком и прожил жизнь без друзей, интересов и любви.
В тот день я возвращался из магазина. Я думал о том, как войду домой, поем и вскрою себе вены. Зачем есть? Последнее удовольствие от жизни. Я шёл и не видел ничего перед собой. Не видел и полицейского, который меня поджидал, не чувствовал головной боли. То есть я регистрировал все эти раздражители, но до сознания они не доходили.
Всё же, когда я увидел Куохтана, зависшего прямо передо мной, я остановился. Кстати, пишется Q-U-O-H-T-A-N. По крайней мере я так это перевёл на человеческий язык. Он улыбнулся той же улыбкой театральной маски, видя моё удивлённое лицо. Я снова получил ответ на невысказанный вопрос.
Цвет его игл на самом деле меняется в зависимости от настроения. Чем розовее, тем более Куохтан разозлён или голоден. Его улыбка вдруг показалась мне раздражённой. Нет, они не питаются плотью своих жертв. Они же не земляне. Они поглощают то, что можно назвать волнами живого или волнами разума. Это слабое поле, окружающее всё живое, с высокой концентрацией в мозгу. Чем выше уровень сознания, тем больше концентрация.
Для Куохтана это как топливо. Они его накапливают и хранят во внутренних резервуарах, как человек «хранит» электричество в аккумуляторных батареях или конденсаторах.
Не перебивайте, спокойное замечание слабым голосом предупредило мою невольную попытку выразить скептицизм. Мне сегодня, видимо, не судьба открыть рот.
Потом они его расходуют на то, чтобы поддерживать процессы жизнедеятельности и перемещаться, сжимая пространство, как некоторые животные перемещаются, выпуская реактивную струю воды.
О такой форме энергии человеческая техногенная цивилизация не имеет ещё понятия. Несмотря на то что человеческий мозг ежедневно сжигает её в значительных количествах. Нет, я не могу это объяснить. Я не учёный. Скажу, что, пожалуй, это нечто сродни электромагнитному излучению. Оно есть, хоть его никто никогда не видел. Верующие могут назвать это душой, хоть эта энергия существует только в живом и исчезает со смертью.
Нет-нет. Куохтаны не способны питаться электроэнергией. Это было бы всё равно что для человека питаться деревом. Слишком грубая пища.
Он остановился и в который раз направил на меня свой немигающий взгляд. Я начинал к этому привыкать. Как и к тому, что на все свои вопросы получал ответ быстрее, чем мог их задать. Всё это было довольно необычно, но я решил анализировать потом, а слушать сейчас.
Возникшая пауза позволила мне немного отвлечься и прислушаться к доносящимся невесть откуда звукам знакомой мелодии. Музыка играла уже минуту или две, плавно нарастая. Не думал, что в сумасшедших домах дают такое слушать больным. Я знал, что классическая музыка, согласно теориям некоторых психиатров-экспериментаторов, благотворно влияет на состояние больных шизофренией, но чтобы в таких заведениях слушали танцевальную электронику Мадонны Что-о-о-о-о-о? Меня охватила лёгкая паника, я бросил взгляд на парня. Он спокойно улыбался. И его глаза почти не плакали. Ставшая громкой музыка словно лилась из стен. Я приподнялся. Нервными движениями заглянул под стул, под его стул, осмотрел стол и стены, потолок.
Не нужно волноваться. Он кивнул, указывая мне на стул, на который я немедля опустился, вытерев пот со лба. Как музыка? Не слишком громко? Я мотнул головой. Вот и славно, продолжил Влас спокойным тоном, голос его уже не казался слабым. Вы не сумасшедший. Сумасшедший здесь я, помните?
Я кивнул, что мне ещё оставалось делать.
Если не нравится мелодия, можно сменить. Влас перестал улыбаться, только в чёрных зрачках его светился ещё какой-то огонёк. Он вздохнул: Мне нравится эта песняона была популярна в том году. Не стану испытывать терпението, что вы слышите, не исходит извне. Музыка звучит в вашем мозгу. А я её туда проецирую. Да-да. Со всей аранжировкой и голосом певицы. Я её считываю из своего мозга такой, какой я её записал. Мы всё запоминаем. И не умеем забывать, если только не захламляем память намеренно. Большинство из нас с нормальным мозгом. Просто люди не знают, как правильно вспоминать. Я раньше тоже не умел. Научился, когда стал сумасшедшим. Аутисты тоже так умеют. Аутисты на самом деле отличаются от других людей тем, что их волны разума замкнуты, а не рассеиваются. Потому они отлично считывают, но плохо устанавливают контакт. Обычный человек работает по принципу «запросотклик». Поле аутиста всё время принимает отклик и никогда не шлёт запрос. И они всё время «пишут». И умеют отлично воспроизводить записанное.
Я слушал эти странные объяснения, и меня тем временем перестало трясти, но я отчаянно мечтал о сигарете.
Если хотите, я вам дам пару затяжек.
Я так и не понял, читал ли он мысли или реакции, как хороший игрок в покер.
Я могу проецировать никотиновое удовлетворение тоже, продолжил он. Обманутый мозг выпустит те же химикалии, которые он выпускает в ответ на присутствие никотина в крови, допамин, ацетилхолин, эпинефрин и прочее. Я когда-то учил биохимию в институте.
Грустные глаза вновь блеснули и погасли.
Кажется, я продемонстрировал согласие, так как привычная волна удовлетворения заполнила сознание. Ещё. Ещё.
Хватит, курение вредит здоровью.
Влас не улыбался. Всё-таки он чёртов псих, даже если он и чёртов гений.
Куохтан не имеет целью убивать. Он просто потребляет поле разума. В некотором смысле Куохтанпросто животное. Он разумен в такой мере, в какой в нём накоплена энергия разума. Эта разумность не сознательная. В очень грубом приближении Куохтаннекая живая машина, жгущая интеллект вместо бензина. При этом как существо Куохтан работает на совсем иных принципах, нежели всё известное человеку. Я это видел и был внутри, но не смогу объяснить. Я мог бы это показать, но увидеть этозначит умереть, стать таким, как я.
Куохтаны пришли в тот день, привлечённые обилием пищи для себя. Прилетели на запах. И начали пить. Сразу же. Их камеры заработали как насосы. Люди стали терять голову в буквальном смысле и умирать.
Куохтаны могут пить из животных и даже растений, но человеческий мозг содержит поле живого в гораздо большей концентрации. Люди оказались деликатесом.
Удовлетворив первый голод, Куохтан перешёл к тому, что можно назвать разведкой. Для этого он взял меня.
Сила голоса Власа упала почти до нуля. Его лицо исказилось, выражения сменяли одно другое, как изображения в дешёвом видеоклипе. Я потянулся к кнопке.
Я в порядке. Он глотнул воздух и сморгнул слёзы.