Мой дом, наш сад - Беляева Дарья Андреевна 4 стр.


- Номер Девятнадцать, - говорит она. - Чтобы нас спасти. Это знак.

Выглядит Моргана в этот момент жутковато, и ее красота приобретает особый оттенок и особое значение. Я затягиваюсь глубже, и тут слышу голос Ланселота:

- Эй, курицы, вы собрали ваших дальних родственниц на вверенной вам территории?

Мы с Морганой одинаково быстро тушим сигареты, встаем. Ланселот возвышается над нами так угрожающе, что я даже забываю поднять свою корзину. Он скалится и кивает на землю, я хватаюсь за ручку, будто взвешиваю мертвых птиц.

- Так-то лучше, - говорит он. - Поздравляю с удачной охотой.

А потом Ланселот запускает руку в карман на юбке Морганы, вытаскивает пачку и говорит:

- И, кстати, это мое.

- Вам что жалко?

- Вы разве платите за них?

- Нам девятнадцать лет. На пачке написано, что курить можно с восемнадцати.

- Так, - рявкает Ланселот. - Закон в этой школе, это Мордред во-первых, я во-вторых, пачка сигарет в-третьих, и только в четвертых - Галахад. Так что подберите свои правозащитные сопли и марш на урок. Мне еще нужно проверить, сколько еды принесли остальные. Ужин себе из них будете делать, понятно?

Ланселот скалится, потом вытаскивает из пачки две сигареты, одну закладывает за ухо мне, а другую - Моргане. И, не сказав больше ни слова, уходит. Из всех учителей он самый злобный, но на него я злюсь меньше всех. Я думаю, у него именно в этом плане что-то с головой. Один раз он боевым заклинанием рассек Кэю бровь, когда тот попросился выйти во время урока. Ланселот чокнутый, не очень предсказуемый и очень импульсивный, однако дело свое он знает хорошо. Я люблю боевую магию, это весело. Однако я впадаю в истерику, когда нам приходится сражаться в парах. Мне куда больше нравится замораживать и взрывать камни, нежели обжигать, предположим, Гарета. Однако, как выразился Ланселот, он здесь закон во вторую очередь, а я - вообще не закон.

Мы с Морганой бредем к школе, и я с трудом могу рассмотреть в копне ее золотых волос кончик спрятанной сигареты. Майское солнце окончательно вступает в свои права, и я слышу пение птиц, от которого сейчас становится неприятно и неуютно. Мне кажется, этим голосам будут вторить птицы моей корзинки.

Ласточкам полагается символизировать верность и счастье, а не рассыпать внутренности по весенним садам.

Мы проходим мимо клумб с розами, и Моргана тянется к ним, касается шипов на одном из стеблей. Розы, белые и красные, ее любимицы. Чем ближе к дому, тем больший порядок приобретает сад. У ступеней, ведущих к тяжелой, широкой двери, раскинулись кусты роз, окруженные подстриженной зеленью. Здесь царит порядок, но чем дальше к воротам, тем более хаотично располагаются цветы, садовые и дикие. А дальше дорога поднимается вверх, и за чугунными воротами, литой сетью между двух каменных столбов, уходит еще выше, к пруду.

Снаружи здание школы кажется почти слишком идеальным, слишком строгим. Дом, похожий на замок, с настоящими башенками и поросшими глубокой зеленью каменными балконами, очень строгий снаружи, каменный, давящий, внутри он выглядит как кукольный домик - обои в пастельных тонах, тонкой работы орнамент на мебели, бесконечные хрусталь, фарфор и серебро столовых принадлежностей. В детстве я считала, что мы всего лишь куколки в этом идеальном доме, и что кто-то играет с нами, забавляется. Иногда мне кажется, будто это правда. Я действительно могу поверить во что угодно, стоит мне только достаточно сильно этого испугаться. И эти искорки веры способны вызвать пожар в моем разуме. Я все время будто бы стою у края бездны, и только когда я не смотрю на нее, мне становится легче. Однако она остается у меня за спиной.

Классная комната, где мы занимаемся с Ланселотом располагается на первом этаже. В этом есть смысл, потому как вылететь сквозь стену и впечататься в дерево менее травматично в случае первого этажа, чем второго. Впрочем, я серьезно подозреваю, что существуют контексты в которых такие мелочи уже ничего не значат, а обеспечение безопасности становится простой традицией. А когда вырождается традиция, она становится притворством, а после - шутовством. Никто ведь на самом деле не верит в то, что обмен кольцами каким-либо образом меняет отношения двоих людей между собой, однако это то, что положено делать. Точно так же никто не верит, что урок, где за неделю ты теряешь четыре литра крови, что составляет ее среднее единомоментное количество в твоем теле, нуждается в каких-то мерах безопасности. Сама концепция этому противоречит.

Мы с Морганой последние. Заходя первой, Моргана посылает воздушный поцелуй всем присутствующим (то есть, почти всем, кого я знаю, это забавный факт). Когда я прохожу мимо Ланселота, он выдергивает из-за моего уха сигарету.

- Это что такое?!

- Но вы...

- На место!

Я ставлю корзину с мертвыми пташками на стол, рядом с еще двумя такими же. Одна из трех наполнена до краев, так что верхняя ласточка безвольно, под влиянием собственной тяжести, клонится вниз. Я ловлю ее, перекладываю поудобнее и отправляюсь на свое место.

Классная комната у нас просторная и светлая, я вижу, как в солнечных лучах танцует и кружится пыль, и совершенно внезапно мне ужасно хочется танцевать вместе с ней. Я мало спала, и в то же время я чувствую себя полной сил. Я улыбаюсь Моргане, а она легким и кошачьим движением садится рядом с Кэем. Мне приходится сесть рядом с Ниветтой, таковы правила дружбы в компании. Гвиневра сидит на первой парте, прямая, с копной волос, переброшенной через плечо и книжкой заклинаний, лежащей на краю стола. Кэй задумчиво левитирует ручку, его губы шепчут нужные слова, но когда Моргана оказывается рядом, ручка с невыразимо громким стуком падает

- Лучшая подруга! Я так рад, что ты здесь! Я думал, что ты погибла от отвращения.

Ниветта рядом со мной морщится, а потом берет циркуль для черчения символов и вгоняет крохотную иглу в лопатку Кэя.

- Погибла от отвращения скорее Гвиневра, - говорит Ниветта, почесывая нос, когда Кэй вскрикивает. Она поворачивается ко мне, и прозрачные, как поток ручья глаза, снова обдают меня холодом.

- Гарет не хотел отдавать свою корзину.

- И сейчас не хочу! Они прекрасны!

- Фу, - говорю я, полагая, что это лучшее всего отразит ситуацию. Гарет у нас сидит на последней парте. В детстве так было, потому что у него есть привычка ковырять в носу, и никто не хочет этого видеть. А сейчас, что ж, сейчас ни одну из его привычек не хочется видеть.

Мы переговариваемся, как ни в чем не бывало, а потом Ланселот вдруг ударяет по столу толстенной книгой, и от этого удара расходится такой импульс, что меня отбрасывает назад, и я больно ударяюсь об угол парты Гарета, а Гарет и вовсе слетает со стула. Ниветта закрывает уши руками, Моргана и Кэй вцепляются друг в друга, и только Гвиневра остается прямой и неподвижной.

- Вот, - говорит Ланселот. - Потому что это важно - вовремя использовать защитные заклинания. И потому что вы, маленькие ублюдки, достали меня.

- Простите, - говорю я, Ниветта фыркает. Ланселот закуривает сигарету, которую отобрал у меня, что, впрочем, скорее справедливо, потому что перед этим он дал мне ее. Я слышу щелчок зажигалки, отчетливый, в образовавшейся тишине. Ланселот с наслаждением затягивается и выпускает дым.

Ланселот курит красиво, в нем в такие моменты появляется что-то от мужчин из фильмов про пятидесятые, которые Ниветта иногда кругами гоняет на старом видеомагнитофоне в своей комнате. Некоторое время мы сидим молча, стараясь не мешать ему, а потом Гвиневра поднимает руку. Она говорит:

- Замечательно. Вас бы обязательно взяли на роль детектива из какого-нибудь прогнившего города. Но вы - учитель. Начнем занятие?

И совершенно неожиданно, вместо того, чтобы разозлиться, Ланселот смеется, весело и как-то изранено, как у него всегда и выходит.

- Конечно! - говорит он. С ним никогда не угадаешь, на что он может разозлиться, и я стараюсь не испытывать судьбу.

- Ладно, неудачники. Давайте по-честному. Случись вам сражаться с кем-нибудь посерьезнее э-э-э, друг друга, ваши мозги тут же окажутся размазаны по помещению. А знаете почему? Вы бесталанны. Ну, так бывает, когда люди тупые и ленивые.

Мы с Ниветтой переглядываемся, она высовывает кончик языка, потом склоняется ко мне и шепчет:

- Хорошо, что они у него за спиной. Надеюсь ему откусят голову.

- Вряд ли, - говорю я. - Не думаю, что это полезная еда для кого бы то ни было.

Включая монстров из воображения Ниветты.

В следующую секунду Ланселот резко щелкает пальцами, выплюнув едва слышный звук, и я чувствую, как мои губы будто стягивают невидимые нити, проходящие через плоть. На всякий случай, если я буду писать книгу, и мне нужно будет включить в контекст читателя, незнакомого с такого рода магией: это довольно больно. Ниветта жмурится от боли, но выглядит совершенно нормально. Ланселот считает, что магия должна быть как можно более незаметной. И как можно более болезненной. Он продолжает:

- Так вот, жалкие подобия настоящих волшебников. Вы худо-бедно научились справляться друг с другом в парах. Однако, если сюда придет Королева Опустошенных Земель, что крайне возможно...

- Возможно? - спрашивает Кэй.

- Не твоего ума дело. Заткнись. Так вот, вам придется сражаться с порождениями собственной фантазии. И их будет много, очень много.

Один резкий, рубящий жест Ланселота, и птицы из одной корзины, взмывают вверх, будто живые. Только это неправда. Они остаются мертвыми, и их внутренности болтаются в воздухе, а открытые клювики и безучастно уставившиеся в пустоту глаза кажутся даже более тошнотворными, чем кровь. По крайней мере, она свернулась и не капает. Птицы оказываются рассредоточены по всему классу, над нашей с Ниветтой партой парит одна из них, и ее кишечник почти достает до моей макушки. Я отодвигаюсь. Жутковатое зрелище, мертвые птицы, парящие в воздухе, озаренном солнечным светом, в нашей чистой классной комнате.

- Я хочу, чтобы вы поразили несколько целей. Если не сможете этого сделать, считайте уже сдохли. Но более того, я хочу, чтобы вы сделали это одним заклинанием. Одним единственным. Время - это жизнь, ребятки. Расправившись со всеми врагами одним заклинанием или, по крайней мере, замедлив их, вы спасете себя. Распинаясь для каждого, вы открываете спину. Задание понятно?

Гарет поднимает руку.

- Что ты за дебил, Гарет? - рявкает Ланселот. - Как можно этого не понять?!

- Я не это хотел спросить! - как ни в чем не бывало говорит Гарет. - Можно потом забрать птиц себе?

- Да, а то тебе не на что дрочить с тех пор, как у Вивианы прошли прыщи.

Я, по ощущениям, краснею до кончиков ушей и одновременно ощущаю, что снова могу говорить:

- Н-но, - начинаю было я с возмущением, однако Ланселот меня перебивает.

- Это тебе для спортивной злости, не благодари. Даю вам один академический час, то есть сорок пять минут. Те, кто ничего не сделают, будут оставлены после уроков...

Не успевают эти слова остыть у Ланселота на губах, как Кэй произносит короткую фразу, и одна из птиц в центре загорается. Ланселот совершает движение, как будто отвешивает ему подзатыльник, птица затухает, оставив запах горящей плоти и хлопья паленых перьев, а голова Кэя дергается.

- Ты что, тупой? - спрашивает Ланселот. - Хотя это, конечно, риторический вопрос. Конечно, ты тупой! Я сказал, что заклинанием нужно поразить всех птиц!

- Ну я вроде как извиняюсь, - пожимает плечами Кэй и тут же улыбается. - Просто вы сказали, что те, кто ничего не сделают, будут оставлены после уроков. А я - сделал. Пока!

- Остаешься после уроков.

- Но...

- Заткнись. Даже не дыши. Чтоб я вообще забыл о твоем существовании. Понятно?

- Понятно.

За озвучивание своего согласия Кэй получает еще один подзатыльник, на этот раз - физический.

- Ниветта, - говорит Ланселот. - Твоя очередь.

Ниветта выходит к доске, обзор с ее места хороший, птицы должны быть отлично видны. Может быть, из них даже можно складывать созвездия. То есть, созвездия - не совсем подходящее слово. А слова "соптицыя" нет. По крайней мере, я на это надеюсь. Никогда нельзя утверждать точно.

Ниветта некоторое время качается на пятках, взгляд ее обращен совершенно в другую сторону. А потом с ее губ срываются слова заклинания, которые я почти узнаю. А потом узнавания и не требуется, потому что волна, обрушившаяся из воздуха, окатывает нас всех, сбив лишь одну из птиц, ту, что над моей головой. Птица падает мне на колени, и я с визгом ее стряхиваю. До остальных висящих в воздухе ласточек волна просто не достала. Ланселот щелкает пальцами, и все, включая меня, снова становится нетронуто сухим.

- Не так глупо, как могло бы быть, Ниветта. Но и не так умно. Зато ты вывела из строя не только птицу, но и Вивиану.

- Это считается за двух врагов? Я могу не оставаться после уроков?

- Нет.

- Нет, в смысле...

- Ты остаешься после уроков. Гарет!

Гарет стоит у доски долго, а потом, так и не сумев выжать из себя ничего путного, говорит:

- Давайте я сразу останусь после уроков!

- Только не с нами! - выкрикивает Кэй.

- Как ты меня бесишь!

- Ты меня бесишь больше!

- А ты вообще всех бесишь.

В этот момент одна из птиц издает хруст и хлюпанье костей и плоти, а затем осыпает Кэя внутренностями, перьями и осколками косточек. Кэй выставляет средней палец. Моргана подается к нему и снимает с его виска птичий глаз.

- Просто не обращай внимания, - напевает она.

- Это глаз! Это что глаз?!

Моргана лепит его куда-то под парту, как жвачку, с глаз Кэя долой, и принимается очищать его от остатков птицы. Гарет, как две капли воды похожий на Кэя и недовольный, садится на место.

- Моргана, - говорит Ланселот. - Быстро.

На форме Морганы остались небольшие пятнышки крови, которых она совершенно не стесняется. Моргана выходит к доске не спеша, так чтобы все успели оценить ее ноги, запятнанные кровью и ежевикой коленки, подъем невысоких каблуков. Она стоит со со скучающим видом, а потом вдруг шепчет что-то короткое и посылает куда-то к потолку воздушный поцелуй. И я знаю, что это значит. Мы с Ниветтой одновременно кидаемся под парту, спустя секунду раздается взрыв. Выглянув, я вижу что по стенам живописными в стиле Джексона Поллока брызгами, растекается кровь. Моргана взорвала одну из птиц, и удар раскидал почти всех остальных.

- Неплохо, - говорит Ланселот. Легким движением он возвращает птиц на место, а тех, что выбыли из строя, превратившись в фарш, заменяет новыми, из другой корзины.

- Ты должна была лучше рассчитать цель. Это вроде бильярда. Какой шарик нужно толкнуть, чтобы загнать в лунки все. Хорошее заклинание, нормальное исполнение, только одна беда.

Тут Ланселот рявкает:

- Твои враги будут двигаться, идиотка!

Моргана пожимает плечами, потом очаровательно улыбается и говорит:

- Тогда я взорву их всех.

Ланселот фыркает, чуть подталкивает ее в спину, чтобы она села. Моргана подмигивает мне на пути к своему месту.

- Вивиана, - провозглашает Ланселот. И я вся сжимаюсь в ожидании грядущих унижений. Ланселот терпеть меня не может. Впрочем, может быть остальные ощущают его внимание ровно так же.

Я выхожу к доске, сцепляю пальцы и наблюдаю за птицами. Они безжизненно висят в пространстве под потолком, не составляя никакой геометрической фигуры. Моргана выбрала верную тактику, но я вовсе не уверена, что мне достанет сил поразить всех птиц, или хотя бы какое-то значимое количество, одним заклинанием. Я поправляю очки, складываю руки на груди. У любой задачи должно быть очень простое решение. Все решения на самом деле очень просты. И мир подсказывает их нам. Я закрываю глаза, меня трясет от волнения, тошнит от волнения, и я хочу заплакать. Но, ущипнув себя за руку, я возвращаю сосредоточенность. Ланселот сказал, что мы должны поразить врагов одним заклинанием. Что мы должны расправиться с ними или замедлить. Он не говорил ничего о боевой магии. Боевая магия чаще всего однократна и единомоментна. Заклинание это удар или выстрел, но ведь в бою можно использовать не только такую магию. Я вспоминаю о заклинании невидимой нити, которую наложил на нас Ланселот. Самое то, чтобы замедлить врагов и целей может быть столько, насколько хватит нити, а нити может быть столько, насколько хватит силы.

Заклинания это своего рода комбинаторика. Мы долго учились отдельным словам магического языка, вроде "огонь" или "ключ". Это простейшие заклинания, означающие простые магические действия. Иногда требуются жесты, они нужны, чтобы направлять магию. Опытные волшебники способны составлять комбинации сами и производить сложные эффекты. Если смешать слова "огонь" и "внутри" можно, к примеру, сжечь врагу внутренности. Почти того же самого можно добиться смешав "огонь" и "сердце". В составлении заклинаний нужно быть предельно буквальным. Не стоит использовать сочетание огня и сердца, если хочешь, чтобы в тебя кто-нибудь влюбился, к примеру. Некоторые заклинания требуют столько силы, что нуждаются в нескольких волшебниках. Тогда используют кристаллы. Кристаллы позволяют синхронизировать энергию разных магов. Порой можно успеть различить слова в формуле, когда противник произносит заклинание, как я почти узнала слово "волна" в магии Ниветты, однако чаще всего их шепчут и как можно менее разборчиво. Я действительно стараюсь учиться хорошо. И мне нравится теория магии. Мордред преподавал ее нам пять лет, прежде, чем допустил до сколь-нибудь эффективной магии.

Назад Дальше