Не слышу, громче!
Над Олесей нависли две не серые или зеленые, не черные, а белые холодные жалящие точки-звезды. Из какого они созвездия? Мухи, Короны или Феникса?
Голос усилился, исчезла вкрадчивость:
Громче... Громче. Громче!
Голос теперь выл, рокотал. Казалось, комнату наполнил железный лязг, как от звона корабельных цепей. Эта какофония, наверное, была слышна за многие километры от Городка. Вокруг кровати поднялся не «доктор», а коновал из Коммонвелса, завертелся, подхватил вещи, фотографии, бумаги, газеты, какие-то смешные фантики и почтовые марки, закружил и это было так красиво, так сказочно-необычно, словно за секунду Олеся перенеслась из бытия в сон...
И тогда она не со страха, а с какого-то мальчишеского озорства четко произнесла:
Согласна.
...тень приблизилась и поцеловала её в лоб...
...стоило Лесе только моргнуть, как морочное наваждение исчезло. Рядом с диваном, мило улыбаясь, стоял её мужчина. Почему она раньше не замечала, как он красив? Простота и непоказная мужественность лица. Какие у Томаса добрые, серо-голубые глаза с кисточками морщинок по углам? Черные брови и ресницы. Как они ему, почти блондину, идут. А какие узкие запястья и при этом крепкие руки? У него широкие плечи, узкая талия.
Перезвон трамвая за окном напомнил, что жизнь течет, птицы поют, город жужжит-гудит-стонет, и всё, что произошло мгновение назад, не что иное, как мираж, сон, марево над асфальтом в жару, минутное помешательство. Ведь сейчас полденьсамое пекло... Город ревёт, машины снуют туда-сюда, люди строят, копают, считают, продают и покупают... Ну и пусть работают, значит, судьба их такая, а у неё другие заботыотдых! Вперед! Нас ждут пампасы! На море, на юг, к пальмам, чайкам, под неизвестные звезды!
Леся нисколечко не удивилась, когда Томас открыл дверь в ванную и вывел её не на хирургически чистый прохладный кафель, а на ослепительно-солнечный обжигающий как пепел костра на Ивана Купала белый песок. Стоило ей переступить через порог и тут же ветер, заставляя зажмурить глаза, рванул ткань её юбки, раздул парусом футболку, отбросил назад волосы. Леся почувствовала, как по коже пробежал холодок и у неё затвердели соски, её всю затрясло от предвкушения необычного, необъяснимого. Она чувствоваланет, она зналачто сейчас откроет глаза и увидит не зеркало и в нём своё приперченное веснушками отражение, а нечто иное... Она увидит бесконечное бирюзовое небо в разводах бело-прозрачных туч, океан, грозный вдали и такой ласковый в лагуне, голубую прозрачную воду, в которой мельтешат рыбешки. Перед ней откроется растянувшаяся, как улыбка Чеширского кота, длинная золотая подкова пляжа, а сзади будет возвышаться колоннада пальм. Там хорошо. Там воздух свеж и на лицо падают капельки соленой влаги; там слышен далекий рокот прибоя, крик чаек, шум ветра и прохладная волна целует ноги. Вчера уже не существует и так не хочется, чтобы наступило завтра. Она поняла, что сейчас, когда глаза её ещё закрыты, время исчезло, пропало, сжалось в точку, превратилось в небрежный хлопок по плечу, быстрый росчерк в чековой книжке, невысыхающие слезы на щеках и три тяжелые горсти земли...
Ты ещё так молода, у тебя всё впереди... Сейчас, в данный миг, ты находишься в самом прекрасном месте на земле, тебя за руку держит мужчина, с которым хочется жить долго и счастливо, и ты знаешь, что так оно и будет. Долго и счастливо... пока глаза закрыты тебе так хорошо... покойно, радостно... пока глаза закрыты...
23 Цепная реакция
Я, при всем своем желании, пока не могу вам рассказать, как Томас и Леся могли исчезнуть из своей квартиры. Они зашли в ванную и испарились. Наверное, это чудо. Да! Не каждый день подобное бывает в нашем мире. Эточудо чудесное! Как его объяснить? Думаю, невозможно. Если знать в чем состоит трюк, то это уже не тайна, а жульничество, надувательство, то есть обман. Но я вам гарантирую, что тогда, в августе 1999 года, я стал свидетелем настоящего необычайнейшего потрясающего почки-печёнки события, которое только подстегнуло мое желание наблюдать, что же будет дальше и чем всё закончится. Я не смог подсмотреть, что они там делали, как им отдыхалось. А очень хотелось! Мне также неведомо, что это за остров, где он находится и остров ли это?! Одно ясноони не были в Городке-на-Суше. Боюсь предположить... Понимаю: моя версия больше похожа на фольклорный юморок, но мне кажется, что они были...
Нет, не могу...
Вы будете смеяться...
Не хочу всё портить...
Лучше продолжу...
Не знаю, какое у нашей парочки было настроение во время отдыха, но мне точно известно, на кого они стали похожи по возвращении в Городокна кочегаров.
Ровно через двое суток, в полдень, в ванной открылась дверь и из неё вышли Томас и Леся. И тут их поджидал... сюпра-а-а-айз!
Надо объяснить. В первую же ночь после исчезновения нашей парочки к дому Леси прибыли гости. Сначала сняли охрану. В буквальном смысле. Во дворе, когда оба охранника задремали в машине. Затем в открытую форточку квартиры Леси бросили бутылку с коктейлем Молотова. Это было несложно сделатьона жила на втором этаже. Пламя занялось хорошо. Дальше каждый делал то, что должен был делать. Неизвестные смылись. Пожарные приехали вовремя и успели потушить огонь, пока он не перебросился на соседние балконы. Милиция начала искать хозяина квартиры. Соседи на следующий день не побрезговали порыться в поисках чего-нибудь ценного, но мародеры ушли без наградыуж очень огонь был прожорливым.
Когда наши курортники вернулись, то перед ними предстали обугленные стены, закопченный потолок, залитый водой и пеной пол, черная мебель, вернее то, что от неё осталось. Там был диван с торчащими во все стороны пружинами, жалкие огрызки столика, пластиковые горшки для цветов, которые больше напоминали растаявшее мороженое, только не белого, а гудронного цвета; лопнувший бутыль и торчащие из него палкитот самый букет. Леся, увидев всё это, и вдохнув отравленный полный гари воздух, оцепенела. Она силилась хоть что-то сказать, но не моглавсё, что ей было мило в этой жизни, и что она успела накопитьхранилось здесь, в этих тесных двух комнатах. Фотографии, посуда, постельное белье, одежда, обувь, украшения, милые безделушки. И вот теперь её, дорогое сердцу прошлое, вдруг превратилось в угли.
Томас, не раздумывая, взял Лесю в охапку и потащил во двор. Выйдя на улицу, он остановил такси и, посадивничего не соображавшую девушку на заднее сидение, приказал водителю, что бы гнал на цыганский посёлок.
Всю дорогу Леся молчала.
Женщины падки на истерики, но только если рядом есть тот, кто готов их выслушать. Томас подходил на эту роль, но водитель к такой категории не относился, поэтому за всю дорогу Леся не проронила ни слова. Стоило машине подъехать к воротам дома, калитка сразу открыласьих уже ждала помощница Антонины ПетровныКатерина. Расплатившись с таксистом, Томас провел Лесю на террасу. Усадил в кресло-качалку и приказал ждать. Зайдя в дом, он строго посмотрел на Катерину, которая перед приездом гостей закатывала банки с вареньем. Вытирая руки о передник, она кивнула в сторону двери и спросила:
Успокоить?
Да. И уложить спать.
Томас вернулся к Лесе, но не подошел к ней, не обнял, остановился в нескольких шагах от кресла.
Час назад они купались в океане. Тихоня ещё чувствовал на своей спине покалывание острых коготков. В его голове ещё не умерло эхо хриплого дыхания, обрывков слов и плеска волн. Он помнил пьянящую разницу между прохладой воды и обволакивающего чресла жара. В памяти сохранились её припухлые губы и наполненный любовным безумием шальной пьяный взгляд... И вот эти красивые нежные глаза сейчас полыхали такой ненавистью, что она, наверное, могла бы остановить метеорит.
Ты отомстишь?вопрос был задан без требовательных нотокЛеся не спрашивала, и не приказывала. Она знала.
Тихоня ухмыльнулся. Такая улыбка не сулила ничего хорошего тем, кто решил меряться силами с Томасом Чертыхальски.
24 Допрос
В тот самый момент, когда Томас обещал найти обидчиков, Антонина Петровна находилась на рабочем месте и безуспешно боролась с жарой. Баронесса холода не бояласьзимой открывала форточку, заставляя посетителей перед тем, как зайти к ней в кабинет, кутаться в шарфики,а вот с летней парилкой отношения у неё не складывались. Когда на термометре красовалось более 25 со знаком "плюс«,баронесса болела. Её бросало то в жар, то в полымя, в голове темнело, в груди давило. Вентилятор над головой и веер в руках помогали, но не настолько, чтобы чувствовать себя в кабинете комфортно. И вы не забывайте, что Унгерн работала в здании, где стены зимой быстро прогревались, а летом хорошо сохраняли прохладу. Однако всё зря.
Душ, курительные палочки с благовониями (Таиланд, Китай, Турция), мороженое весовое порционное (по 1 кг), влажные салфетки (французские), детская присыпка (Джонсонс и Джонсонсэто не реклама), «Ессентуки» (это реклама), домашний квас литровыми кружкамивот не самый полный список способов борьбы с пеклом. В тот момент, когда позвонила Катерина, баронесса доедала второе за сегодняшний день корытце пломбира.
Заметив, как заплясал телефон, Антонина Петровна, не выпуская из коротких пухлых пальчиков чайной ложечки, свободной рукой взяла трубку.
Шо надо?
Диафрагма проскрипела:
У Томаса...шипение,приехал с девкой, тебя треб...шипение.
Баронесса отрезала:
Ничего, подождет...и уже спокойнее:Когда связь наладят?
Через полчаса к даче подъехала двадцать первая «волга». Дверь открылась, машина наклонилась на бок, хозяйка вышла, и «Волга», качнувшись, заняла горизонтальное положение. Не успела Антонина Петровна дойти до вороткалитка распахнулась.
На пороге хозяйку встречали Катерина и Томас.
Вы меня точно барыню...пробурчала баронесса, размахивая веером.Ну?
Нас сожгли,сказал Томас с легкой издёвкой в голосе.
В смысле?Антонина Петровна сложила веер и хлопнула им по ладони.
Натуральном.
Тоня оглядела его с ног до головы. Веер отбил по ладони ритм «тук-тук-тук».
Что-то не вижу волдырей и копоти. Разве что шлепки испачкал и,потянула носом,да сажей несёт.
Чертыхальски парировал:
Ирония в данной ситуации неуместна. В то время, пока я отсутствовал, кто-то сжег мою квартиру.
Квартиру, которую ты снимаешь?
Да, которую снимаю.
Тоня прижала веер к сердцу.
Девочка не пострадала?
Она была со мной.
Подойдя к кустам, Тоня посмотрела через ветви на террасу, где в кресле уже спала Леся.
Симпатичная. Нос длинноват, а так, сойдет.
Повернувшись к Томасу, Антонина Петровна взяла его за пуговицу на джинсах и подтянула к себе.
Скажи-ка мне, котяра, а где ты шлялся эти два дня? А?
На острове.
Баронесса улыбнулась сладко.
На о-о-острове... А какое ты имеешь право на наш остров девок водить?
Хочешь сказать, ты никого не катала,усмехнулся Томас, но, встретившись с ледяным взглядом баронессы, смолк.
Никогда. Никого.
Он не выдержалопустил глаза, потупился.
Хозяйка вдруг встала на цыпочки, приблизилась к уху Тихони и прошептала:
А хотелось...
Велев Катерине поставить машину в гараж, Антонина Петровна с Тихоней удалились на второй этаждержать совет.
Поднявшись по скрипучей лестнице и осмотревшись, Чертыхальски не удержался от колкости:
Ты бы мебель поменяла, что ли? Не дом, а музей имени Калинина.
Тихоня не преувеличивал. Личное царство Тони украшали: большой комод с ящичками, слоники, рюмочки, беседки с глазкомэто такое пластмассовое чудо, смотришь в кружочек, а тамфотография, как живая; сервант с хрусталем, на стене над кроватью ковер с оленями, в углах под стеклом в старых рамах вышитые крестиком гобелены.
Всё за барахлишко держишься?не унимался Томас.
Не учи ученую. Я по островам не шляюсь, дома ночую. Захочупоменяю. Увянь!
Сели друг против друга за круглым укрытым бархатной скатертью столом. В центре блестел поднос, на котором стоял окруженный гранеными стаканами графин. Тут же рядом были навалены бумаги и серые папки. Тихоня, услышав, как жалобно заскрипел под Тоней стул, подумал, что не хватало ещё, чтобы она сейчас грохнулась на пол.
Но стулья-то могла купить? Или с работы притащиу тебя там этого добра.
Куплю! Видишь,хозяйка кивнула на накренившуюся на бок стопку папок,полугодовой отчет сдавала. Тут нет времени задницу подтереть, а ты развопился.
Ага, немытая ходишь.
Антонина Петровна так грохнула своим кулачищем по столу, что в серванте посуда звякнула.
Да пошел ты. Я всё бросила, прилетела, а мне ни спасибо, ни пжалуста!
На такие речи Томас ответил очень спокойно:
Так я на остров съездил за «спасибо».
Это как?баронесса замерла.
Загадка номер один. Как я мог поехать на остров за «спасибо»? Туда запросто не пускают, а я побывал. За «спасибо».
Тихоня улыбнулся так, что засияли все его зубы, да ещё и бровями издевательски поиграл вверх-вниз.
Не догадываешься? Тогда тебе для разогрева ещё одна загадочка. Как можно убить беса, если бес бессмертный?
Антонина Петровна положила локти на стол и подперла подбородок ладонью.
Слушай, родной, тебе уже сколько лет, а все в детство играешь. Не надоело?
Не,ответил Томас.Я всегда говорил, что лучше ходить в детский сад, чем в дом престарелых.
Ой, ой, ой! Держите меняпионэр!
Давай ближе к делу, Тоня. Отгадочка готова?
Не знаю,хозяйка вздохнула,На вторуюне знаю.
А про «спасибо»?
Что сложного? На «слове» зацепил. Трюк старыйне все помнят.
Заметив разочарование Томаса, она добавила:
Но получилось веселоне спорю. Без каламбуров не можешь.
Ладно,Томас подобрел.Давай лучше отчитаюсь по чистеньким. Номер «два» вычеркивай, у неё защита такая стоитзенитная батарея. Зыркают, так и ждешь, что насквозь пробьют. Мне одно орудие даже в радость, но когда они пучками наседают...
Детки?
Их там вокруг ошиваетсявсе мал-мала-меньше. Ну их! Подсунь Катю старичкампусть порадуются. Номер «один» тоже не по мне. Нечего поэтесс недотраханых подсовывать. Графоманок... Свистун, который мне попался, это номер «шесть»?
Ваня? Не, это муж Леонеллы Францевны. Когда-то нормальным мужиком был, в отчетность по полгода не попадал... Когда у жены дела пошли в гору, спиваться начал. Сейчас вроде в завязке. А номер «шесть»это Иваша Миклухо-Маклай. Наш, местный, без царя в голове. Поэт. В Городке лет пять не появлялся и вот, говорят, на рынке видели. Где носилоне знаю, и что он сейчас делает тоже. Такое странное ощущениеесть человек, а я его не чую, и получаетсянет человека. Ты за него не переживай, теперь он моя забота. Сама найду.
Не чуешь? Такой чистенький?
Выходит,сказала Тоня и замолчала, задумалась.
Ладно,махнул рукой Тихоня,разберемся. Кстати, «пятый» уже покоцан.
Разве?
А прислушайся.
Баронесса прикрыла глаза. Расслабилась... Вдруг как подскочит:
Так она же у меня гостит!
Ага,Томас сиял, как Архимед после бани.Вот тебе и спасибо.
Объединил, сволота. Окучил девку и на острове позагорал. Ну... жук...
Антонина Петровна вдруг насупилась, задышала сердито. До неё дошло.
Слушай, не хотела. Так само получилось.
Проехали. Наверное, просто совпадение.
Вот только ухмылка Томаса показывала, что он не верит в свои же слова. А Тоня не стала спорить, наоборот, она начала наступать:
Какое уж тут совпадение? Ты и совпадение? Ищи дуру. Томас! Опять за старое взялся?! А? Ты зачем приехал?
Отдохнуть.
Ну, чтоб вас всех да через пердак... Пустила в курятник! Расслабилась. Пожалела, а он вот как отплатил. Лучше сразу скажи, что наклёвывается? Что удумал, гад?
Томас поморщился.
Говорю, не в курсе. Лучше колись, что это за Сермяга такой? И почему вокруг него столько швали танцует?
Андрей?
Не, отец.
О! Папаша... Пойдем, покажу.
Тоня отвела Томаса в свою спальню. Здесь обстановка тоже напоминала о давних десятилетиях уходящего века. На полу был расстелен бухарский ковер, ещё два висели на стенах. Между окон стоял большой черный шкаф довоенных времен. В углу купеческая кровать с блестящими шарами, пирамидой подушек и подушечек. На самом видном месте висела картина в богатой раме. Вернее, укрытый стеклом рисунок карандашом.
Томас подошел ближе, чтобы лучше рассмотреть. На большой охапке сена сидела женщинамаленькая голова с высокой прической, на породистом лице застыло самодовольное выражение; узкие плечи, массивные руки с маленькими кистями. В одной женщина игриво держала плетку, во второйтортик. На лакомство устремились копошащиеся вокруг... Сперва Томасу показалось, что по земле рассыпались крысы, мыши и тараканы, а потом почудилась грязь, и только приглядевшись, он различил рожки, хвостики, пятачки. Когда подошел вплотную и прочел выдавленное на золотой дощечке название, начал смеяться. Там красовались два слова «Наша власть».