Он осматривал двор, вновь и вновь возвращаясь взглядом к дверному порталу с ящиком.
«Что же там?» но эта мысль принесла с собой то противное и липкое, что он почувствовал, пробудившись от уже забытого сна.
Неприятная дрожь пробежала по всему телу, заставив отвести взгляд от окна.
Ладно, я до тебя еще доберусь, проговорил он и отправился в свою спальню.
5
Одевшись, он распаковал свои вещи.
Поставил на стол компьютер и подключил его. Но в системном блоке не раздалось привычного шуршания вентиляторов, и монитор не загорелся.
Черт, до сих пор света нет, плюнул в сердцах Антон и продолжил разбирать коробки.
Он выложил папки с бумагами и разложил их по ящикам. Папку с надписью «НАРАБОТКИ» положил справа от монитора. Расставил на краю стола словари и справочники, так необходимые ему в работе. Старый и потрепанный уже словарь синонимов, доставшийся ему в качестве приза за лучшую новеллу в жанре «драма», по мнению сайта «Писатели», лег по правую руку. Этот словарь он считал самым ценным инструментом в своем деле, потому что часто грешил повторениями. Рядом с ним встала рамка с фотографией жены, черно-белая копия которой была на гранитной плите.
И оглядев рабочее место сел за стол.
Монитор пришлось сдвинуть левее, так как он своими габаритами ощутимо загораживал обзор из окна. А то, что он видел на улице ему нравилось.
Через не асфальтированную, покрытую большими (и явно глубокими) лужами дорогу находился не возделанный участок, огороженный забором из тонкого штакетника. За ним проглядывалась гладь пруда. А дальше стоял лес.
Глядя на этот пейзаж, Антон представил себе, что его дом находится далеко за чертой города, что до ближайшего поселения несколько километров. И эта тишина, и это место принадлежат только ему.
Место, где можно добиться творческого уединения, и писать, не боясь, что тебя побеспокоят. А не это ли главное в жизни мечтающего писателя?
Что ж, может быть здесь я действительно вернусь на арену беллетристики. И как знать, он усмехнулся, может я создам бестселлер.
Заметив движение на дороге, он вновь выглянул в окно.
Серую картину дня разбавили пятеро ребят, бегавших в сапогах по лужам. Они громко смеялись и о чем-то переговаривались. Один из мальчиков взглянул в его сторону и замер. Его губы что-то прошептали, и теперь уже пять пар глаз смотрели на его дом.
Антон встал из-за стола и отошел в сторону.
Что-то знакомое показалось ему в их поведении. А может и в них самих. Но в этом городе он никого не мог знать, слишком много прошло времени.
24 года.
И все же его память подернулась мутной и тяжелой пеленой, под которой что-то было. И это что-то ощутимой тяжестью осело в его груди. Он подумал о сегодняшнем сне, о его возможной связи
Связи с чем? С этими ребятами?
Но ответов он не знал. А память продолжала молчать, терзая его мнимыми чувствами, отголосками забытого эха.
Пришла головная боль. В глазах потемнело, и Антон сел на кровать, сжимая виски ладонями. И так всегда: любая попытка вспомнить далекое прошлое, и мозг говорит хватит.
«Но что же, черт возьми, они могли мне напомнить?» но он уже не хотел этого знать.
Гоня все мысли прочь, он пытался успокоится. И когда боль ушла, он взглянул на окно и прислушался.
Никаких детских голосов не было.
Поднявшись с кровати, он подошел к столу и выглянул на улицу. Дорога была пуста. Теперь те ребята казались ему наваждением.
«А был ли мальчик?» вспомнилась ему видоизмененная цитата из книги Горького.
Может, мальчика-то и не было совсем? проговорил он и задернул плотные пыльные шторы.
Комната погрузилась в полумрак.
И что теперь?
«Может, выпить?» казалось, что эта мысль ему не принадлежала, но Антон счел ее вполне разумной и вышел из комнаты.
Порывшись на полках, он нашел бокал, а в одном из ящиков десяток свечей.
«Думаю, не ошибусь, если скажу, что отключение света здесь в порядке вещей».
Вернувшись в комнату, он убрал с центра стола клавиатуру и поджег фитили. По обеим сторонам от монитора, он накапал воска прямо на столешницу, и прикрепил на них свечи.
«Кощунство, мелькнуло в его голове. Да и хрен с ним».
Антон достал привезенную с собой бутылку красного вина и, поставив ее на стол, вновь погрузился в коробку, на ощупь ища в ней штопор. Долго искать не пришлось: неприятный укол в палец выдал местоположение нужного объекта.
Сев за стол, мужчина откупорил бутылку и налил полный бокал бордовой жидкости. Он сделал пару больших глотков и, отставив бокал в сторону, вынул из верхнего ящика пустую тетрадь и ручку. Положив их перед собой, он придвинул ближе папку с надписью «НАРАБОТКИ».
Тяжело вздохнув, он тоскливо уставился на черный экран монитора, в котором отражалось пламя обеих свеч.
Все же стоило купить ноутбук, чуть слышно проговорил он. Что ж, вспомним былые времена, когда тебя, дружище, он похлопал ладонью по монитору, не было и в помине.
«Только писать-то мне пока и не о чем», пронеслось в его голове, и тоскливый взгляд упал на лежавшую перед ним папку.
Вот странно, Антон сделал глоток вина. Здесь идей на пол жизни хватит. Вот только не хочу я за них браться. Они кажутся прошлым. А прошлое
«должно оставаться в прошлом, закончил он мысленно. Что же ты, дурак, опять сам с собой болтаешь? Хотя бы, давай уже по делу. Нужно придумать хорошую идею. Нужен новый сюжет».
Антон закрыл глаза.
«Вообще-то, ты решил выпить. Хотя, одно другому не мешает».
Если ты только можешь еще писать.
Это были самые страшные слова, которые он всегда боялся себе произнести. Он считал писательство смыслом своей жизни, единственной отдушиной в тяжелом и, порой, несправедливом мире.
К тому же, оно давало неплохой доход, а представить себя у станка ежедневной работы с обязательствами и выбитым на лбу словом «Должен» он не мог. Да и куда бы он пошел с неоконченным высшим литературным образованием?
Нужно было действовать, два года простоя заметно ударили по его карману. Ведь не для того он потратил последние сбережения на переезд, чтобы остаться литературным бомжом.
Сделав пару больших глотков и почувствовав приятный легкий дурман, Антон отставил бокал в сторону.
За дело.
Он открыл папку и замер. Поверх всех его записок и заметок лежал пожелтевший от времени лист формата A4.
«Про тебя-то я и забыл, подумал мужчина. И откуда же ты взялся?»
Он взял лист в руки и пробежался по тексту взглядом, вновь отмечая не четко пропечатанные буквы «н». Потом взглянул на фотографию жены.
Это ведь не ты писала? спросил он. Сомневаюсь. Да и ему уже много лет. Он вновь перевел взгляд на текст. Так откуда же он у меня? Ты только послушай: «Этот город таил в себе множество тайн, скрытых глубоко во тьме веков, в глубинах сознания каждого старожила». И как тебе? По-моему, не дотягивает. Но все же Коротко взглянул на жену и вернулся к тексту. Что-то в этом есть. Перебор, конечно, с поглощениями и клетками для тел; это достойно юнца. Но мне нравятся последние строчки. Антон громко прочистил горло и таинственно зачитал: «Город хранил в себе тьму. А тьма хранила город»
«Пожалуй, этим можно воспользоваться как идеей, Антон осушил бокал и вновь наполнил его. Катя. Катенька, он взглянул на фотографию. Как же мне тебя не хватает».
И вслух:
Я люблю тебя.
Он отвел взгляд от улыбающейся девушки и попытался сосредоточиться на тексте.
Что-то знакомое ему показалось в «сгоревших домах», «заколоченных колодцах» и «заросших полях», словно это все описывало места, в которых он когда-то побывал.
В висках появилась пульсация.
Короткие волны накатывали с каждым ударом сердца, давя на череп и отдаваясь где-то глубоко внутри. В ушах начал нарастать, пока еще еле слышный монотонный свист. Текст перед глазами поплыл и строчки превратились в размытые линии.
За окном раздались приглушенные детские крики и смех.
По спине Антона пробежал холодок словно сквозняк из приоткрытой двери. Тело пробил озноб. Голова закружилась, и он чувствовал, что вот-вот упадет в обморок.
Свист в ушах стал сильнее, продолжая набирать силу, но сквозь него, перед тем как провалиться в пустоту, он услышал, как дети за его окном запели:
Отдай свой страх и ужас,
Отдай мой страх и ужас,
Давай побудем мы вдвоем.
И, если хочешь выжить ты,
И, если хочешь выжить ты,
Если хочешь выжить в мире золотом
6
Очнулся он на полу с болью в плече. Все тело ныло, словно отлежанная рука. В висках все еще слабо пульсировало, но на подобное уже можно было не обращать внимания.
В комнате горел свет.
С зала доносился звук телевизора.
«Цивилизация вернулась», коротко подумал Антон.
Он перевернулся на спину и помассировал правое плече. Боль утихала, но полностью сдавать свои позиции не собиралась. И, собравшись с силами, попытался встать. Ноги дрожали, а по телу разливалась слабость.
С трудом поднявшись, Антон сразу сел за стол.
Свечи догорали, изрядно налив воска на столешницу.
Что-то долго я провалялся, он взглянул на ополовиненную бутылку и почти пустой бокал. Да не мог я так надраться с такого объема, и осушил бокал до дна.
Приятное тепло согрело желудок, а пульсация в висках стала тише.
«И что же, черт побери, произошло?» подумал он, задувая свечи.
Мысли путались и не желали увязываться в единую цепочку. А в голове вертелся странный мотив. Мелодия казалось до боли знакомой, но шла ли она под музыку, или пелась а-капелла?
Виски вновь налились свинцом. Появилось легкое чувство дурноты.
«А-а! Хватит! подумал он. Не хочу вспоминать!»
Его взгляд упал на пожелтевшую страницу, лежащую поверх папки.
Чертова песенка. Чертовы колодцы, сквозь зубы проговорил Антон. К черту!
Он быстро убрал бумаги в ящик и налил вина до краев.
«Интересно, если я вспомню все я умру или излечусь?» подумал он и в три больших глотка осушил бокал.
Боль утихла, а мысли начали обретать четкость.
«Так, мозговой штурм не удался ни идеи, ни сюжета. Нормально выпить тоже не удалось в голове по-прежнему пусто. И каковы же итоги? его взгляд остановился на свечах. Заляпанный стол!» констатировал он и, встав со стула, направился к двери.
В зале никого не было, лишь впустую работал телевизор, показывая одну из многочисленных бессмысленных передач. Под потолком приглушенно горела половина люстры; три, не испускавших света лампочки, изнутри покрывала копоть.
От порыва ветра звякнуло стекло, и Антон взглянул в сторону окна. Небо все еще окутывали темные тучи, но тяжелой свинцовости в них не наблюдалось.
Оторвавшись от созерцания неприветливых облаков, Антон сделал звук телевизора тише и постучался в спальню дочери. Но ответа не последовало.
Приоткрыв дверь, он заглянул внутрь.
Кровать была аккуратно заправлена. Небольшой письменный стол блестел пустотой, а на стоявшем рядом стуле висел рюкзак. Коробка с вещами отсутствовала, но заглядывать в шкаф он не стал, и без того понимая, что все уже разобрано и разложено по полкам. И больше ничего и никого.
Закрыв за собой дверь, Антон прошел в столовую.
Дина! позвал он.
С потолка послышалось легкое бум-бум-бум, а следом заскрипела чердачная лестница в прихожей. И через пару секунд входная дверь распахнулась, впуская девочку в коротком летнем платье.
Ты меня звал? спросила она.
Да так Антон не нашелся что сказать и лишь потер ушибленное плечо.
Ты что спал? Дина прищурилась, внимательно вглядываясь в его помятое лицо. Подошла ближе, принюхалась.
«Совсем как Катя», пронеслось в голове.
Еще и пил, с наигранной ехидностью произнесла девочка.
Антон почувствовал, что его лицо пылает от нахлынувшего вдруг стыда.
Я
А вот я нашла ключ от чердака. Посмотрим, что в коробке? на ее лице уже играло детское любопытство. Пока есть свет. Неужели тебе не интересно?
А почему бы и нет? ответил он, но себе признался в том, что просто забыл об этой коробке. И еще его тревожили забытые воспоминания, которые могли принести новые приступы боли.
В голове стало пусто. Для чего ему эти вещи? Его память всегда упорствовала, не желая возвращаться, и если что-то ее бередило, то она приносила больше проблем, чем пользы. Его детство всегда было «битым файлом» в системе, только перед глазами возникал не «синий экран смерти» Windows, а белая пелена, за которой следовал
Провал.
Это прочно сидело в голове Антона и никогда не требовало напоминания и переосмысления. И потому своего пошлого он больше боялся, нежели хотел его вернуть. Он прекрасно жил и без него.
Но сейчас оно вторгалось в его жизнь словно волны океана на пустой песчаный берег во время прилива. И ему оставалось надеяться, что следом не придет цунами.
Лестница под ним надсадно заскрипела, возвращая его в реальность. Люк уже был откинут. На чердаке горел свет.
Она тяжелая, проговорила Дина, встречая отца на верху.
Пол был засыпан опилками и только большую печную трубу обрамлял песок. В дальнем углу под самым сводом крыши стояла старая прялка, ее большое колесо было снято и лежало рядом. В метре от нее стояли несколько пластиковых продуктовых ящиков с пустыми стеклянными банками. Тут же на боку валялась большая кастрюля со змеевидно скрученной трубкой внутри. Из самой тьмы противоположного угла выглядывал бидон.
«Может открыть частный завод самогоноварения?» усмехнулся про себя Антон.
У фронтона двухскатной крыши валялись наполовину разбитая люстра, мотки проводов, открытые ящики с покрытой плесенью одеждой, не разобранная полутораметровая искусственная елка, открытая коробка новогодних игрушек и стопка пустых льняных мешков. На натянутых меж стропилами веревках висели древние березовые веники для бани.
А в двух метрах от люка стояла картонная коробка из-под старого лампового телевизора.
Поверх коробки лежал пожелтевший и покрытый пылью лист формата A4 с машинописным текстом.
Девочка проследила за взглядом отца и, пожав плечами, сказала:
Она так и лежала, когда я ее нашла.
Холодный острый щуп кольнул сердце Антона, выпустив мириады мурашек на груди. На секунду его дыхание остановилось, а в голове промелькнул образ пожелтевшей страницы, найденной в квартире.
«Да что может быть между ними общего», выдохнул Антон и, пытаясь выбросить лишние мысли, подхватил коробку, придавив листок подбородком.
И правда, нелегкая, сказал он и улыбнулся девочке.
7
Они расположились в центре зала, на толстом пахнущем сыростью темно-сером ковре, рядом друг с другом. Коробка стояла перед ними.
Антон не спешил заглядывать внутрь. Он чувствовал, как его сердце монотонно, но с большой силой бьет в груди, отдаваясь гулким эхом в висках. Тревога и любопытство (а оно все же проснулось, пока он спускал коробку с чердака) сменяли друг друга с каждым ударом в грудной клетке.
Он уже не боялся того, что может там увидеть, но понимал, что память так просто ему не дастся.
Было еще одно чувство волнение; смутное, сумбурное желание заглянуть за кулису и открыть, наконец, «ларец с тайнами».
Пап?
Антон вздрогнул, все мысли разом развеялись в его сознании, осев пыльным смятением где-то глубоко внутри.
Девочка вопросительно вскинула брови.
Мужчина улыбнулся и аккуратно отложил пожелтевшую страницу в сторону, поборов желание взглянуть на текст. И, сдув пыль с коробки, открыл ее.
Внутри лежало семь картонных коричневых папок с типографской надписью «ДЕЛО » и четыре блокнота. А под ними на дне коробки находилась красная пишущая машинка. На верхней панели слева на белой пластинке стояла надпись «UNIS», а справа на более тонкой пластинке значилось «tbm de Luxe».
Нифига себе, проговорила Дина, осматривая поставленную перед ней машинку. Вот это древность. А она, вообще, работает?
Девочка нажала на клавишу «п». Литера с этой буквой вышла из своего ряда и приблизилась к черному валику, остановившись в полутора-сантиметрах от него.
Ну вот, сломана, пробубнила она.