Молодец, молодец. Далеко пойдёшь! Хвалил Хозяина Капитан.
Он перехватил поднос, разместил у себя на столе.
В конце зала кто-то окликнул Хозяина, попросил плеснуть ещё бодяги.
Принёсший блюдо удалился.
Они снова остались вдвоём.
Где он? Снова спросил Капитан.
Где-то тут, ответил старик-писатель.
Глава Города зарядил кулаком по столу так, что поднос вместе с горячим стейком чуть не перевернулись.
Иди и найди, Федька, не зли меня. Я не выдаю талоны бездельникам.
Фёдор Абросимов хоть и не был против послушать живую музыку, но идти и отвлекать юношу от своих забот не хотел. Нехотя встал, принялся расталкивать толпу.
На его потуги ехидно поглядывал Капитан, который держал обеими руками оторванный кусище мяса, жадно помещаемый в раскрытый рот.
Федя толкался в людскую массу будто нервный неуверенный юноша в лоно подружки, просил дать ему пройти, но ничего не получалось.
Он пыхтел и сопел, напрягался всем телом, и так в течении нескольких минут, по прошествии которых он обернулся и увидел, что не сдвинулся ни на метр. А Капитан по прежнему ехидно поглядывал на него и жевал своё мясо.
Расправившись с первым куском, утолив свой голод, успокоив себя, Капитан рыкнул на впереди стоящих забулдыг.
Те невольно, даже не успев понять смысла брошенных им слов, расступились.
Абросимов нырнул в образовавшуюся прореху, пробился вперёд сразу на несколько метров, на столько ему хватило толчка, который ему дал Капитана после снова увяз, сжимаемый со всех сторон людскими тушами. Он попытался двинуться, сместиться хоть на шаг, но ничего не получалось. Федя попытался вернуться обратно и попросить проводить его, но и это было уже невозможноряды людей сомкнулись позади него и закрыли обратную дорогу.
Люди давили на него, сжимали словно стальные тиски.
Старику вдруг резко стало не хватать воздуха, голова начала кружиться, а мышцы отекать.
Он испугался, закрутился волчком, пара людей на мгновение расступилось, Фёдор уловил момент и бросился в открывшийся проход.
Там он, измученный и усталый, был выброшен к столу как рыба на сушу. Ему пришлось повести себя весьма бестактно, как ему казалось, присесть к человеку, не спросив его разрешения. Из-за этого щеки его налились пурпуром, а по спине пробежала неприятная дрожь. Хотелось поскорее покинуть, скорее всего, уже занятое кем-то место и не тревожить мужчину, сидящего напротив. Но нужно было перевести дух и подумать над тем, как ему пробиваться дальше и как всё-таки отыскать этого мальчишку. Время было ограничено.
Вдруг человек, сидящий напротив, заговорил. Обе его руки лежали на столе, а лицо впивалось в руки, он что-то невнятно бормотал, пускал слюни. Видимо, был мертвецки пьян.
Фёдор, раз уж всё равно волей не волей оказался его собеседником, прильнул к нему и прислушался, но услышал только одно слово, которое тот повторял несколько раз:
«Фамилии, фамилии» и иногда «Фамилии, скажите ваши фамилии»
Тень Капитана, мелкая рыбка у плавника рыбы-гиганта услышал знакомый голос, быстро потряс мальчишку за плечо, заставил его подняться.
Тот, содрогнувшись всем телом, отпрянул от него, чуть ли не закричав.
Увидев знакомое лицо, Павел отёр холодный пот со лба, начал приходить в себя.
Федя попытался заговорить с ним, но тот не отвечал.
Плохой сон просто плохой сон, хмурился Паша.
Фёдор Абросимов спросил о том, где его скрипка. Тот не ответил.
Он спросил пил ли парень сегодня.
Тот покачал головой.
Скрипач без скрипки не скрипач, как и любой музыкант без своего инструмента не музыкант, но его длинные и изящные, можно сказать, искусные пальцы, не приспособленные к труду, выдавали в нём творца с головой.
Фёдора можно было описать точно так же: проседь седых волос, редкие чёрные волосы, несколько раз поломанные и несколько раз чиненные, очки на носу и точно такие же как у Павла пальцы.
Феде, как бы ему самому не хотелось, нужно было выполнить приказ Капитана. Он подорвался с места, хватанул мальчишку за плечо. Что-то гулко ударилось о его ногу и также гулко повалилось на пол.
Мужчина заглянул под стол и увидел скрипку.
«Ай, балда»Восклицал он в мыслях.
Через некоторое время Фёдор и сонный, ещё не проснувшийся ни в одном глазу, Паша, стояли перед Капитаном.
Тот жестом приказал сесть своему товарищу, а вот мальчишке приказал играть.
Старик покорно скользнул к столу. В ушах шумело.
Павел поднял скрипку к лицу и снял с ремешка на скрипке смычок, начал делать вид, что пристраивается. Пристраивается было не к чемуПаша банально ничего перед собой не видел. Он чувствовал себя рыбой, потому что только у рыбы могут быть такие кисельные мутные глаза, сквозь которые проступали не четкие грани изображения, а лишь неразборчивая рябь.
«Ничего, ничего, главное, никто меня не видит, все заняты своими делами, облажаюсь всего для двоих человек»
Парочка людей, услышавших приказ Капитана, стоявших совсем рядом, передали весть другим рядом стоящим. Те отнесли весь другим, а те своим знакомым.
Инженеры перестали бурно обсуждать возможность использования механизмов, основанных на технологии паровых ядер, в сельхоз хозяйстве.
Рабочие перестали обсуждать пойло, которое они опрокидывали внутрь стопка за стопкой.
Разбросанные по всему пабу вкрапления людей затихли, замерли в благоговении и ожидании чуда.
Павел оглянулся. В душе он ровно пять раз со всей силы стукнул себя по голове. С виду стоял как вкопанная статуя.
Ну, что же ты, играй, нахмурился пуще прежнего Капитан.
Кхм-кхм, пристраиваюсь, товарищ Капитан, пролепетал скрипач и ещё сильнее припал к своему инструменту.
В пабе затихло всё: люди старались дышать как можно тише, Хозяин перестал разносить еду и питьё, присел на один из оказавшихся под рукой стульев, Фёдор Абросимов поправил очки и смотрел на Павла, Павел смотрел на Фёдора Абросимова.
Ты играть будешь или нет?
Да, да, играю. Щас, щас, и ещё звонче стал водить смычком.
Кроме этих колких и мелких повизгиваний в тишине можно было различить только разве что редкий кашель.
Паша попытался начать, но к сухому горлу снова подкатило что-то склизкое и неприятное. Инструмент издал какие-то странные звуки умирающей полулошади-получайки и снова стал повизгивать.
Все смотрели.
У Павла пот начал проступать на лбу и на лопатках, вспотели ладони, зачесалось вдруг всё тело.
Выбор был простой:
Либо грубо резануть смычком по скрипке как ножом по шкуре и прикинуться дурачком, мол, сломана эта скрипка ваша.
Либо сыграть отвратительно и вылететь с работы.
Паша не стал думать.
Он чуть пошатнулся, встал, смычок прильнул к инструменту, заскакал по нему как кошка, ненавидящая воду, по лужам.
Ещё вот-вот и паб бы начал закрывать уши руками, но вдруг мужчина, который сидел совсем-совсем рядом, носивший зелёную кепи и имевший вместо рта безгубую беззубую прощелину, накинулся на скрипача и начал вырывать у него инструмент из рук.
Да что ж ты делаешь, гнильё-ё! Щас сам сыграю, сам сыграю, а ну дай мне, ё-маё!
Павел обомлел, но как понял в чем тут дело, отдал незнакомцу инструмент.
«Хотя почему незнакомцу?»Подумал он. «Я ведь его знаю! Это тот самый мужик, которого избивали у входа в столовую. Я тогда за его жизнь расплатился горой талонов на Пустышки!»
Старик-писатель хотел было помешать сию действу, но Капитан остановил его, взглядом предложил посмотреть.
Мужик схватился за смычок как за орудие убийства двенадцати женщин и пятерых детей, а за скрипку как за половник. Скрестил их в неравном бою, вонзив своё орудие в свой половник.
Люди закрыли уши, оглушённые резким неприятным визгом.
Струна лопнула.
Кто-то заплакал.
Из неоткуда взявшиеся парни-мужики накинулись на него, по дороге даже сбив Павла с ног, скрутили мужика, повалили на пол, заломили ему руки так, что двинь их ещё немного в бок и суставы хрустнут.
Беззубый завопил не своим голосомодин из охранников пнул его стальным носком ботинка промеж ног.
Второй вдарил ногой по уху, в глаз, придавил оскаленный израненный череп к полу.
Капитан улыбался.
За порчу государственного имущества вы будете сосланы на Чернодобывающую станцию, огласил приговор один из мужчин в чёрном, видимо, старшего звания. Дальнейшее разбирательство по вашему делу будет передано в Комитет.
Опьянение мужчины прошло тут же.
Теперь его безгубая расщелина вместо рта искривилась ещё сильнее, совсем уж невообразимым образом. Он заорал так, будто ему ботинком выдавливали глаза, что было не далеко от правды. Задрожал всем телом, кричал и молился не делать этого. Замотал головой и его зеленоватая кепи отлетела к ногам Капитана.
Вот она. Вот его последняя надежда.
Мужик рванулся из чёрных рук так, что в его плече что-то гулко хрустнуло. Он взвыл от боли, упал к ногам самого влиятельного человека в Городе и взмолился на всех языках мира, взмолился так, что его послание понял бы каждый.
Охранники продолжали держать его, но теперь ждали приказа от Капитана.
Тот же продолжал сидеть, никак не реагируя на мужчину, лишь только поглядывал на раны и слёзы на его лице.
Беззубый рот просил, просил пощады, просил не ссылать его на Чернуху, умолял, кричал, просил, снова умолял и снова срывался в крике.
Мужчина, в конец одичав и обезумев, принялся целовать ботинки Капитана, елозить по ним вздувшимися губами, оставлять на грубой чёрной коже следы сотни страстных поцелуев.
Охранники держали, ждали команды.
Капитан молчал.
Мужчина с переломанным плечом и покалеченным лицом кривился, молился, нечленораздельно перечислял всех богов и всё то, что он может и что он обязательно сделает для Города, время от времени прерываясь на жаркие поцелуи то одного, то другого ботинка.
В конце концов, он схватился за его ноги, начал покрывать поцелуями и штаны, а после направился к паху.
Капитан быстрым резким ударом, словно щелчок затвора, врезал правой ногой по его голове.
Тот, отброшенный на пару метров, упал на спину, распластав руки и потеряв сознание.
Охранники молча выволокли его тушу.
* * *
Три чёрные фигуры прорезали поднявшуюся метель. Вихри колючего снега впивались им в лицо и душили, залепляя носы и рты.
Так где ты его видел? Завопил Эмиль, не сбавляя темпа и пытаясь перекричать ветер. Ты можешь точно сказать где ты его видел?
Нет, но вроде где-то здесь. Я видел как он взбирался на один из холмов, Рыжий выбросил руку в невольном жесте, обозначающем «где-то тут, а может где-то там».
Они бежали втроём, не пробуя разделяться, так как прекрасно знали к чему может привести данный манёвр в поднимавшуюся метель.
Также они знали, что будет с человеком, который потерялся в пустошах. Правда, если он потерялсявозможно, он просто разведывал территорию для своей группы.
Но если потерялся, то одному ему не выжить.
Но какой группы? Своей или чужой?
Мысли в голове Эмиля были подобны вихрям, которые кружили вокруг них, отплясывали какой-то свой неуловимый танец.
Метель бурей обрушилась на них всего пару минут назад, но так внезапно, что чуть не проломила им головы.
Щека рвался вперёд, обгонял этих двоих и обгонял ветер.
Эмилю не удавалось даже близко набрать такой темп, он отставал.
Рыжий был самым молодым, но рвения у него было поменьше, поэтому его успехи ненамного превышали успехи главы отряда.
Невольно выстроившись в клиновидное построение, они подобно кинжалу прорезали волны снега. Лезвие валилось то на один, то на другой бок, впивалось в мелкие холмы снега, огибало скопления снега побольше, скоблило по нему, будто по черепу пациента.
Не могу, я больше не могу, гулко отозвался Рыжий, обрадовав этим известием Эмиля, так как тот остановиться первым точно не мог себе позволить.
Щека обернулся, выждал некоторое время. Он смотрел по сторонам, пытался увидеть хоть что-нибудь. Метель накладывалась множеством воздушных сеток, душила и глаза и лёгкие.
Троица теряла надежду отыскать того, кому могла потребоваться их помощь.
Внезапно громкий, оглушительный треск раздался где-то за левым плечом Щеки. Они обернулись. С таким треском падает огромный шкаф, доверху заполненный книгами.
Эмиль рукой стрельнул в ту сторону, откуда раздался этот звук, отдавая Щеке команду следовать в том направлении.
Прошло пару мгновений и он затерялся в теснине снегов.
Эмиль тут же пожалел о своём решении.
Оказавшись один на один с рыжим, переводя дух, он постарался поподробнее расспросить того о том, что он видел.
Близко я не подходил, но видел его. Он был как чёрное пятнышко на белом листе. Я видел как он взбирался вверх на один из холмов. Некоторое время я стоял и просто смотрел, а потом побежал к вам, ветер завывал, а Рыжий пытался вспомнить все детали.
Стоял и смотрел?
Ну, знаешь, как только я убедился, что это человек, то я тут же побежал к вам. Тут же. И да, это точно человек. Мне не показалось!
Они молчали некоторое время. Метель бурлила точно кипящая вода, толкала их то в одну, то в другую сторону.
Эмиель, как думаешь, что это был за звук? Как-будто треск скалы какой-то.
Лавина сошла, так думаю.
Серьёзно?
Думаю, да.
Тогда зачем мы его ищем? Он уже, вероятно, мёртв.
Эмиль не ответил, ветер как-то странно засасывал в себя все слова, но вот последнее слово «мёртв» не засосал.
Пора, пошли.
Но я ещё не успел перевести дух!
Идём, Рыжий! Он хватанул его под плечо, потянул вверх. Вдвоём они стали прорываться в том направлении, куда пошёл Щека.
Буря била их по щекам, колола глаза.
Эмиль поражался упорству Щеки: тому, как он смог не сбиться с темпа, как с тяжёлым баулом на плечах преодолел этот участок пути.
Глава группы споткнулся и упал на колени. Рыжий бросился к нему, поднял его на ноги и сам теперь потащил его.
Ветер завывал неистово, падал на их головы, срывал с холмов и гор шапки снега, бил ими по путникам.
Они продолжали идти.
Эмиль, поддерживаемый Рыжим, попытался оглядеться по сторонам.
Видно не было абсолютно ничего. На расстоянии вытянутой руки, казалось, не существует больше мира.
Они шли падая, но поддерживая друг друга то руками, то словами.
Метель запенилась где-то сбоку, завихрилась точно громадная змея, врезалась всей своей силой в них двоих.
Рыжего откинуло на метр и он скрылся в непроглядном вихре.
Эмиль упал на колени, удержался, поднялся из последних сил, побежал к тому месту, куда откинуло Рыжего, но его там нигде не было.
У Эмиля от безысходности на глазах выступили слезы. Он чувствовал, что потерял контроль над ситуацией, чувствовал, что его друзья пали жертвой его же решений.
Может быть, что они оба всего в каких-то паре метрах друг от друга, но сейчас это не имеет никакого смысла. Они могут кричать, звать на помощь, но они не услышат себя даже если будут находиться в паре метрах друг от друга. Угадать точное направление невозможно. Пройдёт метель, сбежит отсюда куда-то обратно в горы, забьётся в свои расщелины, сойдёт с этих мест как вода с берегов, и откроется картина: трое растерзанных холодом исследователей пустоши, тела которых покоются всего в паре метрах друг от друга, тела, так и не нашедшие покоя. Это не выдумка. Он уже видел такое. Это не выдумка. Именно таким образом и приблизительно в этом секторе так сгинула одна из последних групп.
Мысли Эмиля прервала змея, отдохнувшая и готовая для новой атаки. Он даже успел уловить её очертания по воздуху за мгновение до удара.
Ветер волной, точно змеиным хвостом, пихнул его в бок таким ударом, каким ломают рёбра.
Он отлетел в сторону, выставил ногу вперёд, пытаясь найти опору и удержать равновесие, но промахнулся и полетел со склона куда-то вниз.
Такой же треск, который он слышал десять минут назад, раздался прямо под ним, заживо погребая его в снегу.
Эмиль забил руками, затоптал ногами по жидкому снегу, он тонул, но пытался всплыть.
Снег, удушая, тяжёлым грузом наваливался на него сверху.
Воздушная змея бежала по волнам, еле-еле касаясь поверхности, он ухватился за её хвост, его вытолкнуло наружу и понесло куда-то вбок.
Ветер и снег несли его вниз, метель расступалась перед ним, открывала ему всё больше и больше видимости.
Казалось, он вынырнул куда-то в другое измерение, чисто случайно угодив в межпространственную дыру, но только он захотел оглядеться, как его с силой стукнуло обо что-то.
Это был другой слой.
Он наконец-то скатился.
По спине закапала мелкая дробь снежных хлопьев, всё ещё осыпающихся с вершины.
Эмиль отряхнулся, пытался придти в себя.