Его глаза пытались отыскать силуэты Щеки и Рыжего.
Где-то совсем рядом вдруг послышался призыв о помощи.
Ветер изгибал и гнул голос как кузнечный молот раскалённую сталь, а потому сложно было даже определить кому он мог принадлежать.
Эмиль поднялся, споткнулся, через силу пополз на звук.
Просьба о помощи раздалась всего раз, но четко отпечаталась в его памяти. Ему теперь ничего не оставалось как идти на звук. Он растерял всех друзей, теперь уже не было важно кто звал егосвой или чужой.
Ветряные волны окончательно сошли на нет, отошли от берегов, снежная мгла расступилась и вьюга растаяла.
Эм увидел Щеку в метрах пятнадцати от себя, жадно разрывающего белую пушнину на склоне холма, от чего в разные стороны летели ошмётки липкого снега, баул с навесом лежали рядом.
Его товарищ прибыл на место чуть раньше него.
Щека увидел Эмиля, но не стал растрачиваться даже на радость, а просто продолжил рыть.
Слева осколком показался силуэт, Эм повернул голову. Это был Рыжий. Весь перепачканный в снегу, но живой и здоровый.
Глава отряда жестом отдал приказ и они вдвоём ринулись помогать Щеке.
Теперь они втроём расталкивали навалы рыхлого снега, рвались внутрь воздушного кармана, в котором был заперт, возможно, уже мёртвый, человек.
Сначала показалось что-то чёрноеэто был обрывок рукава того, кого завалило снегом.
Самый тучный и широкий член отрядаЩекахватанул его за рукав и потянул на себя.
Потом показался крюк в руке этого человека.
Эмиль с Рыжим схватились там, где могли, потянули, пыхтя, все вместе.
Если Рыжий был перепачкан в снегу, то то, что они вытянули, сложно было даже назвать человеком.
Лишь силуэты, черты, навеивающие образ человека, случайно проступавшие то тут, то там. Снег облеплял его почти полностью.
Щека вдруг схватился за свои руки, съежился, поспешил к своему баулу.
Глава отряда посмотрел на него, тот был без перчаток.
Эм припал к лежачему, начал разгребать его, отколупывать от него куски снега, точно скорлупу.
Из яйца показался птенчик, жутко напоминавший обычного человека средних лет.
Ещё немного и он был полностью освобождён от каких-либо обременений. Но глаз этот мужчина не открывал.
Эмиль хватанул его по лицу ладонью один раз. Потом ещё. И ещё.
Рыжий стукнул по нему носком ботинка.
Рыжий! Глава отряда рыкнул таким рыком, после которого должен был последовать бросок подобный хищной кобре. Но, увидев плоды его пинка, Эмиль поутих. Лишь ограничился строгим предупреждающим взглядом.
Эм ещё пару раз шлёпнул мужчину по лицу и тот очнулся. Он мог поклясться, что если бы это был утонувший не в снегу, а, допустим, в воде, то он бы сейчас выплёвывал воду. Но этому оставалось только харкаться снегом.
Его глаза открылись, но смотрели как-то ищуще и безнадёжно.
Везунчик, Эмиль протянул ему руку.
* * *
Везунчик.
О чём ты?
Я мог бы казнить этого идиота на пароварке. Сломал единственный источник искусства и почти единственный источник музыки. Мда-а, протянул Капитан, объевшийся мяса по самую макушку.
Господи, казнь на пару просто ужасна. Нельзя поступать так с людьми за такие мелкие погрешности.
Мелкие погрешности? Слушай, вот сидел бы кто другой на твоём месте, он бы уже не сидел. Его бы уже волокли. Только ты можешь делать мне замечания и говорить, что я могу, а что нет. Мда-а. Расскажи-ка парню как это делается. Сдаётся мне, что он не был ни на одной из казней.
Писатель Фёдор Абросимов послушно повернулся к Паше, которого примирительно пригласили к их столу после всего случившегося:
Казнь на пару происходит подле Генератора, на постаменте. Там снизу под решеткой есть особые мощные клапаны, которые открываются с помощью рычага. Человека насильно пристёгивают над этими клапанами цепями, а затем подают пар. Кожа и мясо человека обвариваются на глазах, зрелище просто ужасное, по выражению лица старика, которому и, правда, приходилось наблюдать это, можно было сделать вывод, что так оно и есть.
А зачем же вы смотрели? Паша задал весьма логичный вопрос. Если вам так не нравится.
Ха-ха, я его о том же самом спрашиваю! Воскликнул, смеясь, Капитан.
Нет, ну, послушайте, молодой человек, ведь я то смотрел исключительно по воле научного интереса. Не меньше, не больше.
Научного интереса?
Он опять про свою НИЗМу.
Как-как, простите?
НИЗМ, молодой человек. Новая История Замёрзшего Мира. Знаете, были ведь в старом мире различные историки и писатели. Теперь у нас свой Новый мир. Почему бы нам не фиксировать происходящие в нём события на бумаге? Я считаю, что это даже не вопрос желания, это просто необходимо.
Интересно. А что вы там фиксируете?
Ой, ну, много чего, молодой человек. Много. Вот вас, например, зафиксировал. Да-да. Ибо посчитал нужным. И
Да Федька то вообще в принципе большой твой фанат. Он просто не рассказывает об этом. Но это ладно. А вот что он там ещё может понаписать, это уж вообще Отдельный разговор, Капитан как-то тяжело покосился на старика.
Тот, сдавленный под его взглядом, скомканный как лист бумаги, поёжился и запричитал:
Нет, ну послушайте же, абсолютно ничего такого. Только чистую, чистейшую правду!
Правда опасна. Ею подавиться можно! Не стоит вам писать о том, о чем писать не стоит. Не надо пропагандировать свободу и всё прочее. Наши люди не знают, что делать с этой свободой. А я по опыту скажу: если не знаешь, что делать со своей свободой, она тебе не нужна. Оглянитесь. Вот она, свобода, он торжествующе и победоносно развёл руки. Человек, который попал сюда, будет нажираться в хлам. Почему? Потому что ему предоставили выбор. Ему сказали, мол, ешь столько, сколько хочешь. А он будет есть не столько, сколько хочет, нет, он будет набивать себя едой через силу. Он уже не хочет, а жрёт, жрёт, жрёт как свинья. Понимаешь, Паш? В этом вся суть. А так они спокохонько работают, едят столько, сколько им дают.
Эх, вот вы вроде как правы, а вроде как и Скривился писатель.
Павел же просто молчал.
Ну а в чем я не прав, Федь? Не, не, ну если начал, скажи. В чем я не прав?
Законы в Городе всякие и правила это понятно. А вот что насчёт атаки сектора тринадцать? Точнее, даже не атаки. Я опрашивал ребят, которые были тогда в составе группы Михино. Они мне всё рассказали, Кэп. Был уговор: с наших железо, с них еда. Им нужно было железо для постройки каких-то зданий, мастерских. В итоге наша группа вернулась и с железом, и с едой, а те остались без нужных технологий. Отчего в последствии и загнулись. Что же это? Честно? Разве честно то, что теперь их всех сослали на Чернуху?
Вот тебе, кстати, лишь бы про Чернуху писать. Как там всё плохо. А вовсе не так уж и плохо, скажу я тебе, Паш.
Ну как же, не плохо, взъерепенился Фёдор, который пропустил пару лишних стопок. Поэтому тот мужик так умолял и просил не отправлять его туда? Угледобывающий комплекс, который кормит углём весь Город. Поставок так много и прибыль такая огромная, что хватает не только на наш Генератор, но и на торговлю с другими секторами. А какие там условия? А сколько там людей? Никто ничего не знает. Вот только, разве что, рабочие. А они откуда могли узнать?
Вот именно. Откуда? Задай себе этот вопрос, Федь. Уж я то знаю, что если человек верит во что-то искреннеего в этом не переубедить. Вот и ты также. Тебе вот хочется верить во всякие заговоры, ущемления людских жизней, антигуманизм, вот ты и видишь его повсюду. А то, что та афёра с Тринадцатым сектором спасла наш Город? Это для тебя что? Тоже антигуманизм? Убить одного ради того, чтобы спасти тысячу. Либо убить вообще всех. Вот сиди и делай выбор, а потом говори, что Капитан такой сякой плохой и ля-ля-ля. И ничего, что эти люди на Чернухе искупают свою вину. Тот же самый мужик. Тебе его жалко? А вот мне нет. Ты бы видел глаза всех присутствующих. Хах, да они его убить готовы были, как ты не понимаешь. Я его спас! Его кулак рухнул об стол. Вот твоя свобода и вот твои права. Пришёл, нажрался, пошёл в тюрьму. Ничего лишнего. Сплошная романтика.
А что насчёт беженцев из Тринадцатого сектора? Их патрули начали стрелять по нашим, а наши по их патрулям. Ты тогда как глава Города пообещал принять их к себе, если они перестанут атаковать нас. И что в итоге?
А что в итоге? Я их не принял?
Принял.
Ну и всё.
Но не в Городе же!
А кто, мать твою, про Город говорил? Я сказал, мол, приму. Я и принял. На Чернухе по крайней мере их кормят и всё прочее. А куда мне их? За стену? Там их зверьё покусает, да и сожрёт. Забыл как окончил прошлый Капитан? Ой, опять ты свою мину корчишь. А я вот лучше тебе расскажу, Паш, он согнулся в полуобороте к юноше, более изящного пируэта набитый живот сделать ему не позволял. Капитан, что сидел на этом посту до меня, напускал внутрь Города кучу беженцев. Ну просто всех подряд пускал. Вычитал где-то, что чем больше населения, тем богаче государство. Вот только куда пристроить это самое население и чем его кормитьвот это он почему-то не удосужился вычитать. Как итог, сотни разгневанных лиц. Пошли его свергать. Тогда ещё был основан вот этот вот орден Красноярцев, людей, которые считают, что наши города снова пригодны для жизни и в них можно вернуться, а самым подходящим для этого является какой-то город Красноярск. Ну, дурочки. Так вот. Пришли они все Капитана свергать. И что думаешь произошло? Да ничего, свергли. Чего-чего. Сидит сейчас на Чернухе. А вот посмотри на Федьку то, думаешь, че он морщится? Да потому что ему хочется зверем меня видеть, а я был тем самым единственным, который за Капитана заступился. Заступился и не свершиться самосуду. Хотели казнить его на пару, а Город разрушить, а я не дал. Так-то! Он стрельнул указательным пальцем в воздух.
Они помолчали.
Паша спросил:
Прям всех-всех отправили на Чернуху?
Капитан как-то странно скривился, посмотрел на парня, как смотрят на годовалого ребёнка, засунувшего большой палец в рот.
Ну почему же всех. Кем смог заполнить свободные места, теми и заполнил. Сейчас такая ситуация в Городе, что те люди, которые сейчас лежат в больницах и ждут, когда снова смогут пойти работать, они по факту не смогут. Их места уже заняты. А Город то всех кормит. И ничего. Всё равно я антигуманист. Вот помню рыжего парнишку, дерзкого такого. Я его лично посадил в группу к Эмиелю. Какую-то часть приказал сформировать и распределить по рабочим местам. В любом случае, все были накормлены и напоиты.
Ага, особенно Солоухин, старик уже не втягивался в разговор и смотрел куда-то в сторону, но диалог фразами время от времени пополнял.
Что за Солоухин?
Да, был там один. Главный в Тринадцатом. Пришёл и начал кричать обо мне всякие гадости. Ну, его быстро утихомирили.
Как?
Ну, он воды просил постоянно. Пить хотел. Ребята его утопили. Опять же, задумка то не моя. Людей.
А кто их на эти места назначил? Снова возник Фёдор.
А что, мне их не назначать теперь? Вот те на. А кто все эти доносы пишет на своих соседей, мол, мой сосед охотник припрятал два килограмма мяса или пять украденных талонов. Кто? Я что-ли?
Всё равно жестоко с Солоухиным, Кэп.
Да что ты привязался с этим Солоухиным. Солоухин, Солоухин. Других фамилий как-будто не было.
Женщина еле-еле удержалась на ногах и вновь завопила отцу Павла:
Ваши фамилии!
Удивительно, но отец кричал и его не было слышно, зато саму управляющую слышно было отлично. Ну, относительно. Природный талант?
Вот куча же фамилий прекрасных есть на свете и среди беженцев была. Шли, ведь, те, у кого были семьи. Там и Озёрские, и Люпены, и
Ваши фа-ми-ли-и!!!
Д..тны
Отец, мы опаздываем на корабль! Ну крикни же ты уже нормально, прошу!
Мать вцепилась в сына окостеневшими пальцами, её, такую лёгкую, сдувало на ветру как пушинку.
Перины, Лоскутсткие, Козловы, да, вот хорошая у меня память на фамилии, Перепёлкины
Ну всё, Кэп, застонал Фёдор, надеясь вернуть разговор в изначальное, более интересное ему русло.
Фамилии! Скажите ваши фамилии!
Павел не выдержал и закричал сам:
Дементьевы!
Дементьевы. Вот, тоже хорошая фамилия.
Павел Скрипач упал в обморок.
Глава 3 | Охотники и волки
Пустоши
Температура -20° по Цельсию
Сколько, сколько?
Восьмерых.
Да ну, врёшь?
Не-а. Можно даже сказать, что девятерых.
Это как?
Ну, смотри, помню, шёл один волчара на меня тараном, прям пёр, не глядя. А я в него из гарпуна в эту его косматую тушу. Тот сразу повалился. А потом когда уходить стали, я взгляд бросил, а у волка то живот. Самка. Беременная.
Детей защищала?
Ага, каким образом? Раскроив череп себе и своему щенку? Щека прижал к губам дымящийся бычок. Он целовал его так, как заботливый родитель целует своего годовалого ребёнка в темечко. Из его рта вышел клуб приятного горьковатого дыма. Они оба втянули его носами, дожидаясь своей очереди. Звонкое пламя жженой бумаги падало на лицо курящего. Теперь, когда он снял шапку-ушанку, было понятно, почему его так прозвали. Его изуродованная щека говорила сама за себя.
Тут дело в чём-то другом, продолжил он, вновь затянувшись. Люди, они живучие как тараканы. Даже больше. Отдельно взятый человек не может противостоять природе, особенно такой природе, которая бушует сейчас. Но всё человечество в целом переживёт любую напасть. Единственное, чего нет у людей, а у зверей естьэто чувство, ощущение, проще говоря. Мы её называем интуицией, но она, чаще всего, вообще ни на чем не основана. У нас просто болят колени и мы говорим «О, скоро снег пойдёт». А у животных есть тот же самый нюх, который в тысячи, в сотни раз сильнее нашего нюха. И вот этот нюх и всякие другие подсказки подсказывают им где плохо, а где хорошо. Зверь никогда не суётся туда, где ему больно. А если он пошёл на меня, на такого страшного и с оружием, значит там, откуда он бежал, ещё хуже. Улавливаете?
Ну и откуда же он шёл? Чего он испугался? Рыжий подался чуть вперёд.
Это интересный вопрос, провозгласил обладатель чудовищного шрама на щеке.
И что же в нём такого интересного?
То, что я не знаю ответа на этот вопрос. Да и давно это было, где-то месяц назад. Может просто случайность, он снова закурил.
Брезент, который перекрывал вход в их откопанную расщелину, в которой они и ютились, вдруг взвился вверх.
В юрту естественного образца заполз Эмиль, в руках у него была тара со свеже кипячённой водой, он дёрнул носом, поморщился, оглядел троих присутствующих и вернул брезент на место.
Ну вы даёте, надымили, ребят, прям глаза колит, Эмиль хлебнул из тары, плеснул себе в глаза.
Это всё Щека. Сам курит, а нам не даёт! Взвинтился Рыжий.
Ой, да на, на, не хнычь только, Щека сунул ему зажённый осколочек в руки, тот схватился как-то неумело, обжёгся, поднёс к губам и закашлялся. Его лицо тоже на мгновение было освещено слабым огнём сигареткиогненно-рыжие волосы беспорядочно вихрились на голове.
Эмиль вырвал из рук парня бычок и сунул мужику, сидевшему напротив. Тот жадно затянулся.
Так как тебя зовут, говоришь?
Пётр.
Ржаной?
Алексеевская.
Ого, группа Лёхи ещё не развалилась?
Нет.
Мда уж, живуч этот доходяга Алексеич. Слышал, у вас все эти новички из тринадцатого сектора крещение проходят?
У нас.
Эмиль жадно хлебнул воды, передал Щеке, тот отхлебнул малость и всучил в руки Пётру. Последний припал к холодному железу, его кадык ходил ходуном несколько секунд, затем он завершил цепочку обмена слюнями, передав тару Рыжему.
У Эмиля побаливала голова. Побаливала она ещё давно, началось это после одного случая.
Пётр снова затянулся папиросой, осколочек погас, потушенный о снежный потолокв нём он и повис.
Что-то случилось, Петь? Обидели мы тебя чем-то?
Нет, он тяжело вздохнул. Домой хочу.
Рыжий рассмеялся:
Много хочешь, братец. Мы все хотим.
А что, поинтересовался Эмиль. У тебя там есть кто?
Дочка. Живая.
Да уж, это прискорбно. Как раз хотел уведомить тебя о том, что нам в Город пока рано. А одного мы тебя не отпустим, так что придётся тебе с нами до Тринадцатого сектора дойти, а оттуда уже все вместе в Город двинем.
Пётр беззвучно выругался в рукав, уселся поудобнее, примерился взглядом ко всем членам его нового отряда и заговорил:
Это Щека, он тыкнул в него пальцем. А это Рыжий, а, прости, ты
Меня зовут Эмиель, но лучше просто Эмиль. Хорошо, что ты не рвёшься поскорее убраться отсюда. Уверяю, там тебя ждёт только смерть.