Выглядело это так: гранитный пузырь двигался по водной шири, разрастаясь, в окружении облака из мельтешащих камбал, которых я подхватывал на лету, а сзади следовали лодки моих полных зависти собратьев, штурмовавших мою маленькую крепость. Но расстояние меж нами все росло, и преследователи из новых эшелонов, обволакиваемые полумраком и мало-помалу поглощаемые ночной тьмой, не имели шансов на его преодоление, тогда как место, где был я, все время озаряло полуденное Солнце.
Застревали на каменной волне не только рыбы. Все, что плавало вокруг, в конце концов терпело кораблекрушениефлотилии каноэ случниками, баржи с провиантом, буцентавры, перевозившие принцесс и королей с их свитами. Города, стоявшие над водою на высоких сваях, каменная волна превращала в мешанину из разметанных поленниц, соломы и квохтавших кур. Это красноречиво говорило о том, что хрупкий слой вещного мира может быть разрушен и замещен подвижною пустыней, по пути сметавшей все живое. Уже одно это должно было предостеречь всех нас и в первую очередь Инспектора. Но, повторяю, я не думал о будущем, поскольку всеми силами старался удержаться в равновесии сам и сделать что-нибудь для удержания окружающего мира, видя сотрясение его основ.
Всякий раз, как каменная волна рушила очередное препятствие, меня окатывало градом всяких мелочей, домашней утвари и прочих диадем. Человек бессовестный на моем месте (как позднее стало очевидно) бросился бы все, что можно, пригребать к рукам. Но, как Вы знаете, я не таков. Более того, мной овладело противоположное стремление: я стал бросать слишком легко доставшихся мне камбал бедным рыбакам. Говорю это не для того, чтоб выставить свою персону в лучшем свете, просто так лишь я и мог противодействовать происходившемупытаясь возместить ущерб и оказать поддержку жертвам. Я кричал с вершины продвигавшейся горы: «Спасайся, кто может! Бегите! Расступитесь!»Шаткие сваи, до которых можно было дотянуться, я старался поддержать, чтобы они не рухнули, когда пройдет волна. А все, что в результате столкновений и обвалов падало в пределах моей досягаемости, раздавал тем потерпевшим катастрофу бедолагам, что барахтались внизу. Отсюда, сверху, я надеялся способствовать восстановлению утраченного равновесия. Мне хотелось, чтобы каменная волнаявление природы непреодолимой силыблагодаря моим усилиям несла с собою не один урон, но также и благо.
Но мои старания оказывались тщетны: никто не понимал, что я кричу, и потому не отстранялся, сваи рушились, едва я их касался, из-за сброшенного мной добра в воде завязывались потасовки, что усиливало кутерьму.
Единственное удавшееся мне благое делоспасение утиной стаи от пирата Bm Bn. Не подозревавший ничего пастух вел свою мирную пирогу через камыши и не видал копья, которое готовилось его проткнуть. Я подоспел на каменной волне как раз вовремя, чтобы не дать свершиться преступлению. Я вспугнул уток, и они укрылись в безопасном месте. Но Bm Bn, воспользовавшись тем, что я навис над ним, вцепился в меня снизу, и на каменной волне нас стало двое, так что равновесие между добром и злом, которое надеялся я сохранить, было окончательно нарушено.
Пребывание там дало Bm Bn лишь новые возможности для пиратства, браконьерства и разбоя. Гранитная волна безрассудно и невозмутимо продолжала свое разрушительное дело, но управлял отныне ею ум, который разрушение обращал себе на пользу. Оказавшись пленником уже не одного слепого сотрясения подземных масс, но и вдобавок этого пирата, могли я остановить два однозначных импульса? Но если выбормежду камнем и бандитом, я готов был выбрать камень, в котором чувствовал непостижимым образом союзника, хоть и не зная, как соединить свои слабые силы с его мощью, чтобы удержать Bm Bn от насилия и мародерства.
Ничего не изменилось и тогда, когда на каменной волне возникла Flw. Я наблюдал за ее похищением, не в состоянии и пальцем шевельнуть, чтоб воспрепятствовать ему, поскольку Bm Bn связал меня как колбасу. Юная Flw плыла на своей плоскодонке среди кувшинок и жонкилей. Раскрутив длинный аркан, Bm Bn захватил ее. Она же, будучи особой деликатной и податливой, смирилась с тем, что будет пленницей этой скотины.
А я смиряться не желал и заявил:
Я свечку вам держать, Bm Bn, не нанимался. Развяжите-ка меня, и я уйду.
Ты еще здесь? отреагировал Bm Bn, почти не поворачивая головы. Хотя такая тля что здесь, что нетбез разницы. Иди, тописьникто и не заметит. И он развязал меня.
Я ухожу, но ты еще услышишь обо мне, сказал ему я и вполголоса добавил Flw:
Жди, я освобожу тебя!
Я собирался прыгнуть в воду, но заметил, что на горизонте кто-то бродит по морю на ходулях. С приближением нашей волны он вместо того, чтобы уклониться, двинулся навстречу. Ходули разлетелись на куски, а этот некто свалился на гранит.
Мои расчеты оказались верными, заметил он. Позвольте мне представиться: Инспектор Оо из Пункта Наблюдения Приливов и Отливов.
Вы как раз вовремя, Инспектор. Посоветуйте, что делать, обратился я к нему. Здесь до того дошло, что я хотел уйти.
Вы совершили бы серьезную ошибку, возразил Инспектор, и я объясню вам, почему.
Он начал излагать свою теорию, ныне подтвержденную фактами: как раз со вздутия, на котором все мы находились, начиналось ожидаемое появление континентов, открывавшее эру новых неограниченных возможностей. Я слушал, затаив дыхание: ситуация менялась, и я пребывал не в эпицентре разрушения и опустошения, а в бутоне новой земной жизни, обещавшей расцвести в тысячу крат более пышным цветом.
Поэтому, ликуя, заключил Инспектор, я хочу быть вместе с вами.
Это если мне захочется тебя оставить, ухмыльнулся Bm Bn.
Уверен, мы подружимся, заявил Оо. Грядут великие потрясения, которые благодаря моим исследованиям и прогнозам мы сможем превозмочь и даже обратить себе на пользу.
Надеюсь, что не только мы! воскликнул я. Если все так, как вы, Инспектор, говорите и такое счастье выпало именно нам, то как мы можем лишить его себе подобных? Мы должны предупреждать всех, кого встретим! Пусть карабкаются к нам сюда!
Заткнись, придурок! и Bm Bn схватил меня за грудки, а то немедля полетишь у меня вверх тормашками обратно в эту жижу! Здесь буду только я и те, кому я разрешу! Верно, Инспектор?
Я повернулся к Оо, убежденный, что найду в его лице союзника в борьбе с бандитским произволом.
Инспектор, вы ведь проводили свои изыскания не из эгоистических побуждений! Вы не позволите, чтобы Bm Bn воспользовался ими в личных целях
Тот пожал плечами.
Я, право, предпочел бы воздержаться от участия в ваших двусторонних распрях, будучи не в курсе всего, что здесь происходило прежде. Я лишь технический специалист. Раз здесь распоряжается, если я верно понял, этот господин, и он кивнул в сторону Bm Bn, я бы хотел представить результаты моих расчетов именно его вниманию
Разочарование, которое я испытал, услышав это, будто меня коварно предали, было связано не столько с самим Инспектором, сколько с его прогнозами на будущее. Он стал рассказывать, как будет развиваться жизнь на выступивших над водою землях, какие города вырастут на каменных фундаментах, как по дорогам будут двигаться верблюды, лошади, повозки, вездеходы, караваны, говорил про золотые и серебряные жилы, заросли сандала и ротанга, про слонов и пирамиды, башни и часы, громоотводы и трамваи, про подъемные краны, лифты, небоскребы, про гирлянды и знамена в дни национальных праздников, про разноцветные огни вывесок на зданиях театров и кинотеатров, отражающиеся в жемчужных ожерельях в вечера гала-премьер. Flw слушала его с завороженною улыбкой, Bm Bnс подрагивавшими от жажды обладания ноздрями, а во мне все эти сказочные предсказания не рождали больше никакой надежды, так как означали лишь упрочение власти моего врага, чего было довольно для того, чтоб каждое из названных чудес покрылось для меня налетом фальши, мишуры, вульгарности.
Я улучил момент, когда двое других были заняты своими планами, чтобы сказать об этом Flw:
Лучше наша скромная водная жизнь камбалоловов, чем вся эта роскошь, оплаченная подчинением Bm Bn! И я ей предложил бежать со мной, бросив бандита и Инспектора на оформляющемся континенте.
Поглядим, как они выкрутятся сами
Убедил ли я ее? Как уже сказано, Flw была созданием податливым и нежным, как крылья бабочки. Нарисованные Оо перспективы завораживали ее, но жестокость Bm Bn отталкивала. Я легко разжег в ней возмущение бандитом, и она решила следовать за мной.
Между тем земные недра вытолкнули еще дальше из себя гранитную шишку, всеми силами стремившуюся к Солнцу. Более того, та ее часть, которая сильнее всего испытывала солнечное притяжение, все время расширялась, так что низ в конечном счете превратился в некое подобие ножки, черешка, сокрытого конусом тени. Нужно было воспользоваться этим выходом, защищенным от лучей полуденного солнца.
Пора! сказал я Flw, взял ее за руку, и мы скользнули вниз по этой ножке. Сейчас или никогда!
Произнося это высокопарное увещевание, я не подозревал, насколько оно соответствует истине. Мы совсем еще недалеко отплыли от того, что нам теперь со стороны казалось чудовищным отростком нашей планеты, когда вдруг земля и воды стали содрогаться. Гранитная глыба, привлекаемая Солнцем, вырывалась из глубин базальта, где была до тех пор внедрена. И вот эта громадасверху линялая и ноздреватая, а снизу все еще измазанная земными потрохами, пропитанная расплавленными минералами и лавой, обросшая колониями дождевых червей, легко, как листик, воспарила в воздух. В открывшуюся брешь хлынули воды со всего земного шара, так что над водой остались только острова, полуострова и плоскогорья.
Ухватываясь за эти выступавшие высоты, я сумел пробраться в безопасное место, разумеется, доставив туда и Flw, но был еще не в силах оторвать свой взгляд от улетевшей части мира, которая, удаляясь, начала вращаться. Я успел услышать сыпавшиеся дождем ругательства Bm Bn по адресу Инспектора Оо:
Да я тебя с твоими предсказаниями, дубина
А тем временем бугры и впадины вращавшейся махины понемногу сглаживались, превращая ее в шар, покрытый известковой коркой. Солнце уже было далеко, и шарнаименованный Лунойканул в ночную тьму, сохраняя тусклый отсвет, какой можно видеть над пустыней.
Так и надо им! воскликнул я и, чувствуя, что Flw еще не в полной мере осознала совершившийся переворот, объяснил:
Предсказывая появление континента, Инспектор подразумевал не тот, который улетел, а, если меня не обманывают чувства, тот, что образуется под нашими ногами.
Горы, реки, долины, времена года и пассаты сформировали рельеф выступивших областей. И уже первые игуанодонты, глашатаи грядущего, выходили на разведку из лесов секвойи. Похоже, Flw считала все это вполне естественным: сорвав с ветки ананас, она разбила его кожуру об ствол и, вгрызшись в сочную мякоть, рассмеялась.
Так все и шло, как вам известно, до сегодняшнего дня. Flw, вне всякого сомнения, довольна. Вечерами она ходит по улицам, сверкающим неоновыми вывесками, и, кутаясь в шиншилловую шубку, улыбается вспышкам фотографов. А я вот задаюсь вопросом, мой ли это мир.
Порой я поднимаю глаза к Луне и представляю эту пустыню, пустоту и холод, давящие на ту чашу весов, чтоб наше жалкое благополучие здесь не обрушилось. То, что я вовремя перескочил на эту сторону, лишь чистая случайность. И я знаю: это я Луне обязан всем, что я имею на Земле, тому, чего здесь нет, тем, что здесь есть.
Лунные девы
Landscape of the Moon's Last Phase (Пейзаж последней фазы Луны). Пол Нэш. 1944
Луна, лишенная атмосферной оболочки, которая могла бы ей служить прикрытием, с самого начала подвергалась постоянному обстрелу метеоритами и разрушительному действию солнечных лучей. По мнению Тома Голда из Корнеллского университета, в результате длительной бомбардировки метеоритными частицами породы, покрывавшие лунную поверхность, обратились в пыль. Джерард Койпер из Чикагского университета полагает, что утечка газов из лунной магмы сделала спутник Земли легким и пористым как пемза.
Луна старая, дырявая, изношенная, согласился Qfwfq. Катаясь голой по небу, она стирается, теряет свою плоть, словно обглоданная кость. Так происходит не впервые, я помню еще более старые и разрушенные Луны. Сколько раз я видел, как они рождались, кружили по небу и умирали: однаизрешеченная градом падающих звезд, другаяот того, что взорвались все ее кратеры, еще одна покрылась ярко-желтою испариной, затем салатовыми облаками, и в конечном счете от нее осталась лишь иссушенная ноздреватая оболочка.
Что происходит на Земле, когда ее спутник угасает, рассказать непросто; попытаюсь описать последний памятный мне случай. В ходе долгой эволюции Земля уже тогда, можно сказать, достигла нынешнего состояния, то есть вступила в фазу, когда автомобили вырабатывают свой ресурс скорее, чем подметки. Квазичеловеческие существа производили, продавали, покупали; континенты все были испещрены светящимися пятнышками городов. Города эти росли примерно там же, где и ныне, хотя форма континентов была несколько иной. В том числе и Нью-Йоркпохожий на всем знакомый город, но гораздо более новый, в смыслепереполненный тогда всем новым, от зубных щеток и до покрывавших весь Манхэттен небоскребов, блестевших, как пучки нейлоновых щетинок новой зубной щетки.
Картину мира, где любую вещь при самом малом признаке изношенности или порчи, при первой вмятине или пятне тотчас выбрасывали, заменяя новым, безупречным, омрачала лишь Луна. Она блуждала в небе голая, прохудившаяся, поблеклая, все более чуждая здешнему, земному миру, остаток устарелого образа бытия.
Старинные речения вроде «полная луна», «последняя четверть» или «полумесяц» еще использовались по старинке, но то были теперь пустые слова: как можно назвать «полным» тело все в трещинах и брешах, грозившее в любой момент распасться и обрушить множество кусков на наши головы? Не говоря уже об убывающей Луне, которая вообще была похожа на обгрызенную сырную корку и всегда исчезала раньше, чем предполагалось. Каждое новолуние мы сомневались, что увидим ее вновь (надеялись, что нет?), и когда она опять показывалась, все сильнее напоминая теряющую зубцы расческу, мы, содрогаясь, отводили взгляды.
Это было тягостное зрелище. Мы двигались среди толпы, слонявшейся с охапками пакетов по круглосуточно открытым магазинам, просматривая на ходу бегущую по небоскребам вверх ежеминутно обновлявшуюся световую рекламу, а над нами нависала Луна, такая бледная на фоне ослепительных огней, такая медленная, больная, что невольно думалось: и каждая новинка, каждый купленный нами товар может испортиться, поблекнуть, постареть. От этого желание бегать за покупками и надрываться на работе пропадало, что неизбежно сказывалось на развитии производства и торговли.
Так перед нами встал вопрос: что делать с этим вредоносным спутником, с этой руиной, от которой не могло уже быть никакого прока? Чем легче она делалась, тем ближе становилась к Земле ее орбита, что к тому же было и небезопасно. При этом с приближением Луны к Земле движение ее все замедлялось, счет четвертям вести было уже нельзя, и календарь, месячный ритм превратились в чистую условность.
Луна двигалась вперед рывками и, казалось, вот-вот рухнет.
Теперь ночами, видя ее совсем низко, люди неуравновешенные стали совершать странные поступки. То и дело находился какой-нибудь лунатик, шедший по карнизам небоскреба, простирая к Луне руки, или какой-нибудь ликантроп, оглашавший завыванием Таймс-сквер, или пироман, подпаливавший склады в доках. Все это уже стало привычным и не собирало даже кучки любопытных. Но при виде совершенно обнаженной девушки, которая сидела на скамейке в Сентрал-парке, я невольно остановился.
Перед этим у меня возникло ощущение, что вот сейчас случится нечто несказанное. Ведя по парку свою открытую машину, я чувствовал, как заливает меня свет, вибрировавший как люминесцентные трубки, которые, прежде чем зажечься в полную силу, словно бы подмигивают. Было ощущение, что я в саду, разбитом в лунном кратере. Обнаженная девушка сидела у водоема, отражавшего дольку Луны. Я затормозил. Мне показалось, будто я узнал ее. Выскочив, я устремился к ней, но вдруг, оторопев, остановился. Я не знал, кто эта девушка, я только чувствовал, что должен срочно что-то сделать для нее.