Нет, я тебя прекрасно понимаю, просто зачем?.. Зачем было работать, когда ты могла получить эти квадраты и так?
Энни вся слегка задрожала от волн ненависти, что буквально бушевали внутри нее, когда она вспоминала, как жила с матерью в небольшой каморке прямо в кафе, где они смогли выпросить работу. Она вспоминала, как она работала целыми сутками, не покладая рук, чтобы не только помогать матери, но и воспитать себя как человека, выучить язык, поступить на историка, чтобы научиться, понятьпочему им пришлось бежать из своего собственного дома. На этом острове возможностей она начинала с нуля, с самых низов. Работая не покладая рук, она чувствовала, что даже со своим цветом кожи, с непростой судьбой своей, по сути, инородной семьи, она наконец стала частью Конгресса, стала частью цивилизации. Она даже нашла любовь в этом когда-то совершенно чужом месте для ее родной матери, да еще и успела завоевать признание в научных кругах, несмотря ни на что. Когда Энни уже поверила, что весь мир был создан исключительно для нее, и для того, чтобы она увидела, что все границы призрачны, что ни пол, ни раса, ни происхождение не важны для того, чтобы быть успешным, чтобы быть счастливым, она столкнулась лоб в лоб с тем, что она действительно не могла исправить прямо сейчас, и что не зависело от ее идеалистического взгляда на мир. Ирония заключалась в том, что трагедия разворачивалась прямо на ее глазах. Девушка будто бы со стороны наблюдала худшую версию самой себя, встречая искреннее непонимание и неприятие всех ее ценностей, которые просто не существовали в парадигме существ, что ее похитили, но которые по крови и по происхождению были ей куда роднее, чем всё то, чуждое на первый взгляд общество, где ей приходилось шаг за шагом преодолевать препятствия, чтобы
Бинго! подумала Энн, а вот и ответ. Чтобы называться человеком! безо всякого страха продекларировала она.
А мы что, сука тупорылая, утконосы по-твоему, что ли е****е, мы че, б***ь, не люди что ли? опять завыл шакал, уже готовый вновь броситься на беззащитную жертву.
Тихо, я сказал, рыкнул на него напарник, так ты, дорогая, утверждаешь, что мы и не люди вовсе? И это после всего, чем нас так щедро одарил Конгресс? он рассмеялся, ему ведь виднее, наверно! Думаю, местным собакам он вряд ли дает такие условия для жизни, но дело-то вовсе даже не в этом! А в том, что ты потратила столько времени, просрала свою жизнь впустую на безнадежное дело! Всё это вместо того, чтобы просто кайфовать!
Безнадежным? ухмыльнулась девушка, как всё это можно назвать бесполезным, безнадежным, если у меня появилось то, ради чего я старалась, а у вас же
О поверь, сестра, у нас есть куда больше, чем у тебя! И даже то, что у вас сейчас есть, у такой как ты и у остальных зеленозадых, которые приняли тебя за своего, у вас всех скоро не будет ничего, вот увидишь!
Энн вопросительно посмотрела на него, но тот лишь резким движением схватил ее за челюсть и, разжав ее рот, который она инстинктивно попыталась сомкнуть, протолкнул что-то внутрь ее горла пальцами, так что она стала сначала задыхаться, еще толком не оправившись от резкого удара, после чего ее чуть не вырвало.
Вот-вот, вот так, торжествуя, рассмеялся один из похитителей, начав медленно развязывать девушку, которая даже и без этой «меры предосторожности» пошевелиться-то толком не могла.
Ты что делаешь? заверещал где-то сзади шакал, чей голос в уме Энн начал расстраиваться и приобретать какие-то металлические оттенки.
Что видишь, грубо отозвался второй, будет очень странно, если наши гости увидят ее на вечеринке связанной, ты так не думаешь? А такочередная лиловая баба закинулась не тем, чем надо, смекаешь? Эта сука уже через сутки будет валяться где-то в канаве в собственной блевоте, так что не ссы и пошли готовиться уже.
На прощание шакал, подскочив, еще раз пнул Энн, но та уже практически ничего не чувствовала, ощущая лишь, как мир вокруг размывается, превращаясь в один большой фиолетовый теплый шар, на который она плюхнулась всем своим телом и, обмякнув, поняла, что больше-то ей ничего и не нужно было, кроме этого всеобъемлющего ощущения расслабления и экстаза, которому она отдалась полностью, где-то на периферии сознания замечая какие-то вспышки, что то тут, то там возникали на поверхности угасающего восприятия.
26. Сначала где-то со стороны, а затем уже окружив путешественника, продолжали свой танец существа, которые, меняя свою форму, оказывались то сзади, то спереди, со сверху, то снизу путешественника, который, в свою очередь, с удивлением наблюдал как за их метаморфозами, так и за изменениями своего собственного ума.
Вспомнить, кем он был по-настоящему, у путника никак не получалось, поскольку фигура, которая испила волшебного снадобья, через пару секунд из своего гордого высокого образа скукожилась в маленькое пятнышко, которое с воодушевлением размазывали существа даже не из его собственного времени.
Понимаю эту феноменальную разницу в пространстве и самих исторических эпохах, наблюдатель осознал, насколько тщетны были любые его попытки выяснить свое собственное происхождение. Оставалось лишь наблюдать за тем потоком, который лился через него, взрываясь тысячей образов, посреди которых сияла своей безудержной энергией бабочка, что ласково освещала маленькую золотую пчелку, которая неустанно трудилась на гигантских голографических сотах жизни. Они представляли собой ни что иное, как бесконечное количество порталов, что одновременно вели в тысячи миров, но которые, как правило, в итоге замыкались сами на себе, превращаясь в бесконечно большую и малую копии самих себя, где сложно было понять, откуда конкретно путешественник появлялся и к чему вообще стремился. Таким образом устранив иллюзорную причину уверенности в своих собственных амбициях, оставалось лишь стать благодарным зрителем и отдаться той пленительной музыке, что и была тканью этого пространства, рождающего нескончаемый поток образов, где маленькая трудолюбивая пчела на сердце императора смотрела, как тысячи предшественников до него неизменно приходили в величайший храм, оказавшийся на поверку бесконечно величественным древом. Он же, в свою очередь, был приютом для тысяч бабочек-фей, которые, покидая свои гнезда, уже расцветали в будущем, где уже горели огнем золотые колёса повозок варваров древности, что убили тезку Императора, и точно также преступно попытались устранить уже в будущем того, кто спасал потомков этих самых варваров от геноцида своих же братьев, что бесцеремонно одевали на обезображенные трупы загубленных людей маски утконосов, а затем, еще даже в более отдаленном будущем, безымянный пока герой в этой же маске будет решать будущее и исход развития целой цивилизации. Несмотря на кажущуюся значимость, тем не менее, все эти исторические события были в сути своей мелочью, лишь декорацией к судьбам людей, которые проживали свои временные радости и трагедии, и которые были даже и не их вовсено лишь украшением, драгоценностями на ожерелье Богини, которая, сама же введя в мистический сон своего любимого, уже с «той стороны» протягивала ему в нужный момент времени и его локализации на этой поистине грандиозной игровой доске мироздания руку с ключом к решению головоломки, этой всеобъемлющей загадки. Благодаря ему, можно было бы увидеть со стороны всю цепочку процессов, в которые был включен путник, и на краткое мгновение оторваться от повседневных забот и чаяний, чтобы понять, что весь их масштаб, вне зависимости от величиныбольшие они или маленькиеатомические или галактические, вне относительно их красотыуродливые они или же красивые, благодаря уникальному стечению обстоятельств, что нашли своих благодарных созерцателей, имели лишь одну градациюбесконечную любовь и благодарность Богини за внимание своего мужа, который вновь оторвался от созерцания внутренних миров, обратив на нее свое внимание. От битвы маленького утконоса и змеи за выживание, что сопровождалась столкновением целых народов, где великий мудрец прошлого Арчибальд, уже Третий, которого называют живым воплощением мужа Богини, сражался со своей земной женой за право спасти целый остров, где, проникая еще дальше в ткань мироздания, можно было увидеть, что всё, что окружало людей и животных, было лишь вторичным продуктом энергии борьбы титанов и межпространственных ящеров, где в итоге всё это оборачивалось лишь сказкой, красивой мизансценой, где всё живое любило друг друга в тысячах форм, и вся обида, как и все надежды сгорали в огне их поистине божественного танца, который они изредка прерывали, но лишь для того, чтобы оценить, понять, насколько им повезло быть теми, кем они являлись всегда и навечно, от всего этого не осталось и следа, уступив место одному-единственному лицу, которое и хотел только видеть путешественник.
Итак, станцуем еще? улыбнулась Богиня.
Ответом послужило молчание, и двое уже снова утонули в своем мистическом сне, от которого уже пробуждался один, а, возможно, и они оба вместе, пытающиеся отчаянно убить друг друга, напрочь позабывшие в своей ослепительной игре, что они никогда не будут отделены ни друг от друга, ни от своей вечной любви.
27. Энн пробудилась от ритмично повторяющихся вибраций, которые будто бы то сжимали, то расширяли весь мир вокруг, превращая его в бесконечное взаимодействие, а точнее сказать, пребывание в двух состояниях, которые на деле были единой музыкальной композицией.
Эта мелодия локализовалась сначала в наушниках юной путницы, которая, возвращаясь назад во времени, уже не была ничем отравлена в доме незнакомых похитителей, но скользила сквозь время сначала по улице сквозь постройки тысячелетнего города, что некогда был сердцем всей цивилизации, прямиком до своей уютной квартиры, к своей любимой. От того, чтобы броситься к ней в объятия, ее отвлек телевизор, что транслировал обращения Императора далекого острова, который, казалось бы, не имел никакого отношения к тому месту, где находилась Энни, однако она всё же позволила передаче захватить свое внимание, ведь как-никак весомая часть грядущих событий должна была связать два острова вновь, как несколько столетий назад, прямо как во времена войн Великого Освободителя Арчибальда, чья монументальная статуя на центральной площади указывала своим мечом в сторону Империи Сердца, где, преодолев сотни и тысячи миль морской глади, уже проявился наблюдатель Энн, которая была связана с тем образом, что транслировался и проецировался прямиком в мозг ее физического воплощения, в то же самое время, как источник этого изображения восседал в Императорском дворце, погруженный в мысли, что хотя и не были напрямую связаны с важнейшим предстоящим комплексом мероприятий, но которые были куда важнее для него самого, поскольку затрагивали личные моменты.
Господин Харт, раздался голос из маленького динамика на столе Императора, Вас готовы принять
Сейчас буду, кратко ответил мужчина, вновь откинувшись в кресле, и, глядя на идущий за панорамным окном снег, который покрывал вечерний город голубоватой дымкой, заставляющей постепенно исчезать столицу в зимней спячке.
Действующий Император поднялся со своего кресла и подошел ближе к окну, практически полностью позволив намечающемуся бурану, что бушевал снаружи, поглотить себя. Фактически отключившись от внешнего мира, властитель позволил силам природы выбросить себя в эпицентр этого шторма, где триллионы снежинок, маленьких произведений искусства в виде геометрических фигурок в колоссальном количестве подгонялись невидимой силой ветра и тем самым превращались в чудовищного монстра, который пожирал своего собственного носителя.
Император знал, что это его последние дни правления, всё было уже решено, однако, ему нечего было страшитьсяон выполнил свою задачу. Более того, после транзита власти ему уготовано тепленькое местечко в канцелярии инспекции, с немалым доходом, пожизненными выплатами и льготами на правах бывшего императора. Однако даже эта наиболее безопасная для него ситуация, где он мог свалить всю ответственность в дальнейшем на своего преемника совершенно не радовала, она, наоборот, еще сильнее вгоняла мужчину в самобичевание.
Сколько он уже у власти? Больше пятнадцати лет? Похожевслух прошептал, ухмыльнувшись, Харт. Несмотря на то, что это была значительная часть его жизни, она, казалось, пролетела в одно мгновение. Это было больше похоже на сон, нет, на волю самой Богини, которая исполнила все его желания. Когда мужчина был только музыкантом в странах Конгрессах и мечтал о мировой славе, играя на местных площадках, он и помыслить не мог, даже за день до отъезда, в тот судьбоносный день, на остров Змея Утконоса, что он станет мировым лидером, с которым будут считаться сильнейшие мира сего и которого поначалу будут принимать как спасителя всей Империи. Более того, даже сама Гвен вернулась к нему и родила от него детей! Это было настоящим чудом! Особенно после всего, что произошло тогда
Харт ощутил, как его сердце замерло, и он будто бы даже помолодел, сбросив пару десятилетий со своих плеч. Глядя на свое собственное отражение, государь видел свой образ, но отнюдь не того политического деятеля, каким он стал сейчас, а того юноши, который, как идиот, метался меж двух огней, выбирая между двумя прекрасными цветками его сердца, чтобы в итоге потерять их обеих.
Можно было бы сказать, что всё обернулось в лучшем свете для него, ведь он реализовал все свои мечты, все свои скрытые амбиции. Однако же сам политический деятель чувствовал, что всё это было ложью, что эта его текущая жизнь была будто бы чудовищной шуткой Богини, которая исполнила его эгоистические желания, которые сама же заранее вложила в него еще до его рождения. Более того, он не мог понять, как вообще мог оказаться в такой ситуациистать императором целой страны! Почему он? Почему все потворствовали этому? Безусловно, он знал всех, кому это было выгодно, хотя и никогда публично не заявит об этом, но, тем не менее, он прекрасно понимал и то, что все те блага, которые принесла ему эта «новая» жизнь были лишь ширмой. За ней-то и скрывался настоящий «Господин Харт», который, уже идя по коридору и смотря на роскошные интерьеры Императорского Дворца как в последний раз, даже несмотря на идеальные условия и климат внутри помещений, ощущал озноб во всем теле и чувствовал, что, даже имея нашпигованную по всему особняку охрану, он находится в смертельной опасности! Остановившись, Император, резко оглянулся в направлении пустого коридора, ощутил, как его повело, и он, прислонившись к стене, схватился за левую часть груди, откуда, казалось, готово было выпрыгнуть сердце. Да, это был самый настоящий страх, но чего?.. Харт инстинктивно поднял взгляд и моментально отпрыгнул на пару метров в сторону. Перед самым его носом прошмыгнула тень, чуть не лишившая его рассудка. Император, тем не менее, взял себя в руки и, моментально собравшись, сфокусировал свое зрение, к своему облегчению обнаружив лишь бабочку, что порхала в особняке.
Мужчина тут же расслабился и, выпрямившись, удовлетворенно закрыл свои глаза, тут же пожалев об этом. В наступившей темноте за закрытыми веками вспыхнул образ из той ночи в виде пылающей бабочки, которая и сейчас прожгла насквозь сердце Харта, что, мгновенно распахнув глаза, попытался вновь обнаружить маленькое насекомое, которое сначала напугало его, но затем напомнило о чем-то важном. Ее как будто бы и след простыл, и сколько бы Харт не бегал по коридору и не высматривал еевсё было тщетно.
Господин Харт!.. раздалось в наушниках мужичины.
Да иду я! рявкнул он в ответ, и, окинув взглядом коридор, последний раз поспешил на встречу, после которой, он уже знал наперед, всё изменится, но даже предположить не мог, насколько кардинально.
28. Иду, иду, за***л! раздраженно, снова и снова закольцовываясь в единый протяжный гул, пронзал стрелой знакомый ей до боли диалект мозг Энн, которая ощущала, как ее подташнивает, вместе с тем как снаружи неслись тысячи таких же дискомфортных звуков, что готовы были разорвать ее изнутри.
Не в силах открыть оба глаза, а тем более сфокусировать их, чтобы созерцать уже единую картинку (девушка могла лишь с трудом одним из них смотреть) как в залитом разноцветными огнями пространстве вокруг танцуют десятки фигур, сталкиваясь, размываясь, только затем, чтобы дальше вновь продолжить свой бег. Присмотревшись более внимательно, можно было различить однако, что не все из присутствовавших были полностью заняты «в танцах», напротив, каждый занимался своим определенным делом. Кто-то действительно исполнял некие телодвижения под музыку, кто-то что-то горячо обсуждал, кто-то просто скучал, кто-то занимался любовью прямо на полу, недалеко от Энн, кто-то заливал в себя различные жидкости, иные же пускали клубы лилового дыма, который заполнял собой и так до отказа забитое помещение.
Что? Гвардия? пропел хор голосов будто бы под самым ухом Энн, хотя их источник находился, как она успела заметить, на противоположном конце комнаты, эти псы не посмеют войти сюда, иначе будут е*****и расистами! Расслабься и сделай погромче!