Юную сеньориту увели на прогулку, обольщение же Лючиты казалось занятием неблагодарным и, более того, опасным, посему каюту он покинул без промедления. Сеньор Бри последовал за ним. Мистеру Нэду Кортинас шепнул пару слов на ухо, и старпом вышел, ухмыляясь. Энрике подмигнул напоследок хмурой Лючите и исчез, прикрыв за собой дверь.
- Я... - начали оба, и сеньорита Фелис, и Мигель, но тут же замолчали.
- Простите, я вас слушаю, - сказал он.
- Ну уж нет, это я вас готова выслушать, сеньор Эсперансе. Или правильнее сказать: Сперасе? Которая фамилия истинна?
- Обе. Хотя при рождении дана первая, позже она была искажена.
Они вновь замолчали.
- О чем вы хотели спросить?
- А вы что-то хотели рассказать? Например, о том, как оказались здесь? Или исчезли из Пинтореско... или о том, как бросили меня, готовую с вами бежать хоть на край света, а? что ж вы молчите?
- Я не знаю, как вас убедить, ведь говорит в вас не благоразумие, а обида. Но все вовсе не так, как вы думаете. Я ни за что, слышите, ни за что не оставил бы вас, не будь на то весомых причин.
И он рассказал ей о людях, что охотились за его головой, потому как он, человек пусть и не кристальной репутации, но все-таки честный по мере возможностей, умудрился перейти кому-то дорогу, и теперь этот кто-то пытался его убить. Что пришлось оставить ее, дабы не подвергать лишним опасностям. Что писал он письма дорогой и любимой Лючите, но не получил ни единого ответа. Что решил, будто не любит она его, потому как и жизнь у нее ровная, размеренная, и положение куда как выше его, и ни к чему все это менять на невнятную судьбу жены безумца и путешественника.
Он говорил, а Лючита все думала, что мало он изменился, обаятельный и вкрадчиво сладкоголосый, и что по-прежнему имеет влияние на девичьи сердца. На все, кроме ее.
- Складно ты говоришь, красиво, - сказала она. - Только не верю. Ни одному словечку.
- Милая Чита, нинья...
- Не называй меня ни милой, ни девочкой, ни любимой! Хватит! - отчеканила слово за словом она. Добавила совсем официально, - в каком порту желаете быть высаженным, сеньор Эсперансе?
- Я... еще не решил.
- Я могла бы вас выкинуть за борт, - задумчиво проговорила она. - Или вздернуть на рее. Или рассказать историю эту команде, и они сами решили бы вашу судьбу.
- Вы не станете делать этого.
- Я? Вы плохо меня знаете, благородный сеньор. Лючита, нинья и милая девочка, теперь пиратка, и вам ли не знать, какой это жесткий и беспринципный народ. Думаете, я вас пугаю? Ничуть.
- Я верю в ваше доброе сердце.
- Зря.
- Сеньорита Фелис, послушайте...
- Подите вон.
- Что?
Он выглядел изумленным.
- Катись к черту, тыща акул тебе в задницу!
Мужчина вскочил со стула, темнея лицом. Рука лапнула рукоять шпаги, вытянула наполовину, но тут же оставила, потому как в грудь смотрело дуло пистолета, и рука у Лючита ничуть не дрожала.
- Подите вон, сеньор Эсперансе. Э, оружие-то оставьте. И кинжал тоже.
- По какому праву? - проскрежетал зубами Мигель.
- Вы не внушаете мне доверия. Унати, Бартемо! - крикнула она в приоткрытое окно. Явившимся матросам велела, - сопроводите сеньора Эсперансе в кубрик, он желает поразмыслить в одиночестве.
- Вы совершаете ошибку, - зло бросил мужчина.
- Возможно. Но не большую, чем совершили вы.
С его уходом тряхнула головой, будто избавляясь от лишнего. В кружке на донце плескалось вино, понюхала, прошептала коротенькую молитву и сделала глоток, смывая бодрящей влагой неприятный осадок.
* * *
Энрике Кортинас, аристократ по рождению и свободный искатель приключений по судьбе, вертел в пальцах чашку с недопитым шоколадом и вещал. Бедро опиралось на носовую пушку, глаза цепко оглядывали палубу, постоянно возвращаясь к очаровательной собеседнице.
- Сеньорита Хуанес, не стоит так дергаться и краснеть от каждой брошенной в ваш адрес фразы. Ребята тут добрые, дикие порой, но не злые.
- Мне кажется, что смотрят они на меня с каким-то нездоровым любопытством, - тихонечко проговорила она, держась поближе к брату капитана, однако, не ближе, чем того позволяло приличие.
- Это-то как раз здоровое любопытство.
Сказал он это с усмешкой, от чего девушка мило покраснела и прикрылась веером. Глазки ее при этом усердно рассматривали доски палубы.
- Но как они смеют, у меня ведь защитник есть.
Лючита, восседающая на планшире, только хмыкнула. Братец скосил на нее глаза и молвил:
- Есть, но для команды нашей он и не защитник вовсе, а так - случайный путник, уважением не пользующийся. Потому осторожней будьте. Нет, при мне никто ничего вам не сделает, но... ведите себя аккуратнее. Во имя вашего же блага. И снимите, наконец, это дурацкое платье!
Мэрисоль вспыхнула до корней волос, кожа пошла неровными пятнами.
- Что вы себе позволяете?! - воскликнула она, разом приковав к себе парочку взглядов. Осеклась, продолжила тише, - вы, да вы... как вы смеете?!
- О! Вы неправильно меня поняли.
В глазах Энрике плясали чертенята. Лючита подумала, что он-то как раз знает, что говорит, и понимают его так, как он хочет. Насмешничает, словом.
- Платье милое, более чем. А я только сказать хотел, что не стоит вам привлекать лишнего внимания. Сестренка, поможешь сеньорите одеться?
Улыбка сошла с лица Читы, она бросила:
- Только ради тебя, братец. И мира на корабле.
Развернувшись, она зашагала в каюту. Кортинас махнул в ее сторону рукой.
- Что ж вы стоите, сеньорита Хуанес? Догоняйте, пока не передумала.
Мэрисоль наряды Лючиты пришлись в пору, если не считать факта, что штаны обтянули бедра до того туго, что, казалось, порвутся, а грудь грозилась выпрыгнуть из выреза рубашки. И колеты, и длинный камзол оказались тесны, застегиваясь лишь на половину пуговиц. Одно подошло безукоризненно - мягкой кожи мокасины, с которыми Чита, сожалея, рассталась.
- Кому-то следует меньше кушать, - проворчала девушка, разглядывая перетянутую тканью сеньориту Хуанес.
Та покраснела и опустила глаза.
- Чита, дорогая, ты несправедлива, - мягко укорил братец, откровенно любуясь картиной. - Это ты у нас лазаешь по вантам и прыгаешь с саблей, а сеньорита ведет жизнь размеренную, тихую. Ей сила и худоба ни к чему.
- Значит, я худая? - с угрозой в голосе спросила Лючита.
- Тьфу ты, нет. Я лишь хотел сказать, что ты у нас гибкая и стройная, но далеко не все подобны тебе, и...
- Ты сказал: худоба.
- О, тысяча чертей! С вами, женщинами, только разговаривать!
Хлопнув дверью, он ретировался. Девушки проводили его взглядами и уставились друг на друга.
- Так и оставим? - вопросила Лючита то ли у собеседницы своей, то ли у себя самой.
Та лишь с сомнением покачала головой и спросила в ответ:
- Сеньорита Фелис, а вы уверены, что так я буду привлекать меньше внимания?
Выглядела она более чем аппетитно: с округлой фигурой, теперь отчетливо видной, милым личиком и роскошными волосами.
Ответить Лючите не дал выкрик Беккера о парусах с правого борта.
- Они на ветре, - пояснил мужчина, отдавая девушке подзорную трубу.
Флаг разглядеть не удалось: мешал сгущающийся вечер и приличное расстояние.
- Мы на них нападем? - в ужасе спросила Мэрисоль, которая увязалась за капитаном на палубу. - И вы будете сражаться? О, Мадре де Дьос!
- С чего вы взяли это, сеньорита Хуанес? - жестко перебила Чита.
- Мигель сказал, что вы пираты...
Фраза вызвала несколько смешков и презрительное фырканье.
- Идем прежним курсом, - велела Лючита, - после захода солнца огней не зажигать, темнота и тишина на борту. Сеньорита Хуанес, вернитесь в каюту. Скоро накроют на стол.
- И вы будете есть?
- Конечно.
- Как можно? Мне кажется, я и кусочка не проглочу.
Чита скривила губы в снисходительной улыбке.
- Для начала: не всякая встреча в море заканчивается резней. А поесть нам обязательно надо.
- Ага, голодные мы слабые, - встрял Беккер.
- Но злые, - осклабился щербатым ртом Мануэль.
К его ухмылке присоединились Унати и черный брат его Арапмои. Бедная сеньорита Хуанес едва в обморок не упала.
- Я буду в каюте, - пискнула она, ретируясь. - Сеньорита, сеньоры.
В спину ей полетел дружный смех, но тут же прекратился от рыканья мистера Нэда:
- Чего стоите? За дело, пройдохи!
* * *
Предположения сеньориты Фелис оказались верными, корабли разошлись разными курсами, и наутро уже горизонт стал чист.
Мэрисоль вертелась всю ночь, мучаясь тревожной бессонницей, и к завтраку выползла больная и бледная. Чита глянула на нее с выражением превосходства, но тут же устыдилась, и отношение сменилось на покровительственное, сопровождаясь просьбой к Гойо приготовить кофе с шоколадом.
А после, оставшись одна, Лючита рассматривала себя придирчиво в зеркале.
Девушка, которую можно назвать красавицей, если б не по моде загорелое лицо, царапина-шрам на левой щеке, сердитая складочка меж бровей. А так - аккуратно вылепленные скулы, нос, упрямый подбородок, изящные губки, нижнюю из которых постоянно кусает, огромные глаза цвета дарьенского шоколада. Темные волосы тяжелым шелком падают на плечи, спину и грудь.
Мужчины любят более кругленьких, "сочных", зато в ее теле ничего лишнего, лишь гибкость и сила, и твердость руки. В ее прежнем мире такое не ценится, зато очень нужно в том мире, который для себя создала.
Одеяние тоже не отвечает высоким канонам, скромно оно и удобно. Колет стоит жестким воротом, оттеняя девичью шею, распахивается на груди, показывая кружево рубашки и обрисовывая объемы, и сходится на талии, подчеркивая ее стройность. Штаны облегают бедра, не тесно, чтобы не мешать движениям. На ногах любимые мокасины, широкий кожаный пояс несет короткий кинжал, пистолеты и саблю, шляпа с тремя углами валяется на столе, но будет вскоре водружена на голову.
- Очень недурственно, - заключает Лючита.
Отражение изгибает губы в улыбке, пальчики теребят камешек, тяжелый и темный, словно застывшая капля крови. Прячется он в вырезе на груди и для людей не виден, но душу греет воспоминаниями о доме.
Отражение грустнеет, уголки губ опускаются.
- Прочь! - велит девушка мыслям и выходит на палубу.
Ни к чему размышления о доме, если не думаешь возвращаться.
* * *
Субботним шквалом снесло на фок-мачте стеньгу, пришлось искать удобную для починки бухту. Второй шторм настиг через неделю. Ветер грыз паруса, волны встряхивали суденышко, будто душу из него вытрясти хотели. У штурвала стояли сразу трое, а по палубе ходили, цепляясь за шторм-леера. Но обошлось. Сильно не пострадал никто, один лишь матрос, чернокожий Баако, упал с грот-стеньги, чудом лишь не убившись, и лежал после в беспамятстве трое суток, пока сеньору Бри не удалось привести его в чувство.
Дожди стали чаще, небо все хмурилось, а море взбрыкивало, словно норовистый конь. На общем совете решили, что надо укрыться в надежной гавани и переждать месяц-другой, пока не наладится погода. Лючите такое решение не было по душе, но с морем приходилось считаться.
Кортинас отстал, не спрашивая больше с насмешкой: "а что ж твой Мигель?"
- Мне не о чем с ним разговаривать, - жестко отвечала она, и была совершенно права. Ни желания, ни тем для разговоров у них не находилось.
Энрике же, памятуя о данном обещании, мстить не торопился. С Мигелем девушка и не виделась почти, общаясь больше с невестой его. Та слушала Читу, приоткрыв рот. Рассказы о путешествиях и приключениях вызывали у сеньориты Хуанес возгласы удивления и восторга.
- Ты, вы... такая свободная, - вздыхала она. - И это чудесно. Но я бы так не смогла, а жаль.
А Лючита думала, что Мигель и вправду выбирает похожих девушек, и внешностью, и характером.
В Пуэрто-Уно пришлось остаться надолго: зарядили дожди, едва ли какой день обходился без них, ветер стал порывист, срывая листья с деревьев и портя крыши бедняков. Команда бригантины постоянно делилась на две части: ту, что была наготове на случай шторма, и ту, что заливала тоску в городских тавернах или развеивала ее же в публичных домах.
Пассажиры по причине прибытия в порт были высажены, и сняли пару комнат недалеко от пристани. Жизнь вошла в колею.
* * *
"И почему люди так оживляются к вечеру, когда мир засыпает?", подумала Лючита, заслышав на палубе шум. Выглянула за дверь и едва ли не столкнулась с сеньоритой Хуанес. Завидев капитана, Мэрисоль разрыдалась. Видимых следов насилия Чита не заметила, лишь бледный вид да заплаканные глаза свидетельствовали о глубочайшем душевном расстройстве девушки.
- Рому, живо! - велела Лючита любопытным матросам. - И попросите сеньора Сорменто приготовить две чашечки кофе.
- Он негодяй! - воскликнула Мэрисоль, едва лишь попав в каюту. И вновь залилась слезами.
- А то ты не знала, - пробормотала Лючита тихонько и уже громче добавила, - рассказывай.
Рассказывать у бедной девушки получалось плохо. Она ныла и несла нечто бессвязное, плакала, пила ром, морщилась, чихала, снова плакала, терзая расшитый платочек, и снова пила. Наконец, когда слезы иссякли, и она хорошенько набралась, Чите удалось выяснить картину происшествия.
- Мигель меня бросил, - заключила сеньорита Хуанес суть в одну фразу.
Вернувшись с вечерней прогулки, довольная и с покупками, девушка возлюбленного не обнаружила. Как и вещей его. Единственным напоминанием о его существовании стал кошель с деньгами, к которому прилагалось письмо. В послании говорилось о том, как он ее любит и обожает, и ни в коем случае не желает причинить вреда, потому вынужден оставить, ибо с ним ей оставаться опасно...
- ...потому что за головой его охотятся страшные люди, - продолжила Чита с горькой усмешкой.
- Откуда вы знаете?
Мэрисоль в изумлении уставилась на капитана. Та лишь качнула головой.
- Знакомая история. Дорогая Мэриса, я могла предостеречь вас, но не сделала этого. О чем жалею. А ведь все повторяется.
И Лючита рассказала подруге свои обстоятельства, связанные с Мигелем. Та слушала, наполняясь праведным гневом, темные глазки начали недобро блестеть.
- Да он распоследний мерзавец! Гром и молния на его голову! - воскликнула сеньорита Хуанес и стукнула кружкой по столу.
Ром плеснул на столешницу, но девушка этого даже не заметила.
- О, этот негодяй не достоин того, чтобы жить, - в ярости вещала она, - его надо...
- Убить?
Лючита оказалась далеко не настолько пьяна и уж точно куда как более миролюбива. Дождавшись кивка, она продолжила:
- У меня была отличная возможность сделать это, но... оказалось, что я не держу больше на него зла. Может, и зря. Но я думала, будто бы он исправился... с вами.
- Исправился... - горько произнесла Мэрисоль и вновь всхлипнула.
Чита подтолкнула ближе к ней свою кружку, указала взглядом. Та сделала глоток, жмурясь и морщась.
- Как вы это пьете? Бррр!
- И ты это пьешь, так что не надо. И хватить сидеть тут и хныкать! Пойдем гулять!
- К-куда?
- К команде. Будем петь и танцевать. Поверь, это весело.
- Я...
Девушка попыталась встать, но тут же качнулась, хватаясь за спинку кресла, не удержалась и рухнула на пол. Снизу уже она застонала и нервно хихикнула.
- О, мадре де дьос! Святая заступница, дай мне терпения. Унати, Бартемо!
Подоспевшим матросам велела перенести пьяную сеньориту в каюту, раздеть и уложить спать. У самой же Лючиты сон прошел начисто. На палубе оказалось свежо, ночь выдалась ясная, что давало надежду на ясный же день.
На берегу кто-то не слишком трезвый призывал тысячи проклятий на голову кого-то еще, перекликалась городская стража, матросы едва слышно переговаривались. Тихо дышало море, огромное, черное. Девушка распахнула в ночь глаза и в который раз поняла, что не держит на Мигеля зла.
- Потому что без тебя, дорогой, я не стала бы той, кто я есть, - прошептала она. - Так что, спасибо тебе. Живи, как умеешь.
В груди загорелся маленький огонек, разрастаясь и охватывая живот и шею, голову, ноги и руки до кончиков пальцев, делая всю ее легкой и радостной.
Глава 8
Заходящее солнце качалось в ладонях моря, что играло камешками у берега и толкало в борт пришвартованную наспех лодку.
- Я хочу этот корабль.
Девушка облизнула губы, любуясь на красавец-фрегат, который будто из сна пришел.
- Нам за ним не угнаться, видите корпус, и пушки...
- Я все вижу, - не очень вежливо перебила старпома она.