Влюбленные в море - Анна Попова 6 стр.


   Слышала когда-то, что матрос - раб на корабле, не верила, но поверить пришлось. И если уж ей, юнге, тяжко, то как Энрике гоняют - не сказать. Второй помощник бегает не меньше матросов, а порой и больше, вахты стоит по очереди, привилегий особых не имеет, разве что каюту отдельную. Потому говорит с ним редко, по вечерам, когда падают бессильно на соседние койки в каюте этой, маленькой, как чулан, и шепчутся в полумраке.

   - Братец, а ты давно на Блистательном плаваешь?

   - Не плаваю, а хожу, - поправил брат. - Чуть больше года.

   - А до этого где был?

   - Тоже ходил... на других кораблях. А почему ты спрашиваешь?

   - Да так, интересно... - Лючита села на койке, поджав под себя ноги, глаза уставились в темноту, туда, где должен лежать Энрике. - Братец, а как становятся вторым помощником?

   Юноша заерзал на лежанке, устраиваясь поудобнее.

   - По-разному. Иногда капитан приводит человека со стороны, взрослого и опытного... - девушка хмыкнула, парень ухмыльнулся в ответ, - но это не моя история. Я пришел на Блистательный обычным моряком, вторым помощником ходил Роберт Хаск, едва ли не единственный тогда не-хистанец на корабле. В деле неплох, но как человек поганый, очень уж злой. А капитана ты нашего знаешь, он слова противного не терпит, чуть что - сразу затемнить готов. И через полгода где-то Хаска сместил, дозволив команде выбирать замену из числа своих. Она и выбрала - меня. Вот, пожалуй, и вся история.

   - А если бы не выбрали?

   Раздался шорох - юноша пожал плечами.

   - Капитан назначил бы сам.

   - А если отказаться?

   - От такого не отказываются! Работа - дрянь, но все лучше, чем простым матросом.

   - Да, - прошептала Лючита, - да...

   Шевельнулась, высвобождая ноги. Корабль взбежал на волну, ухнул вниз, девушка приложилась головой о косую балку. Зашипела, потирая место удара. Через мгновение глухой рокот моря и тихий скрип дерева прорезал старпомовский рык:

   - Пошел все наверх!

   Энрике подскочил на кровати. Только что скидывал одеяло, но вот уже у двери, распахивает в темноту. Лючита хочет бежать за ним, но братец останавливает:

   - Будь здесь.

   - Но...

   Капитан ругаться будет, хочет добавить она, да и на палубе интересней, чем слушать топот и крики, сидя за стеной. Юноша бросает жестко:

   - Я сказал: будь здесь.

   Дверь хлопает, и девушка остается одна. Снаружи отдают приказы, бегают люди, заводят хриплыми глотками матросскую песню, а она сидит, кусая губы, руки терзают одеяло, и вся она, всем существом своим - там. С теми, кто посвятил жизнь свою морю, ветру, кораблям и тяжелой - действительно тяжелой - работе.

   Долго выдерживать не смогла, птицей вылетела в темный дверной проем. И чем Энрике думал, когда говорил остаться? Знал ведь, не мог не знать.

   Ударило в лицо солеными брызгами, влажная прохлада облепила, пробралась под рубаху. Девушка поежилась, пальцы жестом, ставшим привычным, натянули ниже платок, пробегаясь мельком по краю - не выскочил ли локон. Огляделась быстро.

   Ветер крепчает, паруса угрожающе надуваются, что-то скрипит и хлопает. Матросы бегают на первый взгляд суматошно. Корабль зарылся носом в волну, палубу окатило водой, штаны вмиг стали тяжелыми и неприятно мокрыми. Девушка встрепенулась.

   Брамсели рвутся и пытаются улететь, матросов там явно не хватает, и прежде, чем успела подумать, Лючита начала карабкаться по вантам на фок-мачту. С порывом ветра налетел дождь, холодный, хлесткий, рубаха промокла и противно прилипла к спине, а девушка все лезла наверх, изо всех сил цепляясь за выбленки. С парусом сражался один матрос, рыжебородый иртанец, ширококостный и краснолицый. Их немного осталось в новом мире, но нацию блюдут упорно. В лицо его Чита знала, а вот имя забыла напрочь. Он что-то заорал на юнгу, но девушка упрямо встала рядом, хватаясь за тяжелое полотнище. Матрос жестом послал на нок рея. Она глянула на туго надутый парус, весьма ненадежные перты, по которым предстояло идти, на футы перепутанных снастей под собой, на ревущее море, подумала, что никогда и ни за что не сможет сделать такого, и - полезла.

   Парус намок и под порывами ветра рвался из рук, но Лючита тащила его, подминая под себя. Тело ложилось на рей, весом явно недостаточным наваливаясь на складки ткани, жесткие, холодные, мокрые. Пальцы соскальзывали, хлестал ветер, она злилась, горяча себя. Дело медленно, но продвигалось.

   Увязала и пошла уж обратно, но рей дернулся, вывернулся из пальцев, схватила лишь воздух, чувствуя, как переворачивается мир. Успела только проклясть себя за глупость и зажмуриться, как схватили сильные руки, за ворот втягивая на салинг. Сглотнула горячий комок в горле, опасливо приоткрыла глаза. Матрос привалился к стеньге, но ворот отпустил, лишь когда убедился, что сидит и держится. Наклонила голову, благодаря. Наверху что-то хлопнуло, упал оторванный шкот, бом-брамсель заполоскал. Матрос кинулся туда, Лючита - некогда разглядывать дрожащие руки с обломанными ногтями, - за ним. И снова тащили и вязали, убирая обрывки паруса.

   Когда скатились по вантам, матросы брасопили реи и рифили последние паруса. Мужчина глянул на юнгу одобрительно, совсем не так, как раньше. На новичков и людей, к морской профессии непричастных, взгляд другой, да и отношение одно - крысы сухопутные. А с морем шутки плохи, оно учит и закаляет характер, как никто другой.

   - Молодец, парень.

   Матрос хлопнул юнгу по спине, Лючите пришлось вцепиться в снасть, чтобы не покатиться по палубе.

   - Якоб Беккер, - выкрикнул, представляясь.

   - Лючита, - ответила девушка, не задумываясь, и лишь после поняла, что сказала.

   Испугалась, но в реве ветра и шуме моря не так все слышно, и моряк понял по-своему, кивнул:

   - Чито, значит.

   Махнула головой, что можно принять за согласие, поймала на себе еще один одобрительный взгляд - Висенте Феррера, что командовал уборкой парусов, и один - яростный - Кортинаса. Подлетел, мокрый и злой, глаза сверкают, кулаки сжимаются, будто хочет оторвать чью-то дурную голову.

   - Братишка, дорогой, давай поговорим.

   Лючита вздернула голову. Если предстоит трепка, надо встретить ее с честью. Юноша едва ли не за шкирку поволок в маленькую каютку, на них оглядывались и качали головами. Встряхнул и силком впихнул внутрь, плотно закрыл дверь, которая хлопнула под порывом ветра.

   - Какого черта?!

   Девушка поморщилась от сдержанного рыка, не слишком громкого, чтобы не привлекать внимания, но грозного.

   - Не ругайся, богохульник!

   - На тебя нельзя не ругаться! Чита, сколько можно повторять: не лезь, куда не просят.

   - Сколько нужно. И вообще, хватит! Надоело!

   - Что надоело? Жить?

   - Опека твоя, вот что! Я не...

   - Девчонка, вот ты кто.

   - А ты мальчишка, глупый и самодовольный. И выйди отсюда, я замерзла и хочу переодеться.

   Притопнула носком, посмотрела настойчиво в синие глаза. Энрике скривился.

   - Если заболеешь...

   - Если заболею, мне будет все равно, что ты собирался сделать, - перебила Лючита. - Братец, милый, не сердись. Сам бы не смог усидеть в каюте.

   - Я - другое дело.

   Лишь покачала головой, зная прекрасно, что хочет сказать: она девушка, и не ее дело на реи лазить.

   - Мне нужно. Я могу помочь, мне нравится здесь. И еще я хочу найти Мигеля Сперасе.

   Юноша, не дойдя до двери, развернулся.

   - Не говори мне об этом негодяе...

   - Ты был в Пуэрто-Рокосо? - быстро спросила девушка. - Что ты о нем знаешь?

   Братец будто подавился, замер, вцепившись в косяк. Голос прозвучал хрипло:

   - Зачем тебе?

   Худенькие плечики дернулись под прилипшей рубахой.

   - Мигель говорил, вот и подумала, что это может помочь.

   Выдохнул:

   - Ничего особенного, просто гавань. Забудь. Одевайся.

   Хлопнула дверь, девушка, вздрагивая и покрываясь мурашками, принялась отдирать от холодного тела мокрую ткань. Интересно, думала она, почему брат так странно отреагировал?

* * *

   Летит птицей время, мелькают под крыльями его дни, недели и месяцы. По мановению ручки прихотливой Удачи сплетаются события и ситуации, похожие друг на друга и - не похожие.

   Солнце в зените, палит нещадно, на многие мили кругом однообразный пейзаж - неспокойная зыбь моря. Скучно так, что сводит скулы.

   Капитан говорит с Висенте, почти у ног возится юнга, отчищая разводы на бочке.

   - У мальчишки способности.

   Капитан смерил юнгу презрительным взглядом.

   - Разве что к надраиванию палубы. Что-то давно его за работой не видел, все больше за разговорами.

   Из-под надвинутой низко шляпы блеснули негодованием глаза. Сеньор заинтересованно склонил голову. Холеные пальцы, унизанные кольцами, приподняли лицо юнги за подбородок. Тот дернулся, но пальцы выказали силу, сжали больно. Лючита стиснула зубы. Капитан разглядывал с любопытством. Протянул задумчиво:

   - Худенький и уж больно красивый... скорее девочка, а не мальчик.

   Темные глаза смотрели зло. Дон покачал головой.

   - Ты меня не любишь. Да, в общем-то, и не за что, - самокритично добавил он. Перевел взгляд. - А ручками такими музицировать лучше, а не щеткой орудовать.

   Лючита попыталась одернуть рукава, наполовину закатанные, но капитан перехватил руку, вгляделся в длинные пальцы, тонкую кисть. Девушка с силой выдернула ладонь. Локоть зацепил фальшборт, руку прострелило болью, в глазах вспыхнули искры. Прошипела, стараясь придать голосу насмешливость:

   - Никак не знал, капитан, что вы испытываете склонность к мальчикам.

   Сеньор отпрянул, будто обжегшись, брови на породистом лице дернулись нервно. Огляделся, рядом лишь Висенте, смотрит с хитрым прищуром. Капитан произнес, голос не теплее Северного моря:

   - Придержи язык, юнга, пока его не лишился.

   Ушел, раздраженно трогая эфес шпаги. Старый моряк наклонился к девушке, морщинки на лице скорчились уныло.

   - Аккуратней с ним, девочка. Он никому ничего не прощает.

   - Сам напросился, - огрызнулась Лючита, потирая ноющий локоть. - Не люблю, когда меня трогают.

   Висенте качнул головой.

   - Все одно - зря. Капитан - первый человек на корабле. А проблемы никому не нужны.

   Лючита лишь кинула презрительный взгляд в спину сеньору Сьетекабельо, да вздернула выше голову.

   - Гордая, - перекатил на языке слово, пробуя на вкус. - Слишком. Такие бывают у руля или за бортом. Иного не дано.

   Девушка покосилась, но промолчала, ведь молчание - золото, особенно на корабле, где капитан - важный человек, порой даже важнее Бога. И слишком многие это принимают. Многие - но не она.

* * *

   Вспенивается у носа волна, осыпаются с бортов золотые капли, солнце катится к морю, черному с яркими бликами. По левому борту виднеется берег, скалистый, с клочками зелени.

   Скрипят, натягиваясь, снасти, хлопают паруса. Блистательный идет под марселями и брамселями в крутой бейдевинд, на бушприте подняты лисели. Ветер крепчает, но приказа брать рифы все нет, капитан ходит смурной, смотрит то на солнце, то на берег, то на матросов, которые напряжены и серьезны. Лючита ощущает себя потерянной, единственной непонятливой в стране знающих. Кортинас возится в кубрике, перекладывает товары, освобождая для чего-то место. Стаскивает часть тюков к левому борту. На вопросы не отвечает, ограничиваясь фразами "после" и "подожди немного", в результате оставляя одно: "иди в каюту". В каюту идти не хочется, но ее ссылает Висенте, приказав не путаться под ногами. Недовольная, занятая штопкой, она теряется в догадках.

   Берег в крошечном иллюминаторе становится ближе, слышны команды брасопить реи и взять рифы на фор-брамселе, топот и скрип рангоута, выкрики старпома. Меняют галс и уже явно идут к побережью. Кусая губы, Лючита подглядывает в дверную щель, на палубу являться пока нельзя, она с нетерпением ждет знакомого "пошел все наверх". Дожидается, когда встают на якорь у небольшой бухточки, почти в открытом море, у неприветливого берега с узкой полоской песка и густыми зарослями.

   Капитан доволен, смотрит на солнце, что зависло над горизонтом, на лес, втягивает жадно воздух. Следует приказ вывалить шлюпку, матросы грузят в нее мушкеты, порох, пули про запас, пару тюков и ящики, спускаются сами. Висенте Феррер, Кортинас, вся ее вахта, и еще рыжий иртанец Беккер, что из вахты старпома. Ну и конечно, сам капитан. На борту остается старпом, оба юнги, великан Бартемо, кок и трое матросов.

   В последний миг, когда лодочка, готовая отойти, подпрыгивает на волнах, удерживаемая на месте сильными руками, подбегает Лючита.

   - Братец, ты ничего не хочешь мне объяснить?

   Перегибается через планширь, смотрит требовательно в лицо. Энрике застывает на ступеньках штормтрапа, косится на недовольного капитана, что сидит уже на банке, и продолжает спуск.

   - После, Чита, после поговорим. Жди к рассвету.

   - Да что все это...

   Старпом отстраняет, ласково так, почти бережно, что само по себе нехороший знак - жди грозы.

   - Ты многого не понимаешь, мальчик мой, не лезь...

   Девушка стискивает пальцы, умолкает, глаза неотрывно смотрят за шлюпкой, прыгающей на волнах. Пижоны. Придумывают какие-то тайны, которые знают все, кроме нее, будто не часть она команды. Или не часть? Кто их поймет.

   Так и не дождавшись объяснений, хмуро смотрит в море, что качает корабль и играет бликами. Капитан с большей частью команды устремляется к берегу, а она - снова лишняя - отправлена в каюту. Время тянется, как всегда бывает в ожидании неизвестно чего. И заняться нечем, будто взаперти сидит в комнате, где и вещей-то - две койки да рундук.

   Потихоньку темнеет, ложатся за приоткрытой дверью полосами лучи заходящего солнца, золотого с алым. Мерно качает, укачивая...

   Будит топот ног и разговоры на повышенных тонах. Продирая глаза, вылетает на палубу. Старпом хмурит брови, напряженно глядя в бинокль на юго-восток. Марсовый кричит что-то, и смысл не сразу доходит, слышится только "дозорный с Инглатеры, флаг инглесский!". В пору пожать плечами - войны с ними нет, хоть теплыми отношения тоже не назовешь, - но мистер Нэд хмурит и хмурит косматые брови, и в душе поселяется беспокойство.

   Ее, кажется, не замечают. Все вглядываются в темнеющий быстро горизонт, где вырисовываются полные ветра паруса.

   - Заметили нас, дети шлюхи, - скрипит зубами старпом.

   Хоть и сам он на четверть инглес, а подданных Исабелы, королевы Инглатеры, Нуэве-Инглатеры, земель иртанских и эскосских, иначе как сынами шлюхи и выродками не зовет.

   И тут же, не теряя времени - вот он, старший помощник, - командует:

   - Вываливай шлюпку! Тито, Марк, к капитану, предупредите, поможете грузиться. Остальным - готовить отплытие.

   Чита уставилась на матросов, что начали деловито сновать по палубе. Йосеф подал сигнальные флажки, старпом все хмурил брови, меря расстояние до берега и до чужого корабля.

   - Но зачем?! - не вытерпела она, спросила, хватая мужчину за рукав рубахи.

   Он развернулся хищно, глянул так, что даже отпрянула.

   - А затем, что нельзя нам на пути их попадаться. И потому, что у дозорного этого пушек наверняка поболе нашего. И земля эта - инглесская! А мы - честные контрабандисты. И флаг у нас хистанский. Есть еще вопросы?!

   - Н-нет... - и уже в спину отвернувшемуся мужчине, - но Тито с Марком не успеют.

   - Черт, Чито, надо успеть!

   - На лодке не успеют, - упрямо возразила Лючита. - Если туда и обратно, то эти раньше прибудут. А нам ведь не этого надо, да?

   Старпом опять чертыхнулся, а девушка тряхнула головой, решаясь.

   - Нужно отправить кого-то, кому не надо будет возвращаться. А самим сняться, уйти на запад, затеряться ночью, погулять день-другой, а потом сюда.

   Нэд почесал в бороде.

   - И кого я пошлю?! Так, чтобы не ждать обратно.

   - Меня.

   - Малой, ты с ума сошел! - Марк, олланец, высокий и худой, как жердь, глянул с сомнением.

   - Я хорошо плаваю. А на парусах помощи от меня немного...

   Кто-то охнул: еще и вплавь! Старпом вновь подергал волоски в бороде. Выбор и вправду невелик: с риском попасться дозорному ждать капитана с командой, посылать Тито либо Марка, но без них сниматься дольше, либо... мальчонку, который не известно еще, доплывет ли.

   - Доплыву, - ответила Чита на его мысли.

   И уверенно так ответила, что мистер Нэд поверил.

   - Капитану передашь, что ждем на третью ночь у Чесучей Гавани, только торчать там не будем, утром снимемся и придем через день, и так неделю. Вы успеете. Иди уж.

   Девушка слушала, взбираясь на планширь. Окинула взглядом команду, оттолкнулась и ушла рыбкой в воду. Море встретило мягким ударом, прижало одежду к телу, обняло крепко. Вынырнула и, не оглядываясь более, погребла к берегу, ровно и быстро. За спиной распускал паруса, будто крылья, двухмачтовый бриг.

Назад Дальше