Сюда, чали, тихо кашлянул староста, и под потолком загуляло боязливое эхо, отчего в башне стало ещё угрюмее.
Между фонарями чернел дверной проём. Мы прошли длинным коридором и спустились вниз в так называемую ямунебольшой полуподвальный закуток, где у решётки откровенно посапывал стражник. И пленник, кстати, тоже. Яму наполняли храп на два голоса, тусклый фонарный свет и идущее от стены, расписанной зачарованными символами, тепло.
Когда староста снял с крючка ключи и отпер решётку, стражник даже не шевельнулся, лишь всхрапнул громче.
Я же говорю, нет у нас убийств, смущённо улыбнулся староста и протянул мне ключи. Непривычные мы охранять супостатов. У нас стража не для наведения порядка, а чтоб его беречь.
И то верно, согласилась я и вошла в яму.
Староста, любопытственно помедлив, удалился. Я огляделась. Косые лучи фонаря падали на щербатые стены и неровный пол. И слегка, за ноги, захватывали некий чёрный ком в углу. А духман стоял Окосеть можно за пару вдохов. Хорошо, что хмель хладнокровных на старую кровь действует медленнее и не столь верно. А вот храп, едва я шагнула вперёд, сразу же прекратился.
Зим, окликнула я негромко, вставай. Твоё время пришло.
Врёшь, хрипло проворчал ком. До излома ещё дней пять-шесть.
В былые времена, до нашествия Забытых, чётких сроков для сезонных изломов не существовало. Сезоны начинались и заканчивались по велению природы и особенностям местности. И, например, здесь, на севере, лета вообще могло не случиться, вместо негодлинная сырая весна, перетекающая в быструю осень. А на югесплошное лето с короткими промежутками холодов, таяния и увядания.
Но после Забытых мир изменился навсегда. Их странное волшебство загнало сезоны в жёсткие рамки, и они стали одинаковыми что для севера, что для юга. Прежде мы отмечали рождение нового года, не считая дней, по появлению на небе яркого созвездия Шамиратогда оно называлось «Лицо мира» и действительно напоминало лицо. А после Забытых его уже никто и никогда не видел. Зато луна стала менять цвет, предупреждая о начале нового сезонабелый, нежно-золотой, зеленоватый, ярко-рыжий. И хладнокровные, скрупулёзно посчитав дни, разделили каждый сезон, длящийся сто дней, на четверти. И со времён Забытых зима (как, впрочем, и остальные сезоны) всегдавсегда! возвращалась ровно спустя четыреста дней.
Но не теперь.
Не теперь, возразила я. Зиме уже почти пять дней. Вставай. Пора.
Молчание, и хриплое:
Повернись.
Я встала так, чтобы Зим мог меня видеть. И, конечно, увиденное ему не понравилось.
Ось, ты, что ли? он сплюнул.
Как узнал? поинтересовалась я.
Только ты используешь такие отвратительные обличья, проворчал знающий. Уйди. Дай выдохнуть. Я тебя услышал.
Сам он обычно использовал такие облики, что девки краснели и вздыхали. Но не сейчас. Следом за мной из-за решётки вышел неприметный сутулый парень среднего роста и неопределённого возрастане то двадцать, не то сорок. Мышистые волосы, светлые глаза, белая, как от мороза, кожа, неброская одежда. На ходу накинув куртку, Зим сразу же закатал рукава. На обветренных руках явственно проступили чёрные трещины, которые он и показал проснувшемуся стражнику. Тот сглотнул и понятливо кивнул. Опознал наконец.
Что случилось? Зим широким шагом устремился по лестнице наверх. И что ты здесь делаешь?
Дух излома продолжает буянить, и его волшебство не расходится уже пятый день, доложила я, едва поспевая следом. По всему городутвои ледяные статуи. Под одной я нашла убитого знающего-летника. А я тут с объездом. Думала, успею вернуться хотя бы на центральный северный, но застряла в снегах.
Знающий замер на верхней ступеньке и изумлённо обернулся. Я невозмутимо улыбнулась.
Ты это серьёзно? он недоверчиво поднял брови. Про знающего?
Покажу, пообещала я.
Зим шумно выдохнул и кивнул старосте. И сразу же пристал с вопросамичто случилось, как и когда.
Я поплелась позади них к выходу, подбирая подходящие для объяснения чары и додумывая легенду. Знать в подробностях о том, что случилось в Солнцедивном, пока никому не стоит. О том, что я по прошлой жизни не совсем обычный человек, догадывались, но всей правды не знал никто. Мы изо всех сил старались «истребить» искрящих, и восставать из пепла пока не время. Мы до сих пор в опасностии теперь, со странностями зимы и всплывающими из ниоткуда знаниями Забытых, даже больше, чем прежде.
И поэтому мне нужен Зим. Если бы меня не боялись псыесли бы я была уверена, что, увидев в деле мой огонь, они не сбегут, я бы выбралась и сама. Ноувы. Наши псы давно жили рядом с искрящими друзьями и помощниками, грелись у огня и никогда его не боялись. Но чужакиэто чужаки. И сверкать силой, прокладывая дорогу, даже при безграмотном Норове не стоит. Расползутся сплетнихлопот не оберёшься. И кто-нибудь умный догадается. Нет, затаиться за чужими спинами и не искрить без повода. И выбираться из этого каменного мешка как можно скорей.
Мы знакомым путём покинули башню и вернулись к неизвестному мертвецу. Любопытствующие столпились у ближайших костров и делали вид, что греютсямолча и пошикивая друг на друга, чтобы не пропустить ни слова. Между ними и статуями стояли два бородатых стража со столь грозным видом, что я бы тоже не рискнула подходить. Рядом с полураздетым мертвецом рассеянно курила трубку пожилая женщина в тёплых мужских штанах и коротком полушубке. Видать, лекарь. И поэтому ей прощался неподобающий приличной чалире вид.
Отрава, сообщила она хрипло и равнодушно. Траванули, как крысу. Весь в чёрных пятнах. Глаза б ещё показал, поняла бы, что пользовали. А он закатывает, и пожала плечами.
Староста отвёл её в сторону, а Зим первым делом коснулся мёрзлой дороги, и лёд засиял пронзительно-голубым, потрескался.
Дух излома, подтвердил он моё мнение.
Следом знающий добрался до ближайшей статуи торговца, и та поплыла туманом, впитываясь в его руки.
Моё, признал со вздохом.
И присел у осколков. Взял в руки самый крупный кусок, повертел, поколдовал, и с его ладоней стекла в снег обычная вода.
Не моё, Зим посмотрел на меня почему-то обвиняюще. Самая обычная вода. Замёрзшая. В бочке его, что ли, морозили
И самая обычная отрава? я задумчиво покивала. Глаза, значит, не показалЕсть что-нибудь острое?
Зим сжал кулак и легко сотворил ледяной кинжал. Протянул мне, но я мотнула головой и попросила:
Уколи. Хочу на кровь посмотреть, эх, не будь здесь столько лишних глаз и ушей
Зачем? Зим небрежно всадил кинжал в мёртвую ладонь. И во все стороны брызнули мелкие льдинки.
Крови не было. Вместо неёлёд. Зим не поверил своим глазам и распорол руку убитого до локтя. И опятьлёд.
Учиться тебе и учиться, я осуждающе цокнула языком. Глаза просто так не убегают. И, спорю, на его теле, на шее, ближе к голове, есть небольшой символ. След от чар.
Я пошевелила пальцами и нарисовала в воздухекольцо, вокруг неговторое, третье
«Воронка». Поищи.
И откуда ты всё знаешь? заворчал Зим, переворачивая труп.
На то мы и знающие, я улыбнулась.
Под отросшими грязными волосами действительно нашлась «воронка». Льдисто поблескивающая сердцевина и частично стёртый второй круг. Вот почему нам с Вёрткой его кровь показалась ледяным сквозняком
Должно быть четыре круга, я устало ссутулилась, сунув руки в карманы. Чары уходят в тело, закрывая глаза и вымораживая кровь. Иногда их наносят на мёртвое тело, но чаще на живое. Парень дал себя отравить и пометить чарамизначит, хорошо знал убийцу. К утру от «воронки» и следа бы не осталось, разве что небольшой синяк. Чары не сегодня запустили в работу, Зим. Один круг исчезает дня за два, я отвернулась, признавая очевидное: Их применили в ночь первого снега. А потом заморозили тело, чтобы не воняло, хоть в той же бочке. Парень-то некрупный. А ты его прихватил, как и всё, годное для статуй, обтесал и встроил в общий ряд. Мы здесь вряд ли кого-то найдём.
Зачем кровь-то выстужать? Зим тщательно протёр руки снегом. На кой ляд?
Чтобы тот, кто умеет слышать её даже мёртвую, кто умеет задавать ей вопросы и получать ответы, ничего не узнал, я натянула на лицо капюшон.
Следующий вопрос поразили простодушием, и откровенной безграмотностью.
А что, кто-то умеет?
Искрящие умели, я пожала плечами. Среди людей этих ребят со старой кровью ещё называют помнящими.
Но они же вымерли!
Я тихо хмыкнула, пряча улыбку:
Видимо, нет. Видимо, они по-прежнему присматривают за Шамиром. Несчастный, кажется, знал много интересного. Но нам он уже ничего не расскажет. Увы.
Хотяодна ниточка есть. Кто-то должен был покинуть город. Илинаоборот, остаться и схорониться под «местным» обличьем. Следы первого найду и я, а второго учует Вёртка.
Я развернулась и направилась к старосте. Тот давно распрощался с лекаршей и что-то тихо объяснял людям у костров. Завидя меня, все замолчали.
В первый день зимы из города кто-нибудь уезжал?
Люди переглянулись и закачали головами: мол, нет.
А накануне? подошедший Зим «подхватил» моё подозрение. Днём или вечером? Или ночью?
Люди снова переглянулись, староста опять нервно отёр усы, но ответил не он. Высокий старик огладил бороду и подтвердил:
Уехала. Чалка одна, с Солнцедивного. Пришлая по виду. Была туточа по делам, по гостевым. С четверть осени жила, вроде как у родичей. Всё какие-то травы ночные собирать уходила на закатевродь как для супов своих. Сами-то они с прошлой осени мертвяков воющих боятся, запираются, никого в ночь за ворота не пускают. А травки суповые, вот, важные. Нужные.
Я опустила глаза. И круг замкнулся То-то посмертная тень Тихны дёргается и рвётся, показать что-то хочет Наверняка это их с Гордой делишки. Надо найти спокойное место и как следует покопаться в памяти Тихны через её посмертную тень. Пока, к сожалению, у меня не было возможности сосредоточиться и изучить память даже поверхностно. Мама бы смогла а я всё ещё расту.
Где живут эти родичи? спросила я резковато.
Третья улица, восьмой дом, нервно припомнил староста.
Благодарю, я повернулась к Зиму, но сказать ничего не успела.
Плохо, Ось, его глаза побелели и смотрели мимо меня. Всё вокруг плохо. Зима беспокойная. Злится, что её рано разбудили. Тревожится из-за чего-то. Нельзя нам тут застревать. К утру выезжаем иначе даже я не вытащу. Бураном закроет. И стужей. И это будет только начало. Я слышу её голос вдалиголодным волком в степи воет. Надо выбираться из долины как можно быстрее. Там работают другие зимники, и даже если стужа развернётся, вместе мы справимся.
Тропа поглоти этих дурней, играющих с чужой силой Забытые не только природу сезонов перекроили. Они много дряни разной оставилиспящей, потаённой забытой. И если из-за сдвига излома она проснётся В пути нам несдобровать.
Так, Зим тряхнул головой и серьёзно посмотрел на меня. Я договорюсь с духом и помогу городусниму его чары, уберу наледь и добавлю защиты. А ты беги к тем родичам. Встречаемся у первых ворот. И во весь опор отсюда на ближайшем же псе.
Я кивнула и молча скользнула мимо людей в проулок.
Давно сгустилась ночь, небо и луну снова закрыли тяжёлые снежные тучи, но и город по-прежнему горел, и наледь отражала огонь. И я видела всё лучше. Мир и во тьме не терял красокночь казалась ранними сумерками: чёткие предметы, отличные друг от друга цвета. А к концу первой зимней четверти ночей для меня не будет до следующей осени.
Читая старые сказки, люди верили, что в искрящих горит огонькостёр. И ошибалисьв нас, как в озёрах, отражается солнце Шамира, и его лучи, искря, разогревают кровь, разгоняют окружающую тьму и наполняют силой.
Рядом с указанным домом тоже горел костёр, а подле него грелась немолодая семейная пара. И вертелась моя спутница. Когда я остановилась, Вёртка выбралась из сугроба и вернулась на своё место. И передала короткой мыслью одно: «Очаг».
Вечера доброго, чалиры. Кто у вас гостил несколько дней назад? начала я сходу.
Жена брата моего младшего, после удивлённого перегляда с женой ответил мужчина. Зарна. Она постоянно за травками приезжала. Леса у нас богатые, да и близко.
Одна?
Дружный кивок.
С кем она общалась из местных? Чаще других? у меня не шла из головы случайная мысль о пропадающем в чужих погребах торговцелюбителя хмеля. Или всё же неслучайная.
С Виденом. По торговым делам, женщина смотрела на меня с любопытством. А тебе зачем это, чали?
Извини, чалира, не могу сказать, вежливо улыбнулась я и продолжила: Виден местный? Или приезжий?
Как сказатьмужчина снова переглянулся с женой. Дом унаследовал от деда лет пять назад, но жил там редко. Всё туда-сюда сновал с торгом. Нои осёкся.
Но? подбодрила я, глядя на него в упор.
Нынче в конце лета как вернулсятак и осел. Почти не выезжал. Запил с чего-то. Как Зарна наведаласьчуток очухался, а потом
Пропал? догадалась я.
Так он, чали, вечно по погребам по чужим, скривилась женщина. То и дело вот так вот пропадал. Мы его и не видали почти. То нету, то закупоренный ходит, даже в жару, до рукавиц.
То есть люди не поняли, что среди них поселился знающий А беглянки прибыли в Солнечную долину, по слухам, прошлым летом Кто они такие, мы знали. А вот кто этот парень, ещё предстоит понять. О том, что они путешествовали втроём, мы понятия не имели. Их всегда видели вдвоёмТихну и Горду. Где они парня подобрали, чем совратили, за что убили?..
И, кстати, он действительно мог быть Виденом и торговцемв прошлой жизни. Община не одобряла тех, кто хоть иногда жил прошлой жизнью, но и не запрещала, если дела знающих не забрасывались. И запить он мог, как Зим, из-за того, что умерпочти, но не совсем. А тут и ушлая девица с травками «нужными» подвернулась
Любопытно, зачем он понадобился?..
Как он выглядел? Где жил?
Мне описали обычную, непримечательную внешностьсреднего роста, бородатый, востроглазыйи указали на соседнюю улицу, на дом наискось. Вёртка неохотно покинула своё убежище и снова отправилась разведывать. А я осторожно предупредила:
Зарна в вашем доме кое-что оставила, и мне нужно это найти. Прошу, не ходите за мной, и ещё осторожнее: Ваш брат вам всё расскажет. Напишите. А у менявремя.
Конечно, чали, хозяин махнул на проём без двери.
А сам зашушукался с женой, и краем уха я услышала сердитое: «А я тебе говорила Эт всё травки, из-за них поди»
Обстановка дома была очень простой. Крохотный коридорчиксапоги снять да тулуп встряхнуть, две небольшие смежные комнатыкухня и спальня за занавесью. Рядом с очагомбочка с водой с одной стороны, деревянная лестница на второй этажс другой, напротивстол со стульями. А в очаге, за обережным кругом крупных камней, мирно потрескивало волшебное пламянеопасное для прикосновения и случайных вещей, негаснущее, дающее тем больше тепла, чем холодней на улице. Знающие зарабатывали не только необычностями.
Я убедилась, что никто не подслушивает и не подсматривает, присела перед очагом и парой шлепков погасила пламя. И тщательно ощупала грязную кладку пола. Один из камней скрипнул и легко покинул гнездо. Я на всякий случай, подозревая гадость, опутала ладонь защитой из искр и осторожно сунула руку в дыру.
Ноничего.
Ничего не случилось. А пальцы нащупали деревянный брусок. Вынув его из тайника, я изучила каждый сучок, каждое ребро, каждый уголи опять ничего. Обычный кусок дереваобычный кусок доски с мою ладонь. Искры пробежались по неровной поверхности и разочарованно сиганули в очагразжигать новый домашний костерок. А я вернула камень на место и встала. Однако что-то в деревяшке есть, раз Тихна спрятала брусок именно здесь, а не «дома». Хотя от него не тянуло ничем, вообще. Дерево и дерево.
Я обернулась, сделала пару шагов и увидела на стене посмертную тень.
Это? спросила негромко, показав ей брусок. За этим ты привела меня сюда?
Тень кивнула.
На твоём постоялом дворе что-нибудь полезное осталось? уточнила я. Есть смысл туда возвращаться? или Вёртку отправлять.
Тень качнула головой: нет, мол. А врать хозяевам они не умеют. Говорить, к сожалению, тоже. Только чувствовать, передавать обрывки ощущений и вести к нужному месту. И показывать своё прошлое, но для этого нужен небольшой ритуал, много времени и место, где меня не потревожат.
Зачем оно нужно? я подбросила брусок. Для чего?