Эйдис посмотрел на мага с сожалением. Лайгон ничего не знал. Даже не догадывался о той правде, которую Феронд наверняка решит рассказать ему, как только встретит. Друид смотрел в светло-зелёные насмешливые глаза и очень надеялся, что увидит Лайгона столь же беспечным и добродушным ещё хоть раз. Маг начал настораживаться. Эйдис смотрел на него слишком странно, так, как никогда прежде не смотрел. Словно видел печальное будущее и был не в силах изменить его. Чёрные брови мага нахмурились, образовывая на лбу морщинки. Он непонимающе глядел на друида, которому задал вроде простой и безобидный вопрос.
Лайгон, если после посещения Валинкара ты решишь отдать мне хотя бы то, что добылэто будет уже пределом моих мечтаний наконец, ответил Эйдис.
Маг понял, что дело нечисто, и это лишь сильнее разожгло его любопытство, подлив масло в огонь. Он уже знал, что от Валинкара его отделяют лишь несколько минут.
* * *
Феронд растирал в пальцах узкие продолговатые листочки багульника, но это был немного не такой запах, по которому он скучал. Мужчина по-прежнему не знал, кто этот бестелесный дух, но именно он стал для Феронда причиной быть. Именно он поддержал в самые трудные моменты, а потом как-то невзначай исчез. Так казалось валинкарцу. На самом деле, никуда не исчезал его таинственный друг, а просто не показывался. Потому что Феронд стал стабилен. После разговора с Тёмным Эльфом прошло около десяти лет, и мужчина всё реже и реже впадал в отчаянье. Это стало неотъемлемой частью его жизни, зато не было вспышек ненависти к себе или затухания, не было больше поисков оправданий. Ничего больше не было. Феронд существовал. Если бы Алдан заявился к нему вновь, то нашёл бы его мало изменившимся с прошлой встречи: неухоженный, заросший, отстранённый от всего, что происходит в мире. Он продолжал участвовать в состязаниях; с тоской, а потом и с безразличием наблюдал за развитием личной жизни Бравы; радовался за сестру, которая хоть с ним и общалась мало, но зато влюбилась в хорошего парня, отвечавшего ей взаимностью; старался избегать Мэггона и Элару, чтобы они не начали расспрашивать его ни о чём. Жизнь в Валинкаре текла, но как-то мимо Феронда. Ему казалось, что он остался там, в том далёком утерянном времени, когда он не был знаком с Эйдисом. Мужчина не винил друида. Ему было даже немного легче, когда он за ужином обводил взглядом собравшихся в зале и видел их довольные счастливые лица. Всё-таки они с Лайгоном спасли Валинкар, хоть брат и не ведал этого.
Все позабыли про Лайгона, полагая, что он канул в небытие. Его имя не произносили, хотя никаких официальных запретов или предрассудков не было. Только Феронд помнил брата. Слишком хорошо помнил. В его памяти сохранилось всё хорошее, что с ними было, всё плохое, что успело приключиться и даже всё то, чего, к счастью, не было, но могло бы быть. Он помнил Лайгона красивым и опрятным, а также легко мог воскресить в памяти его, каким он вернулся из мира людейнестриженным и настолько погрязшем в магии и стремлении к власти, что даже не сбривающим столь ненавистные ему усы и бороду. Но зрительная память не очень мучила Феронда. Зато в ушах до сих пор стояли все злые слова, сказанные братом. Злые, но правдивые и вполне заслуженные на тот момент.
Почему-то, глядя в бескрайнее ночное небо, становилось легче. Не так тоскливо и пакостно на душе, как днём. Здесь можно было сидеть и думать о том, что среди стольких звёзд и планет наверняка есть мир, в котором Лайгону хорошо. И очень нравилось надеяться, что он действительно однажды решится прийти в Валинкар за помощью, как предсказывал Эйдис. Но Феронд давно уже не верил в это. Прошло столько лет после визита Тёмного Эльфа и после последнего посещения друида и после последнего появления загадочного запаха свежести и багульника. Мужчине казалось, что про него забыли все. Просто в один миг он перестал быть кому-то нужен или интересен, и потому все разом забыли о его существовании. Он не винил их и, когда задумывался над этим, приходил к выводу, что так правильно и даже лучше для него самого. Феронд привык к жизни отверженного уже очень давно, практически позабыв, что может жить по-другому и даже заслуживает жить по-другому.
Лайгон оказался выброшенным из портала на мягкую траву неподалёку от озера. Он легко устоял на ногах и порадовался тому, как хорошо получилось, что он попал не во дворец. В следующую секунду пришло удивление. Настраиваясь на Феронда, маг ожидал попасть к нему, полагая, что застанет его где-нибудь в кругу друзей или в толпе народа. Даже в портал заходил с накинутым на голову капюшоном, чтобы не быть сразу замеченным. Но вместо этого оказался в поле, да ещё ночью, да ещё и в одиночестве. Сердце тревожно и болезненно сжалось. Он почему-то подумал, что Феронд мог умереть, а пепел его могли развеять по этому самому полю, отчего портал и выбросил мага именно сюда. Эта мысль оказалась страшней, чем Лайгон мог себе представить. Оказалось, он любит брата и боится узнать, что тот мёртв. Это было неприятным открытием для мага. Он постарался успокоить колотящееся сердце и унять охватившие его эмоции. Портал мог перекинуть его не прямо к Феронду, а рядом с ним. Стоило проверить свои догадки, а потом уже паниковать и оплакивать. Так: оплакивать? Лайгон помотал головой. Глупости какие. Даже если и умер его братот этого ничего не менялось. Или менялось? Маг выругался, заставляя себя прекратить думать и отправиться либо на поиски Феронда, либо во дворец для выяснения судьбы Феронда.
Наметив столь нехитрый план действий, маг направился к озеру. Хотелось умыться, чтобы привести себя в чувства. Возвращение в Валинкар дурно влияло на него. Он ощутил себя лишним и чужим здесь, каким и был всегда на этой планете. К тому же было непривычно присутствие ореливия в окружении. Подлый металл потихоньку высасывал силы, словно назойливый комар.
Маг шёл быстрыми шагами, пока не заметил силуэт сидящего валинкарца. Феронд. Эту спину Лайгон узнал бы из тысячи, несмотря на то, что мужчина понуро опустил плечи и сгорбился, а его волосы, спадающие на плечи, казались давно не мытыми и спутанными. И всё же это был Феронд. Маг замер и довольно долго стоял в нерешительности. Его раздражало чувство облегчения от того, что он увидел брата, словно ему и правда было небезразлично, жив он или нет.
Уговорив себя, что ореливий в одиночку ему искать будет и правда тяжеловато, он направился к Феронду, стараясь идти тихо, чтобы подойти незамеченным поближе и убедиться, что это действительно его брат.
Любуешься ночным небом? спросил маг, стараясь не выдать голосом волнения.
Феронд обернулся на знакомый и почти забытый голос. Неверие и удивление в карих глазах быстро сменилось замешательством. Он смотрел на брата, которого так давно не видел и который выглядел гораздо лучше, чем в последнюю их встречу. Маг бы не мог сказать то же самое про Феронда. Он смотрел на него с удивлением: столь неухоженным маг его никогда не видел. Оба не знали, что говорить. Каждый боялся быть непонятым и отвергнутым и потому молчал.
Лайгон пробормотал Феронд, которому удалось первым превозмочь смятение. Ты вернулся домой?
Магу послышалось, или в голосе промелькнула надежда? Глупости какие лезли в голову после перемещения в этот мир!
Нет, ответил Лайгон как можно спокойнее. Валинкарне мой дом. И я ненадолго здесь он ненадолго замолк, а потом прямо и без прелюдий сообщил:Мне нужна твоя помощь.
Конечно, я помогу с готовностью отозвался Феронд, и маг с подозрением глянул на него, но ничего не сказал.
Не понравилось ему, что на его просьбу отозвались так просто, даже не вызнав подробностей. Да и вообще брат выглядел странно, и Лайгон даже подумывал, как потактичнее спросить, как ему удалось довести себя до такого запущенного состояния. Но разрушать атмосферу доброжелательности издёвками пока не хотелось.
Я рад, что с тобой всё хорошо, признался Феронд, решив всё-таки обозначить своё отношение к визиту мага.
Ну а с тобой что? спросил Лайгон, присев рядом и кивнув на брата.
Мятая одежда не первой свежести, засаленные волосы ниже плеч, заросшее щетиной лицо и встревоженные глаза. При взгляде на него было трудно поверить в искренность слов «я рад» и в то, что этот валинкарец может ещё чему-то радоваться, и, тем не менее, Лайгон знал, что Феронд не лгал.
Что со мной пробормотал себе под нос мужчина. Если скажуне поверишь.
А ты попробуй, предложил Лайгон. Не попробуешьне узнаешь.
Феронд поколебался и решил сформулировать кратко, чтобы проверить, какая будет реакция у собеседника.
Я волновался за тебя, признался он.
За меня? опешил от такой прямоты маг. Ты ничего не путаешь? Мой вечно неотразимый брат с виду превратился в оборванного бродягу. И это от того, что ты переживал за меня? он смотрел в честные карие глаза и ещё больше запутывался.
Я же предупреждал, что не поверишь, усмехнулся Феронд своей привычной несимметричной усмешкой, которая получилась какой-то совершенно тоскливой.
Да нет, я верю, ответил Лайгон растерянно, потому что брат действительно говорил правду, но правда эта всё равно была какая-то в голове не укладывающаяся. Ты хотел сказать, наверно он призадумался и переспросил:Ты боялся, что я вернусь и разнесу здесь всё?
Нет, ответил мужчина. Скорее наоборот: я боялся, что ты не вернёшься.
Маг снова опешил, даже не скрывая этого и немного помолчал, осмысляя, но быстро пришёл к выводу, что и осмыслять-то тут нечего: Феронд говорил честно, но какие-то глупости.
Наверно, ты совсем ни с кем не разговаривал последнее время, беззлобно усмехнулся Лайгон и пожаловался:Тебя очень сложно понять.
Феронд посмотрел в зелёные глаза. Маг нервничал и тщательно скрывал это. Но Феронд всё равно не заметил бы переживаний братау него хватало своих, с которыми он едва справлялся. Он так давно не видел Лайгона таким: мирным, доброжелательным, сидящим рядом с собой и по-доброму усмехающимся. Казалось, что это не тот изгнанный маг, что убил Гринора и пытался поработить какой-то далёкий мир. Это был словно тот маг, с которым Феронд просидел три месяца в плену у недлов и который был его лучшим другом. Мужчине очень бы хотелось ничего не рассказывать, выяснить, что нужно брату, помочь ему и отпустить. Что он уйдёт теперь уже навсегда, Феронд чувствовал интуитивно. Ему стоило огромного усилия уговорить себя, что можно оставить всё так, как есть. Пусть Лайгон считает его отвратительное поведение ошибками молодости. Тем более, казалось, что Лайгон давно простил его. Но на всякий случай Феронд спросил:
Ты презираешь меня?
А ты меня? усмехнувшись, спросил Лайгон, и сам ответил на оба вопроса:Знаешь, наверно, когда находишь счастье, становится неважным, что было на пути к нему. Я ни о чём не сожалею, и никого ни в чём не виню.
Маг устремил задумчивый взгляд в небо. Оно так изменилось, что теперь Лайгон не видел ни единой знакомой звезды. Валинкар постоянно странствовал, и за время отсутствия мужчины небо стало неузнаваемым. Феронд смотрел в спокойное лицо с острыми чертами и думал о том, что Лайгон почти такой, каким он был, будучи его другом. И так же смотрел в небо. Маг, словно почувствовав то же самое, а так же поняв, что Феронд не зол на него, беспечно откинулся спиной на траву. Феронд непроизвольно улыбнулся: Лайгону всегда нравилось лежать на берегу этого озера и любоваться ночным небосводом. Глядя на умиротворённого мага, мужчина не удержался от наивного вопроса:
Ты счастлив?
Да, не раздумывая и не глядя на собеседника, ответил Лайгон. Но не совсем. Вот вернусь домой из вашего убогого мирка, и буду абсолютно счастлив. А прошлое Знаешь, не бери в голову. Мы были совсем юные, какие-то неприкаянные, пытались самоутвердиться, и потому вели себя так
Феронд нервно облизал губы и осторожно спросил:
А если причина не в этом? Не в юности и не в поиски места в жизни?
Лайгон перевёл взгляд на пристально глядящего на него брата. Немного помолчал, видимо, прикидывая, в чём же ещё могла бы быть причина, а после, не найдя объяснения, милостиво разрешил:
Излагай свою версию.
Феронд потупил взгляд. Не так-то просто было изложить всё. Поэтому он предложил:
Пойдём, нам нужно попасть в горы
Лайгон сел и удивлённо уставился на брата. Маг не любил ложь, и ему не нравилось, когда кто-то темнил, ходил вокруг да около или увиливал от прямых ответов. Единственный, кому всё это прощалось, был Алдан. И поэтому маг не собирался легко соглашаться, несмотря на то, что ему самому нужно было попасть в горы, чтобы заполучить ореливий. Не то, чтобы ему хотелось издеваться над братом, но почему-то ему показалось, что именно сейчас они снова противостоят друг другу. Открытый и душевный разговор был приправлен недомолвками, причём со стороны Феронда, и маг просто не мог удержаться от провокаций.
Э, нет, возразил Лайгон. Я ещё помню дни, когда мы не были врагами, и своё обещание не посещать горы тоже помню.
Феронд нервно сглотнул и снова облизнул губы. Он не мог рассказать всё. Не только потому, что сил и смелости бы не хватило. Может, и хватило бы, да только брат наверняка придушил бы его, не дав договорить. Мужчина посмотрел на мага затравленно, словно тот загнал его в ловушку и попросил:
Забудь об обещании. Я освобождаю тебя от него
Надо же, как всё просто, губы Лайгона скривились в усмешке: он ощущал себя хозяином положения, хоть пока и не мог понять поведения брата. То есть, я из нас двоих единственный, кто всерьёз относится к происходящему? Я прихожу к тебе за помощью, не зная, как начать разговор, а ты, видишь ли, рад меня видеть! Я, между прочим, пока Мэггоном не прощён и всё ещё преступник и изгнанник. Но тебя это не волнует. Ты вдруг вспомнил, что мы братья, хотя прежде это не очень волновало тебя. А теперь ты освобождаешь меня от моих же слов? Это занятно, но весьма нелогично
Феронд вздохнул, не зная, как выкрутиться и что сказать, чтобы не разозлить мага сильнее. Он ощущал, как маг снова начинает отдаляться. Ещё минуту назад искренне отвечавший на вопросы Лайгон смотрел насмешливым взглядом. Феронду больше всего на свете не хотелось, чтобы в этот взгляд примешалось презрение или пренебрежение. А такой риск был, и потому мужчина предпочёл ничего не говорить.
Да уж, усмехнулся Лайгон, глядя на растерянно замолчавшего собеседника. У тебя странная особенность: ты либо говоришь высокопарно и пафосно, либо и двух слов связать не можешь.
Мужчина и на это ничего толком не ответил, лишь тихо прошептал:
Пожалуйста
Маг глядел на него с любопытством, как на сумасшедшего. Но карие глаза смотрели с надеждой и тоской, от которых даже Лайгону становилось не по себе. Он сдался:
Ладно, Феронд. Когда дело касается гор, ты всегда сам не свой. Обещания редко могут связать меня и не позволить что-либо сделать Так что пойдём в твои горы, только не смотри на меня так, словно твоя жизнь зависит от этого.
* * *
В Валинкаре Лайгон чувствовал, что слабеет, не стремительно, но всё же ощутимо. Ореливий, что находился глубоко под землёй, являясь основой этой планеты, всё равно влиял на него, хоть теперь маг и был настолько силён, что металл не мог помешать ему в чём-либо. Раньше, живя здесь, Лайгон и не замечал, как Валинкар давит на своих обитателей. Теперь же это казалось ужасно неприятным. Пожалуй, маг не смог бы снова жить здесь, даже если б это было необходимо.
Маг гарцевал на белоснежном скакуне, которого привёл ему Феронд. Сам мужчина ехал на коне странной мышастой масти: шерсть его скакуна была серой, но хвост и длинная гривачёрными, кроме того ноги были тоже словно одеты в чёрные чулки. Красивый был конь, маг даже залюбовался им. Феронд заметил это и пояснил:
Когда тебя изгнали, Мэггон был расстроен. Он стал применять магию для разных вещей, чтобы отвлечься. Стал создавать удивительные сады с диковинными деревьями, выводить новые породы лошадей Если хочешь, мы можем проехать через сады
Маг уловил плохо скрытую надежду в голосе. Феронд хотел потянуть время, ещё хоть немного оттянуть момент, когда они снова неминуемо станут врагами и когда гнев мага обрушится на него.
А давай, не стал мучить его Лайгон, тем более, ему было любопытно поглядеть, на что решил расходовать свои магические ресурсы его отец.
Больше Феронд разговор не начинал, а Лайгон и так получил слишком много противоречивой информации и потому предпочитал молчать, чтобы брат окончательно не сбил его с толку своими ответами. И всё же молчание было каким-то натянутым и неловким. По крайней мере, таковым находил его Феронд. Магу же удалось отрешиться от проблем.