А самое жуткое, что другой, ближайший кирпичик, Бьюли, пропал. Так же, как пропала мама.
От этой мысли Берт вздрогнул. Фуфел чуть наклонился к нему, дохнув запахом табака, и спросил:
Тебя когда выпустят-то?
Не знаю, сухо ответил Гилберт. Меня сегодня отдадут какому-то учителю в Гильдию Бойцов.
О, хорошо. Может, хоть никакой другой Чума тебя шпынять не станет.
Берт перевел на него усталый взгляд.
***
Сразу как Фуфел ушел (точнее, он, как куница, вертко слез по дереву), Берт вернулся с Поучениям и продолжил читать Подозрительного лекаря. Правда, буквы никак не складывались в слова: Гилберт не мог думать ни о чем, кроме Бьюли и Чумы.
Стучание ножа в кухне вызывало нервную дрожь и холод под сердцем. Берту все казалось, что оно в любой момент утихнет, а на лестнице послышатся тяжелые отцовские шаги и его свистящее дыхание. Затем он распахнет дверь и
Стучание затихло.
Кнопка! Спускайся, готово!
Берт вздрогнул и прижал книгу к груди.
Вот я сейчас спущусь, а он там стоит с ножом в крови.
Кнопка!
Иду, хрипло откликнулся Берт и убрал книгу дрожащей рукой.
Но папа не стоял с ножом в крови. Когда Гилберт спустился, то увидел его протирающим разделочную стойку. Крови нигде не было. Кадка, из которой он доставал окорок, была закрыта. В потухшей печи добулькивал котелок. В углу стойки притулилась початая бутылка эля. Пахло специями и мясом. А на обеденном столе дымилась мисочка густой похлебки.
Берт перевел недоверчивый взгляд на отца. Тот обернулся из-за плеча и взглядом указал на миску.
Нам скоро идти, не забывай.
Гилберт настороженно уселся за стол и взял ложку, хотя аппетита не было и в помине. Он смотрел на кубики вареного мяса в охристом вязком бульоне, россыпь петрушки, кусочки моркови и картошки. К лицу поднимался теплый пар. Берт сглотнул и тихо спросил:
Пап А ты видел Чуму? Ну, Чамбера?
Видел, папа продолжал скользить тряпкой по столешнице, не оборачиваясь. Только голос помрачнел.
Что с ним стало?
Папа помолчал. Он все тер и тер, а потом отложил тряпку и повернулся с выражением полной отчужденности.
Мне пришлось его обезвредить.
Берт смотрел на него, широко распахнув глаза. Дым от похлебки припекал подбородок.
Тебе уже кто-то рассказал? спокойно спросил папа. Гилберт кивнул, и он добавил: Кто?
Лирен. Он От этого От босого слышал.
Я хотел только поговорить с ним, говорил папа. Но потом мы Начали повышать друг на друга голос, и Чамбер схватился за меч. Мне пришлось обороняться.
Берт опустил глаза в похлебку и спросил:
А Бьюли? Она с ним постоянно была. А теперь пропала.
У нее светлые волосы?
Да.
Папа глубоко вздохнул и потер переносицу. Гилберт смутно помнил этот жест.
Я нашел в его доме девушку со светлыми волосами. Она была уже мертва.
Ложка выпала из пальцев и стукнулась об стол. Гилберт не моргая смотрел на отца. Чувствовал, как сердце растворяется под ребрами. В горле встал ком. Мир вокруг папиного лица размылся и окрасился в черный.
Извини, Кнопка.
Это Точно?
У нее было светло-голубое платье.
Да. Светло-голубое. Как в тот раз, в Дубе и патерице, когда Чума обоих выставил на улицу.
Уголки губ Берта задрожали. Он приложил руки ко рту и тяжело задышал. Внутри все задрожало и заныло, в голове застучала боль.
Мир потерял будто все кирпичики за раз.
Перед глазами все расплылось. В похлебку упала слеза. А потом вторая.
Берт не увидел, как папа метнулся к нему. Не почувствовал, как положил руку на плечо.
Ты ее знал? Ты дружил с ней?
Б-ли, стонал Гилберт в сжатые пальцы. Бь Бь-ли
Отец поднял его из-за стола и стиснул в объятиях. Берт уткнулся ему в пахнущее спиртом плечо и завыл. Папа решил не говорить, что стало с Бьюли. Что она лежала в кровати Чумы голая, с красным ожерельем из отпечатков рук на шее и синяками на лице. По внутренней стороне бедер размазалась кровь. На простынях тоже.
Прости, Кнопка, прости, папа гладил его по спине и волосам. Если бы я знал
Бь-ли! ревел Гилберт. Ну почему?!
К Алеру Дренну они тогда не пошли.
***
Хотя он и правда понравился Берту, когда Лереси привела в Гильдию Бойцов через два дня (у отца была служба). До этого Гилберт безвылазно сидел дома: читал взахлеб, работал по дому или просто смотрел в окно. Без конца думал о Бьюли, прокручивал в памяти ее слова умничка и солнышко. Ее поцелуй. Ощущение ее кожи, прикосновение к волосам, сладкий запах духов. Ее серые, как у мамы, глаза. Ее кровь, струящуюся по подбородку после удара Чумы. Ее вспухшие губы и горящий на щеке след ладони. Ее голос. Фамвер, повавуфта.
Наверное, это же она говорила перед самой смертью.
Интересно, что говорил перед смертью Чума? Он успел осознать, что умирает?
Берт думал об этом, сидя на подоконнике и глядя на скачущих на ветках вяза воробьев.
Но Алер Дренн немного разогнал тоску. В отличие от Лереси, он хотя бы не называл всех идиотинами, а говорил, что только червяку хорошо живется, у него не понять, где голова, где зад. Или проще только себе зуб лизнуть. Звучало глуповато, но Берта веселило.
Он спрашивал Алера о маме. Тот рассказывал:
Керис ее звали, как сейчас помню. Выглядела, как подросток, низенькая такая и тощая, но на лицо очень красивая. Вредная, конечно, но не злая. Не знаю, стоит ли тебе знать или нет, но, как бы так сказать Мы с ней знали не самых достойных людей и не самыми достойными вещами занимались. Маловат ты все это знать, но чем бы дитя ни тешилось
Сказать, где он с ней познакомился, Алер не смог.
Поживи с мое, узнаешь, что память становится как решето.
Мало что из его слов Гилберт понимал, но слушать нравилось.
Алер дал учебный лук, стрелы и деревянный меч и пригласил ходить на тренировочную площадку за зданием Гильдии, когда захочется. Даже учил ездить верхом, когда водил в городскую конюшню. Основные занятия проводил по утрам в небольшой группке ребят-ровесников3 мальчика и 4 девочки. Берт перезнакомился со всеми.
Поначалу жизнь без Чумы и Бьюли казалась пустой, бесцветной. Мошкара без него как-то подутихла и стала реже показываться на улицах. Чаще всего Берт виделся с Лиреном и Фуфелом (тот подсовывал своих сомиков, но Гилберту они не очень нравились, слишком вонючие и едкие). Подружки Бьюли наоборот скучковались и начали чаще трепаться в уголке в Дубе и патерице.
Но Берт продолжал думать о ней перед сном. Уже не сколько с тоской, сколько с теплотой.
Через неделю чувство потери потускнело, и дела пошли как обычно. И даже лучше с этими занятиями у Алера. После них днем или вечером Берт часто приходил в тренировочный двор и махался с манекенами, повторяя выученные движения и маневры. Или стрелял из лука по мишеням на стенах. Сперва он едва мог попасть во внешний круг: руки дрожали от непривычного напряжения, тетива тряслась, пальцы обжигало древком вылетевшей стрелы. Еще Алер говорил, что он слишком долго целится.
Потом этот круг попадания становился все уже и уже, стягиваясь к центру, в красную точку. Целиться Берт начал быстрее. Позже он попадал в десятку в двух попытках из трех. И тренировался дальше.
От папы стало меньше пахнуть спиртом. На кухне редко появлялись бутылки. Если и так, то растягивались на пару дней.
Гилберт возвращался домой поздними вечерами, но уже не потому, что таскался с мошкарой, а потому, что упражнялся в Гильдии и зависал с местными ребятами. Мышцы во всем теле приятно болели. Под темнеющим небом он часто вспоминал Чуму, тот первый вечер в Дубе, когда они друг друга увидели. И снова думал, что может быть лучше него во всем. Назло. Чума ведь больше ничего сделать не сможет.
Поэтому он начал заигрывать с девчонками, стараясь звучать как Чамбер. Берт всем сердцем верил, что хотя бы за это его перестанут считать девканом и мелким. К тому же он помнил про педиков, как они выглядят (в зеркало посмотри) и что с ними делают (шлепнули, наверное). Отрывают уши и ломают нос.
Держи прицел чуть выше, игриво говорил он, стоя за спиной своей подружки, Амалии, пока та стояла с натянутой тетивой напротив мишени и медлила.
Я пыталась уже
Она выстрелила, стрела врезалась почти в красный круг и затрепетала.
Обращайся, шепнул Берт и улыбнулся. Амалия обернулась с удивленной улыбкой и блестящими глазами.
Гилберту было уже восемь, и он все лучше понимал, о чем говорят старшие мальчишки. Он понял, про что интересное говорил Чума, перед тем, как поцеловать Бьюли. Хотя для него оно все еще казалось каким-то Нелепым. Но зато не надо было притворяться и вытягивать из себя смех.
С отцом и Лереси он общался меньше, чем раньше. Если Лер вовсе перестала приходить и Берт изредка видел ее в городе, то с папой они пересекались только утром и вечером. Когда у него была смена, то не виделись совсем.
Зато с Лиреном началось что-то странное. Это что-то Берт явно ощутил поздней осенью, незадолго до дня рождения, когда они с ним договорились все-таки сходить пострелять в лесу зайцев или даже оленей.
Трава пожухла и пряталась под густым рыжим одеялом опавших листьев. Деревья стояли голые и темные. Пахло сыростью. Было хоть и облачно, но тепло. Лирен недавно выпросил у родителей арбалет на свое 10-летие и теперь аж трещал от гордости, ведь он впервые приготовился стрелять не в мишень, а в движущихся живых тварей. Милосердие Стендарра он оставил дома.
Они с Гилбертом прочесывали лес вокруг приората Вейнон. Расходиться по сторонам было бы опасно, потому что можно напороться на кабана или медведя, а луком или арбалетом от них отбиваться дело гиблое. Такие сволочи выпустят кишки даже со стрелой или болтом между глаз.
К тому же для них это была не охота, а прогулка с оружием и готовностью продырявить какое-нибудь безобидное зверье. Поэтому они шли рядом.
А что ты хочешь на день рождения? шепотом спросил Лирен. Листья тихо шуршали под сапогами. На поясе у него болтался отцовский колун.
Меч, Берт обвел глазами черные столбы деревьев. Я в Огне и стали видел двемерский короткий меч. Он тяжеловат, но я же вырасту под него.
Ты сказал отцу?
Нет, тише сказал Берт. Лицо у него посмурнело. Не хочу. Я его почти не вижу.
Точно, он же у тебя работает А почему не хочешь?
Да так. Всякое, Гилберт вздохнул и добавил более живо: Или в Имперский город съездить. Посмотреть на Акатоша. На Коллегию Шепчущих, там Бьюли училась. И оружие там получше делают. Но это потом как-нибудь.
Да, там было бы интересно Я тоже уговаривал папу на Хогитумэто праздник у нас, данмеров, такойтуда съездить, но не получилось. Он говорил, что там жизнь неспокойная.
Она везде неспокойная.
Все умирают, прошептал Лирен и сразу закрыл рот рукой, испуганно глянув на Берта.
Но тот только вздохнул и отвел глаза:
Правда.
Я не х Тс!
Они замерли и вслушались. Впереди, за буреломом похрустывали ветки. Вверху кружили вороны. Некоторые опускались на стволы поваленных деревьев и требовательно каркали. Лирен взял Берта за плечо и пригнулся с ним к земле.
Крупное что-то, он поднял арбалет и потянулся к колчану на поясе. Заяц бы так не хрустел.
Пошли, глянем.
В кронах пролетел ветер и снес на опушку остатки листвы. Берт и Лирен ползли гуськом к бурелому, смахивая желтые листья с волос.
Когда они приблизились к самому большому дереву, то услышали похрапывание и почувствовали какой-то тяжелый медный запах. За ветками, похожими на черные тощие руки, показались небольшие оленьи рога. Молодой самец. Зверь стоял, время от времени наклоняясь и прячась за сучьями.
Берт и Лирен переглянулись.
С двух сторон обходим, одними губами произнес Лирен, выразительно подняв брови.
Берт кивнул. Они разошлись и стали огибать ствол.
Олень оказался не один. Он стоял над раскуроченным трупом самки. В ее окровавленном брюхе не осталось ничего, белел только позвоночник и торчали ребра. От нее и воняло. Берт видел ее морду и круп стоящего оленя. Черные стеклянные глаза смотрели прямо в лицо, язык торчал из закрытого рта. Местами на него и на нос налипла земля. На массивной шее багровели следы когтей.
Гилберт увидел, как с соседней стороны дерева медленно выглянул Лирен. Олень тотчас встрепенулся и застыл. Тогда Берт заправил стрелу, натянул тетиву и прицелился зверю в голову, а Лирен стал заряжать арбалет. Олень сорвался и побежал через опушку, вспахивая копытами землю и подножную листву.
Сука! Берт вскочил и навел наконечник ему в затылок. Лирен вжал приклад арбалета в плечо и прицелился, зажмурив один глаз.
Гилберт выстрелил. Стрела со свистом пролетела между рогов оленя. От испуга тот поскользнулся на мокрой листве и чуть не завалился между деревьев, но забрыкался и вскочил на ноги. Болт Лирена врезался в ствол и выщербил из него щепки. Берт понесся к зверю, на ходу заправляя лук. Олень оббежал его, петляя между деревьями возле Лирена.
Стрела Берта врезалась ему в круп. Его нога подкосилась, он вскрикнул и рухнул на землю. Сразу подскочил и поскакал на трех, испуганно мыча.
Сейчас! Лирен выстрелил и дернулся от отдачи.
Болт вонзился оленю в бок. Зверь отшатнулся и грохнулся в кусты. Он снова взвыл и пополз прочь. Берт и Лирен побежали за ним, заправляя стрелы.
Ща я перережу ему глотку нахер! Гилберт выхватил с пояса нож, пока Лирен прицеливался в оленя.
Он выстрелил ему в шею и перебил позвонок. Голова оленя обессиленно бухнулась на землю. Зверь быстро дышал и похрапывал, его глаза бешено вращались, будто искали помощи. Из-под торчащих стрел бежала бородовая кровь.
От бурелома Берт и Лирен шли, каждый держа по оленьему рогу. Они прошли мимо объеденной туши самки и вышли на поляну. Посередине напротив друг друга лежали два бревна, а между ними чернело старое кострище. Вокруг шелестели клены. С запада по небу ползла пухлая сизая туча.
Берт запрыгнул с ногами на одно из бревен и положил олений рог. Лирен положил свой и сел.
Кто-то же подрал ту самку, говорил он, кутаясь в накидку с капюшоном и боязливо поглядывая на тучу.
Вряд ли это волки, Берт встал на цыпочки и потянулся. Они обычно один скелет и голову оставляют, а у этой только внутренности подъели.
Медведь, может, Лирен оглянулся. Как-то не хочется, чтобы он и нас заприметил.
Ну раз он уже закинулся оленем, то мы ему зачем?
Жир на зиму запасать, они же скоро в спячку впадать будут.
Не-е, мы не сытные, Гилберт спустился, сел рядом и стал разглядывать рог. Ему кто-то вроде Нивенира нужен. Он пожирнее будет. Или Гаф. А Фуфел и Джерси тоже костлявые.
Ты кроме Фуфела видел кого-нибудь?
Нет. А ты?
И я нет. Они, наверное, уже разъехались.
И не надо, нам и так хорошо.
Лирен замолк, глядя на Берта. Тот с интересом рассматривал рог, крутя его в руках. На срубе остался клок шерсти.
Ну, да, осторожно сказал Лирен и опустил глаза. Мне так тоже больше нравится.
Мы ведь уже не мелкие, Берт отложил рог. Зачем они нам?
Незачем. А ты Ты уже нашел другую девочку? Ну, как Бьюли?
Не знаю. Я со всеми дружу. А что?
Просто спросил.
Берт смотрел на него и ощущал странное тепло. Надвигалась гроза, но душно было не от нее. Будто внутри тоже что-то напитывалось электричеством. Стало не по себе от мысли, что Лирен может отчего-то обидеться и пропасть из жизни так же, как все остальные. Когда он навещал Берта дома, было хорошо, даже если ломало или в голове творилась неразбериха.
И если он вдруг исчезнет, то жизнь точно станет совсем другой. Такой, к которой не хочется привыкать.
Ты боишься, что мы тоже перестанем дружить? спросил Гилберт.
Да. Если честно. Просто
Лирен глубоко вздохнул и стал нервно мусолить подол накидки.
Все расходятся. Мы долго ходили с мошкарой, и теперь они куда-то делись. Даже не видимся. Только с Фуфелом, но он Ну, он торчок. Он будто со всеми общается. А с тобой не хочется расходиться.
Я и не собирался расходиться. Мне тоже не хочется.
Скажи, что мы не станем, как остальные, Лирен с надеждой повернулся к нему всем телом и вцепился в рог. Что мы так же будем заходить друг к другу и вот так вместе стрелять в лесу.
Будем, конечно, Берт невольно придвинулся. Внутри что-то сжалось, сердце застучало об ребра. Мы же с тобой все время вместе были, как
Как Чума с Бьюли.