Я вернусь завтра, произнес он и бросился бежать со всех ног, крикнув через плечо: в это же время!
До встречи! ответила Танжерина, помахав рукой.
Ее облик так и застыл в памяти Эймоса неотразимая улыбка, сверкающие на солнце волосы и всколыхнувшаяся со взмахом руки грудь. На фоне молочно-белого тумана девушка производила совершенно сногсшибательное впечатление.
Вернуться домой к пяти и даже к половине шестого Эймос не успел. Он едва опередил основную массу тумана. Входная дверь была уже заперта и забаррикадирована, и ему пришлось стучаться с черного хода. Мать впустила его, с порога отвесив оплеуху, а отец, выйдя из ванной, наложил на него часовую епитимью, к концу которой колени Эймоса заныли, а повторяемые им молитвы потеряли всякий смысл, будто были написаны на чужом, давно забытом им языке.
Все это время он думал только о Танжерине, представлял ее облик, фантазировал о том, что может случиться при их следующей встрече В конце концов он принялся молиться усерднее и постарался сосредоточиться на тех бессмысленных словах, но так и не смог отвлечься от мыслей о голых руках, ногах и о том, как струились по плечам ее распущенные волосы
Спал Эймос очень плохо и еще до завтрака получил больше наказаний, чем за весь прошлый месяц. Даже отец, самым действенным наказанием считавший молитвы и епитимьи, был вынужден взяться за ремень. В дело его он, впрочем, не пустил, ограничившись угрозами и поучениями о внимании и послушании.
Наконец пришло время идти за почтой. Эймос не мог допустить, чтобы это поручили кому-то другому. Если кто-то еще встретит Танжерину, то к почтовому ящику Эймоса больше не подпустят. Быстро натянув пальто, наручи и шляпу, он объявил матери, что уходит.
Мать лишь выглянула из-за прялки, не прекращая работу. С каждым нажимом педали челнок бегал взад-вперед.
Чтоб был дома к пяти! предупредила она. Теодор сказал, что сегодня туман будет еще гуще. Вампирская погода может на целый месяц задержаться.
Хорошо, мама, ответил Эймос.
Чтобы провести больше времени с Танжериной, он собирался бежать до ящика бегом, как только покинет пределы деревни. Только бы она пришла. Эймосу уже стало казаться, что девушка ему привиделась.
Не забыв поприветствовать Молодого Франца, как и вчера работавшего на крыше отцовского дома, Эймос бросился бежать, едва свернув за поворот. Он мчался так, будто спасался от вампира, и не заметил, что Молодой Франц, забравшись на трубу, наблюдает за ним.
Танжерина уже поджидала его у почтового ящика. Рядом стоял почтовый фургон, и почтальон мужчина болтал с Танжериной, опуская письма в ящик. Оба улыбались. Нахмурившись, Эймос сбавил шаг, но не остановился. Раз он уже осмелился заговорить с девушкой, разговор с почтальоном не станет большим прегрешением.
Заметив его приближение, почтальон с Танжериной обернулись. Эймос уже видел этого почтальона, но издалека, и теперь заметил невидимые прежде детали. Мужчина тоже не носил ни крестов, ни наручей под униформой, которая выглядела слишком легкой, чтобы быть прошитой серебром или набитой серебряными монетами.
Привет, сказала Танжерина.
На ней было другое, но ничуть не менее откровенное платье. Эймос уставился на нее так, что не обратил никакого внимания на то, как подмигивает ему почтальон.
Привет, сынок, сказал тот. Рад тебя видеть.
Брат, сухо поправил его Эймос. У нас не принято обращаться к людям «сынок».
Без проблем, брат, ответил почтальон. Просто по возрасту я тебе в отцы гожусь, вот и назвал тебя «сынком». Ладно, не стану задерживаться. Мне еще много писем нужно доставить.
Да и туман надвигается, добавил Эймос, стараясь проявить дружелюбие, чтобы не упасть в глазах Танжерины. Получалось у него неважно.
Туман не беда, сказал почтальон. Дорога свободна, и я быстро из него выберусь.
Я имел в виду, что погода вампирская, объяснил Эймос.
Вампирская погода? удивился мужчина. Я не слышал этого выражения с тех пор да, пожалуй, с тех пор, как сам был твоего возраста. Сомневаюсь, что в наших краях остались дикие вампиры. Питаться им нечем, так что они все давно передохли.
Жену и дочь моего двоюродного деда меньше восьми лет назад убили вампиры, вспылил Эймос.
Но как почтальон задумался и присмотрелся к Эймосу, заметив на нем ожерелье из крестов и наручи. Я слышал, что ваш народ живет по старым обычаям, но вам что, даже прививок не делают? Это же противозаконно!
Нет других законов, кроме слова Божьего, машинально произнес Эймос.
Ну, мне пора, уже без улыбки произнес почтальон. Мисс, гм, Танжерина, вас подвезти до дома?
Нет, Фред, спасибо, ответила Танжерина. Моя бабушка должна здесь проезжать, я дождусь ее.
Хорошо. Передавай привет отцу, сказал почтальон. До свидания брат.
Эймос едва заметно кивнул. Если бы он повел себя так в отношении старшего в своей деревне, то ему было бы несдобровать.
Я уже давно тебя дожидаюсь, сказала Танжерина, облокотившись на почтовый ящик и склонив голову так, что волосы прикрыли один глаз. Надеялась, что ты придешь пораньше.
Всему свое время, угрюмо ответил Эймос, нерешительно доставая ключ.
Во рту у него пересохло.
Гм мне нужно письма забрать.
А, разумеется, Танжерина рассмеялась, отступая от ящика и позволяя Эймосу открыть крышку. Едва не дотронувшись до ее руки, он быстро вынул почту. Сегодня лишь два пожелтевших конверта.
Пока он запирал ящик на замок, Танжерина, как и вчера, обошла его сзади, преграждая обратный путь.
Мне пора домой, сказал Эймос, тыча пальцем в спускающееся с гор облако тумана.
А как же поговорить? спросила Танжерина. Ты меня заинтересовал. Я прежде не встречала людей вроде тебя.
Что ты имеешь в виду? удивился Эймос.
Ничего плохого! воскликнула Танжерина, приближаясь и легонько дергая его за отворот пальто.
Эймос отстранился. Кровь прилила к его лицу, и от волнения он не расслышал остальные слова девушки.
Хочу сказать, что ты очень симпатичный. Вот только с первого взгляда и не поймешь, с этой твоей шляпой, пальто и всем остальным. А еще столько крестов
Говорю же, это для защиты от вампиров, ответил Эймос.
Да не нужны они тебе, возразила Танжерина. Фред прав, вампиров больше не существует. Они все вымерли, когда появилась вакцина от их укусов.
Сомневаюсь, сказал Эймос. Люди часто видят их в тумане.
А ты сам видел? спросила Танжерина.
Эймос помотал головой. Он неоднократно вглядывался в окна, но замечал лишь необычной формы клубы тумана.
Ну вот, сказала девушка. А если ты все равно в них веришь, можешь сделать прививку, как все.
Эймос снова помотал головой.
Это же как прививка от полиомиелита или кори! удивилась Танжерина.
Эймос продолжал мотать головой. Его младшая сестра умерла от кори, но взрослые говорили, что на то была воля Божья. Ведь сам он тоже переболел корью, но остался жив.
Если Господь решит забрать тебя к себе, сказал он, никакие прививки ему не помешают.
Танжерина тяжело вздохнула.
С твоими религиозными убеждениями сложно спорить, сказала она. Ты хоть иногда телевизор смотришь?
Нет, ответил Эймос. Через телевизор дьявол завладевает твоим разумом.
Вы бы нашли общий язык с моим папой. К счастью, он пока не запрещает мне смотреть любимые программы.
Ты смотришь телевизор? несколько удивился Эймос.
Конечно. Приходи как-нибудь, вместе посмотрим. До моего дома всего полмили пешком.
Она указала направление, и Эймос вдруг осознал, что их уже окутывает туман. Холодные, влажные белые щупальца тянулись к нему, спутывались в плотное месиво. Взглянув на вершину горы, он уже не мог разглядеть солнца. Две полосы тумана сошлись, и путь назад в деревню оказался во мгле. Должно быть, Эймос издал испуганный вскрик, потому что Танжерина ласково взяла его за руку.
Это всего лишь туман, успокоила она.
Вампирская погода, прошептал Эймос, крутя головой по сторонам.
Он смотрел то за спину Танжерине, то оглядывался назад, и в конце концов закрутился так, что не заметил, как Танжерина обняла его.
Теперь мне не вернуться, произнес Эймос.
Даже в панике он думал, что объятия Танжерины очень приятны. Ее губы возникли перед ним и прижались к его губам. Эймос сообразил, что это, вероятно, был поцелуй. Ощущение было таким, будто из его легких вытянули воздух. Неприятно не было; напротив, ему захотелось повторить, но Танжерина опустила голову и уткнулась лицом в его шею. Стало тепло и уютно.
Он погладил ее по спине, как его отец однажды гладил мать, прежде чем заметил, что дети наблюдают за их объятиями. Танжерина что-то приглушенно произнесла, но Эймос не расслышал. Следом она отстранилась, но не выпустила его рук.
Эймос, зачем тебе возвращаться? Пойдем со мной. Оставайся жить у меня.
Остаться у тебя? переспросил Эймос. Отчасти ему и правда больше всего хотелось навсегда остаться с этой прекрасной, невероятной девушкой, но другая его часть, чуть большая, стремилась помчаться назад по дороге и как можно скорее вернуться домой. Я я не могу. Мне нужно в безопасное место
Его перебил какой-то шум. Эймос вздрогнул и принялся озираться вокруг, готовый в любой момент сложить руки крестом. Но Танжерина вновь протянула руки и обняла его.
Глупенький, это же бабушкина машина, сказала она.
Эймос кивнул, не решаясь ничего ответить. Теперь он заметил машину, сворачивавшую с главной дороги. Маленький белый автомобиль затормозил у почтового ящика, разогнав туман.
Фары погасли, включилась внутренняя подсветка салона. Эймос увидел за рулем седую пожилую женщину. Она помахала рукой и улыбнулась, но улыбка была натянутой и совершенно не похожей на открытую счастливую улыбку Танжерины.
Танжерина не отпускала руки Эймоса, пока бабушка выбиралась из машины. Нечто в ее движениях показалось Эймосу странным. Опершись на крышу автомобиля, она разогнулась, становясь все выше и выше, добрых семи футов росту. Ее руки и ноги вытягивались, пока не достигли нечеловеческих пропорций, и бабушка вовсе перестала быть похожей на человека.
Боже, бабуля, я так не могу! испуганно воскликнула Танжерина.
Эймос почувствовал, как его руки оказались свободны. Девушка пихнула его в грудь, отталкивая от себя.
Беги!
Эймос побежал трусцой, то и дело оглядываясь, пока не увидел раскрытый рот бабушки. В тот же миг он пожалел о том, что увидел, как и о том, что встретил Танжерину и оказался на улице в вампирскую погоду. С криком он помчался прочь, как никогда прежде не бегал.
Вампирша пронеслась мимо внучки, в руке которой осталось ожерелье из крестов. Девушка рыдала, проливая слезы и за бабушку-вампиршу, и за едва знакомого мальчика. Почувствовав, как холодный мокрый ветер дует в шею, и не услышав привычного звона крестов, Эймос понял, что во время поцелуя Танжерина лишила его защиты. Он тоже разрыдался, в равной степени от предательства и от страха. В ту же секунду что-то дернуло его за пальто, и он повалился на землю, скользя и крича, стараясь перевернуться на спину и сложить руки крестом. Вампирша была сильнее; ее руки держали его, будто колодки, сжимаясь, казалось, до самых костей. Эймос не мог пошевелиться, а когда его шеи коснулись жуткие зубы, он обмочился. И тут
Раздался громкий, пугающий треск, словно толстое дерево проломило крышу дома. Внезапно Эймосу стало легче. Собрав последние силы, он перекатился на спину, на ходу скрещивая наручи, и увидел перед собой Молодого Франца в расшитых серебром пальто и шляпе, с окровавленным шестифутовым посеребренным колом в руке. Позади стоял и Старый Франц, а также отец Эймоса, все его старшие братья, мать и тетушки в серебристых головных платках, с серебряными кинжалами наготове.
Эймос сел. Его грудь и ноги были засыпаны прахом, от которого несло серой и гнилой плотью. Вонь была такой, что Эймоса вырвало.
Его мать приблизилась, поднеся к голове сына фонарь. Когда Эймос повернулся к ней, она запрокинула ему голову, чтобы посветить на шею.
Его укусили, мрачно произнесла она, оглядываясь на мужа.
Тот сперва опешил, но следом протянул руку. Молодой Франц передал ему окровавленный кол.
Отец прошептал Эймос, дотрагиваясь до шеи.
С ужасом он нащупал разверстые края двух ранок и тут же взглянул на пальцы, но увидел лишь крошечное пятнышко крови.
Да свершится воля Божья, произнес отец.
Его слова эхом повторила угрюмая толпа.
Он занес кол над головой.
Распластавшись по земле, Эймос зажмурился, но кол не пробил его сердце. Вместо этого он услышал крик:
Остановитесь! Бабушка! Остановитесь!
Вновь открыв глаза, он вытянул шею и пригляделся.
Кричала Танжерина. Она без труда прорвалась сквозь толпу селян, которая тут же сомкнулась за ней, и склонилась над кучкой дымящейся плоти и пепла, которая была ее бабушкой. В левой руке девушка сжимала Эймосово ожерелье из крестов, а в правой держала какой-то маленький золотистый предмет.
Еще одна, сказала мать Эймоса, занося кинжал. Совсем юная. Ян, готовь кол.
Нет! вскрикнул Эймос, вскакивая и хватая отца за ногу. Она человек! Смотрите, у нее в руке кресты! Она не вампир!
Танжерина отвела взгляд от останков бабушки. Ее лицо было мокрым, но виной тому был не только туман. Ее губы дрожали, и слова с трудом срывались с языка.
Я я вызвала полицию! И позвонила папе! Не смейте убивать Эймоса!
Не выпуская из рук кол, отец Эймоса оглядел девушку с головы до ног и, не сводя с нее глаз, обратился к жене:
У нее и правда кресты.
Женщина фыркнула.
Не суй нос не в свое дело, чужачка. Моего сына покусал вампир, и мы должны поступить с ним, как полагается.
А как же прививка?! всхлипывала Танжерина. Если сделать ее в течение двадцати четырех часов, ваш сын не заразится!
Мы не одобряем прививок, парировала мать Эймоса и скомандовала мужу: Не медли!
Нет! завопила Танжерина, бросаясь на Эймоса, чтобы защитить от кола Яна.
Эймос обнял ее и снова зажмурился.
Ян, я сказала не медлить!
Эймос открыл глаза. Отец выглядел так, как в тот день, когда сломал свою любимую, служившую ему верой и правдой стамеску.
Оператор «девять-один-один» все еще на связи! почти отчаявшись, воскликнула Танжерина. Послушайте!
Она выставила вперед золотистый предмет, из которого доносился приглушенный голос.
Ян долго смотрел на телефон. На мгновение Эймосу показалось, что отец выбросит его или растопчет, но Ян протянул руку и с опаской взял аппарат двумя крепкими пальцами как жука, которого собирался раздавить. Поднеся телефон на расстояние примерно шести дюймов от лица, он медленно, серьезным тоном произнес:
Говорит Ян Коргрим из Новой Руфбы. Укушенному вампиром мальчику нужна «скорая помощь». Он будет у почтового ящика
Голос из трубки перебил его.
Нет, с вампиром уже разобрались, поспешно ответил Ян. Он оглянулся на Танжерину, и в его голосе зазвучали нотки гнева. Полагаю, это был вампир из старого рода, за которым недосмотрели.
Оператор службы «911» сказал что-то еще, но Ян уже выронил телефон на землю и оставил его лежать. Посмотрев на мужа взглядом, который был острее ее серебряного кинжала, мать Эймоса развернулась и пошла прочь. Остальные селяне молча последовали за ней, высоко держа рассеивающие туман фонари. На случай новой угрозы колы и кинжалы никто не убирал.
Отец, я
Ян поднял руку в предостерегающем жесте.
Эймос, нам больше не о чем говорить. Теперь ты чужак.
Отец, я не хочу
Ян отвернулся и зашагал вверх по склону, туда, где тусклый свет фонарей обозначал путь домой.
Танжерина сползла с Эймоса и поднялась на ноги. Эймос заметил, что девушка не может сдержать слез.
На самом деле меня зовут не Танжерина, всхлипнула она. Я Джейн.
Эймос пожал плечами. Зачем ему теперь это знать? Он вообще не хотел слышать никаких откровений.
И у меня есть парень.
После этих слов Эймосу захотелось умереть на месте.
Бабушка попросила меня найти кого-нибудь, чью кровь можно пить. Кого-то, кому не делали прививок. Ей надоело постоянно пить подогретую очищенную плазму. Она обещала, что не станет тебя убивать, но когда я увидела, как она превращается Прости меня, Эймос, прости!
Слезами горю не поможешь, ответил Эймос. Думаю, тебе лучше уйти.
Уйти? Нет, я отведу тебя к дороге и встречу «скорую»!
Не надо, сказал Эймос, поднимаясь на колени и отталкивая Танжерину то есть Джейн, когда та попыталась помочь ему встать. Я туда не пойду.