Куда ее, Аррамон? крикнул рябой мужик, останавливаясь рядом с Арно.
К станку веди, донеслось из глубины кузницы. Не в сам станок, а рядом. К коновязи.
Может, лучше закрепить? возразил рябой мужик. Она норовистая все ж.
Кузнец снова вынырнул из недр кузни, щурясь на солнце, мельком осмотрел лошадь и с легким, как показалось Арно, презрением произнес:
Как и все кобылы. В неумелых руках. Тащи на коновязь.
Ну смотри, недоверчиво пожал плечами селянин. Тебе, конечно, видней. Ты ж у нас по кобылам известный искусник. В голосе рябого велинца явно слышался ироничный подтекст.
Завидуй молча, Бонет, донеслось из кузницы.
Вскоре кузнец вышел на свет, неся в правой руке кузнечные клещи и закруткуверевочную петлю с деревянной рукояткой; в другой руке он держал небольшой ломоть черного хлеба. Подойдя к привязанной кобыле сзади не напрямую, а наискосок, кузнец негромким властным голосом крикнул «прими!». Лошадь фыркнула и слегка сместилась вправо. Кузнец отложил клещи, положил правую руку на круп лошади, провел по маклоку, приговаривая «хорошо, хорошо!», затем приблизился вплотную к животному. Протянул левую руку с хлебом к губам лошади, погладил ее по холке и гриве, зашел спереди. После того, как лошадь съела хлеб, кузнец ловким движением ухватил ее за верхнюю губу, потянул на себя, накинул сверху закрутку и молниеносно затянул ее деревянной рукояткой. Лошадь от неожиданности подала назад, но кузнец оказался проворнее.
После этого, продолжая поглаживать животное по спине, кузнец Аррамон хлопнул по задней ноге лошади, закинул плюсну себе на бедро и поднял с травы кузнечные клещи. Работал он «по-английски», без помощников: несколькими отработанными движениями выдернув ухнали* и сняв старую подкову, Аррамон бегло осмотрел копытонет ли сколов и нагноений. Затем достал из кармана фартука нож с загнутым вбок концом и приступил к расчистке копыта. Быстрыми точными движениями от зацепа к пятке он срезал рыхлую часть рога, пока не получилась неглубокая, формой напоминающая миску впадина; расчистил заворотные углы, срезал загрубевшую кожу со стрелки. Затем кузнечными клещами обкусал нарост вдоль белой линии, грубым рашпилем зачистил неровности. Закончив с расчисткой, отпустил ногу кобылы, припал к земле посмотреть, не заваливается ли копыто набок, удовлетворенно кивнул головой и перешел к следующей ноге.
[*Ухнальплоский гвоздь для прикрепления подков к копытам]
Арно с интересом наблюдал за спорой работой велинского коваля. Да и сам кузнец отличался статным видом: высокого роста, темноволосый, с тугими канатами мышц, натруженными предплечьями и широкими жилистыми запястьями; кожаный фартук в грязных пятнах и прожогах держится на ремнях с пряжками в форме подков, в правом ухе кузнецанебольшая серьга также в форме подковы. На подоле фартука Арно заметил клеймо в виде винного стаканазнак признания со стороны собратьев по ремеслу.
Фрагмент 10
Загнув последний ухналь, кузнец отвязал кобылу от металлического кольца в стене, передал поводья хозяину, сам же, склонившись к земле, внимательно осмотрел, нет ли хромоты, не заваливаются ли бабки при ходьбе. Затем распрямился, поднял инструменты с земли и неспешно направился в кузню.
Спасибо, Аррамон, крикнул ему вдогонку рябой хозяин кобылы. Сейчас отведу ее и вернусь с благодарностью. Две плетенки красногоне обижу ли?
Опять вино? послышался из кузни недовольный голос кузнеца. Куда мне его столько, грядки поливать?
Извини, сосед, денье совсем не осталось, сейчас же не осень, немного смущаясь, оправдывался рябой.
Ладно, неси, согласился кузнец, снова выходя на свет из темного нутра кузницы.
Рябой увел прочь свою гнедую, а Арно, сделав пару шагов к кузнецу, со слегка наигранным восхищением воскликнул:
А и ловок же ты работать! И букет твойдай Бог каждому!
Кузнец, прищурившись, внимательно посмотрел на Арно, словно видел его впервые, затем недоверчиво спросил:
Замыслил чего или от чистого сердца?
И то, и другое, широко улыбаясь, ответил Арно. Дело такое, мастер Аррамон. Есть у меня один человек, который пообещал изготовить мне арбалет или парочку. Но ему нужны железные частиа, значит, хороший кузнец. Вот я и подумал, что такой умелец, как ты, наверняка уже имел дело с чем-то подобным?
Видел только, как другие делают, покачал головой кузнец. Сам не пробовал.
И что же мешает попробовать?
Смотря сколько предложишь.
Уж всяко больше, чем твои безденежные односельчане.
И сколько же?
А сам сколько просишь?
Ты даже не сказал, за что именно. Что за железные части? Рычаг, орех и стремя?
Это тебе с человеком моим нужно поговорить, он в этих делах лучше разбирается.
Чего ж тогда мы тут воду в ступе месим? Веди своего человекагде ты его прячешь?
Позже подойдет, к вечеру. На месте будешь?
Кузнец молча кивнул в ответ. Арно также помолчал немного, осматривая темные закопченные стены, затем спросил:
Давно меня интересует: отчего у вас, ковалей, вечно так темно в кузнице? Почему не сделать окно в стене? Глаза же портятся, наверное?
Потому что нужно видеть цвет раскаленного металла. Цвет подсказывает, когда оно готово и для чего.
Ах, вон оно что! хлопнул себя по лбу Арно. Век живи, век учись. Да уж, этому в университетах не научат.
А ты, дескать, в университетах учился? недоверчиво прищурился кузнец, разглядывая Арно.
Было дело, скромно признался Арно. А ты меня не узнал, я смотрю?
А должен был?
Я бенефициар ваш бывший, протоиерей Арно де Серволь. Несколько лет назад заезжал к вам, не помнишь?
Не помню. Меня здесь тогда еще не было, скорее всего.
Похоже, дела в вашей деревне идут ни шатко ни валко, да? Разбегается народ понемногу?
Как и везде, пожал плечами кузнец. То граф Дерби проскачет со своими людьми, то герцог Нормандский, а людямодно разоренье. Плюс дожди да неурожаи в последние годы. В город все бегут, в городе вся сила. Сеньоры, конечно, пытаются удержать людей на земле: снижают повинности, переводят с агриера на чинш. Но мало помогает. Только вон один мельник у нас и богатеет, в голосе кузнеца Арно услышал нотки глухой неприязни.
Это уж как водится, поддакнул он Аррамону. Крупная рыба становится крупнее, мелкаямельчает. А сам-то чего здесь киснешь? Отчего не пойдешь в Либурн или Бордо?
Давно уже собираюсь. Меня даже в оружейные мастерские в Бордо звали. И сеньор один французский к себе приглашал войсковым кузнецом, двенадцать турских ливров в год обещал! Вот закончу все дела здесьи пойду. Деньжат только подкоплю немного.
И к кому пойдешь? К англичанам в Бордо или к французскому сеньору?
Не знаю пока. Мне без разницы. Кто больше предложит, туда и пойду. А с чего это твое преподобие столь подробно мною интересуется? Аррамон с подозрением покосился на Арно. Кажется, ты сказал «бывший бенефициар»? Почему бывший? Что, отобрали деревеньку за пьянство?
Разве я похож на пропойцу? усмехнулся Арно.
Да вроде как нет. Так за что ж тогда отобрали? напирал Аррамон.
Почему обязательно «отобрали»? Когда заканчиваешь учебу в университете, бенефиций могут просто передать другому схолару.
Но это же не твой случай, да? заговорщицки подмигнул кузнец.
От твоей проницательности ничто не утаится, смиренным тоном ответствовал Арно. На самом деле, дело не в пьянстве, дело в бабе.
А, так ты по этому делу. И что же случилосьзаловили тебя в койке с монашкой?
Почти угадал. Все же прав был святой Киприан Карфагенский: женщина есть инструмент, используемый Дьяволом для овладения нашими душами.
А по мне, так они просто алчные коварные зверьки! с неожиданной злостью в голосе выпалил Аррамон.
Это да, вероломствоих второе имя, поддакнул Арно. Горче смерти женщина, потому что онасеть, и сердце еесилки, руки ееоковы. Правоте твоей порукасам Иоанн Златоуст, утверждавший, что из всех диких животных самое опасное есть женщина.
Он правда так говорил? заинтересованно спросил кузнец.
Я лично не слышал, но с чего бы переписчикам перевирать его слова? усмехнулся Арно. Да и многие из Отцов Церкви учили тому же: Тертуллиан, святой Бернард, Иоанн Дамасский, Григорий Великий и многие другие.
Не знаю, кто это, но, видно, люди были неглупые, заключил Аррамон.
Уж не нам чета, согласился Арно. Кстати, ты не знаешь, у кого в Велине можно остановиться на ночь-другую? А то я к мельнику сунулся было, так там только сынок его старший со своей беременной женой
Этьен? Ты ошибаешься, у него нет жены. В голосе кузнеца Арно уловил едва заметное напряжение.
Да? Ну тогда сестройне важно. В общем, разговаривал со мной так, словно одолжение делал.
Тот еще засранец, кивнул кузнец. Терпеть его не могу.
Так чтонайдется у кого место на постой?
Аррамон подумал немного, почесал затылок черными от сажи пальцами, затем, поджав губы, ответил:
Знаешь, я бы и сам пустил тебя, но у меня тебе точно не понравится: копоть да грязь. Ты ж у нас из благородных.
Арно молча кивнул.
К мельнику тоже не советую обращаться. Не возьмет он тебя, еще и нахамит, скотина высокомерная.
С чего б ему высокомерничать-то?
Ну как же: богатеем стал, с важными сеньорами здоровкается.
И давно ли он разбогател?
Да всегда небедным был. А с этой зимы прям резко в гору пошел: мельницу на откуп у епархии взял, потом хлебопекарню.
Вложился, должно быть, изрядно?
Само собой.
Такие деньги за один год вряд ли скопишь, не так ли?
И за три не скопишь.
Где ж он тогда деньжатами разжился?
Тебе-то что за интерес? Сдается мне, не просто так ты тут разнюхиваешь, Аррамон приблизился к Арно, заглядывая ему в глаза.
Может, и не просто, не отводя взгляда, ответил Арно. Только тебе-то что за резон молчать? Ты ж его вроде как на дух не переносишь?
Его я хотя бы знаю. А вот ты что за птица и какого полетамне неведомо.
Все мы в этом мире како птицы небесныете, что не сеют, не жнут, не собирают в житницы, усмехнулся Арно.
Это что за побасенка? нахмурился Аррамон.
Ты евангелия совсем, что ли, не читал? поразился Арно.
Читать я как-то не особо обучен, пробурчал в ответ кузнец. У меня ж ведь бенефициев не было.
А службы церковныетоже не слушал?
Так, вполуха. Бормочет там чего-то наш кюре блаженненькийда и пускай себе бормочет. Мне и без его евангелий есть о чем подумать.
Да мы с тобой, брат Аррамон, схожи зело! воскликнул Арно. Оба от женского коварства пострадали, опять жеклириков с их занудными литаниями недолюбливаем. Может, и еще какие сходства имеются.
Может, и имеются, согласился кузнец. Кстати, о кюре нашем: в его доме можно было бы остановиться, да. Но сейчас у него какой-то шваб гостит, не то родственник его, не то приятель.
Шваб? Каким ветром его сюда занесло?
Того не ведаю. Мне до чужих забот дела нет. А знаешь что? вдруг вспомнил Аррамон. Попробуй-ка ты постучаться к соседу моему, Бонету. Ты его только что видел, он кобылу свою приводил подковывать. Бонет до денег всегда жадный был, быть может, и пустит тебя.
Ладно, пойду попробую. До вечера тогда, Аррамон.
До вечера, ваше преподобие, не то ехидно, не то благожелательно ухмыльнулся кузнец.
***
Дом Бонета выглядел чуть более привлекательным, чем холостяцкая лачуга кузнеца. Беленые глиняные стены с торчащими кое-где ивовыми прутьями, узкие проемы окон, закрываемые на ночь ставнями, недавно подновленная соломенная крыша и главноесложенная из камня труба. Арно облегченно выдохнул. Если есть труба, можно перетерпеть и вонь от скотины, и тесноту, и блохлишь бы не дышать копотью курной избы. В конце концов, это ненадолго, на пару ночейне больше.
Рядом с домом располагался просторный крытый свинарник с хрюкающими за оградой свиноматками. К свинарнику примыкал небольшой птичник, за которым виднелись грядки с капустой, горчицей, викой и прочей зеленью. С другой стороны свинарника возвышалась гигантская навозная куча с роящимися вокруг нее мухами и слепнями.
День добрый, хозяйка! окликнул Арно возившуюся на огороде женщину. Бонет дома ли?
Женщина с кряхтением разогнулась, прикрыла ладонью глаза от солнца, долго рассматривала Арно, после чего грубым низким голосом ответила:
Где же ему быть, бездельнику. Сидит, небось, вино пьет.
Дверь в дом была распахнута настежь. Арно осторожно вошел, пригибаясь, чтобы не удариться головой о притолоку. После яркого солнца глаза долго привыкали к полумраку крестьянского жилища. Постепенно из темноты начали проступать смутные очертания: каменного очага с лежавшей на земляном полу глиняной заглушкойдля укрывания углей на ночь, мешков с соломой, использовавшихся вместо кроватей, шевелящегося в углу жеребенка, деревянного стола с лежавшим на нем куском овечьего сыра.
Из темноты хлева вынырнула коренастая фигура в пропахшей потом камизе.
Кого это тут к нам несет? осипшим голосом проворчал хозяин дома, разглядывая фигуру Арно в просвете двери.
Здравствуй, Бонет, отозвался Арно. Я от кузнеца Аррамона к тебе. Он сказал, ты можешь пустить на постой. Мне ненадолго, на одну-две ночи всего.
А, это ты, Бонет подошел к столу, взял сыр, затем поднял с пола плетеную бутыль и направился к двери:Пошли на свет, поговорим.
Присев на высокое бревно у дома, Бонет протянул бутыль Арно:
Уж не побрезгуй, ваше преподобие, угостись.
Узнал, стало быть, меня? спросил Арно, отхлебывая горьковатого вина.
Как не узнать. Ты ж заезжал как-то к нам, я тебе тогда еще гуся продал, не помнишь?
Нет, не помню, покачал головой Арно. Так что насчет ночлега? Одно денье за ночьсогласен?
Платишь щедро, довольно крякнул Бонет. Да вот только сподобится ли тебе моя избушка?
Мы простыми людьми не брезгуем, отхлебывая из бутыли, ответил Арно. Была бы крыша над головой да кусок сыра на столе, остальное всётлен и суета.
Бонет поспешно, словно запамятовав, отломил кусок сыра и протянул его Арно:
А отчего ж побогаче у кого не захотел остановиться?
И у кого же? У мельника вашего? Что-то мне его старший сынок не показался слишком учтивым.
Этьен-то? Ты не обращай внимание, он вообще-то парень не злобный. Просто вчера с папашей разругались вусмерть.
Да ну? И чего ж это они не поделили?
Из-за Марионы, я думаю, из-за чего ж еще.
Что за Мариона?
Да сестрица его гулящая.
Это та рыжая, с животом?
Ага.
И от кого ж она нагуляла?
В этом-то вся и закавыка, глаза Бонета понемногу начинали блестеть, а языкзаплетаться. Путалась она прошлой зимой с кузнецом нашим, об том вся деревня знала. А потом, видать, размолвка у них вышла. А к лету брюхо у Марионы совсем уже неприличным стало. И вроде бы понятно, кто ей начинку-то подложил. Однако ж мельник наш, Понсекак воды в рот набрал. Другой бы на его месте давно морду набил Аррамону, либо же понудил его жениться на дочке своей початой. А Понсерот на замок, как будто его все это и не касается вовсе. Стали уж у нас поговаривать, что Аррамон околдовал его, не иначе.
А что, он еще и колдует? усмехнулся Арно.
Кто? Аррамон-то? А ты глаз его видел? Недобрый у него глаз. И бабы неспроста к нему липнут, словно заговоренные. А этой весной он младенца нашей Пейроны расколдовал. Это все видели!
Да ну? И ты тоже? недоверчиво сощурился Арно.
А как же! Ребеночек тот от рождения дергачкой страдал
Что еще за дергачка?
Дергал ручками и ножками так, словно душу вот-вот отдаст. И орал постоянно, да так, что с поля слыхать было. Словно дьявол в него вселился, не иначе.
И что кузнец?
А кузнец принес его к себе в кузню, положил на наковальню, потом взял свой молот, самый огроменный, как замахнется им да как шмякнет!
По ребенку?! изумился Арно.
Почти что. Буквально в дюйме от головки остановился. Ребенок, хоть и неразумное создание, а вмиг кричать перестал. Аррамон же опять как замахнется да как вдарит молотом по наковальне, прям рядом с младенчиком. А тот, вместо того, чтобы заплакать, только улыбается да сопли пускает. Если это не колдовство, то что тогда?