Обратимость - Лия Шатуш 17 стр.


 Но почему мы должны пускать сюда посторонних без причины? Ты и так уже нарушил наш круг,  голос ее тем не менее звучал так, словно она не собиралась еще сдаваться.

 Я ничего не нарушал. Позволь мне самому решать кого пускать сюда, а кого нет. Она пришла по делу, все остальное тебя не касается. Поэтому пока я не дам личных распоряжений, не стоит проявлять самоуправство.

Пока он говорил, я готова была сгореть от стыда, чувствуя на себе сразу всю ненависть Петры и защиту Керрана, совершенно необоснованную. Или же он просто хотел дать ей понять, кто здесь хозяин

 Когда-нибудь не я одна скажу тебе то, что пыталась сказать сейчас. Посмотрим, что ты ответишь,  она бросила на него острый взор и, вскинув голову, гордо удалилась, демонстративно стуча каблуками.

Он посмотрел на меня, давая понять, что можно подняться к нему, что я и поспешно исполнила.

 Петра, видимо, не любит меня,  промямлила я, когда мы оказались в кабинете и уселись на диван.

 Не обращай на нее внимания. Она постоянно такая. Ей всегда не доставало мягкости. Мне кажется, она никого не любит.

Он бросил на меня заинтересованный взор, словно желая прочесть что-то на моем лице.

 А что такое? Ты расстроена?

 Нет, вроде. Все хорошо,  соврала я.

Не рассказывать же Керрану про ущемленное женское самолюбие и гордость. Он вообще знает, что это такое?

Помолчав немного, добавила:

 Все-таки хотелось бы не то что подружиться с ней, но хотя бы добиться ее нормальной реакции.

Керран усмехнулся, но не ответил ничего.

Я стояла перед ним, в то время как он бесцельно расхаживал по комнате. В конце концов решила подойти к окну, машинально заглянув в него, не зная, с чего начать и зачем я собственно пришла.

 Как себя чувствуешь?  мягко произнес он, вдруг очутившись возле меня. Мало того, он приподнял рукой волосы, мельком осмотрел шею, осторожно опустил их, словно пух. Не успела я как следует разнервничаться от этого его жеста, как он тут же уточнил:

 Я смотрю, шея уже в порядке.

Буквально похолодев от его высказывания, открыв рот, мне никак не удавалось его закрыть. Он тем не менее оставался совершенно спокоен и вроде как бы не замечал моего потрясения.

 Каквыдавила из себя я,  в смысле шея в порядке?

И тут же вспомнила, что уже сняла платок и сейчас в первый раз предстала перед Керраном без него.

 Я вижу, у тебя нет синяков больше. Долго заживала.

 Откуда вы знаете? Как так..?  пытаясь лихорадочно сообразить что-либо, осведомилась я.

Он усмехнулся все еще стоя возле меня, но поглядывая в окно.

 Мне не составило труда узнать это. Точнее, я ничего не узнавал, на тебе все было написано достаточно доступно для понимания.

Поняв, что обманывать его бесполезно, я принялась задавать вопросы, желая дознаться, откуда он узнал о нападении Декстера.

 Но у меня ведь был повязан платок. Неужели он сдвинулся, и я не заметила?

Он посмотрел на меня, как на глупую овечку, от чего я расстерялась. Видимо, мой ум не понимал очевидных вещей.

 Нет. Мне не составляет труда узнать, скажем так, то, что надо, и без чьей-либо помощи.

 А Декстер? Что с ним?! Вы сделали что-то с ним?  последовал мой испуганный вопрос, так как хорошо запомнились предостережения его друзей в тот момент.

Он молчал.

 Вы сделали что-то?  не унималась я,  он просто не смог сдержаться. Это не его вина! Повязка с моего пальца соскочила и потерялась

 Успокойся. И перестань обращаться ко мне на "вы". Мой земной возраст не сильно отличается от твоего.

Смена темы произошла молниеносно, мне надо было ужиться с изменениями. Глубоко вздохнув, я постаралась собраться с мыслями, поняв, что вопрос о шее лучше, действительно, закрыть.

 Простите Прости, точнее.

Наступило молчание. Он думал о чем-то своем, а мне вдруг захотелось узнать, сколько ему лет или, скорее, откуда он, кто он, чем и как он жил раньше.

 Интересно,  решилась-таки я,  как давно ты живешь на свете? Извиняюсь, может быть, мой вопрос неуместный. Может быть, это секрет, но интересно было бы узнать, как долго

 Как долго я пребываю в этом состоянии?  довершил мою обрубленную фразу он. Сегодня ты это хотела узнать? Или у тебя еще есть какие-нибудь дела ко мне?

Вот тут он меня и поймал.

 В общем, нет. Можно мне послушать твой рассказ, или это тайна? Если тайна, ни в коем случае не стану настаивать.

 Почему же тайна. Нет, не тайна,  выдохнул он,  хм, Баррон не задавал подобных вопросов Женская натура всегда мыслит вширь и вглубь.

 Но это лучше, чем лабораторные беседы, не правда ли? Баррон занят другими мыслями Могу продолжить незаконченный разговор, у меня еще много вопросов!

Последовал мой бодрый ответ. Керран явно предпочтет первую тему для беседы.

Он все еще стоял у окна, в то время как я уже сидела на диване и смотрела на него. Наконец, оторвавшись от созерцания вида из окна, Керран неспешно подошел к дивану напротив и уселся в него, откинувшись на спинку и положив ногу на ногу.

 Что ты хочешь узнать?  небрежно бросил он, словно разговаривал со старым другом о всяких мелочах.

 Где ты родился, как жил и как стал вампиром.

Он помолчал с минуту, будто обдумывая что-то. Его лицо излучало прекрасное умиротворяющее спокойствие. Темные глаза недвижимо устремились вниз. На минуту в голове пронеслась мысль, что до сих пор мне неизвестен цвет его глаз. Вдруг он заговорил, поймав все мое внимание разом:

 Я родился в небогатой дворянской семье в начале восемнадцатого века, уже не помню в каком именно году. Давно живу, как можно понять.

Он замолчал и посмотрел на меня, чтобы заметить реакцию, однако я оставалась совершенно спокойной, вообще предполагая, что он мне скажет нечто вроде: Я происхожу из старинного вампирского рода, насчитывающего многие и многие века.

 Я был единственным ребенком в семье, и на меня родители возложили все надежды. Помню, что отец потратил много сил и денег, чтобы дать мне образование, достойное не того положения, в котором мы оказались, но достойное знатности моего дворянского рода, берущего начало уже в четырнадцатом веке с соответствующей пометкой в генеалогическом древе. Это такой список, который ведет каждая знатная семья, дабы проследить, насколько стар (и соответственно престижен) род и насколько чиста его кровь, с тем, чтобы гордиться этим и иметь претензию на более высокий статус,  пояснил он, хотя и без надобности.  Мы жили в городских окрестностях, жизнью далекой от дворцовых интриг и политики государства. Отец всегда соблюдал нейтралитет касательно государственных вопросов, никогда не вмешивался в сплетни и не принимал в них участия, что в то время можно было назвать странным и ненормальным. Но он просто хотел спокойной жизни для себя и своей семьи. Увы, отец явно ошибся веком, в котором родился и жил. Семья наша была уважаема до поры до времени. Не хочу вдаваться в эти грустные воспоминания, но случилось так, что мы обеднели.

Отец впал в немилость, как часто бывает у тех дворян, которые хотят жить честно и стараются не причинять никому вреда. Кроме того, он не состоял при дворе и не имел тогда никаких влиятельных знакомых, которые могли бы помочь ему. Как я уже говорил, из-за этого расходы на мое образование ощущались особенно остро. Мы не могли позволить себе тех вещей, которые нам вменялось иметь по статусу, и, естественно, это обстоятельство сильно угнетало мать. Она все свои силы направляла на то, чтобы скрыть нашу бедность, и мои таланты (часто надуманные) выставляла как наше богатство. Ну что же, ее можно было понять. Мы вели уединенную и скромную жизнь. В подобном случае, чтобы не пострадать, предварительно нужно было удалиться от мира куда-нибудь в деревню, где бы имелось личное укрытие. Тем не менее мы продолжали беднеть. Отец сильно страдал, видно было, что он близок к самоубийству. Он боялся не за себя, но за нас, точнее, он чувствовал себя виноватым за то, что случилось с нами, за то, что разбил наше благоприятное будущее. Целыми днями он мог просиживать в своем кабинете, отрешившись от всего на свете. Когда же случалось так, что кто-нибудь из нас ловил его уставший взгляд, то непременно в нем ощущалось чувство вины, неискоренимое и всепоглощающее.

В конце концов, враги сместили его с поста губернатора того округа, которым он управлял. Король, едва ли вспомнив о нем, назначил ему и за компанию мне такую маленькую пенсию, что едва ли на нее можно было сводить концы с концами. Мне же вдобавок предложили пост младшего офицера в армии гвардейцев, чтобы я мог начать карьеру в армии! Обычно эта участь ожидала только вторых детей в семье, которые вынуждены были сами пробивать себе дорогу в жизнь, так как все наследство доставалось первым. Моя мать оскорбилась до глубины души, узнав о решении монарха, и никак не желала смириться с этим. В то время вместо того, чтобы получить поддержку от матери, отец получал от нее только негодование, слезы и жалобы. Неудивительно, что он очень быстро заболел и умер, оставив мать и меня.

Мы с ней оказались в таком положении, что у меня на тот момент имелась невеста из знатной семьи, которую я очень любил, но на которой теперь не имел права жениться, а мать находилась уже в таком возрасте, когда вторично выходить замуж зазорно. Для себя она уже имела обдуманное решение. Она удалилась в монастырь, где и умерла вскоре. Я же тогда испил полную чаша горя, будучи имея душу очень хрупкую, чтобы вынести все несчастья. Заручиться за меня, чтобы сделать карьеру, кроме отца, было некому. Кто станет слушать молодого незнакомого человека, появившегося неизвестно откуда? К тому же слишком юного. Никто не мог дать мне рекомендаций, не зная меня и не испытывая ко мне никаких добрых чувств. Помню, сам не раз думал о самоубийстве, помню, находился почти на грани умопомешательства, не представляя, что делать дальше. Моя невеста, естественно, после нашей опалы и слышать обо мне не хотела. Ее холодность окончательно разбила мое сердце, и, если бы не она, возможно, я бы гораздо быстрее нашел выход и вообще пришел бы в себя. Даже, скорее всего, все дело было именно в ней, прибавить сюда еще преждевременную смерть родителей

Можно сказать, полгода я пребывал в каком-то сне или бездействии, или апатии, не могу дать точного определения моему тогдашнему состоянию. Я все чаще пропадал в кабаках, где связался с отбросами общества и где мы пили все вместе за мой счет. Не знаю, сколько бы продлилось такое положение и чем бы все кончилось, если бы на помощь не пришел мой друг. Он был немного старше меня, и статус занимал ниже, но мы с ним всегда дружили. Более того, он стал мне вместо брата, которого у меня от рождения не было и я всегда сокрушался, что мать не родила еще детей, чтобы подарить мне брата. Правда, он казался странноватым, молчаливым и отчужденным. Я списывал эти качества на его натуру. Сам, будучи от природы мечтательный, я чаще бывал один или же, если случалось, что мы виделись, то он чаще молчал, что меня вполне устраивало. А когда на меня одно за другим стали сыпаться несчастья, его странное поведение как нельзя кстати подошло мне по состоянию души, и мы сблизились с ним еще больше.

Он видел, в каком состоянии я нахожусь, а я чувствовал, что он сам чем-то сильно озадачен. Однако я вообще не воспринимал реальность, не замечал очевидного. Мой друг серьезно думал о чем-то, подолгу мог смотреть на меня, но я не обращал на это внимания и просто не видел его пристального взгляда, только позже в памяти всплыли обрывки картинок тех событий.

Видимо, я настолько часто говорил ему, что не хочу больше жить, что он буквально воспринял мои слова и решил сделать меня тем, кто я есть сейчас. Он сам оказался вампиром, чего я не знал тогда. В один из дней он посмотрел на меня странным взглядом и сказал: Я знаю, как облегчить тебе жизнь. У тебя не будет никаких проблем. Ты хочешь этого?

Я кивнул, не особо утруждая себя раздумьями на эту тему. Если бы я знал тогда, что он имеет в виду, то отказался бы. Он воспринимал это состояние как счастье: бессмертие, власть и сила. Я же понял для себя, что это мука, это хуже смерти. Но уже поздно рассуждать об этом. Что сделано, то сделано. Он отвел меня к своему знакомому: какому-то важному вампиру, очень могущественному. Тот долго смотрел на меня, словно оценивая. Я же воспринимал все, как игру, и вообще ни о чем не думал. Его влиятельный вид забавлял меня и даже вдохновлял. Мне действительно приходили в голову мысли, что этот человек мог стать моим благодетелем, вернуть мне потерянный статус. Мои грезы уносились далеко в страну богатства, высокого статуса и красивых женщин. Тогда я даже с упоением думал о том, как отомщу бывшей невесте, ведь она не захотела признать меня таким, какой я есть. Тогда мой разум помутился, бесспорно балансируя на грани бреда и проблесков здравомыслия. Сейчас же я с отвращением вспоминаю об этом, как можно было так низко пасть.

Помню, его знакомый спросил, хочу ли я получить власть и силу, хочу ли быть независимым. Он сказал, что видит большую силу во мне и передаст мне свой титул. Что я единственный, кто смог бы нести бремя семьи. Я молчал, не напрягая себя никакими размышлениями на эту тему. Тогда мой разум находился на грани краха, и слабый кивок и, возможно, вспыхнувший взгляд он расценил как готовность. В первый день он отпустил меня, побеседовав со мной так, словно я являлся ему сыном, видимо, подготавливал почву. В итоге он сделал меня тем, кто я есть сейчас. Все произошло очень быстро. Тогда я потерял себя и очнулся уже жутко голодным в измененном сознании. И состояние мое пришлось принять как неизбежный факт и научиться существовать с этим. Хотя, помнится, первые годы моего перерождения я еще получал некоторое удовольствие от новизны ощущений, лелеял какие-то надежды, рассчитывал на что-то. В общем, так можно вечно продолжать посвящать тебя в дебри моих терзаний и раздумий, не стоит об этом О главном я тебе рассказал, все остальное слишком лично, может быть, мелочно и должно остаться при мне.

 А где этот глава сейчас, раз ты его сменил, куда он ушел?

 Его больше нет,  не моргнув глазом сказал Керран.

 Как нет?  мой мозг отказывался признавать тот факт, что вампиры могут умирать так же, как люди.

Керран напряженно молчал, я же, желая дознаться до истины, продолжила:

 Вампира можно убить? Или они могут умереть?

 Можно и так сказать. Но чтобы убить вампира, нужно очень постараться, или, точнее, чем сильнее вампир, тем сложнее его убить.

Я смотрела на Керрана во все глаза, впитывая каждое его слово. Меня так и подмывало спросить, каким способом можно это сделать, но я не решалась, боясь, что мой вопрос воспримется как нетактичность и излишнее любопытство.

 То есть,  протянула я,  убить можно как, физически?

 Здесь все не совсем просто, мне не хотелось бы посвящать тебя в это. Наша смерть слишком сакральна, чтобы открывать ее таинства посторонним и чтобы понять ее, да тебе это и не нужно. Могу сказать только, что из более слабых вампиров достаточно будет выпить всю кровьКерран посуровел. Тема явно не была приятна ему.

 Понятно,  ответила я, чтобы сменить предмет беседы,  а вы всегда жили здесь?

 Не совсем. Этот особняк принадлежал вампирскому роду. Сейчас здесь живет род Керранов. Дома имеют свойство разрушаться со временем, это очевидно. Из века в век мы кочуем с места на место.

По этому поводу хотелось задать еще вопросы, но я не стала, решив не лезть в душу вампира. Мы замолчали. Он смотрел прямо на меня, даже не думая отводить своих обсидиановых гипнотических глаз, из-за чего мне приходилось смотреть куда угодно, только не на него. В запасе у меня не имелось достаточно сил, чтобы постоянно выдерживать такой его прямой взгляд.

 Возвращаясь к вопросу о таблетках,  начала я,  только лишь они служат вам пропитанием? Это прискорбно, если оно так и есть.

 А что именно тебя еще интересует? Есть предположения?

 Ну, может быть как на счет крови тварей? Они же пьют человеческую

 А вы едите гнилые продукты?

Мой внимательный взгляд на этот раз столкнулся с его взглядом. Я качнула головой.

 Ну вот и мы брезгуем ими. У нас небедственное положение, чтобы опускаться до такого.

 Кровь животных?

 Некоторые иногда прибегают к этому. Но здесь в них ощущается недостаток, и она не так она не совсем подходит нам, скажем так. Кровь человека в любом случае остается деликатесом. Поэтому будь осторожна, приходя сюда.

 Я не боюсь ничего. Во всяком случае мне не трудно было бы поделиться своей кровью, если в том была бы нужда,  бросила беспечно я.

Назад Дальше