Как можно быстрее выпив чай, оказавшийся жутко крепким и сладким, я опять впала в дремоту и не заметила, когда ушел мой друг. На следующий день возле меня уже никого не было. О, какое облегчение! Через несколько минут на тумбочке я обнаружила записку от Алекса. В ней говорилось, что он оставил меня отдыхать одну, пока я не посчитаю нужным позвать его. Далее повторялось все то же, что он уже говорил лично.
Вздохнув, я отложила ее в сторону и тут же о ней забыла.
Слабость все еще оставалась, мозг едва ли соображал. В таком состоянии на работу показываться не имело смысла, и для директора я сказалась заболевшей. Баррон с легкостью отпустил меня, пожелав скорейшего выздоровления. Дома я просидела дня три, все это время думая о произошедшем.
Жутко было представить, что Керран может узнать о моем поступке, поэтому об этом я предпочитала не думать для сохранности своих нервов. Зато из головы не выходила та девочка. Я ломала голову над ее таинственной странностью и над тем, что с ней случилось.
Вывод напрашивался в итоге такой: она оказалась настолько слаба, что ее организм не воспринимал таблетки или же не впитывал как положено содержащиеся в них вещества. Как тогда она умудрялась жить среди них? Как они могли поддерживать ее такую слабость? Хотя для нее одной можно было бы найти крови, это не так уж и сложно.
Я вспоминала ее страдальческое личико, похожее на обиженного херувима.
Ее светлое старомодное платье в кружевах, удивительно подходящее ей. Я бы, пожалуй, взяла ее к себе и ежедневно заботливо потчевала кровью, как прилежная мать кормит ребенка кашей. Однако она скорее годилась мне в младшие сестренки. Только вот до безумия детское лицо сбивало с толку, заставляя думать, что перед тобой беспомощный младенец.
Смотря на свою ранку, сделанную ланцетом очень искусно, я раздумывала над тем, когда же она затянется. Благодаря Эдварду надрез получился очень аккуратным, с леску толщиной, но глубоким, поэтому все еще ощущалась боль. Неужели Керран учует даже такой комариный укус? Я верила в это только потому, что предостережения Эдварда напугали меня, и скорее из-за них, чем по другим своим предположениям желательно было сидеть дома как можно дольше.
Совесть у Эдварда, похоже, отсутствовала, так как он ни разу не пришел проведать меня. Это ладно, но я так хотела спросить у него, когда же можно будет вновь прийти!
Так прошла неделя. Я постоянно смотрела на свой порез, как на часы, мысленно ускоряя его заживление. Баррон ворчал по поводу моей рассеянности, но зато он ничего не знал.
Он не знал о визитах в особняк, и это меня совершенно устраивало. Я не хотела ему говорить об этом, но и не делала из моих посещений тайны. Скорее, подсознательно желала добиться результатов, чтобы потом было что предъявить. В конце концов мои действия не были направлены во вред Баррону, поэтому ему не пришлось бы злиться на меня. А узнай он об этих визитах, я бы не стала отрицать.
Третья четверть: убывающая луна
Войдя в его кабинет, я в нерешительности остановилась у двери, так как во мне ни с того ни с сего появилось дурацкое чувство страха. А когда он обернулся, оно уже стало неконтролируемым.
Он смотрел на меня с подозрительной внимательностью, а я все еще лелеяла надежду, что все обойдется, успокаивая себя тем, что рана совершенно зажила.
Таким образом мое лицо постоянно меняло выражения, наверное, я смотрелась глупо. Слабое существо, играющее с могущественной волей вампира. Кому я дерзнула бросить вызов? Если бы мозг признал это, но он сопротивлялся категорически и, видимо, безвозвратно ослеп.
Керран оказался около меня за несколько больших шагов и, не успела я опомниться, схватил за руку, и задрал рукав.
Я ойкнула от неожиданности и боли. Побледнев, тут же почувствовала себя маленькой букашкой, которую сейчас обязательно раздавят, но все еще старалась сохранить напыщенное грубое спокойствие, авторитет слона.
Он вперил острый взгляд в белую нить затянувшейся ранки и отрезал:
Я так и думал.
Из груди его вырвался вздох.
Мое сознание отключилось. Снова я не знала врать ли ему или нет. Какой раз он уже кидал двусмысленные фразы.
Кто напал на тебя? Кто все это устроил? прогремел он, сверля мое лицо своими темными блестящими глазами.
Никто, прошелестела я, чувствуя близкую кончину.
Не лги мне! Отвечай, как все произошло!
Неужели ты учувствовал зажившую уже рану?
Нет, конечно. Но когда Эдвард вынес тебя на руках из особняка, мне показалось это подозрительным.
Тут все стало ясно. Он либо наблюдал в окно, либо случайно заметил наше с Эдвардом прошлое предприятие, теперь превратившееся в осечку.
Сейчас я убедился, и мои подозрения подтвердились. Что произошло?
А разве ты сам уже не знаешь?
Я хочу все услышать от тебя лично.
Ничего страшного не произошло. Ничего такого, что угрожало бы моей жизни. Я добровольно отдала свою кровь, так что тут только моя вина.
Cколько раз мне еще повторять тебе, что опасно связываться с нами! вскипел он, испепеляя меня взглядом, твоя беспечность только раздражает! Я слушаю тебя.
Вздохнув, я рассказала ему обо всем как можно короче, уложившись в пару предложений. Совсем не хотелось делиться впечатлениями под тяжелым взглядом Керрана, из-за которого в горле постоянно поднимался ком, сбивая голос на хрип.
Ему этого вполне хватило, к моему некоторому облегчению. Он не стал более расспрашивать о происшествии, зато взялся за другое.
Я запрещаю тебе жертвовать собой. Ты слышишь? Ты ничего этим не изменишь, только себе навредишь. Я знаю, что говорю, поэтому не делай так больше! Или же мне придется запретить тебе приходить сюда.
Ему можно было сказать только последнюю фразу, чтобы заставить меня испугаться как следует.
Застыв, я смотрела на него во все глаза и молчала. В голове царил совершенный ужас, вызванный этой фразой, кажется, и дар речи тоже исчез.
Обещай, что ты больше этого не сделаешь. Мне нужно только это сейчас от тебя, произнес он, видя, что напугал меня.
Теперь его голос походил на голос назидательного учителя, который отчитывает провинившегося ученика.
Обещаю, с готовностью и виноватым видом произнесла я, радуясь, что отделалась так легко и гром уже отгремел.
Почему в который раз я слышу, что они боятся тебя, твоих действий? Ты наказываешь их за это? За нападение на человека? Только поэтому я не сказала тебе. Прости меня.
Он высокомерно поднял голову и, сверкнув холодным взглядом, ответил:
Не важно. Не нужно пригревать на своем сердце змею, она тебя непременно ужалит. Постарайся понять хотя бы это. Когда поймешь, тогда и продвинешься вперед, и будешь уже размышлять над другим. Пока озадачь свое ненасытное воображение этим заданием и разбирай его до тех пор, пока не усвоишь.
Он замолчал, отойдя от меня. Я как стояла у двери, так и осталась там. Наверно, лучше было бы уйти, чтобы не раздражать его своим присутствием. Я как раз раздумывала над этим (мне очень этого не хотелось), но он заговорил.
Прости за грубость. Меня трудно вывести из себя, но твоя беспечность выведет кого угодно. Как Баррон умудряется работать с тобой, не пойму. Ты вечно ищешь проблем на свою голову и приправляешь их к тому же упрямством. Надо быть достаточно податливым, чтобы смочь принять все это.
Баррон хороший человек, хотя и пытается изобразить из себя кого-то другого, чужого и деловитого
Пожалуй, скажу ему, чтобы он нанял тебе охрану, перебил Керран, иначе мы рискуем тебя потерять с твоим безрассудством. Держу пари, он дорожит тобой как сотрудником, уверен, он поймет меня.
Я уставилась на него, не понимая, шутит он или говорит вполне серьезно.
Не надо охраны. Все мои действия обоснованы. Надеюсь, это была шутка.
Он криво усмехнулся. Теперь к нему вернулась былая мягкость, и взгляд приобрел бархатистость, действующую на меня, как бальзам.
Как знать, бросил он, пожав плечами.
Наступило молчание. Меня непредсказуемость итога нашей беседы настолько выбила из колеи, что нормального разговора теперь не вышло бы и разумней было уйти. Помучившись пару минут, я, скрепя сердцем, сообщила об этом Керрану. К моему удивлению и негодованию, он не стал возражать. Видимо, я тоже как следует подпортила ему настроение. Не сумев удержать вырвавшийся вздох, я расстроенно побрела к двери.
Запомни, я запрещаю тебе жертвовать собой! догнал меня его голос. Я остановилась и обернулась. Не хочу, чтобы они причиняли тебе боль.
Меня удивило его странное высказывание, опять-таки двусмысленное. Как будто бы он был человеком или как если бы я имела какую-то невиданную ценность в глазах вампира. Не найдясь, что бы ответить на это, я молча кивнула и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.
Чувствуя себя донельзя виноватой, я не появлялась в особняке около недели, а то и больше. Чтобы отвлечься, пришлось с головой уйти в работу, в мои изучения и вопросы. Я пробовала узнать что-нибудь самостоятельно о книге, которую показал Легран. И, конечно же, мои старания, хаотичные и не имеющие никакой информационной поддержки, потерпели крах.
Теперь рано темнело, так как наступила осень. И мои дневные 1820 часов, привычное время посещения особняка, превратились в сумерки, причем опасные. Я это поняла только тогда, когда оказалась в особняке, совершенно погруженном в темноту и гипнотический сон. Полнейшая тишина, нарушаемая лишь еле слышимым тиканьем невидимых часов, звук которых прослушивался, как слабый пульс: то пропадая в толще темноты, то выныривая вновь. Зал наполнила неприятная прохлада, дуло, кажется, изо всех щелей. Ну да, подумала я, поежившись, зачем вампирам отопление Даже камина, наверное, нет.
Однако решив не вслушиваться более в жизнь особняка, я, чтобы избежать ненужных искушений и опасностей, тут же двинулась по направлению к лестнице, настроившись дойти до кабинета без приключений. Но как только достигла ее, то услышала какое-то движение возле себя, сопровождаемое стоном. Остановившись и оглянувшись, с замеревшим сердцем различила в темноте светлое пятно, сильно смахивающее на человеческую фигурку.
Это пятно двинулось, и мне показалось, что от него исходят кряхтения. В груди возникло напряжение, и откуда не возьмись поднялось любопытство. Интересно, что это за явление такое странное, не показалось ли? Раз оно находится всего в нескольких метрах от меня, то не мешало бы пойти и посмотреть.
Я направилась к тому месту и через минуту оказалась возле источника моего внимания. В темноте глаза с трудом различили ту самую девочку. Она забилась в небольшую нишу и смотрела на меня совершенно душераздирающим взглядом. Огромные глаза ее, казалось, заглатывали меня целиком, и выбраться из их омута не представлялось возможным. Залитое болезненной бледностью маленькое личико источало только страдание. На нем пурпурные маленькие губки смотрелись, словно раздавленная вишня, уголки их были капризно опущены вниз. Не удивилась бы, если бы она могла гипнотизировать, именно это у нее сейчас прекрасно получалось. Я забыла не только куда шла, но и о возможной опасности, а запрет Керрана переместился куда-то глубоко, на задворки души.
Ты что тут сидишь? как можно ласковей осведомилась я, радуясь, что оказалась одна с ней и могу теперь спокойно поговорить. Тебе плохо? Что с тобой происходит?
К сожалению, девочка не настроена была разговаривать. Ответом явилась тишина, что немного расстроило меня. Однако она тут же изобразила на лице плаксивую гримасу, и дыхание ее участилось. Взгляд сделался жадным, а значение его достаточно красноречивым.
Я заколебалась, осмотревшись по сторонам. В сердце всколыхнулась тревога. Жутко захотелось помочь ей, но тогда Я даже представить боялась, что меня ожидает. Уйти от этого ребенкадело совершенно тщетное.
Как ты бедняжка живешь среди них, а? Они тебя кормят вообще?
Девочка двинулась, выражение ее лица стало еще капризнее, казалось, она вот-вот заплачет.
Ладно, только чуть-чуть и по-быстрому. Обещаешь? прошептала я, закручивая рукав дрожащей рукой, чувствуя, как моя оголенная рука, предназначенная в жертву, тоже затряслась и покрылась мурашками. Она, проигнорировав мои слова, уцепилась за руку своими маленькими холодными ладошками и, рванув к себе, вонзила в теплую плоть маленькие клыки. Я даже понять ничего не успела, зашипев тут же от боли, создаваемой ее клыками, но заставила себя успокоиться. Все мои чувства отключились разом. Чем в этот момент я отличалась от нее? Одно животное питалось за счет другого, потерявшего все человеческие страхи и эмоции. Едва ли я отдавала отчет своим действиям.
Прошло около минуты, как за моей спиной возникло легкое движение. Обернувшись, я вздрогнула, и рука моя дернулась. Вместе со стоном из меня вырвался возглас неожиданности. Рядом стояла Петра и смотрела на меня, скрестив руки на груди. Лицо ее исказила надменная гримаса и еще какая-то сильная эмоция неуловимого значения, но, определенно, она вызывала во мне жуткий дискомфорт. Я было хотела вырвать руку, испугавшись присутствия Петры, но девочка сжала ее, словно тисками. Тут во мне действительно стал подниматься страх, и в памяти оживал запрет Керрана, постепенно убивая меня. Однако Петра молчала и смотрела, ничего не предпринимая. Глаза ее в темноте блистали, как холодный лед. Она даже и не думала двигаться и вообще выразить даже малейшие эмоции на своем лице. Я поняла, что она, в общем-то, не против этой безрассудной инициативы.
Только немного. Сюда может явиться Керран, ответила она вдруг, но явно через силу, понаблюдаю пока за обстановкой, хотя не в моих интересах спасать тебя.
Сейчас я чувствовала себя узником, брошенным на волю палача, точнее, нескольких палачей. У меня даже рукой не получалось пошевелить, это кровососущее насекомое уцепилось за нее мертвой хваткой, а помочь мне было некому. Я чувствовала, как колотящееся в бешеном ритме сердце выросло до размеров тела, полностью заняв его. Хлопая глазами, я беспомощно смотрела на Петру, как младенец, не понимая ничего. Петра, наверно, жаждала моей смерти и объявила бы ее Керрану как случайность: сама виновата, не успела помочь, было поздно и т.д.
Все тело похолодело и покрылось испариной (видимо, это спасло меня от быстрой потери крови). Боль в руке от зубов стояла нестерпимая, к тому же к ней еще прибавился страх за то, что я могу стать вампиром или умереть. Однако подумать об этом я толком не успела, так как Петра вдруг забеспокоилась и, завертев головой, принялась втягивать носом воздух. Ее беспокойство передалось и мне, но в отличие от нее я оказалась совершенно беспомощна.
Каэлан здесь, черт бы его побрал, процедила она, давай, живо!
Она бросилась ко мне и с этими словами принялась активно высвобождать руку. Девочка задвигалась, застонала, закапризничала и вцепилась в нее еще сильнее, причиняя адские боли, которые вырвали стон из моей груди. Кажется, я почти теряла сознание, все закрутилось будто в тумане, происходящее едва ли осознавалось мною. Кроме темноты, я не видела ничего вокруг, где-то рядом гуляло учащенное дыхание вампирши, которая тщетно пыталась вытянуть мою онемевшую руку из оков. Первородный хаос окутал все вокруг, а в нем двигались какие-то призрачные тени.
Я чувствовала, как в Петре растет огромный ком страха и от ее величественной натуры не остается почти ничего.
Изольда, оставь! Слышишь, отпусти! Здесь Каэлан. Будь ты проклята, ненасытное чудовище! Кто только создал тебя?! негодовала она чуть ли не плача.
Мы втроем не успели ни понять, ни заметить, каким образом возле нас возник Керран. У него словно было несколько рук: одной отшвырнул Петру так, что она отлетела ошарашенная, другой вырвал мою руку у девочки и ударил ее по лицу с такой силой, что бедное создание, вскрикнув, со всего размаху ударилось о стену.
Я осталась стоять так, как и стояла, тяжело дыша, непонимающе слепым взглядом смотрела в темноту. Я видела только мучительное выражение лица бедняжки и ее боль. Снова стало жаль ее. Как он мог ударить столь беззащитное существо? Какая жестокость!
Тут же внутри взметнулись злость, негодование вперемешку с уже имевшимся страхом и чувством неизбежно подступающей дурноты. Я хотела вступиться, но не нашла в себе силы, а последующий повышенный тон Керрана и вовсе отбил у меня это желание и заставил задуматься в первую очередь о себе (что следовало сделать раньше).
Как ты посмела не предотвратить это?! зашипел он на Петру, ты же стояла рядом!
Я слышала, что он задыхался от гнева, хорошо, что в этот момент не видела его лица, иначе не знаю, что бы со мной сделалось.