* * *
Однажды в прошлом видел, как выглядит обескровленный, высохший и впавший в забытье вампир, теперь меня постигла та же участь. В узкой и тесной пустой камере с массивными стенами грубого камня, которую от коридора отделяла дверь из толстых кованых прутьев, я лежал на бетонном полу, чувствуя, как от дикой жажды мутится рассудок, и опустошённые пересохшие вены судорожно сжимаются болью. А еще, пожалуй, присутствовало ощущение дежавюснова клетка и жажда, хотя былое и стерлось жестокой дланью реальности. Кажется, обо мне позабыли, возможно, истязателям наскучило терзать уже ни на что не реагирующую плоть, а может, нашлись другие причины, но сейчас это можно назвать облегчением.
Высыхая, был почти уверен, что умру в той камере, что шансов выбраться, практически нет, и, вероятнее, моя вечность бесславно оборвется в застенке у проклятых палачей. Но самое страшноемысль, которую я старательно отталкивал, не давая сформироваться, чтобы не поверить самому, но которая навязчиво и упорно вертелась на задворках сознания. Знал, что стоит услышать ее, и для меня все будет кончено.
Шли долгие минуты, складывающиеся в часы, кажущиеся бесконечными, а ничего не менялось. Уже не осталось сил даже открыть глаза. Угасающий слух лишь изредка угадывал чьи-то шаги, резкие команды по-немецки, еле слышные голоса и стоны, а зачастую и безумные крики, приглушенные толстыми стенами тюрьмы. Но однажды закончилось и это, и я не смог больше противиться осознанию того, что на это раз удача окончательно покинула меня.
Не было ничегони мыслей, ни ощущений, ни чувств, только пустота, промелькнувшая мгновением между мучительным высыханием и моментом, когда расплавленной лавой в горло полилась струйка божественной жидкости, пробуждая огненную боль в иссушенном теле, и одновременно заливая это пламя, возвращая к жизни. Пролетела микросекундаи источник исчез. Слишком быстро! Попытался протестовать, но пересохшая гортань только надсадно хрипела. Взамен лавиной обрушились воспоминая, захлестывая черной ненавистью каждую клетку страдающей плоти, да так, что, казалось, захлебнусь желчью и ядом, они душили меня, давили, ослепляли. Более ничего не ощущал, лишь две нестерпимые жажды терзали еще не до конца пришедшее в себя тело. Кровь и месть!
Прошло еще несколько тяжелых секунд, и начал понимать, что душат меня скорее пыль и вонь, забивающая ноздри, мешая вдохнуть, а оглушает грохот взрывов и падающих камней. Сквозь кровавую пелену, с трудом разомкнув глаза, различил чей-то силуэт, склонившийся надо мной:
Сеньор Ансело! Слышите меня? Постарайтесь встать, нужно идти, мы сможем выбраться, сеньор! говоривший тряс меня за плечи, акцент казался смутно знакомым.
Но я не стал заострять внимание, точно помню голоса моих мучителей, и это не один из них, а значит, мне нет до него дела.
Шум нарастал, хотя возможно просто возвращается острота слуха, потому что теперь я улавливал крики людей, треск и выстрелы, отдаленный гул винтов самолетов.
Уходим, сеньор, уходим! между кашлем, продолжал взывать голос, поднимая меня на ноги. Стены рушатся, можем сбежать, но следует торопиться.
Я находился все там же, в тесной камере, но все вокруг изменилось. Пыль так плотно окружила пространство, что я ничего не мог разобрать, доверившись помощнику, легкие тоже раздирало надсадным кашлем, а внутренности скручивало от нестерпимой жажды. Но слух подтверждал, что он правосыпались камни, трещали перекрытия, пол под нами вздрагивал. В первый момент боялся поверить, чтобы не понадеяться напрасно, но все же явственно чувствовал дующий в лицо сквозняк с запахом едкого дыма плавящейся проводки или тлеющей резины. Значит, часть тюрьмы действительно пострадала, возможно, от бомбежки, и это, безусловно, выигрышный билет на свободу!
Позволив незнакомому здоровяку забросить мою руку ему на плечи, спотыкаясь, практически наощупь мы двинулись на поиски бреши в стене. Кто-то толкнул нас сзади, оказалось, из соседней камеры с покореженными прутьями двери, вывалился еще один узник, желающий воспользоваться случаем к побегу. Ладонь сама по себе сомкнулась на его горле при попытке протиснуться мимо нас в узком, задымленном коридоре. Сдавленное ругательство на немецком языке лишь ускорило его участь. Не прошло и минуты, как я отбросило обескровленный труп в сторону. Не передать, каким невероятным облегчением разлилась живительная влага по иссохшему нутру, возвращая силы, скорость и жажду! Да, ее не стало меньше, напротив, кровавая пелена вновь опустилась на глаза, и дико оскалившись, оттолкнув помощника, я рванул за поворот по переходу туда, откуда едва слышно раздавались отчаянные призывы о помощи.
Рухнувший кусок кирпичной стены чуть не погреб меня под обломками, но я проскочил мимо и добрался до коридора, идущего параллельно тому, откуда выбрался. Здесь также по обеим сторонам шли тесные камеры, с решетчатыми дверями. Но! Джек-потименно сюда угодил один из снарядов, вместо крайнего ряда зияла внушительная дыра, за которой виднелось черно-бархатное небо, покрытое звездами. Пыли было меньше, ее сдувал свежий ночной ветер, и я с наслаждением вдохнул практически забытый запах природы. Однако тут же в ноздри ударил еще более сладостный аромат. Кровь! В уцелевшей части камер находилось несколько человек, скорее всего, оборотни-подопытные, они же и умоляли вызволить их из клеток. Кто-то явно был ранен осколками, но в них достаточно крови. Да, милые мои, я помогу вам, непременно.
Схватив ближайшего за руку сквозь решетку, резко притянул к себе, не обращая внимания на попытки вырваться и истошные крики, и жадно впился в запястье, чувствуя, как тело наливается былой силой и остановить меня теперь мало кто сможет.
Мой спаситель, последовав примеру, опустошил второго узника. Последний оборотень, завывая от ужаса, тщетно пытался отползти от решетки, забившись в угол камеры. Злорадно ухмыльнувшись, я дотянулся и поймал его за ногу. Продолжая жаждать крови, не собирался отказывать себе, словно хотел напиться впрок или отыгрывался, пусть в малой степени, на тюремщиках. Рассудком понимая, что сиюминутно не смогу по-настоящему отомстить, чтобы заглушить немного черную злобу, но хотя бы лишу их ценного исследовательского материала. Даже не желая больше выпить ни капли, в любом случае, не оставил бы здесь ни одного живого оборотня.
Покончив с третьим, нетерпеливо отмахнулся от верзилы, настойчиво убеждающего, что пора покинуть здание, ведь оно уже буквально трещало по швам, грозя обрушиться полностью. Наконец взглянул на него внимательнее. Надо же, как тесен мир. Мексиканец-деревенщина Маркос, которому однажды помог на темной улице Парижа не убить девчонку, а позже сделал ему документы. Однако, полезно порой совершать добрые дела, сейчас мне моя бескорыстность очень пригодилась. Уж не знаю, каким бесом занесло сюда этого недотепу, но он точно пришелся мне на пользу.
Из дальней камеры высунулась рука, усиленно привлекающая внимание. Кто-то очень желает быть поскорее выпитым, мелькнула злая насмешливая мысль.
Джори! оттуда же донесся еще один знакомый голос. Это я, Астор! Вытащи меня отсюда!
Да это наш механик, до сих пор жив, оказывается. Я не испытывал по этому поводу никаких эмоций, кроме, пожалуй, равнодушия, но мой чересчур благодарный добродетель мексиканец уже сбивал замок с решетки. Если хочет тащить обузуего дело, я же планировал завершить начатое. Понимая, что времени на распитие крови уже не остается, просто быстро свернул шеи оставшимся двум оборотням в соседней камере.
Астор, измученный и бледный, с трудом, но держащийся на ногах направился к бреши в стене, поддерживаемый Маркосом, но потом обернулся ко мне.
Джори, помоги Жофроа, не бросай его, он хороший парень. Ему осколком голову пробило, но он точно еще жив, пожалуйста! крикнул оборотень, решив испытать остатки моего терпения.
По инерции посмотрев в камеру, глянул на раненого. У того с разбитого лба стекали струйки крови, заливая лицо, но прислушавшись, понялон в самом деле еще дышит. Что ж, придется добить. Но тут что-то насторожило, эти выдающиеся уши невозможно забыть. Да сегодня прямо вечер встречи старых друзей! мысль одновременно и развеселила меня и взбесила окончательно. Этот Жофроасын министра Катри и счастливый супруг малышки Гизель. Дьявол его задери, он-то тут как? Видно мечты префекта о нормальной жизни для сына, не сбылись.
Да, такую пташку действительно не оставишь. Может и рано сейчас думать об этом, но, видимо, привычка никогда не упускать свой шанс неистребима. Не представляю, что творится теперь за стенами нашей тюрьмы, но при любом исходе войны задание лорда Гэбриэла остается в силе, пока я жив, а значит, вечная благодарность главного парижского оборотня сможет значительно облегчить мои поиски.
В соседнем помещении с грохотом обрушился потолок, и меня обдало песком и пылью, медлить уже нельзя. Перекинув через плечо Катри младшего, спрыгнул со стены вслед за Маркосом и Астором. Размытыми неясными тенями мы пронеслись по двору, с легкостью избегая света мельтешащих прожекторов. Снаружи шум и скрежет еще больше усилился, крики и команды на немецком неосознанно заставили лицо измениться до звериного оскала, нестерпимо хотелось повернуть в ту сторону и не останавливаться, пока каждая вражеская гнида не затихнет в ночи. Но сейчас не время для мести. Если поддаться импульсу, можно и ошибку совершить, а подобной роскоши я себе больше не позволю.
Оглянувшись на бегу, мгновенно сделал все необходимые выводы. Ночной авианалет, так кстати пришедшийся для нас, нанес зданиям значительный урон: даже на расстоянии хорошо было видно, что наше крыло пострадало меньше всего, соседнему с ним повезло меньше, осталась только груда камней. Рухнула одна из четырех вышек, на территории горело несколько отдельных небольших построек, взорвано два грузовика у ворот, судя по догорающим остовам. С этой стороны разглядеть больше ничего невозможно, кроме множества суетящихся темных фигурок, панически эвакуирующихся и пытающихся спасти свои тайные сокровища. Какая жалость, что не все сгинули в адском пекле, но я твердо решил, что закончу то, что начали бомбардировщики.
Высокими прыжками мы одолели три этапа заграждений с витками колючей проволоки, а впереди была свобода. Место, в котором Йоханес устроил свою экспериментальную лабораторию-пыточную, представляло собой огромный комплекс, по типу тюрьмы или военного завода, судя по тому, что вокруг голое поле, и лишь вдалеке виднеется кромка леса, организация крупная, наверняка, поддерживаемая правительством, но имеющая статус особой секретности.
Давно я не бегал босиком, с детства, словно вечность прошла. Все это было невероятно приятно: и молодая мягкая трава, и ароматы полевых цветов, и теплый летний ветерок, ласкающий кожу, и это проснувшееся в мышцах ощущение почти безграничной силы. Но насладиться волей не давала клокочущая в душе ярость, ненависть и чувство презрения, ведь как бы не было противно сознаваться, перед собой я всегда честен, я не надеялся вновь почувствовать все эти упоительные запахи и грани свободы. Эта правда разъедала мозг, казалось, и телу мешала, хотелось остановиться и сорвать ее с себя в надежде избавиться от факта, что я практически принял поражение. Но я еще вернусь.
Вместо радости избавления от гнета неволи, довлела возрастающая неудовлетворенность. Йоханес не останется безнаказанным! И он, и вся его подручная падаль! Впрочем, об этом подумаю чуть позже, а пока нужно уйти от возможного преследования и где-то укрыться, ведь летние ночи так коротки.
Глава 7
Добравшись до леса, остановились лишь на пару мгновений вдохнуть упоительный запах свежести и молодой листвы, очищая легкие от пыли и гари. Ноги по щиколотку тонули во мхе и подстилке из хвои и прелых листьев. Следовало углубиться как можно дальше в чащу, и, по возможности, сбить преследование. С легкостью перепрыгивали поваленные деревья, почти не обращая внимания на свои ноши. Часа через два попался ручей, по дну которого мы прошли до впадения в реку, не отказав себе окунуться, частично смыть пыль и смрад заточения, испытывая уже позабытое, практически экстатическое ощущение от прикосновения прохладной воды. Потом, отыскав подходящее место, вновь углубились в лес и, едва успев до рассвета, устроили в ложбине подобие шалаша. Здесь можно передохнуть до вечера, задать вопросы, разобраться с положением, а мне обдумать и спланировать дальнейшие действия.
Жажда меня не мучила, Маркос тоже уверял, что сыт и полон сил. Нужды оборотней меня не волновали, раз мексиканцу нравится роль опекуна, вот пусть и думает об их пропитании. Добрая наивная душа, он даже предложил им своей кровью поделиться, не понимая, что в ближайшую ночь мы можем и не найти новых жертв. Астор, который сильно хромал и был серьезно истощен, не отказался от глотка. Риск погибнуть и обратиться, в первые сутки довольно велик, но, похоже, никого это сейчас не беспокоило. Зато раны оборотня моментально затянулись, и он больше не был обузой, в отличие от Жофроа, который категорически отверг целебную кровь, хотя и был очень слаб. Мне абсолютно безразличны его мотивы, пусть и польза от его жизни была для меня значительна.
В конце концов, если не выживет, министр утешится информацией, что сын не безвестно пропавший, а жертва немецкого плена. Мексиканец вновь проявил большое понимание и милосердие, граничащее, на мой взгляд, с тупостью и вызвался быть носильщиком, добродушно уверяя, что мы никого не бросим. Его дело.
Маркос рассказал, что его нашел и отправил Йоханесу бывший хозяин и создатель, обозленный, что слуга к нему не вернулся. Мерзавец оказался вражеским шпионом, и вербовщиком, по случаю и поставщиком исследовательского материала врагам. Однако латиносу повезло, он попался незадолго до налета бомбардировщика и не успел вкусить все прелести плена сполна. Зато краем уха уловил, что его готовили к испытанию какой-то вакцины, якобы нейтрализующей воздействие волчьего яда на вампиров. Билет в один конец, думаю.
Мы же с Астором похвастаться такой удачей не могли, поэтому о себе молчали. Вместо этого я потребовал информацию о положении дел в воюющих странах. Оказывается, стояло уже начало июня 1918 года, хотя точную дату мексиканец назвать не смог. Не видя смены дня и ночи и не имея других временных ориентиров, к тому же, проведя большую частьвысохшим, я бесславно мысленно выбросил двухлетний кусок из своей вечности, усилием воли сдерживая рвущуюся наружу злость. За это тоже кое-кто ответит сполна. Боевые действия до сих пор не закончены, и я попросил хотя бы примерно просветить в нынешней ситуации в мире и положении на фронте. На этом Маркос виновато развел руками, дескать, не вдавался в такие тонкости, пришлось адресовать вопрос полуживому, с трудом ворочающему языком Жофроа. Также плененный недавно, он смог довольно точно описать обстановку, которая, как нетрудно догадаться, выходила не слишком радостной.
Прошедшие годы не принесли успеха ни одной из противоборствующих сторон, при том, что и та и другая имели огромные потери. Однако США, наконец, приняли решение вступить в войну, и к прошлой осени во Францию прибыла первая американская дивизия. Когда же все думали, что перевес вот-вот окажется на нашей стороне, в это решающее, переломное время, другая союзница нас оставила.
В России произошла февральская революция, а затем октябрьский переворот. В результате, из-за сложнейшей внутренней обстановки, будучи менее других заинтересованным в продолжении боевых действий, большевистское правительство предложило странам Антанты начать мирные переговоры с Германией. Конечно же, обескровленная Франция никоим образом не могла на это пойти, ведь сейчас это означало еще более позорное поражение, чем в прошлой войне и новые потери, как территориальные, так и материальные. Не поддержали предложение и другие союзники, требуя выполнений договора 1914 года. И тогда Россия самостоятельно приступила к сепаратным переговорам с немцами, что привело к заключению позорного и крайне невыгодного для нее Брестского мира.
Это позволило находившимся в 1917 году на грани поражения Германии, и ее союзникам, не только продолжить боевые действия, но и дало им шанс на победу, позволив сосредоточить силы против войск Антанты на западе, перебросив с восточного фронта более полумиллиона человек. В результате, в марте этого года немцы начали крупное наступление. Им удалось прорвать нашу оборону и значительно продвинуться вглубь страны. Тем не менее, вместе с американскими войсками нам удалось остановить врага на подступах к Парижу. Однако неприятель вскоре новое наступление, и в мае вышел к реке Марна. Именно там Жофроа и был захвачен, а потом перевезен к Йоханесу, где пробыл всего несколько дней, так что информация у него оказалась достаточно свежей.