А вот Гор знал, чего это ему стоило. Он обладал мощнейшими лидерскими качествами, тем, что в более позднее время будут называть харизмой, был умён и осторожен, отважен, отлично научился владеть собой, скрывать свои чувства и намерения, умел, если нужно, проявить жестокость и решительность, презирал боль и слабость. Он был доволен собой и гордился тем, как изменил мир вокруг себя. И не ожидал, что из-за какой-то Чухи мир этот начнёт рушиться, и сам он окажется на грани гибели Ведь, не смотря ни на что, дурным и озлобленным Гор так и не стал, сохранив живую душу и горячее сердце. От природы он был прям и честен, и эти прямота и честность вкупе с врождённым благородством и мужеством, требовали признать то, чего признавать Гор не хотел никак: что ему встретилась Чуха, достойная уважения. С болью и неохотой, что называется, «с мясом», вырывал он из своего сознания прежний стереотип. Лёжа вновь без сна уже которую ночь подряд, Гор пытался и так, и эдак пристроить новое открытие в стройную систему прежних ценностей, но оно не встраивалось, корячилось, заставляя его нервничать и даже беситься.
Дольше всего и тяжелее всего Гору в своё время давалась борьба с жалостью. Он всегда жалел всех, кто был слабее, уязвимее, чем он сам. Всякие чудики, странные и хрупкие создания находили в нём заступника и опекуна; и жалость к девушкам была для него самой большой и опасной проблемой. Хозяин отлично сознавал, как опасны взаимные чувства меж его рабами, и бдительно выслеживал малейшие признаки их проявлений. Юноше, заподозренному в симпатии к какой-то конкретной Чухе, приказывалось забить её до смерти. Если он отказывался, её жестоко убивали у него на глазах, а его самого казнили, и тоже весьма изобретательно и показательно. Гор уже не единожды становился свидетелем подобных расправ; но страх смерти его бы никогда не остановил сам по себе.
Когда он почти смирился, и стал обычным мальчишкой в Конюшнеему было тогда уже семнадцать лет, Хозяин позвал его к себе и велел у себя на глазах изнасиловать девочку. Это была первая девочка Гора, тогда ещё безымянного мальчишки, и он до сих пор помнил её, хоть очень хотел бы забыть. У неё были медового цвета глаза и волосы и прекрасные, пухлые, нежные губы, сложенные «поцелуйчиком». Она была эльдар, как Мария, хоть и моложе последнейкак Гору теперь казалось. Он так и не смог вытравить из своего сердца память о том горячем, восторженном чувстве, которое переполняло его после первого в его жизни секса. Он испытал тогда благодарность к той, что подарила емухоть и против своей воли, такое наслаждение, и восторг перед красотой и одуряющим соблазном женского тела, нежного, сладкого, душистого и невыносимо желанного Хозяин, как обычно, распинался о том, насколько женщина ниже, как она убога и отвратительна по сравнению с мужчиной, а мальчик, не слыша его, пожирал её глазами, мечтая вновь дотронуться до её кожи, до её груди, и ощутить её упругость, нежность и теплоту Гор больше никогда не видел эту девушкув Приют он попал через полтора года после этого, и в Девичнике её не застал, но помнил и желал её до сих пор. Ему до сих пор втайне казалось, что она была прекраснее всего, что он когда-либо видел и знал А тогда Хозяин приказал ему бить её. Бить тело, которое было ему так желанно, внушало такую нежность! Мальчишка отказался, и Хозяин пообещал, что если он этого не сделает, её будут бить его телохранителии не просто бить, а ещё и резать. Отрежут одну грудь, потом другую вспорют живот Гор знал уже, что это не пустые слова, и взял в руки плеть. В этот миг что-то в нём умерло тогда, умерло страшно, больно, так больно, что потом, вернувшись на Конюшню, он пытался вновь покончить с собой Но ему опять не дали. Пришлось жить, пришлось бить снова Но потом это стало уже не так страшно. Гор так и не полюбил насилие, но бил легко. Легко рвал пасть собакам и ломал им хребты, легко насиловал, без колебаний порол и сыпал соль на рубцы. Первый удар по той, первой девушке убил того мальчика, каким он был когда-то, и породил Горасовсем другого зверя. Он не любил об этом вспоминать, старался не думатьи вспоминал и думал сейчас. Мария была чем-то похожа на ту девушкутоже эльдар, тоже медово-золотистая, сияюще-прекрасная. Душа Гора металась, сердце упрямо требовало чего-то ненужного. Он знал, что нельзя делать того, что он делает, но не сделать не моги среди ночи отправился в Девичник, прихватив с собой кое-что.
Коридоры Садов Мечты были намеренно запутанными, изобилующими тупиками, в большинстве своём узкими и тёмными. Огня здесь никогда не зажигали. Живой огонь освещал только покои Хозяина и Доктора, будуары для гостей и коридоры, по которым они ходили; все остальные помещения тонули во мраке. Ночью всякая жизнь в Садах Мечты вообще умирала. Если в обычных борделях это был самый пик, то в Сады Мечты гости приходили к полудню и уходили в сумерках. Доктор ещё до ухода гостей запирался в своих покоях, и никакая сила не могла до восхода солнца выманить его оттуда. Только никто в Садах Мечты, кроме Гора, этого не знал И коридоров Садов Мечты так досконально, как он, пожалуй, тоже никто не изучил. Гор несколько раз пытался бежать, и однажды почти месяц прятался в этих коридорах, в будуарах и даже в Галерее, питался сырыми крысами и пытался отыскать выходтщетно. Его в конце концов поймали, и жестоко наказали за побег; но зато он с тех пор знал каждый уголок башни, пожалуй, едва ли не лучше, чем сам Хозяин. В ней было что-то жуткое. Жутью дышало из колодцев. В поисках выхода Гор как-то проследил за процессией, состоявшей из самого Хозяина, мрачной тощей женщины в чёрномГоспожи, двух неизменных охранников и двух подростков, мальчика и девочки. Они спустились по винтовой лестнице глубоко в недра скалы, на которой стояла башня. Лестница кончилась площадкой без перил, освещённой зеленоватым вонючим пламенем, пылавшим в каменной чаше, а за площадкой угадывалась бездна, в которой, как показалось Гору, было нечто. Госпожа, произнося какие-то непонятные слова, нарисовала на обнажённых телах подростков какие-то чёрные знаки, которые вдруг вспыхнули таким же зелёным огнём. Дети закричали, вырываясь, и из бездны им ответил звук, от которого Гора всего скрутило: звук, похожий на скрежет железа по стеклу. Охранники швырнули визжащих детей туда, в бездну, и Гор опрометью бросился прочь, подгоняемый нестерпимым ужасом: он боялся услышать, и по звуку понять, что там происходит.
Помимо ужаса, обитавшего в недрах скалы, в Садах Мечты было что-то ещё. Гор не видел, что именно, но во время своих блужданий не раз слышал: шелест и скрип, шлёпанье и скрежет, клацанье когтей по камню, рычание и хрип Гор был отважен, но ночных коридоров боялся даже он. И в эту ночь в Девичник пошёл, преодолевая нешуточный страх, то и дело замирая и напряжённо прислушиваясь и принюхиваясь, и сжимая в руке самодельную заточку.
От двери Приюта один коридор вёл в тупик и на Конюшню, а так же на лестницу в Красный Зал. Другой, покорочеещё в один тупик, но в этом тупике были маленькие дверцы, одна из которых открывалась в маленькую светлую комнату с запасом соломы и его личным тайником, а втораяв проходную комнату, через которую можно было попасть к Доске. И уже через помещение с Доской можно было выбраться в не менее запутанные и тёмные коридоры, с тупиками и дверями, за которыми скрывались тёмные узкие чуланы с охапками соломы на полутам держали девочек с жёлтыми лентами, похищенных деревенских детей, и проданное в Галерею мясо, так или иначе пришедшее в негодность: они были или покалечены, или из-за издевательств, побоев и отчаяния впали в тяжёлую апатию, или вовсе в кататонию. В отличие от девственниц с жёлтыми лентами или деревенских детишек, они стоили дёшево, но «затейники» из Галереи могли заставить закричать и их. Ещё из этого коридора можно было попасть в Девичник, в покои Доктора, в лазарет, в его лабораторию и кладовку, а так же на узкую лестницу, ведущую в маленькую, но очень светлую, аж с двумя небольшими окнами, угловую комнатку, где обычно лежали самые тяжёлые пациенты Доктора, которых почему-либо необходимо было вылечить. Гор лежал там четырежды, и знал, что только там можно было выглянуть наружу, и увидеть скалы и кусочек морявсе остальные окна в Садах Мечты находились высоко и были убраны в частые решётки.
Мария, разумеется, находилась не здесь, а в стойле, в Девичнике. Лежала, скорчившись, на своём тюфяке, с трудом найдя позу, в которой было не так больно, и держа перед собой изуродованные руки, которые то и дело дёргала сильная боль. Услышав шорох возле своего стойла, она сначала удивилась, потом насторожилась: ничего хорошего она ни от кого здесь не ждала. Когда дверь открылась, и к ней склонилась высокая фигура, она дёрнулась и чуть не заорала, но Гор зажал ей рот, прошептал:
Тихо, тихо Я тебя не обижу.
Ты кто?! Прошептала Мария, дрожа.
Не важно. Друг.
Друг?!
Ну считай, да. Ну, точно не враг.
Что тебе нужно? Мария тяжело дышала. Изуродованные пальцы болели, их аж дёргало, и так сильно, что она сама вся вздрагивала и непроизвольно стонала на выдохе.
Сам не знаю. Искренне признался Гор. Смотрел на тебя эти дни, и не мог успокоиться. Мария видела в темноте только чёрный силуэт и блеск зрачковполукровка. Что это Гор, ей в страшном сне не могло присниться, и она гадала, Арес это, Эрот или Янус?.. Очень больно?
А ты как думаешь?
Что мне думать, я знаю. Я тоже тоже всё это вытерпел. И тоже ради друга сдался. А тот меня предал потом, чтобы сюда, в Приют, попасть.
Вас что, тоже бьют?..
И как! Невесело усмехнулся Гор.
А от вас чего хотят?
Того же, что и от вас. Пацанов здесь тоже насилуют, как и вас же, и чаще, чем васздесь в основном содомиты, тех, кто девок любит, сюда ходит мало, от силы двое-трое в день. Дай, пальцы намажу мазью Она боль снимает. И выпей вот это, уснёшь. Он заботливо придержал Марию, пока она жадно пилапить девочкам давали очень мало, и они всегда чувствовали жажду и голод. Даже такое усилие утомило её, и она приникла к Гору, почувствовав себя так уютно! Он обнял её, придерживая, погладил плечо:
Ничего. Эльдар быстро поправляются, куда быстрее людей и даже полукровок.
Почему ты мне не помог? Прошептала она, прижавшись к нему крепче. От его одежды пахло соломой, а от него самогосвежим распилом ясеня и хвоей. Он был горячим, горячее, чем она, кожа его была гладкой и твёрдой, мускулы под кожейпочти железными. У Марии мелькнула мысль, что он совсем, как Гор, но она тут же испугалась этой мысли и прогнала её. Может, все мужчины-полукровки пахнут одинаково?..
Нельзя. Тихо сказал он, уткнувшись в её волосы. Нам запрещено вас жалеть. Если меня только заподозрят, что мне тебя жаль, меня заставят избить тебя, даже убить А если я откажусь, меня самого убьют. После того, как ты умрёшь у меня на глазах. Я ничем не могу тебе помочь.
Но ты помогаешь. Так же тихо прошептала Мария. Ты сейчас мне помогаешь. Мазь и напиток начали действовать, боль притупилась, стало легче, и Мария обмякла в его руках, пригрелась, перестала стонать, дыхание успокоилось. Спасибо тебе Мне бы поговорить с Трисс, просто поговорить, побыть с нею
Вы подруги?
Да С самого детства, сколько себя помню, мы вместе Она такая добрая, и весёлая! Если бы ты только знал Почему, почему нам нельзя говорить и общаться?! Зачем надо нас так унижать?! Я готова подчиняться, пожалуйста, раз это моя судьба, я покорюсь Но вы отнимаете у меня меня саму! Что я вам сделала? Что вам сделала Трисс?! Она в жизни своей никого не обидела, не ударила, всегда была послушной и ласковой! Зачем?!
Я до вчерашнего дня думал, что знаю. Грустно сказал Гор. А теперь ничего не понимаю сам. Я сам в смятении и не знаю, что делать и что думать Прости меня, прости, я ничем не в состоянии тебе помочь. Но что тебе делать с Трисс, я подумаю. Доктор на днях уедет, дня на четыре Я попробую уговорить Гора дать вам побольше свободы. Закрывать вас на ночь в одной клетке, например.
Пожалуйста!.. Задрожала Мария, сильнее прижавшись к нему. Сделай это! Мне она так нужна, так нужна!
Я сделаю. Пообещал Гор, глотая комок в горле. Обязательно. Обещаю. Пока Доктора не будет, вы будете вместе.
А Гор? Он же такой
Гор не такой, как ты думаешь. После долгой паузы сказал он. И все остальные пацаны, они не такие, какими кажутся. Нас заставляют быть такими.
Но кто?!
Хозяин. Это всё его, всё, и мы в том числе Ты его вряд ли увидишь, он вами брезгует, он любит пацанов.
Тогда зачем мы ему? Сонно спросила Марияснотворное действовала всё сильнее, и она с трудом боролась со сном.
А вы ему на фиг не нужны. Но гости платят за вас деньги, потому он вас и содержит Для нас и для гостей. И для оргий.
А это что?..
Была бы у тебя жёлтая лентаузнала бы. А такне узнаешь. Повезло тебе.
У меня былаСонно хихикнула Мария, уже не в состоянии открыть глаза и расслабившись в тепле его рук. Я её наверное, потеряла
Гор сам чуть не засмеялся, напополам с проклятием. Это надо же! Какая мелочь иногда рушит парню жизнь!
Когда он всё-таки вернулся к себе и уснул, снилось ему, что он занимается любовью. С кем-то, кто был и Марией, и той девушкой с медовыми глазами, и ещё кем-то Не так, как привык и как делал постоянно, а именно любовью, обнимая, лаская, наслаждаясь ощущением желанного тела и ощущая его ответную ласку. И сон этот был таким блаженным и прекрасным, что, ощутив, что просыпается, и сон уходит, Гор чуть не заплакал от разочарования и сожаления.
Погода на юго-востоке Острова зимой всегда была отвратительная. Кое-кто утверждал, что вовсе не всегда, а после войны эльфов с драконами, которая произошла лет пятьсот тому назад; что до этой войны весь юго-восток был эльфийским королевством Дуэ Сааре, и больше походил на цветущий райский сад. Но драконы выжгли не только сады и рощи; драконий огонь сжёг плодородную почву на несколько метров в глубину, превратив цветущие луга в унылые пустоши, болота и топи. От эльфийских дворцов остались только оплывшие камни, похожие на странных форм и очертаний столбы, которых много было разбросано на пустошах и вдоль дорог, и которые одни остались свидетельством и напоминанием о роскоши и силе эльфийского королевства. Ровные, выложенные местным камнем, широкие и удобные, эльфийские дороги устояли и перед драконьим огнём, и перед не менее беспощадным действием времени.
Главная дорога вела из Элиота, где когда-то, говорят, находился город эльфийских магов Тарн, через Сандвикен в Кемь и дальше, через Кемское ущелье, в Найнпорт, когда-то большой эльфийский портовый город, а нынепринадлежавший местному барону порт, утративший всё своё величие и всю красоту. Барон Теодор Драйвер вёл своё хозяйство из рук вон плохо. Доходы его происходили из какого-то другого источника, и благополучие подданных его не волновало нисколько. За последние двадцать с небольшим лет, с тех пор, как Драйвер окончательно разругался с его высочеством, юго-восток разительно изменился, и изменился в худшую сторону. Дворяне, владетельные хозяева самых крупных феодов, таких, как Лосиный Угол, Кемь, Сандвикен, Ашфилд, Грачовник, либо загадочным образом погибли, либо стали преданными друзьями и вассалами Драйвера, полностью попав в зависимость от него; деревни и маленькие посёлки нищали, фермеры разорялись, то же происходило и с цехами, и с мастерскими. Об этом никто не беспокоился. Но хуже всего был беспредел, который чинили на юго-востоке подручные барона, все, как один, высоченные кватронцы, одетые в чёрное, на вороных и тёмно-гнедых лошадях, которые бесчинствовали не только в Найнпорте, но и в остальных городах и посёлках, и никто не мог поставить их на место. Жители посёлка Прелестное попытались пожаловаться его высочеству, в итоге жителей убили, посёлок сожгли, а детей увезли куда-то, и никто так и не узнал, куда и зачем. Впоследствии судьбу Прелестного повторили Гремячее и Вороний Камень, и после этого у остальных пропало всякое желание кому-то жаловаться и у кого-то просить помощи. Жители нищающих деревень уходили на дорогу, грабить проезжающих и хоть так находить пропитание для семей. Некоторые, попав в кабалу к местному барону, вынуждены были продавать собственных детей, которые так же исчезали, неведомо, куда, и об их судьбе не было ни слуху, ни духу. Говорили, что Драйверу служит чёрная ведьма, Александра Барр, которую здесь звали Госпожой, и что ведьма эта служит дьяволу, приносит ему в жертву девственниц и молоденьких мальчиков, а так же купается в крови невинных детей. Правда, или нет, но Госпожу боялись хуже чёрта.