Мужчины с чувством юмора всегда были моей слабостью.
Мечеслав недоуменно приподнял брови, ожидая узнать, как сей факт может относиться к медвежонкуи почувствовал, как ледяные пальцы гостьи стиснули его запястье почти до боли. Короткое странное слово слетело с ее губи корица, шафран и гвоздика слепились в один непередаваемый запах, расширились, заполняя собой весь мир, пропали на мгновенье и вдруг ударили в лицо, точно порыв ураганного ветра. Царь содрогнулся от внезапного приступа удушья, факел выпал из рук, а сам он, будто и впрямь отброшенный шквалом, налетел спиной на стену.
Я хочу увидеть Пламя Сердца Земли, мой милый венценосец, летописица подошла вплотную, заглянула ему в глазаи словно темные воды лесного омута расступились, принимая его, безвольного и почти бесчувственного, в холодные вечные объятья. Так мы идем, ваше величество?
Отсутствующий взгляд Мечеслава скользил, не останавливаясь ни на секунду, по стенам и сводам коридора, словно искал что-тоили кого-тои не мог найти. Губы его, похоже, жившие теперь отдельной жизнью, послушно шевельнулись:
Да, Лия.
Ты мне всё покажешь?
Да, Лия.
Ты мне нужен.
Да, Лия
Бери мешок. Пойдем.
* * *
Находка торопливо шагала по коридору, и ее крошечный зеленый светошарик едва поспевал за ней.
«Блудни бы забрали того, кто придумал строить такой большущий дворец с такой кучей всяких комнат, чуланов, залов и подвалов! Одних коридоров, если выпрямить и вместе сложить, хватило бы, поди, чтоб до Страны Октября добраться отсюда! Ну вот где, где они могут быть?!..»
Множество этажей, башен, коридоров и переходов уже оставались позади, и с каждым пройденным метром тошнотворная тревога с привкусом предчувствия чего-то непоправимого, круто замешанная на ревности и настоянная на обиде, всё крепче впивалась в душу сотнями зубов и когтей.
Когда на следующий вечер после того памятного ужина и не менее памятной ссорыпервой в их семейной жизни! Мечик пошел показывать летописице дворец и рассказывать его историю, она, не находя себе места от ревности, побежала в город к матушке Гусе. Старушкастаршая воспитательница детского приюта Постола, а на делезаботливая и любящая бабушка всем постолятам, оказавшимся без родителей и кроваи раньше учила Находку житейской мудрости и просто давала хорошие советы и подсказки, о чем бы юная октябришна ее не спросила. И теперь ожидание девушки не обманулось: выслушав сбивчивый пылкий рассказ, старушка, не долго раздумывая, разложила всё перед горящей стыдом и гневом царицей, как на картах: и что гостья ярила ее неспроста, и что если б Находка не вспылила за ужином, то и мужу ее не пришлось бы водить летописицу лично по всем закоулкам дворца, заглаживая чужую вину, и что, видно, того ей и надобно было, ибо стала она точно шелковая на следующий деньмасло с медом И только зачем это было ей надобно, разуметь матушка Гуся не смогла: если не обольстить Мечеслава, то чего тогда ради? Видно, для прелюб всё ж старалась, злодейка.
Разрываемая ревностью, Находка в ту ночь приперла любимого в угол с расспросами, но тот, вместо того, чтоб жену успокоить, сказал лишь, что ее недоверие ранит его, и что она ведет себя как маленький ребенок. Смущенная и расстроенная, царица отправилась на свой край кроватистрадать в одиночестве. Мечеслав попытался было обнять еено она, не поворачиваясь, грубо дернула плечом и натянула на голову одеялои он отстал. Терзаясь теперь еще и неопределенностью и не в силах предпринять вторую попытку примирения, она тихо проплакала почти до утра под ровное сопение супруга, почивавшего сном праведникаили очень уставшего грешника.
Новый день закружил их в заботах, а когда пришел вечер, а вместе с нимпора продолжать экскурсию, Мечеслав ушел с Алией, не дождавшись возвращения жены из Постола. Промучившись три часа в одиночестве, Находка вскочила, отбросила вышивание и устремилась на поиски, рисуя перед мысленным взором многокрасочные картины, одна другой откровенней и ужасней. Интуиция ее, как прилежная ученица матушки Гуси, упрямо твердила, что отпускать мужа с заграничной профурсеткой нельзя больше ни в коем случае, даже если ей придется извиниться перед этой стервой и своими руками вытереть с ее кочанов остатки желе.
Так в поисках и мучениях прошел час, другойа любителей новейшей истории не было и следа.
Стиснув зубы и кулаки, октябришна остановилась на очередном перепутьекоридор первого этажа вел дальше, лестница справа приглашала вверх, а дверь чуть впереди и слева, утонувшая во мраке глубокого проема, была заперта на висячий замок, как десятки дверей, встреченных ей на пути.
Поколебавшись несколько секунд«Кажется, на втором этаже в этом крыле я уже была?..»царица быстро двинулась по коридору впереди остановилась, едва не запнувшись о собственную ногу.
Дверь слева действительно была заперта.
Когда-то раньше.
Предчувствие недоброго ржавым копьем пронзило ей сердце, и царица забегала взглядом по полу, ища и не находя исчезнувший из проушин замок. Может, проржавела дужка и он упал? Может?.. Может?.. Может?..
Других объясненийкак и замкапросто не было.
Октябришна метнулась к двери, уперлась ладонями в ее массивную доскуцельную, из дуба, специально по всему лесу исканного! прислушалась к дереву, и ощутила, что наложенные ею охранные чары были целы. Это значило, что дверь открывал Мечеслав. Для чего? Чтобы показать Пламя этой книжной крысе?
Находка налегла на дверь всем телом вспомнила, что открывается наружу схватилась за ручку уперлась ногами в пол дернула, что было сил
Дверь подалась.
Медленно, словно нехотя, двадцатисантиметровая доска пошла на нее, глухо поскрипывая петлями и застряла. Но и получившейся щели было достаточно, чтобы увидеть на третьей ступеньке убегавшей вниз лестницы пропавший замок.
Замок, в дальних отсветах Пламени Сердца Земли казавшийся то ли ржавым, то ли покрытым высохшей кровью.
Находка побледнела как смерть, переплюнула три раза через левое плечо, отгоняя дурную мысльчтобы не сбылась, выдохнула и протиснулась в приоткрытую дверь. Сжимая кулаки и кипя от возмущения и обиды, она кинулась вниз, и горячие злые мысли пойманными воробьями бились в голове без устали и конца.
«Как он только додумался приводить первую встречную кого попало к Пламени?! Холеру галеру галету галерку галерею нашел, прости Октябрь-батюшка! И холеру тожечтоб у ней прыщи на морде повылазили! Ни кожи, ни рожи, один гонор выше крыши! Только и знает, что бурдюками своими да образованностью всем в нос тыкать! И Мечик хорошхвост перед этой мымрой распускает и слышать ничего не желает, как глухарь на токовище! Думает выказать себя перед ней! Думает, нравится он ей, бестолковый! Да такой выдрокобре, кроме нее самой, никто не нуженкак не видно глазами-то, а?! Совсем мозги расплылиськак то желе?!..»
Малознакомое, но тревожное покалывание на губах остановило ее в шаге от поворота к предпоследнему пролету.
Ощущение творящейся рядом враждебной магии.
Царица, забыв ругаться, замерла, лихорадочно вспоминая защитный заговор, попятилась, прижимаясь к стенеи к ужасу своему ощутила, как немеет всё тело. Губы ее шевельнулись, выговаривая первые слова заклятья, но через несколько секунд застыли, точно восковые. В растерянности октябришна рванулась бежать прочьно внезапное чувство нахлынуло и пленило ее, как мухупаук. Чувство, что если она сделает хоть шаг вперед, то случится нечто непоправимое, что надо идти не вверх, а вниз, скорее, быстрее, бегом, чтобы не опоздать, чтобы вовремя успеть, чтобы не пропустить самое важное. Понимая в глубине испуганной души, что с ней происходит что-то неправильное и страшное, но не в силах противиться, Находка повернулась медленно, как во сне, и ноги понесли ее вниз, к исполинскому колодцу, мечущему желто-оранжевые отсветы как огненные стрелы.
«Спеши, спеши, поторапливайся»
Несколько шагови захватившее ее чувство незаметно облеклось в слова и получило голос.
Женский.
Знакомый до отвращения.
И он уже не просто звучал в голове, а вопил, заполоняя собой всё:
«Беги, беги, сюда, быстрей, перебирай копытами, ты, дура деревенская, грязная рыжая свинья, нажравшаяся помоев, место которойв луже среди навоза»
Еще несколько ступенеки Находка с ужасом обнаружила, что кроме как повторять проклятья за этим голосом не способна более ни на чтолюбая иная мысль, не успев зародиться, пропадала в неистовом оре, как песчинка в пустыне. Да в самой голове ее словно началась песчаная буря: вой, муть, жар заполнили всё вокруг, ни охнуть, ни пожаловатьсяни даже помыслить об этом: все мысли тут же сдувает, как ураганом. Голос издевался, унижал, терзал, сочась ядом и презрением, но октябришна сейчас могла сопротивляться не больше, чем развернуться и сбежать: кусочек за кусочком, она будто растворялась в этом яде и желчи, теряя волю, разум и осознание себя. Белый Свет от края до края заполнился лишь злобным голосом Алии, ставшим ее второй натурой, раздавившей первую, и гремя в мозгу, подобно грому в железном сарае, он продолжал изощренно глумиться, колоть и кромсать.
«сюда иди, кому говорят, тупая девка, пучеглазая жаба, корова постельная!..»
«Стельная корова стельная бывает а не постельная»пискнуло нечто далекое, испуганно сжавшееся в самом дальнем углу сознания, и тающая, исчезающая октябришна ухватилась за этот проблеск, как утопающийза солнечный луч.
«Давай-давай, шевели лапами, ты, чувырла лесная, свиным рылом в калашный ряд залезшая, ничтожество криворожее, хабалка базарная, шалава подзаборная»
Теряя себя и теряясь, царица с секунды на секунду была готова сдаться и поверить, что именно так всё и должно быть, что голос прав, что онаничто, мерзость и грязь, и должна забыть себя и верить ему, только емуесли бы не едва слышный шепоток, упрямо твердящий где-то в глубине: «Стельная корова стельная стельная корова не постельная стельная стельная как у нас дома стельная постельной коровы не бывает коровы не спят в постели они спят в коровнике как дома дома корова стельная дом стельная корова дом мой дом Октябрь стельная корова не постельная дом Октябрь-батюшка Октябрь Октябрь-батюшка, помоги помоги помоги, миленький от морока злого, от слова дурного от мысли темной, от души черной от руки недоброй, от сердца гадюки подколодной от дела подлого, от тела холодного из тлена вышлов тлен ушло, тленв пыль, пыльв быль, быльв небыль, чур меня, чур меня, чур, в полдень ли, в полночь, утренняя ли зоря, вечерняя, полуночная ли, а тебе нет ни солнца, ни луны, змея Алия, твое делов твое тело, слово моеключ, ключв замок, замокпод порог»
Находка не заметила, как несвязные, сбивчивые слова стали сливаться в заговор, пока не оказалась на верхней ступеньке последнего пролета. Ослепительно-оранжевый свет Пламени Сердца Земли ударил в привыкшие к тьме глаза, она остановилась, вскинула руки к лицу, защищаясьи осознала, что она только что сделала. Исступленный голос колдуньи всё еще гремел и визжал у нее в голове, но теперь это был не хозяин, а перепивший гость, выставленный в сени охладиться и подумать.
Боясь поверить в случившееся, и оттого не переставая твердить заговор против морока, Находка окинула взглядом развернувшуюся перед ней сценуи едва не упала.
Под ногами ее лежал карниз шириной метра в два, огороженный слева грубыми каменными перилами. В центре и справа перил больше не было, лишь оплавленные обрубки балясин торчали кое-где из пола на несколько сантиметров. Справа карниз сужался. Отходившая от него лестница змеилась спиралью вниз, прижимаясь к черной стене из блестящего, как зеркало, камня. А в непостижимо далекой глубине бездонного черного колодца шириной метров в двадцать беззвучно кипело, взметаясь и опадая, вязкое, тягучее, будто живое, пламя.
В центре септограммы, распластанный, как морская звезда, с закрытыми глазами неподвижно лежал Мечеслав. Чуть поодаль валялось несколько книг, флаконов, шкатулок и пустой мешок. По углам септограммы расположилось его содержимоецелый ассортимент преуспевающей лавки магических товаров. Но это была лавка после набега стада гиперпотамов: камни раскрошены, растения раздавлены в пыль, свечи расплющены, талисманы разбиты на осколки, раздробленные черепачеловеческие и не толькоможно было узнавать только по россыпи уцелевших зубов А в середине чертежа рядом с бесчувственным царем стояла Алия. В одной ее руке был нож, в другойслабо мерцавший розовым прозрачный камень величиной со среднее яблоко. Из сердца колодца к нему тянулись красно-оранжевые нити, словно скрученные из Пламени Сердца Земли. Эфемерные, еле различимые, то и дело рвущиеся, они огненными струйками втекали в камень, выходили с другой его сторонырозовые и еще более тонкие, но в сотни раз более многочисленныеи пронзали тело колдуньи: руки, ноги, туловище, шею, голову
Рывком откинув с лица волосы, Алия широко ухмыльнулась:
А я уж думала, ты не придешь! Кишка тонка посмотреть в последний раз на своего Кондрашенькутак ведь его звали перед тем, как выяснилось, что оннаследник Медведей? А до того каким было его имяпятьдесят лет? Первый? Второй? Между первой и второй перерывчик небольшой!
Будто сказав что-то необъяснимо забавное, колдунья расхохоталась.
Люблю красивые повороты сюжета! Откуда вышелтуда и пришел Кондрат свет Аниканович! Только на этот раз он будет первым, а тывторой. Поверь мне, милочка, я бы охотно сменила порядок, но королевская кровьчасть финального ритуала. Куда деваться, эти книжки люди поумнее меня писалии уж поумнее тебя, лапочкаэто точно! Но ты не волнуйся, я тебе потом всё припомню. Хотя, отчего потом? Могу и сейчастолько немного позже. Когда закончу. Ты меня подождешь? Ты никуда не торопишься случайно?
И снова летописица расхохоталась, точно пьяницасвоим шуткам, более никому не понятным.
«Пятьдесят лет назад?.. Пламя Сердца Земли?.. Костей Это это же Камень Силы! Как был у него! Да как она посмела!!!..»
Находка задохнулась, пораженная жуткой догадкой, хватанула воздух ртом, кровь ударила ей в голову, свет померк от нахлынувшей ярости, и она, сжимая кулаки и забыв обо всем, кинулась вниз.
На лице Алии отразилось краткое изумление, и в следующую секунду ее голос в голове царицы взревел в полную силу, слепя и обездвиживая:
«Стоять, корова! Куда пошла! Стоять, я сказала!»
Ноги октябришны замерли и она, не закончив шага, кубарем покатилась по ступеням, по карнизу Несколько уцелевших сантиметров балясин прервали ее падение почти на самом краю в полушаге от септограммыи в паре шагов от колдуньи. Находка хотела было вскочить, наброситься на мерзавку, но голос, от которого, она думала, избавилась навсегда, с новой мощью взорвался в ее голове, изрыгая оскорбления и проклятияобездвиживая и лишая воли:
«Лежать, овца! Ты будешь лежать, пока я не скажу! Думаешь, выучила пару трюков, как дрессированная шавка, и всёты великая ведьма?! Тымоль, вообразившая себя махаоном! Не увидела, как я одурманила твоего Мечеслава в самом начале встречиперед твоим носом! Грудь мою рассматривала и фигуру и завистью давилась! И того не поняла, курица безмозглая, что я башку тебе задурила, глаза отвела, чтобы ты магии моей не почуяла! Тем вечером он был уже не твой, а на следующий деньтак и совсем мой, а и ты думать ничего не подумала своими рыбьими извилинами! Знаменитая ведьма из села Пупырьево! Ах-ах! Держите меня семеро! Помнишь, как он кинулся ко мне с салфеточкой? Помнишь? Ага, вижу, умирать будешьвспомнишь! А если бы я приказала ему на следующий день а лучше вечер»
Ряд гадких картинок вспыхнул в мозгу октябришны, та дернулась, как ошпаренная, хотела выкрикнуть, но всё, что вырвалось из сведенного судорогой горла, было: «Ннннт»
Алия криво хмыкнулана этот раз вслух:
Конечно, нет. После того, как я завершу заклинание и Камень обретет стабильность, в очереди за моей рукой будут биться правители самых великих держав. Лукоморье, Вондерланд, Шантонь, Гвент, Шатт-аль-Шейх, Вамаяси, БхайпурГолова идет кругом от перспектив! Стольких предстоит оболванить, стольких покорить, стольких в бараний рог согнуть Какой простор для скромной, но амбициозной девушки из хорошей семьик тому же бессмертной и с неограниченной магической силой. Так что нужен мне этот паршивый провинциальный царек, сама помыслиесли у тебя осталось мозгов хоть с чайную ложку! Твоего Мечеслава счастьеили несчастьечто я не люблю отвлекаться на финальных стадиях пути. Хотя чтобы поквитаться с тобой за желе, пожалуй, стоило бы перед тем, как перейти к последнему этапу