Как же вы меня бесите. Пошли уже разберёмся.
И я развернулась и пошла, Мыш шёл рядышком.
Мгновение длилась удивлённая пауза, а потом вселёныши последовали за мной.
О вселёнышах Книга говорит предельно ясно. Они питаются страхом. Поэтому они вынимают на поверхность все твои забытые страхи. Для них это как горчица. Они заставляют тебя мариноваться в собственном страхе, а потом, когда ты будешь пропитан им до самых косточек, они вселяются в тебя и начинают питаться тобой, как мерзкие насекомые. И что с детьми, в которых забрались эти вселёныши? Вторженцы съедают их изнутри, откусывая по кусочку от их разума, заставляют их бояться постоянно. Когда внутри ничего уже не останется, они отправятся на поиски новой жертвы. Ребёнок очнётся, словно бы после кошмара, но в Книге сказано, что дети, которыми завладели вселёныши, уже никогда не вернутся в норму.
Дюжина детей с чёрными глазами шла за мной по пятам. Интересно, как этокогда в тебя разом вгрызается целая дюжина вселёнышей?
Наверно, очень страшно. Как кошмар, от которого не выходит очнуться.
В любом случае, в Книге сказано, что есть всего один способ справиться со страхом и лишь один способ победить созданий, которые им питаются.
Встретить их лицом к лицу.
Ты идёшь, один, в самое тёмное и страшное место поблизости. Обязательно нужно быть одному, ты и только ты даёшь бой собственному страху. Должно быть жутко, потому что тебе придётся сразиться со страхом на его территории.
Иначе вселёныши просто преследуют тебя. Без конца. Они будут грызть тебя, пока ты не грохнешься на землю, тихонько лопоча что-нибудь себе под нос.
Мыш шёл рядом со мной, глядя на вселёнышей позади, грива у него на шее и на плечах встала дыбом. Он не рычал, и в его позе было что-то мрачное и серьёзное.
Страшное место можно найти всегда; они повсюдупросто взрослые их не замечают. Одно из них я отыскала прямо в зоопарке, и мне пришлось пройти всего-то через две двери с надписью «Служебное помещение». По чистой случайности обе были не заперты.
Молодец, Мыш.
Так что уже через несколько минут я спустилась по простой служебной лестнице в подвал большого вольера с кошками и открыла дверь на старую, старую, старую каменную лестницу, скользкую от воды, которая стекала в неосвещённые нижние подвальные помещения здания.
Перед самой лестницей я повернулась к Мышу и сказала:
Не бойся. Всё под контролем.
Я была не совсем честна. Возможно, не всё было под контролем. Может быть, Книга ошибалась. Может, у меня начнётся приступ. Может, вселёныши просто меня побьют. Им хватит для этого рук.
Мыш, похоже, почувствовал мою неуверенность. Выражение его морды изменилось, и он повернулся кругом навстречу вселёнышам, которые меня преследовали, обнажая зубы и так загрохотав, как могут только очень старые машины и, возможно, трактора.
Вселёныши замерли, как вкопанные. Их лидер, девочка с лицом в полосочку от слёз, взглянула на него и усмехнулась.
Страж, сказала она. Ты знаешь Закон. Это наше право.
Рычание Мыша стало ниже, медленно он подошёл к вселёнышу вплотную, почти заглянув ему в лицо. Его мех зашевелился, как это бывает, когда он светится, серебряно-голубые вспышки мерцают на самых кончиках волосков.
Если вселёныш и был хоть каплю впечатлён, он этого не показал.
Я знаю Закон. Должен знать и ты, он указал пальцем мимо Мыша, на меня. Это моя добыча. С дороги.
Мышу нельзя было вмешиваться. Иначе мне было не избавиться от этих пустых глаз.
Мальчик, всё хорошо, сказала я. Всё под контролем.
Мыш посмотрел на меня, умолкая. Потом низко склонил передо мною голову. Он рысцой пробежал мимо вселёнышейтолкнув парочку своими широкими плечами, так, что они зашаталасько входу в этот подвал и присел, готовый ждать.
Все взгляды обратились ко мне.
Я сделала глубокий вдох и вынула из кармана свой телефон. Он был выключен, потому что я гуляла с папой, а волшебники ломают телефоны, просто не так на них посмотрев, если в них течёт ток. Когда они выключены, всё вроде бы в порядке. Я его включила, дождалась, чтобы дурацкий экран с яблочком исчез, и зажгла фонарик.
Потом я спустилась по лестнице в черноту, и вселёныши последовали за мной.
Я оказалась в комнате в конце лестницы. Это было большое открытое помещение с кучей старых пыльных машин. Здесь пахло плесенью. Пахло ужасно. Повсюду угрожающе легли тени. Свет моего фонарика замерцал в маленьких глазках у самой земли, за пределами светлого круга. Наверно, это были крысы.
Свет немного дрожал. Я боялась.
Это был дурной знак. Если я боялась, а они ещё даже не начали, может, я сломаюсь. Может, я просто рухну на пол и расплачусь. Может, они завладеют мной. Может, я просто вернусь в зоопарк с чёрными глазами, а папа этого даже не увидит. Я просто начну слетать с катушек, и все подумают, что со мной то самое. Что мне стало хуже. И им придётся держать меня в безопасном месте.
Я вздрогнула.
Потом я развернулась и лицом к лицу встретила лидера вселёнышей.
Лицо-В-Полосочку стояла примерно в шести дюймах позади. На моих глазах её рот исказился, показывая зубы, и на улыбку это походило не больше, чем зубы тиранозавра Сью из музея. Её глаза зияли чернотой, будто отверстия в черепе.
Остальные вселёныши обошли нас и заключили в круг, они стояли на расстоянии вытянутой руки от меня. Их глаза стали темнее, сделались громадными, а потом
А потом
я стояла на кухне дома, который я узнала, но не могла вспомнить.
Работал телевизор. Там шла Улица Сезам, но на испанскомменя научили на нём говорить. Я знала его до сих пор, но мой мозг не сразу его понимал; это как переключать передачи на велосипеде. Элмо говорил про буквы.
Я подняла глаза наверх и увидела очень добрую женщину с тёмными волосами, чьё имя никак не могла вспомнить. Когда я с ней жила, я была очень маленькой. Она напевала что-то себе под нос и готовила печенье или что-то похожее, и она отвлеклась, чтобы улыбнуться мне и сказать, что я хорошая девочка.
Вошёл её муж, он что-то говорил тревожным голосом. Она уронила ложку, торопливо отодвинула миску, в которой что-то мешала, и взяла меня на руки.
В этот момент вошли вампиры. Не совсем человеческие силуэты в чёрных накидках, плащах и тряпье. Они вопили нечеловеческими голосами, пока в прыжке рассекали воздух, и я слышала выстрел за мгновение до того, как муж доброй женщины закричал, и воздух наполнился запахом металла, а добрая женщина закричала и прижала меня к себе.
Я знаю, громко и решительно сказала я. За мной пришла Красная Коллегия. Они убили мою приёмную семью. Это было ужасно.
Кухня внезапно исчезла, и я стояла, наполовину согнувшись, упираясь руками в колени и тяжело дыша. Свет моего телефона показал мне армию лаковых туфель.
Я подняла наверх гневный взгляд и сказала:
В тот день со мной ничего не случилось. Пострадали другие. Поищите что-нибудь получше.
Лицо-В-Полоску долгую секунду смотрела на меня, а потом сказала:
Эту семью ты тоже потеряешь. Ты всегда их теряешь.
Мне стало труднее дышать. Мои мысли побежали так быстро, что я никак не могла удержать их в узде.
Нет.
Нет, нет. У меня начался приступ.
Лицо-В-Полосочку приблизилась ко мне, с какой-то жадностью подавшись вперёд своим телом:
Твой отец хочет как лучше. Но он умрёт. Ты видела его шрамы. Однажды ему не повезёт или он совершит ошибку и умрёт. Ты останешься одна.
Мне стало тесно в груди. Я не могла дышать. Я слышала, как изо рта у меня вырывались эти дурацкие звуки, как у маленьких деток, и всё в моих глазах расплылось от слёз. Казалось, кто-то стучит по моему сердцу молотком, бом, бом, бом.
Карпентеры могли погибнуть точно так же, как твоя первая семья. Ужасно. Заливаясь криком. Из-за тебя.
Хватит, пыталась сказать я; я слышала только звуки, похожие на:Гык, гык, гык.
Вселёныш прильнул ко мне. Я почувствовала, как другие дети кладут свои руки мне на плечи; их пальцы не сгибались, были просто неправильными.
Твоя мать погибла из-за тебя, сказал вселёныш, не меняя тона. Твой отец умрёт из-за тебя.
Я упала на колени. Лицо-В-Полосочку опустилась следом.
Ты маленькое самовлюблённое чудовище, сказала она. Все те хорошие люди погибли из-за тебя. Просто похорони себя в какой-нибудь дыре. Так для них будет лучше.
В темноте и в холоде, когда ты устал, боишься и не можешь ни говорить, ни дышать и окружён страшилами, такие слова кажутся правдой. А если это была правда, то спорить не оставалось ни одной причины. Просто лечь и позволить монстрам завладеть тобой. В какую-то секунду мне хотелось так и поступить. Я хотела просто лечь и не двигаться. Слова были похожи на правду.
Правда были. Они звучали, словно это правда. Я чувствовала, что это правда.
Но чувства ничего ещё не значили.
Честно говоря, у чувств и у правды общего немного.
Монстры убили мою приёмную семью. Это правда.
Моя мать погибла, когда спасала меня. Это правда.
Но все те люди погибли, потому что монстры пришли и убили их. И только поэтому.
Монстры намного хуже, чем те, что сейчас окружили меня. Взрослые монстры. Монстры, которых я пережила.
Я заставила себя дышать, когда остальные начали говорить. Они все говорили мне ужасные вещи.
И тогда меня осенило: Книга была права.
Дюжина этих существ, и они посмели выбрать самого маленького ребёнка с самым страшным прошлым, которого только нашли. Они и не пытались трясти моего папу или даже какого-нибудь взрослого неженку. Они не пытались съесть Мыша. Они пришли за самым маленьким, самым уязвимым человеком поблизости.
Потому что им было страшно.
И если они боялись, это, возможно, значило, что они сами не могли никого пугать.
Знаете, как мне кажется? вдруг спросила я очень чётко.
Вселёныши умолкли, ошеломлённые, когда я посмотрела на Лицо-В-Полосочку. Её чёрные глаза уставились в мои, её рот остался открыт на середине предложения.
Я прищурилась, глядя на неё:
Мне кажется, сейчас страшной могу быть я.
И потом я выключила телефон, чтобы мы остались в полной темнотеи я запрокинула голову и засмеялась над ними.
Я никогда так не смеялась. Не то чтобы я заливалась хохотом, но в этом звуке была какая-то яростная, львиная, лучистая радость. В нём не было злости, но я дала им понять, что меня не тронули их чёрные глаза и плохие сны. Мой голос не гремел, но смех, отражаясь от чёрных каменных стен, звенел так же ясно и чётко, как колокол.
И вселёныши закричали.
Их крики были не совсем страдальческими. У каждого была своя нота, один совершенно чистый не сбивающийся тон. Ни одна из нот не совпала с остальнымиэто была одна ужасная каша из звуков, будто свист паровоза в мультиках, но без радостных, мелодичных ноток в нём. Эта какофония напоминала звуки телевизора, когда Молли или Гарри входили в комнатупохожий на вопли, монотонный шум.
А потом все они разом умолклии осталось только моё хихиканье.
Хи-хи-хи, услышала я свой голос. Ха-а-а-а. Глупые страшилы.
Я снова включила фонарик. Дети лежали на полу в изумлении. Они были моими ровесникамиболее или менееи один за другим стали садиться. Их глаза уже не были чёрными. Это были просто глаза.
Вселёныши пропали.
Остались только мы, дети.
Что случилось? спросил мальчик.
Ай, сказала Лицо-В-Полосочку и стала шмыгать носом, мои глаза.
Э сказала я; я продолжала светить фонариком им в глаза, чтобы они не могли рассмотреть моё лицо, и решила, что проще, наверное, будет сказать детскую версию правды. Утечка газа. Пошли. Надо выбираться. Тут очень опасно.
Пришлось ещё немного повешать им лапшу на уши, но в итоге я смогла вывести детей наружу. Они все были в замешательстве. Мыш ждал на том самом месте, где он остался, и теперь очень осторожно шёл рядом со мной, медленно и сосредоточенно, чтобы не сбить с ног растерянных детей.
Один мальчик сообразил сразу же пойти к охране и попросить о помощи, а мы с Мышем отправились другой дорогой. Я поняла, что улыбаюсь. Возможно, я шла слегка вприпрыжку.
Побеждать монстров даже немного весело. То есть ужасно в процессе, но когда всё кончается, то лучше, чем в играх.
Может, это ненормальное чувство. Наверно, оно у меня от папы.
Мы с Мышем вернулись в кафе, и я купила победную картошку. Мыш в порыве грохнулся на брюхо под стол, радуясь, что я в порядке; и ладно. Я чуть-чуть съехала со стула вниз, чтобы посмотреть, ест ли он свою картошку.
Папа вернулся где-то через пять минут с парнем старше меня на несколько лет. Он улыбнулся мне, а я ему.
Привет, тыковка, сказал папа. Это Остин. Он тоже не видел местных горилл. Давай наберём еды и вместе к ним заглянем?
Хорошо, Папа, сказала я.
Он моргнул, а потом расплылся в такой широкой улыбке, что я думала, у него лицо треснет.
Гав, сказал Мыш, виляя хвостом.
* * *
Меня зовут Мыш, и я Хороший Пёс. Все так говорят.
В моей жизни много прекрасных людей, но важнее всего для меня Мой Друг Гарри Дрезден и его дочка Мэгги. Я люблю их, люблю быть с ними рядом и люблю ходить в зоопарк.
Я там никогда не был, но по рассказам Моего Друга уже был уверен: мне там понравится.
Мой Друг и Мэгги пахли очень нервно, хоть и старались этого не показывать. Мой Друг боялся, что не сможет стать хорошим отцом для маленькой девочки, и это было глупоно если бы он не боялся, это был бы совсем другой человек. Она тоже расстраивалась, но по другому поводу. Она боялась, что у неё будет Паническая атака, что мне придётся ей помочь и что её отец решит, что она слабая, с проблемами, и не захочет быть ей отцом. Это тоже были глупости, но в жизни ей приходилось нелегко.
Оба они были хорошими людьми и их обоих часто неправильно понимали их братья люди.
Вы, люди, можете стать самыми прекрасными созданиями на светеесли сумеете продраться сквозь всю ту невозможную глупость, которую, кажется, носите в своих сердцах. В том нет вашей вины. Вы просто ещё не знаете, как ваши сердца устроены.
Поэтому и нужны собаки.
Хорошо, когда знаешь, зачем ты нужен.
В машине Моего Друга мы ехали в зоопарк в парке. Раньше меня сбивали с толку прогулки по парку, но потом я понял, что люди устроили много парков в своих городах, не один. Я люблю парки. Вот ещё одна причина из многих, почему люди хорошие.
Я осторожно шёл рядом с Мэгги, а она держалась за мою гриву или за ручку на моей жилетке для собак поддержки. Мэгги говорит, жилетка красная. Не знаю, что это значит, но это её любимый цвет, и я счастлив, если это так. Я не забывал махать хвостом и улыбаться. Люди маленькие, и их легко напугать, так что очень важно дать им знать о своих дружелюбных намерениях.
Как минимум до той поры, когда дружить уже нельзя.
Мой Друг и Мэгги шли вдвоём и разговаривали. Они говорили много разных слов, но на самом деле раз за разом они повторяли: «Надеюсь, я тебе нравлюсь». Глупо с их стороны было думать, что они могут не любить друг другано бывают вещи, которые люди долго не могут понять из-за своих неразумных сердец.
И вы тоже. Ничего. Просто заведите собаку. Собаки многому могут вас научить, когда речь идёт о вашем сердце.
Я почувствовал, как вдруг насторожилась Мэгги, и остановился, чтобы взглянуть на неё, ещё не поставив лапу на землю. Лицо у неё было напряжённым и серьёзным, и я понял, что рядом было одно из существ, которых она называла страшилами. Страшилыдело серьёзное, угроза детям; взрослые люди их, судя по всему, совершенно не замечают. Даже мне трудно было разглядеть их, когда они были рядом. Мне нужно было подобраться к ним на расстояние прыжка, чтобы их заметить, и даже тогда я мог лишь увидеть тени и учуять холод и голод.
На этой территории не я должен был с ними драться. Я был уверен в этом от носа до кончика моего хвоста, так же твёрдо, как знал, например, данные мне силы. Моим долгом было охранять и защищать дом, а эти создания нужны были, чтобы на них упражнялась молодёжь. Люди забывали о них, взрослея, но уроки, усвоенные в столкновениях с этими хищниками, оставались на всю жизнь. Мне не следовало вмешиваться в обучение Мэгги.
Если они, конечно, не заберутся в дом. Это было бы просто неразумно.
Два ругавшихся друг с другом человека пахли застарелым табаком и плесенью, и моим ушам стало немного больно от их голосов. Они обсуждали роль США в борьбе с нищетой, необразованностью и терроризмом в странах Центральной Африки и были заметно раздосадованы этим разговором. На них, судя по всему, завелись беглеры. Навредить они могли разве что приятной беседе.