Но на этот раз так сложились звезды, что пыль со старых сводов и правил пришлось сметать. И была тому весьма объективная причина, далекая от рыцарства и благородства. Имя ейжадность.
Жадность Золотых поясов Ганзы: охраняемых сильнейшими свободными «виртуозами» и умудрившихся наэкономить даже на контрактах с ними. Годы безопасности заставляли их пересматривать договоренности, отгрызая себе процент за процентом; жадность двигала имихранители огромных сокровищ, они были готовы удавиться за золотой талер, из которого и собирались их богатства. И покуда Палач сидел в своем Биене под присмотром, все сходило им с рук.
Но когда Палач вышел из своего Биена и сжег дворец одного из них, вместе с ним самим, домочадцами, свитой и охраной, а остальные возопили в ужасе, требуя немедленно уничтожить угрозу их жизнямоказалось, что тщательно выписанные контракты более не предусматривают атаку. Только пассивная оборона, только щиты, только поддержание охранного периметра. Так что любые вопли «идите и убейте его!» наталкивались на непонимание людей, связанных не долгом, а договорными обязательствами. Во всяком случае, не за эти деньгиуказали «виртуозы» и предложили пересмотреть свои контракты. С учетом наценки за риск. С учетом пепла их соратника, что летал в воздухе. С учетом прагматизма ДеЛара, что не стал штурмовать дворцы и твердыни, а принялся методично выжигать порты и склады, раз за разом ударяя по самому ценному, что есть у Ганзы: по ее кошельку. Выходило очень дорого.
Настолько дорого, что очень быстро к уважаемому князю ДеЛара направили посредников и смиренно предложили правила благородной войны. Дуэль равных от каждой стороныПобедитель получает жизни побежденных. Для фанатика, одержимого местью за семью, предложение идеальное. Что же касается Золотых поясовони получали время на то, чтобы найти кого-нибудь подешевле, готового надежно решить старую проблему.
Да вот незадача: кровников у ДеЛара, готовых убить его бесплатно, не былоПалач убил их раньше. Лучших из лучших свободных «виртуозов» Пояса уже наняли, и расценки их, от которых хочется скрипеть зубами, знают. А вот иные личности подобной чудовищной силыв кланах. Кланы же, в наглости и бесцеремонности своей, требовали даже не денег и прощения долговони желали власти и влияния. Словом, ситуация уже добрую неделю сводилась к тому, что Ганза пыталась кого-нибудь нанять, а ДеЛара сидел в отеле, пил чай и терял терпение.
И вся интрига, мусолимая телевидением и бумажными изданиями, как раз в том, кто выйдет против ДеЛара в поединке один на один. Добровольцев под это дело как-то не сыскалось, да и за деньги не было желающих: какой смысл всю жизнь идти к высочайшему боевому рангу, чтобы вместо заслуженного богатства, славы и убийства заведомо слабейших подвергать свою жизнь риску?
Поговаривают, что уже кого-то наняли. Так же ходят слухи, что «виртуоза» нанял какой-то один из пяти Золотых поясов, тут же объявив себя отдельной стороной благородной войны: мол, деньги-то мои, и биться «виртуоз» будет только за меня. Остальным предлагалось решать проблему с ДеЛара самостоятельно. Если остальные не справятсязначит, такова их судьба. Закладные и долговые расписки Ганзы всегда выпускались в копиях, равных количеству Золотых поясов, так что, если кто-то умрет, выжившему достанется больше. Ну а Палач достаточно разумен, чтобы убить слабых первыми. Слухи, шепотки, версиииз каждого радиоприемника, газетной страницы и приоткрытой двери купе.
В любом случае, пройдет еще десяток дней до крайнего срока, и Ганзейцам придется кого-то выставитьили их придет убивать весь благородный мир.
А как полагаете зарабатывать вы? Изобразил я вежливое внимание.
Двухмиллионный Любек остался без закона. Это скверно, шевалье постучал сложенными замком ладонями по столу. Кому-то надо охранять банки и офисы от наших попутчиков, с иронией мазнул он взглядом в сторону выхода из вагона-ресторана.
Весь мир смотрит на Любек. Вряд ли злодеям удастся уйти от наказания. Есть же камеры, телефоны, свидетели! постарался я показать возмущение.
Особенности правил благородной войны. Медленно покачал де Клари головой. Победитель должен знать, что уйдет невозбранно. Попутный ущерб будет забыт. А все нарушенные законы, случайные жертвы и все горелягут на плечи побежденного. Уйдут с ним в могилу.
Победитель будет над законом, а не это отребье. Понизил я голос.
Золотые пояса торгуют правом войти в их войско, ответил он столь же тихо. Вы полагали, они не попытаются извлечь прибыль, даже стоя на пороге смерти?
Но воевать будет только один
Один из войска. Акцентировал он внимание на древнее правило. И ганзейцы, будь они неладны, все равно победят. Вся эта шваль прекрасно это понимает. Им отдают Любек на разграбление, за хороший процент.
Грабить собственный город?
Кто-то должен оплатить найм «виртуозов». Равнодушно пожал тот плечами. Грабежи, темные делишки, похищения людейв этом городе все будет дозволено. Посоветовал бы вам обзавестись охраной, но зачем она обладателю таких перстней? Если, конечно, их не распродавать.
Любек из сонного туристического местечка давно разросся до города-миллионника и крупного финансового центраблизость дворцов ганзейских бонз потворствовала этому, сулила безопасность и наполняла некогда тесные улочки флером респектабельности. Теперь там хватало дорогой недвижимости, банков, бирж и состоятельных граждан. Надо ли говорить, что стадо тоже жмется к пастуху, чуя волка Волка-то, может, и отгонятно и стадо пустят под нож без единого сомнения.
Скверно, закусил я уголок губ.
Я рекомендовал бы вам прибиться к свите кого-нибудь поприличней. Придется дать хорошую скидку, но, пожалуй, это единственный способ заработать и остаться живым.
А в городе есть и такие?
Если даже нет, то непременно появятся. Ваши клиенты прилетят на самолетах, уважаемый. Почаще смотрите на небо. Улыбнулся он одними губами и поднялся из-за столика. Был рад знакомству.
Поезд ощутимо качнуло и замедлило, чертыханием смазав прощальные слова.
Неужто прибыли, де Клари заглянул в окно вместе со мной и тоже не обнаружил характерных подъездов к «Любек Центральному». Да что на этот раз! Возмутился он в голос и отправился искать проводника.
Я же вернулся к подостывшему кофе и меланхолично проводил шевалье взглядом.
Еще мой собеседник забыл, что скоро ко всему нарастающему хаосу добавится голод. Возможно, сколько-то еды все еще хранилось на уцелевших складахно никаких запасов не хватит, чтобы обеспечить такое море людей. Единственная железнодорожная ветка никак не справится со снабжением, да и где найти столько безумцев, готовых вести составы в один конец?
Надо как-то оперативно решать вопросы в этом городке, перелистнул я газетный лист и вчитался в очередной заголовок.
«Нападение на Бастилию! Убийцы на свободе!».
Нога предсказуемо заныла.
Да что ты будешь делать, полез я в карман за обезболивающим, с раздражением закрывая разворот.
Блистер на две трети ощерился пустыми гнездами, а кофе приобрел неприятно кислый привкус.
Вы представляете, Самойлоф! Ворвался в вагон мой старый знакомец. Они требуют, чтобы каждый исповедовался!
Ктоони? поднял я удивленный взгляд вместе с иными, присутствующими в ресторане.
Двое, явились из города на дрезине. Плюхнулся он вновь напротив. Один церковник, второй называет себя главой вокзала. Третьим у них начальник поезда.
И что, без исповеди нам закроют доступ в город? Посмотрел я в окно.
Любек уже был там, и ничего, кроме пломб на дверях, препятствовать нам не могло. Разве что нежелание идти по грязи с багажомвокзал в этом плане был куда предпочтительнее.
Хотят составить списки пассажиров и завещания, подуспокоился шевалье, но все еще гневно дышал, глядя в сторону головного вагона.
Разумное требование, пожал я плечами.
Потом ищи-опознавай тела под завалами, выясняй их последнюю волю
Нотариусом у них церковник. Скривился де Клари. И да, пардон, не требует Но ежели без тайны исповеди, то в завещание залезут эти две вокзальные морды. Какова наглость, знать имена тех, ради кого мы каждый день идем на смерть!
Я с пониманием покивал.
Может, это единственный способ вразумить иных пассажиров, осторожно предположил я.
Эти не думают, что могут сдохнуть, отмахнулся тот пренебрежительно. Для этих у начальника вокзала при себе завещания в пользу славного города Любек. Только подпиши, и добро пожаловать! Шевалье нарочно повысил голос, заметив внимание на себе. Ведь мертвец всегда может его переписать.
Ответом ему был звук разбитого окнакто-то посчитал, что настало время сойти с поезда. Я с интересом посмотрел в спину мужчине, споро очистившему раму от осколков и перекинувшему через нее скатерть. Моменти тот деловито удаляется от состава в сторону складов.
Пожалуй, и мне пора сойти. прокомментировал де Клари.
Вы уже нашли себе нанимателя или планируете сыскать его в городе? Опередил я его движение.
Я вижу, никак вы желаете мне что-то предложить?
Найм на десяток дней. Кивнул я.
Телохранителем? Заинтересовался он.
Сопровождение, решение бытовых вопросов. Поиск транспорта и отеля, трансферт и обеспечение.
Самойлоф, яде Клари, терпеливо, и явно сдерживаясь, принялся он мне втолковывать. А вам нужен гувернант.
Я молча стянул с указательного пальца кольцо и чуть передвинул его по столешнице в его сторону.
Телохранитель обязан обеспечивать безопасное передвижение нанимателя, тут же сменил тон шевалье, не сводя взгляда с кольца. Персонал должен быть лично подобран и проверен на благонадежность. Отельиметь отличную репутацию и пути отхода! Едасвежей и безопасной! Одеждавыстиранной, а значит без отравы на ткани! Служанкисимпатичны и готовые телом защитить!
А вот это не надо, пресек я его, поднося гербовой перстень дужкой к предложенному кольцу. Договор?
Договор. Тут же кивнул он. Мое слово. Но учтите, я дам вам десять минут против «учителя» и двадцать секунд против «мастера». Это без кольца, вновь сглотнул он, глядя на ярко-красный рубин. С кольцом С кольцом Можно уже надеть? Просящим тоном произнес шевалье.
Прикосновение дужки гербового перстня, стандартные и привычные манипуляции, снимающие встроенную защиту: что оторвет палец карманнику или случайному воришке, и убьет одаренного, надевшего кольцо без дозволения.
Ваш аванс, шевалье. Прошу.
Рауль. Называйте меня так, я дозволяю. Тут же примерил он свою плату и прислушался к собственным чувствам. Пожалуй, ежели нападет «мастер», можете не торопиться и допить свой чай. Или что вы там пьете, в своей империи Ворковал он, полностью отрешившись от окружающего мира.
Тем более, что вагон-ресторан уже опустелкто ушел через окно, кто цивилизованно выломал запломбированные двери.
Я посмотрел на трость и прислушался к ногечерез вату обезболивания перелом все равно противно ныл. Пешая дорога в город отменялась.
Раз этого не избежать, пойду, ознакомлюсь, ухватился я за спинку диванчика и помог себе встать.
А там и трость идеально приняла нагрузку тела, помогая поврежденной ноге.
Я провожу, вскочив с места, двинулся вперед шевалье.
Очередь, впрочем, все равно пришлось выждать: через два вагона обнаружилось несколько десятков человек, готовых принять чужие правила. Сама представительная комиссия отгородилась дверью тамбура и благоразумно принимала пассажиров только по одному.
Де Клари вызвался держать мне очередь, позволив коротать время на кресле у окна. Очередь, впрочем, то сдвигалась вперед, то отшагивала назад на несколько позицийсреди попутчиков обнаружились отпрыски герцогов и великих графов, и после короткого сравнения родословных, им вынужденно уступали.
Шевалье смотрел на этот процесс с показным равнодушием, но встревать не пытался, хотя явно хотелтелохранитель не должен создавать проблем нанимателю. А люди с титуламиэто как раз-таки проблемы, которые еще долго будут помнить мелкую занозу на своем пути. Впрочем, куда было торопиться? Состав все равно никуда не двинется, а мое креслоничем не лучше другого.
Тем не менее, статус охранника позволил зайти раньше двух дюжин менее благородных.
Представительная комиссия занимала вагон класса люкс, вольготно расположившись в трех смежных купе. Четверо вооруженных солдат подкрепляли их полномочияно дабы сгладить углы, кто-то догадался, чтобы они исполняли роль почетного караула и приветствовали всех входящих. Записи, впрочем, тоже делали клеркино ежели у уважаемого пассажира есть желание потребовать высокое начальство Желания такого не было. Зато было другое.
Исповедь.
Две чернильные души переглянулись и повторили предложение просто указать ближайших родственников. А ежели таких нет, то вотстандартный бланк.
Я настаиваю.
Мне молча протянули конверт и бланк завещания.
Заполните и запечатайте. Никто ничего не узнает, пока не наступит скорбный час. Печать будет проставлена сверху.
Никогда не исповедовался. Очень интересно, вежливо ответил я им.
И перевел взгляд на мужчину в черной сутане, сидящего в полоборота за их спинами. Тот как раз прилаживал массивного вида печать на один из документов, коими щедро был завален откидной столик у окна, и явно смазал оттиск, расслышав мою формулировку.
Церковник беззвучно прошептал что-то, похожее на короткую молитву, и посмотрел на меня безо всякого энтузиазма, явно ожидая увидеть порцию раздражения, которая обязана была доставаться ему всякий раз как последнему в этой цепочке неожиданных остановок поезда. Но увидел он лишь доброжелательное ожидание.
Я буду ждать вас в третьем купе, отложив бумаги, поднялся он с печатью в руках и первым покинул помещение.
Возьмите записи, будьте любезны, со вздохом предложили мне только что заполненные документы, вручив заодно и ручку.
Там нечем писать?
Боюсь, что нет. Вы первый, кто пожелал исповедоваться отцу Анселю. равнодушно пожали те плечами, смиряясь с неожиданной заминкой рутинного процесса.
Новое купе встретило полумракомтемно-алые шторы закрывали окна, а чуть ссутулившийся силуэт церковника угадывался на том же месте, у откидного столика.
Я дворянин. Обязан вас предупредить, встретил он меня фразой, стоило занять место напротив.
Это не насмешка. Уверил я его. Мне и вправду интересно.
Вы приведены к причастию? Крещены? Допытывался он. Бываете в церкви?
Нет, но мне интересен механизм. Станет ли мне легче? Вглядывался я в его тяжелый взгляд.
Это не автомат по выдаче прощений, покачал он головой.
Хм. Тогда с чего обычно начинают?
С того, что беспокоит вас больше всего. Если поймете, что наговорили лишнегоне беспокойтесь. Разговор хранит тайна исповеди. Никто ничего не узнает.
Яне самый хороший человек на земле, отец Ансель.
Это не имеет значения.
В таком случае, начнем с того, что я дал людям денег. Отклонился я на спинку кресла.
В долг? Под проценты?
Нет, совершенно бескорыстно. Просто отдал. Они не хотели брать, представляете? Эти люди моря такие недоверчивые
Кто, простите?
Контрабандисты, тесно сплетенные с дворянством. Вы знаете, такая себе спайка обедневших благородных семей, владеющих скалистыми и бедными участками на побережьях, вместе с деловыми и хваткими людьми.
Пиратами?
Ими тоже, задумчиво кивнул я. Самой лучшей их частью. Вы же должны понимать: дворянство никогда не стало бы вести дела с мерзавцами и висельниками. Но голодать, питаясь рыбой и водорослями, тоже мало чести. Самим же таскать тюки в обход таможнисмешно Где-то обязан был найтись стык интересов: чести, выгоды и невероятного гонора, сопряженного с немалым риском. И они придумали стать заговорщиками против трона. Логика человеческаявещь весьма гибкая, способная огибать иные противоречия. А тут: блестящая формулировка, благодаря которой законы не нарушаются, ибо это законы узурпатора. Ворьеуже не рядовые бандиты, а благородные кабальеро на службе заговора, которых не вздернут, а казнят королевским судом. Да и сами дворянеуже заняты не наживой, а политикой во благо государства. Ведь, как известно, после переворота всегда всем сразу становится лучше.