Умереть. Я могла едва думать о слове, потому что каждый раз при этом видела, как моя мать бежит в те двери.
Голова болела. Во рту пересохло. Я вот-вот потеряю сознание.
Хватит, Элли. Дело не в тебе. Дело в Скувреле. Нужно исцелить его.
Я помню безумие. Помню, что твоя сестра делала со мнойужасные вещи, голос отца был испуганным. Я помню слова твоей матери. И она оставила нас у той двери, он кашлянул, словно скрывал эмоции. Мы можем отнести твоего мужа к кругу камней.
Он пытался утешить меня.
Не в такой дождь, я смаргивала воду с глаз. Я не знаю, где мы, и в темноте мы навредим ему, споткнувшись об корни. Или мы заблудимся и выйдем к врагам.
О чем ты думала, взмахивая мечом, Кошмарик? напряженно спросил Скуврель.
Я думала только о побеге, сказала я.
Так он умрет. У него не было сил бороться с ранами без помощи, а все, что у меня было, промокло, и тут не было укрытия. Я не могла развести огонь под ливнем.
Точнее, выдавил он.
Я я пыталась думать. Я вспомнила оленя, которого мы спугнули, выйдя из дома Рыбака. Как его хвост развевался как белый флаг. Я хотела пропасть за миг, как олень.
Дом, выдавил Скуврель.
О чем он? спросил отец.
Меч обычно переносил меня близко к тому, куда я хотела попасть. Он надеется, что мы возле дома.
Но я не надеялась. Мои мысли были рассеяны и бесполезны. А в этой темноте мы могли быть в паре шагов от него и не знать.
Постой, выдавила я. Я забыла.
У меня была рукоять топора в руке. В шоке от возвращения я забыла о ней. Я взмахнула ею. Я видела неподалеку от нас берег реки, и рядом был летний домик Рыбака. Он был маленьким, и крыша была изо мха, но это должно было защитить от дождя.
Ты можешь поднять его снова? спросила я у отца.
Да, но я не могу так идти. Я ничего не вижу. Даже его.
Я тебя поведу, сказала я. Я вижу духовным зрением, и факел освещает путь.
Я думал, это делало тебя невидимым, сказал отец, я направила его руки, и он снова поднял Скувреля. Мой муж застонал, и я старалась не вздрагивать, хотя он все равно не увидел бы. Он закрыл глаза от боли.
Это делает и то, и другое. Вот. Я поведу тебя.
Я шла рядом с ним, сжимая его руку, чтобы он не запнулся об ямы и ветки, пока мы двигались к дому Рыбака.
Мы замерли у крыльца.
Тут ступеньки, сказала я. Три. А потом порога.
Мне льстит, что меня несут через порог, слабо сказал Скуврель, но я не хочу жениться на двух членах одной семьи.
Мой отец недовольно зарычал.
Игнорируй его, сказала я, открывая для них дверь. Это его натура.
Ты вышла за мужчину, который шутит о браке со мной? возмутился отец. У тебя должен быть вкус лучше, Элли. Я растил тебя лучше.
Скуврель слабо рассмеялся, а потом застонал.
Я испортил все ее воспитание.
Я поспешила в дом, нашла лампу и кремень, быстро подожгла ее. Настоящий свет заполнил комнату, и я опустила повязку, убрала рукоять топора за пояс.
Я быстро закрыла дверь.
Опусти его на кровать.
Отец послушался, качая головой, поспешил развести огонь в круге разбитых камней в центре домика. У Рыбака был старый каминкруг разбитых камней и дымоход над ним, а не в стене, как делали теперь многие.
А ты, муж мой, не умрешь сегодня, приказала я, склонилась над кроватью, пытаясь снять его мокрый камзол. Он был бесполезнымв дырах и крови. Я осторожно разрезала ткань. Слышишь?
Твоя мама, Кошмарик, сказал он, приоткрыв глаза, чтобы я видела их блеск на его осунувшемся лице. Она прошла в Дверь Жути?
Да, сказала я. Она использовала мой ключ.
И без боли? Без крови? Просто прошла в двери?
Она уже была ранена, раздавлено сказала я. Подстрелена стрелой.
Он охнул и закрыл глаза, недовольный. Что ж, он хотя бы не радовался смерти моей матери. Я не ожидала от него сочувствие, так что я должна была принимать то, что было.
Я сняла сумку и порылась в ней. Вещей было мало. Но одеяло было еще сухим. Я стала резать его на полоски. Скуврелю нужны были бинты.
Его голова покачнулась, он потерял сознание.
Фейри, Элли. Проклятый фейри! плюнул отец у огня, который разводил.
Ты заметил, сухо сказала я.
Убери этот тон. Я знаю твой сарказм, и ты не заденешь меня им.
Я не пытаюсь тебя задеть, я вздохнула. Я рада видеть тебя, прошло много времени.
Для меня прошли будто недели, за недели до этого у меня была счастливая семья из четверых в нашем домике.
Теперь этого нет. Деревня сожгла дом, и теперь там пастбище.
Он резко вдохнул, и я разложила аккуратно бинты возле Скувреля и стала искать в домике миску. Тут была оловянная надбитая чаша, в которой рыбак явно мыл руки. Я наполнила ее водой из ведра у двери и вернулась к кровати.
Твоя мать отец подавился словами.
Очень тебя любила, нежно сказала я и вздохнула. Как и я. Честно скажу, меня резко толкнули в мир, где нужно заботиться о других, и я справлялась, как могла.
Твоя мать не хотела бы, чтобы ты была в браке с одним из них. Светлым народцем. Она ненавидела их.
И не без причины, я не скрыла едкость в тоне. Почему она не сказала, что была там? Что знала их?
Люди совершают ошибки.
Я подняла голову.
Ты не звучишь удивленно.
Он приподнял бровь.
Ты знал, поразилась я. Стало легче или сложнее, когда Хуланна пропала?
Сложнее, мрачно сказал он.
Но ты попытался ее спасти, мягко сказала я. Я намочила тряпку и стала промывать раны в плечах Скувреля. Они были красными по краям от железа, волдыри застыли на коже, будто пузыри кипения заморозили. Я старалась быть нежной, но Скуврель стонал во сне. Я вздрогнула от звука. Мне не нравилось причинять ему боль. Казалось, и я ее ощущала.
Я пытался спасти ее от себя. Как попытаюсь спасти и тебя. Слушай, Элли.
Я взглянула на его искреннее лицо и вернулась к работе, перевязала плечо чистым бинтом. Порезы нужно было зашивать. Но сначала их нужно было промыть.
Этот бракне смертный брак. Ты можешь уйти и жить нормальной жизнью. То, куда тебя заманили, твои клятвы. Это теперь не важно. Ты можешь бросить его, перевязав его раны. Он будет в безопасности, это не будет на твоей совести. И мы с тобой уйдем отсюда. Я был на севере один раздавно. Я был чуть старше тебя. Я забрался к горному переходу и попал в королевство Кувресаль. Там хорошо. Холодно. Бедно. Но хорошо. Я не остался, но мы с тобой могли бы. Мы можем все оставить и начать новую жизнь. И я буду защищать тебя. Буду заботиться о тебе. Я помогу тебе найти хорошего мужчину для брака, если хочешь. Хорошего мужчину. Верного. Какого ты заслуживаешь. Хм?
Я видела себя в том мире. Я видела себя, снова охотящуюся с отцом, он широко улыбался при виде добычи, а потом еще ширекогда мы одолевали ее. Я могла представить дом, как этот, где-то в горном королевстве, которое он помнил. Я не была против бедности. И я видела туманное лицо в мысляхмужское лицо, а потом и маленькие лица детей.
Я могла быть счастливой там. Я могла так жить.
Но разве я не буду все время думать, что вот-вот увижу крыло или рог единорога, или девушку, пляшущую у круга? Разве не буду думать о сестре за горизонтом, ведущей армию, чтобы завоевать мою новую землю, смеющейся, пока мы умирали рядом с любимыми? Разве я не буду переживать, когда дети будут убегать из виду, что его или ее заберут фейри и утащат в свой кошмарный Фейвальд?
Я не найду покоя снова.
Такого варианта не было.
И вряд ли я смогу жить с кем-то, как жила бы со Скуврелем.
Я не знала, хотела ли. Было бы неправильно испытывать сильные чувства к кому-то еще.
Я сглотнула, пока промывала и перевязывала другое его плечо. Его глаза были закрыты, длинные черные ресницы лежали на щеках так невинно, что это казалось нечестным у кого-то коварного. На его челюсти выросла щетина, портя идеальные линии его челюсти и скул. Он был без сознания. Может, спал. Если видел кошмары, то со мной.
На его руках и груди были мои меткимои шипы от моей колючей натурыи их пересекали и окружали шрамы, которые он получил за менявключая новые жуткие раны. Я еще не проверяла рану в животея почти боялась смотреть. Боялась представлять, какой плохой она была.
Я вытащила нить из сумки, приготовила ее, чтобы зашивать раны от хлыста Убийцы родни.
Он мог умереть этой ночью в этом домике. Если да, с ним умрет единственный фейри, который мечтал спасти их. Единственный, от кого мое сердце пело, от кого я смеялась. От этой мысли я ощущала такую пустоту, что закрывалась от этого.
Я не осмеливалась признаваться в этомдаже отцуно я не хотела жить в мире без него. Я не хотела жить счастливо в горах без его замечаний, без ласки его обманчивого очарования, без восторга от попыток договориться с ним об основных вещах.
Я не должна была это делать.
Не должна была влюбляться.
Я сглотнула, приготовила еще ткань, осторожно убрала его ладонь с живота, чтобы увидеть рану.
Элли? спросил отец.
Я моргнула. Я плакала? Глупости.
Я покачала головой, шмыгнула, убирая слезы. Хватит этого, мне нужно просто попытаться спасти его жизнь, и если я не смогу, я буду горевать по нему и матери позже.
Нет, сказала я, пытаясь убрать кровь и рассмотреть рану Скувреля. Кровь текла так сильно, что рана все время наполнялась. Это было плохо. Я не знала, как это исправить. Я не брошу его, не разорву брак. Я выбрала это, папа. И если не нравится, жаль.
Элли, он был в ужасе.
Послушай, пап, я постаралась скрыть эмоции на лице. Я люблю тебя, и я рада, что ты вернул себе разум. И мне жаль насчет мамы, и я не знаю, что сказать об этом. Но я сделала выбор, и я не брошу Скувреля. Если тебе не нравится тебе не нужно тут оставаться. Иди в Кувресаль. Иди, куда хочешь.
Глаза жгло, но я не плакала. Я не знала, что делала, но хотя бы знала, что это было плохой идеей.
Почему? спросил он. Почему ты липнешь к нему? Ты ничего ему не должна.
Потому что люблю его, резко сказала я. Разве не понятно?
Я посмотрела на лицо Скувреля. Он же меня не слышал? Лицо было расслабленным, к счастью.
Отец выдохнул.
Что за глупое имя Скуврель? Настоящие мужчины с таким именем не ходят.
Но он уже не спорил. Он наполнил чайник у огня. Чуть позже он заговорил, пока я прижимала кусок одеяла к ране на животе Скувреля. Ее нужно было зашить. Но я переживала, что этим зашью там что-то, что не должна, и он потеряет слишком много крови.
Я могу сделать обычную мазь, но не жди многого.
Спасибо, я ощутила, как мои глаза опухли от его доброты. Я могла вот-вот заплакать. Это было глупо.
И завтра мы отнесем его к кругу камней. Если он доживет. Он думал, что лучше выживет в своем мире.
Я вдела нить в иглу из сумки. К счастью, она была из меди, а не стали. Лучше остановить кровотечение. Даже если придется закрыть рану, которая могла не зажить внутри. А потом я разберусь со следами хлыста.
Ты должна думать, выживешь ли ты, мягко сказал отец. Порой можно любить то, что неправильно. Если ты мудрая, ты найдешь способ уйти от них. Иначе они убьют тебя.
Он был прав, конечно. Но я не знала, было ли мне до этого дело.
Глава одиннадцатая
Ночь была тяжелой.
Я не спала, была рядом со Скуврелем, зашив раны, как могла, вздрагивая от каждого его стона. Я не могла ничем помочь. Я нанесла горячую мазь, которую сделал отец. Я давила на его рану, пока кровь не стала течь слабеено у него была лихорадка, он потел, и я знала, что это было плохо.
Я не видела еще его такимуязвимым и слабым. Похожим на смертного. Он мог умереть так? Может, не в Фейвальде, но вряд ли правила работали в мире смертных, и это меня беспокоило.
Дождь стучал по крыше, казалось, неделями, а не часами, и, пока я вытирала лоб Скувреля и шептала ему, моя тревога только росла. Как я могла вернуть его так в Фейвальд? И разве мы не будем там уязвимы? Мы не могли пойти туда, куда хотели. Мы появимся у Дымопада, и там не было укрытия.
И мне нужно было совладать со своей армией. Я видела, как фейри и люди готовились биться во время нашего прыжка в Фейвальд. Может, это было часы или недели назади это было плохо, в любом случае. Тот бой был уродливымнапряженными разрушительным. И где была моя армия? Я не видела их там.
На другой стороне комнаты на другой кровати спал отец. Он спал крепко, но метался в одеялах, часто громко храпел. Каждый раз он выдыхал имя матери, и я подавляла слезы. Я сидела на стуле у кровати Скувреля, с другой стороны от отца, ощущала себя на месте. Я была меж двух сторонмоя жизнь как смертной Охотницы и Равновесия и жены Скувреля. Что это означало для меня? Кому я была верна?
Я вытащила книгу, которую мне оставил Скуврель, полистала страницы. Оттуда выпала записка. Там читалось:
Мой Кошмарик, Охотница моих Снов, Мучительница темнейших часов,
Я мечтаю о жизни с тобой в другое время, когда ты смогла бы день за днем мучить меня, как пожелаешь. Я уверен, ты проявила бы изобретательность.
Если записка попала к тебе, я или мертв, или скоро буду. Молю, не горюй по мне, и я не прошу мстить за меня. Если ты вернешься в мой дом в Глазе Валета, где я оставил картину для тебя, ты найдешь две вещи, которые могут согреть твое сердце.
Первое, мое пропавшее ухо, высушенное и сохраненное для тебя. Я вернул его у тех, кто купил его у меняи цена была меньше, так что они не подходили для сделки.
Второебольшое кольцо из оникса, и я надеюсь, что оно напомнит тебе о моих черных глазах, как мне напоминало о твоем черном сердце.
Цени это, знай, что моя любовь к тебе сильнее даже коварства, глубоко пустившего корни в моем сердце.
Твой муж,
Валет.
Это было в стиле Скуврелясмешать сладкие слова с оскорблениями и намеками на зло. Я взглянула на него, увидела, что его глаза были приоткрыты. Он зашипел, но смог хитро улыбнуться.
Кошмарик, это еще сон, раз ты тут.
Финмарк, выдохнула я, мне нравилось, как он дрожал от своего имени. Я не могла сдержаться. Мне нравилось, как он от этого нервничал и радовался одновременно.
Он приподнялся на кровати, но я склонилась и попыталась уложить его.
Не вставай. Ты себе навредишь.
Он посмотрел на моего отца, и я не знала, зачем, пока он не схватил меня за запястья и не притянул к себе с приятной силой.
Я еще не мертв, жена, прошептал он, его губы поймали мои, его зубы задели мою нижнюю губу, легонько прикусили, а потом он убрал ладони с моих рук к моему лицу, придерживая, пока он целовал меня. В поцелуе был пыл, словно он боролся с болью, целуя меня, прогонял смерть, чтобы обнять меня в последний раз. Я не боролась. Я целовала его в ответ с равной страстью. Если я скоро стану вдовой, я хотела хоть миг еще побыть женой.
Его вкус пьянил. Наполнял мои ощущения, и нежные ласки его губ покинули мои, я охнула, дрожа. Я запоминала ощущения. Его вкус вызывал желание попробовать больше.
Он выдохнул, отодвинувшись, и его дыханиепоразительно сладкое, хотя должно быть гадким после ночи с ранамизадело мою шею, это ощущалось интимно. Я оглянулась на спящего отца.
Он мне не нравится, прорычал Скуврель. Думаю, он в долгу перед тобой.
Онмой отец, сухо сказала я.
Онне твой хранитель, он притянул меня, прижав ладони к щекам, чтобы поцеловать мое ухос той стороны, где у него не хватало уха. Что было с фейри и ушами?
Как и ты.
Хм, его рычание звучало недовольно. Ты сказала, твоя мама пожертвовала собой.
Его поцелуи спустились к моей шее.
Так ты воспринимаешь это? спросила я, пытаясь шептать, чтобы не разбудить отца, но и не давая шепоту стать полным желания. Было уже плохо, что мы были в домике с отцом! Я уже ощущала, как мои щеки пылали.
Где твоя сестра?
Не знаю. Она как-то освободилась, когда мама ушла в двери.
Признаюсь у меня была надежда. Она теперь погасла, его пальцы приятно запутались в моих волосах, он подвинул мое лицо, чтобы видеть мои глаза. Глядя в его глаза, я всегда ощущала смешанные эмоции. В его газах была хитрость и обман, постоянные расчеты, а теперь и что-то, похожее на верность.
Мое сердце почему-то забилось быстрее.
Что за надежда у тебя была? слабым голосом спросила я.
История о Замене заставила меня подумать, что такое можно было повторить, если мать достаточно любила ребенка он покачал головой, слова утихли.