Я качаю головой.
Ничего ты не понимаешь, мама. Я не мечтаю о любви, отнюдь. Когда папы не стало, я оказалась с жизнью один на один, потому что ты утирала хрустальные слезинки кружевным платком и не беспокоилась о том, что слугам надо платить в срок, что средства на банковском счету стремительно тают, что соря деньгами, ты приближаешь настоящий голод. Всё это легло на мои плечи, и я давно растеряла наивную веру в чудеса.
Привыкнув справляться с трудностями, научившись обеспечивать семью, я не вижу ни малейшего смысла вверять себя мужчине. Не выйду замуж? Да, благородным лордам такая как я действительно не нужна. Ну и что? Пусть будет простолюдин, лишь бы человек он был надёжный, хороший. Я выхожу не за предков мужчины, не за его кошелёк, а за него самого. Но разве маме докажешь?
Я тоскливо вздыхаю:
Мама, лорд Сирас не допустит этой свадьбы,хоть это она должна осознать?
Мама согласно кивает:
Так и есть. Поэтому тебе придётся быть крайне осмотрительной. Нельзя дать ни малейшего повода расторгнуть помолвку.
Экипаж тряхнуло на выбоине.
Скоро подъезжаем Наш дом предпоследний на Второй улице, почти на границе Центрального и Среднего районовтихое спокойное местечко.
Я неприятно усмехаюсь:
Мама, мы живём вдвоём, без охраны, без магической защиты. Скажи, когда в наш дом ворвутся подосланные бандиты, как ты собираешься спастись?
Мама уставилась на меня расширившимися от ужаса глазами:
Б-бандиты?
Ага,преувеличенно радостно кивнула я.
Мама передёрнула плечами:
Иветт! Что за ужасы ты придумываешь? Не говори, пожалуйста, таких страшных вещей. Лорд Сирас никогда до подобного не опустится! А мне теперь всю ночь будут видеться кошмары. Иветт!мама всхлипнула, вытащила накрахмаленный платок и прижала к уголку глаза.
Я снова отворачиваюсь к окну, провожу подушечкой указательного пальца по ледяному, словно изо льда сделанному, стеклу, за которым засыпает город. Жёлтый свет редких фонарей не способен разогнать даже сумерки.
Кто из нас двоих наивный? Впрочем, нет, это не наивность. Это уже вопиющая глупость и безмозглость.
Не-при-ят-но Впрочем, я давно живу своим умом и поступлю по-своему. Сегодня или завтра попрошу градоправителя уделить мне пару минут. Скажу, что нуждаюсь в деликатном совете. Что брак с его сыномбольшая ответственность, а совсем не чувствую себя готовой её принять. Что Геранд, блестящий кавалер, достоин лучшей невесты. В конце концов, что брак не должен определяться волей слепого случая. Подумать только, я стала жертвой карточной игры! Будучи азартным игроком и завсегдатаем игорного дома, папа выиграл мою помолвку в покер. Ей-ей, лучше бы он ту партию проиграл вчистую.
В одном мама права. Градоправитель при всех его недостатках не злодей. Уверена, он отпустит меня миром, если «вину» за разрыв помолвки я возьму на себя и избавлю его от необходимости выплачивать отступные.
Собираешься поступить по-своему?мама словно мысли читает.
Хм?
Я не стану тебе мешать, Иветт,вздыхает она.
Неужели?
Не верю. Упрямством я в маму пошла, а её так легко не сдвинуть. Уж если втемяшит в голову, что на дворе легендарный век всеобщего благоденствия, что все живут по закону и по совести, а преступленияне больше, чем сказочные пугалки, так и не сдвинешь.
Мама медленно кивает, а затем отводит взгляд и словно нехотя добавляет:
Но ключ от банковской ячейки и документы на неё я передам тебе только в день твоей свадьбы, Иветт.
Что?!
Ш-шантаж!подпрыгиваю я.
Вот уж не ожидала.
Нет, Иветт. Ты не так меня поняла. Если и шантаж, то не мой.
Ха?
Мама торопливо сглатывает, смотрит на меня совершенно несчастными глазами:
Ты ведь не читала оригинал завещания, нет?
Когда папы не стало, мне едва исполнилось четырнадцать. На оглашение завещания меня, естественно, никто не приглашал. Мама ездила в мэрию одна. С оформлением документов проблем не возникло, так что я тогда этой темы не касалась. Потом тоже незачем было. Оказывается, напрасно.
Мама?
Почитай. Узнаешь много интересного. И, Иветт, ты напрасно принижаешь значение репутации. Ты знаешь, что в Среднем городе Геранд без отряда стражи не появляется?
Знаю. А также знаю, что пару месяцев назад Геранд в одиночку сунулся к дочери то ли пекаря, то ли горшечника. Девочка высокого порыва не оценила, встретила оконного гостя вазой и визгом. Соседи с радостью примчались на выручку, и отхватил тогда Геранд от кого шваброй, от кого ухватом, а от когогнилой картофелиной по физиономии.
Тебя же, Иветт, любят, иначе как «нашей юной леди» и не зовут. Если ты станешь его женой, то ради тебя горожане станут относиться к Геранду с большим терпением.
Хорошо, я попрошу горожан следующий раз кидаться не тухлыми яйцами, а отравленными дротиками.
Иветт!
Экипаж остановился.
Извозчик слез с облучка, почтительно открыл для нас с мамой дверцу, даже поклонился.
В салон пахнуло промозглой сыростью. Дождь так и не прекратился, и перед крыльцом образовалась лужа, которая теперь вряд ли просохнет к утру. Капли сыпятся из тучи будто горох из прохудившегося мешка.
О зонте мечтать не приходится, и я выхожу из экипажа первой. Ключ норовит выскользнуть из замёрзших пальцев и утопиться в луже, но мне удаётся удержать его, отпереть дверь. Мы с мамой прощаемся с извозчиком, входим в дом.
Элька!повышает голос мама.
Из всех слуг у нас осталась только кухарка и её нерадивая племянница, которую в другом доме за нерасторопность просто не будут терпеть. И раз в три дня бывает приходящая служанка
Госпожа,Элька появляется минуты через три, хотя должна бы ждать у дверей, как только экипаж подъехал к дому.
Я уже успела сбросить накидку, расшнуровать уличные туфли, переобуться.
Оставив Эльку помогать маме, я бросаю, чтобы принесла мне горячий чай и устремляюсь в рабочий кабинет. Пока не прочту завещание думать ни о чём не смогу. Оригинал хранится в потайной нише за натюрмортом вместе с другими важными документами. В отдельной картонной папочке. Траурной. Раньше я завещания избегала. По странному совпадению составленное отцом накануне гибели, оно мне казалось голосом мертвеца, и я суеверно боялась. Умом понимала, что это обычный документ, бумага, исписанная чернилами и заверенная печатью. Но всё равно ничего не могла с собой поделать, и боялась, что, открыв и прочитав, потревожу смертный покой отца.
Мне было четырнадцать тогда
С тех пор страх никуда не исчез, но сейчас я чувствую себя как никогда готовой встретиться с призраком.
Глава 4
Кабинет встречает меня тишиной и щекочущей нос пылью. Ни Эльку, ни приходящую служанку я к документам не подпускаю, прибираюсь сама. Давненько я с пылью не воевала Я зажигаю светильники, плотно задёргиваю толстую гардинуслучайные зрители с улицы мне не нужны. И подхожу к двери, прислушиваюсьЭлька всё ещё возится внизу, чай быстро не принесёт, залезть в тайник не помешает.
Я прикрываю дверь, подхожу к натюрморту, с которого на меня скалится череп с кровавым маком в левой глазнице и карточным веером вместо воротника. У папы своеобразный вкус. Был Сдвинув натюрморт, я нажимаю на левый верхний кирпич, и ниша беззвучно открывает свой зев. Внутри стоит деревянный ящик. Я его вынимаю, переставляю на стол, а нишу закрываю и завешиваю натюрмортом.
Руки слегка подрагивают, когда я открываю грубо сколоченную крышку. Сердце срывается в галоп. Я колеблюсь, детский страх напоминает о себе. Хватит! Я рывком вытаскиваю папки и со дна ящика достаю ту самую: тонкую, чёрную, без подписей.
Я возвращаю остальные папки в ящик, а ящик отставляю на тумбочку за столом, чтобы с прихода не бросался в глазанезачем Эльке его видеть. На столе остаётся только траурная папка, и я медленно её открываю.
Госпожа!
Дверь ударяется о стену, я вздрагиваю.
Элька!
Простите, госпожа!вины в голосе не слышится. Знает, что не накажу. Поначалу я пыталась воспитывать, но быстро поняла тщетность затеи. Эльку не переделать.
Чай?
С кексом,гордо добавляет Элька.
Спасибо.
Элька ставит передо мной поднос. Я дожидаюсь, когда она уйдёт и обхватываю ладонями горячий чайникгреюсь. Знаю, что неприлично, но ведь никто не увидит. Пальцы слегка покалывает, и я с удовольствием жмурюсь. Минутная отсрочка радует, но я себя пересиливаю, отпускаю чайник и раскрываю папку.
Здравствуй, папа
Ничего не происходит, никакие призраки меня не тревожат, документ спокойно лежит, как и положено неодушевлённой, нетронутой магией вещи.
Узнаю почерк отцаровные, без наклона, округлые буквы. На шарики похожи. А строчкина вытянутые в ряды бусы.
Взгляд цепляется за дату. Отец составил завещание через день после подписания моего брачного контракта и за три дня до своей гибели. А накануне проигрался в пух и прах. Настораживающие совпадения, но сейчас не до них.
Я поднимаю взгляд к началу документа. Итак, завещание.
Буквы складываются в слова, словав предложения. А перед мысленным взором мелькают воспоминания. Маленькая, я любила отца детской безусловной любовью и верила, что он точно также любит меня. Он играл со мной, потакал детским капризам, разрешал шалить и безобразничать. Даже когда я стала постарше, он весело подкидывал меня к самому потолку, даря чувство полёта. Тогда я не сомневалась, что это любовь. Сегодня мне кажется, что он от меня откупался. Много ли маленькой девочке надо? Ради меня, ради семьи отец не отказался от карт. Ладно, обойдёмся без грандиозных жертв. Но выдели конкретную сумму на своё развлечение и жёстко соблюдай финансовые рамки. Отец границ не признавал. Чаще ему везло, но бывало, что он проигрывался до нитки. Сиюминутный азарт ему был важнее благополучия жены и дочери. Любовь ли это?
Маму он точно не любил, не уважал. Договорной брак, основанный на голом расчёте. Не скажу, что он плохо относился к маме. В общении с ней он был мил, улыбчив, обходителен. Только вот за неизменной вежливостью скрывалось убийственное равнодушие.
Я делаю очередной глоток. Чай приятно согревает горло, я больше не дрожу.
Итак
Унылое философское вступление о бренности бытия я просмотрела наискось. Я убеждена, что научить можно лишь тому, что умеешь делать сам. Логично же! Так почему каждый неудачник норовит дать жизненный совет? Папа закончил жизнь небогатым, несчастливым, молодым. На обочине. С коротким лезвием в боку под левым ребром. Прости, папа, обойдусь без твоих наставлений.
Из интересного дом, в котором мы сейчас живём. Дом был подарен папе на свадьбу его родителями. Поскольку папа уже тогда проявлял пагубное пристрастие к картам, дед разумно выставил ряд жёстких ограничений: дом нельзя продать, нельзя заложить, нельзя подарить, передать во временное пользование тоже нельзя, дом не может стать ставкой в игре. Словом, запреты-запреты-запреты. Спасибо, дедушка, благодаря твоей заботе у нас осталась крыша над головой.
Дом может быть унаследован по прямой нисходящей линии, но запреты сохраняются. И только наследник наследника, то бишь мой ребёнок, будет избавлен от строгих рамок, но при условии, что в суде докажет отсутствие вредных пристрастий.
Деньги Наследуются супругой. По факту мама отдала их мне. Правда, после того, как я пришла в ужас от её трат. Финансами дома я заведую с пятнадцати
Брачный контракт.
Оп-па
Споткнувшись о новую строчку, я присвистнула самым неподобающим для леди образом.
Упомянуть брачный договор в завещаниик несчастью. Папу суеверия не смущали.
Вчитавшись, я выругалась.
Папа, ты умом тронулся?спросила я, обращаясь к потолку.
Если брачный договор не будет исполнен по моей вине или по вине мамы, то дом «возвращается» дарителю. Поскольку деда уже нет в живых, наш дом перейдёт папиному брату, моему дяде. Возможно, дядя поступит благородно, и позволит нам с мамой жить в доме дальше. Но будем честны. Скорее всего он просто продаст свалившуюся на него собственность.
Я ненадолго отвлекаюсь от завещания.
Я разочарована, но не больше.
Допустим, я откажусь выходить замуж за Геранда, и мы останемся без крыши над головой. И что? Арендовать флигель у какой-нибудь вдовы в Среднем городе мне денег хватит. Как по мне, приемлемая цена за избавление.
Допиваю чай, отставляю чашку. Позвать Эльку, чтобы принесла ещё? Нет, потом.
Я возвращаюсь к завещанию.
И зло отбрасываю документ на край стола.
Домом папа не ограничился. Ключ от банковской ячейки я получу только после свадьбы с Герандом. Нет свадьбынет ключа. Содержимое ячейки будет продано на аукционе через представителя банка, причём начальная цена заломлена такая, что я за десять лет нужную сумму не соберу, в то время как столичным богачам покупка будет по карману.
Отец, как ты мог со мной так поступить?!
В ячейке заперта святыня из разорённого эльвийского святилища. Отец выиграл её в покер у человека, который вряд ли понимал, обладателем чего является. Да и отец до конца не понял, какое сокровище заполучил. А я Я не стала его просвещать и поклялась вернуть святыню в храм.
И теперь клятва связывает меня крепче цепей. Отказаться от свадьбы? Ха, но тогда банковский клерк совершенно законно выставит святыню на продажу, и я окажусь клятвопреступницей. Дело не только в клятве. Я всей душой верю, что святыня должна быть возвращена. Я хочу её вернуть.
Прочитала?
Мама вошла без стука.
Угу.
Иветт, при всех недостатках Гердана я действительно считаю, что войти в семью градоправителя было бы хорошо. Тебе не придётся ни о чём беспокоиться, и ради этого стоит потерпеть небольшое неудобство, связанное с не самой приятной личностью супруга.
Ты уговариваешь,дошло до меня.
Иветт, а разве ты не изменила своё решение?
Я барабаню пальцами по столешнице.
Молчание затягивается, но мама меня не торопит, спокойно ждёт.
Наконец, я вздыхаю:
Я повременю разрывать договор. Я сделаю копию завещания и посоветуюсь с юристом.
Хорошо, Иветт. Посмотрим, что у тебя получится.
Звучит угрожающе. Наверное, потому что неприятностисоздания стайные, и я интуитивно чувствую, что завтрашний день принесёт мне сюрприз.
Глава 5
Утро выдаётся солнечным, но о надоедливом дожде, всю ночь шуршавшим за стеклом, напоминают зеркальные лужи. Я смотрю в окно, почти не обращая внимания на маму. Завтрак проходит в густой предгрозовой атмосфере. Или мне только кажется? Меня не отпускает мысль, что Геранд так или иначе навредит мне в ближайшее время, а я не могу предотвратить беду. До того, как найду способ ускользнуть из заготовленного отцом капкана, не могу поговорить с градоправителем откровенно.
Тяжело без мужчины в доме,тянет мама и обмакивает в персиковое варенье наколотый на вилку кусочек творожной запеканки.
Тяжело без ума в голове,в тон отзываюсь я, откладываю приборы и поднимаюсь из-за стола.
Аппетита нет.
Иветт?
Я навещу детей. Как обычно.
Мама подозрительно щурится, но быстро сдаётся.
Я торопливо выхожу, чтобы скрыть, как меняется выражение моего лица. Мама никогда не давала себе труда задуматься, откуда я беру деньги на жизнь, на благотворительность, на варенье, и начинать задумываться она явно не собирается. Легче вздыхать о тяжкой вдовьей доли.
Элька высовывается с кухни, чтобы подать верхнюю одежду, но я жестом отсылаю Эльку обратно. Справлюсь сама. Тем более приличествующая аристократке вельветовая накидка останется в шкафу. Я натягиваю тёмное пальто крестьянского фасона. Оно старит меня лет на пять, зато оно тёплое и не продуваемое, в нём никакие морозы мне не грозят. Обуваюсь в широкие башмаки с тупыми носами. И выхожу в осень.
Солнце прыгает по лужам, отражается яркими бликами. Я поднимаю лицо к безоблачному небу. Тревога разжимает свои когти, и я ловлю принесённый ветром ярко-красный кленовый лист. Стараясь огибать лужи, я дохожу до начала Второй улицы, перехожу проспект, разграничивающий Верхний и Средний город. Встрепенувшись, извозчик приглашающе махнул рукой, но я отрицательно качаю головой и сворачиваю в проулок. Мне не далеко, пешком дойду.
Дело даже не в расстоянии.
Я останавливаюсь между двух «слепых» стен соседних зданий, смотрю вперед, потом оборачиваюсь, убеждаюсь, что никто меня не видит. Как всегда, впрочем. В проулок редко кто суётся.
Я быстро открываю сумку, вынимаю тёмно-серый, почти чёрный рулон ткани. Один взмах, и свёрток раскрывается в лёгкий плащ. Я закутываюсь, надвигаю на лицо глубокий капюшон. Готовотеперь меня выдают только башмаки. Но кто станет приглядываться? Кому какое дело?
Леди Иветта на время исчезает, появляется Иви.