Помня о Лили, которая совершенно беспомощная в окружении недружелюбно настроенных соседей, не смог насладиться охотой и довольно быстро вернулся с добычей. Надеюсь зайца хватит, чтобы обменять его на артефакт согревающего огня, иначе придется идти еще. И рад был бы, но чем дальше я от Лили, тем паршивее становится, и тем беспокойнее волк.
Встать на две ноги вместо четырех оказалось проблемой и это сильно озадачивало. Мой зверь был той еще ленивой задницей и редко проявлял жажду жизни, обычно выманивать его приходилось с усилиями, а вот уступал место человеку он всегда с облегчением, будто скидывал едва выносимую тяжесть. Никак надеется подлизаться к неприступной девчонке? Хрен тебе. Ее жалость и умиление к ручной зверушкеэто не то, что нужно.
Умыв перепачканную в крови рожу снегом, оделся неспеша и, закинув вещи на спину, углубился в пещеру.
Зверь чувствовал приближение метели, нервничал, не любил узкие коридоры, но все-равно рвался к паре. Сейчас я должен был быть на полпути к следующему городу, и наверное, застань такая погода меня в дороге, пришлось бы туго. И похрен было бы, но теперь Тащить кудряшку с собой не вариант, оставить ее тут одну в таком состоянии еще хуже. Коротышка наверняка уже далеко, и с каждым днем найти его становится все сложнее, но если выбирать между девчонкой и украденным наследием Для двуликого выбор очевиден и человеческая часть в таких вопросах практически ничего не решает. Даже интересно, смог бы я оставить кудряшку тут, если бы зверь вдруг заткнулся и дал мне право выбора? Вряд ли. Я же не настолько скотина. Так что придется постараться и найти рыжего позже. Надеюсь только, что успею до того, как он натворит что-нибудь еще. Хотя сложно представить, что же можно сделать с артефактом, который подчиняется только наследнику, то есть мне? Есть догадка, что он выкрал его ради выкупа. Но почему тогда не заявил о себе?
Оказалось зря я торопился к Лили, девчонка спит, отвернув лицо к стене. Хотя нет, не спит. Притворяется, но ее право. Занавесив проход простыней, которую прихватил на всякий случай, выхожу, намереваясь найти кого-то голодного и сговорчивого, но тут за самодельной шторкой слышится тихий всхлип, и внутри все замирает. Ненавижу это состояние. Еще мгновение назад я четко знал, что мне необходимо сделать, а теперь сердце тарабанит в ребра и позвоночник выпрямляется в напряженную струну. Она там ревет что ли? И я бы рад слинять куда-нибудь, да хоть бы и в метель запастись едой на неделю, а то и две вперед, но тело само качнулось обратно, в сторону девчонки.
Отодвигаю шторку, бесшумно подхожу к брошенным прямо на пол шкурам и замираю. Она лежит не шелохнувшись и даже не дыша, а я стою, пытаясь подобрать утешительные слова, но потом плюю на все, падаю сначала на колени, а затем и вовсе ложусь рядом, пододвигаясь к напряженному телу, прижимаясь к ее боку. И не то чтобы от моих действий стало легче хоть кому-то из нас, но от ощущения правильности мне самому становится дышится свободнее. Хочется надеяться, что и она переживает то же самое, но в отношении Лили я ни в чем уже не уверен.
Замерев на пару коротких мгновений, девчонка пытается оттолкнуть меня, но куда ей, с больной-то спиной?
Отпусти, бурчит напряженно, но в голосе не слышится больше прежней категоричности. Игнорирую неубедительный приказ, зарываюсь пальцами в мягкие волосы, другой рукой ныряю под ее одежду, мечтая добраться до тела, но путаюсь в бесконечных слоях ткани. И когда мое копошение начинает становиться нелепым, оставляю безуспешные попытки, сосредотачиваясь на ощущении шелковистых прядей на кончиках пальцев. О да, казалось, я целую вечность мечтал посмаковать эту мягкость. Да отпусти ты, ее голос еще более сдавлен, а отталкивающие меня руки замирают на груди, и как же я счастлив, что отдал ей почти всю свою одежду, потому что через тонкую ткань рубашки чувствую ее прикосновения практически так же, как если бы она коснулась моей голой кожи.
В том месте, где она лежат ее ладони становится нестерпимо горячо, и мне хочется зажмуриться, пережидая приступ какого-то прямо-таки щенячьего восторга. С трудом борюсь с желанием теснее к ней прижаться, отчасти потому, что понимаю, Лили еще не готова к чему-то б о льшему, но в основном меня останавливает ее травма. Пока не встанет на ноги, придется держать себя в узде. Но вот так-то можно? Я наконец-то пробираюсь сквозь тряпье и дотрагиваюсь до кожи под грудью, чуть выше корсета, который мы затянули слишком низко, фиксируя поясницу. Зря я переживал, что девчонка замерзнет, она под одеждой такая горячая, что хочется впиться в шею, чтобы ощутить на языке вкус и запах ее кожи. Еще немного и окончательно озверею.
И тут я снова слышу всхлип, а от осознания, что это я один тут с ума схожу от внезапной близости на меня словно ушат ледяной воды выливают. И пока я пытаюсь привести мысли в порядок и осознать происходящее, а точнее вернуться из мира своих фантазий в действительность, истерика Лили набирает обороты.
Да что случилось-то?я сам не узнаю свой голос. Сиплый, сдавленный какой-то.
Я не могу ходить,говорит тихо, но таким тоном, что становится тошно от собственного бессилия.Не могу, понимаешь?
Это временно,и хрен знает, вру я или нет.
Да?она вскидывает голову, и в глазах такая надежда, что я сказал бы что угодно, лишь бы не увидеть в них разочарование или, что еще хуже, обреченности.
Конечно.
Она смотрит какое-то время на меня, а затем надежда сменяется решимостью, но какой-то ненормальной, пугающей.
Помоги мне встать!
С ума сошла? Нет.
Вот сейчас мой голос даже не дрогнул. Если она не дает мне поставить ей метку и решить одним этим действием все ее проблемы и наши разногласия, то вот навредить самой себе я ей точно не позволю.
И в ответ на это мое решение в голубых глазах полыхнула злость. Ну что ж, момент затишья прошел, пора готовиться к буре?
Ты не имеешь права решать за меня!
О, еще как имею,ухмыляюсь самодовольно. Кудряшка в гневе мне как-то привычнее, чем страдающая. Волк настроен скептически в отличии от меня его не устраивает ни одна из этих эмоций, ему подавай ее вечное довольство.
Ты мне никто,она отталкивает меня, и на этот раз я не сопротивляюсь, хотя без ее рук на груди становится холодно и как-то тоскливо, а потому я не спешу встать и уйти, хотя в воздухе ощутимо пахнет скандалом. Пусть.
И тут ошибаешься. Мы теперь связаны, и чем дольше ты будешь это отрицать, тем больнее от этого будет потом тебе же.
Ты не понимаешь! выплевывает мне в лицо, и теперь я вижу, что она просто в отчаянии. Да что случилось-то? Что за трагедия на пустом месте? Ну да, есть проблемы, но это же мелочь, которая решается простым укусом. Я даже на близости уже не настаиваю, рассматриваю метку не как путь к запредельному удовольствию, а как лечебный метод.
Ну так объясни, стараюсь говорить спокойно, потому что из нас двоих, хочется верить, именно я тот, кто контролирует ситуацию.
Она закусывает нижнюю губу, а затем краснеет, да так, что краска заливает ее лицо от корней волос и теряется под одеждой, окрашивая и шею. Стараюсь не выказать удивления и не опуститься до насмешек, жду терпеливо, а когда она, наконец, говорит, я едва сдерживаю нервных смех. Вот уж действительно женщины странные создания!
Мне в уборную нужно! Она выпаливает это и резко отворачивается.
Сразу бы сказала, говорю спокойно, хотя какой отличный повод подразнить ее! Надеюсь она оценит мою сдержанность, мне это не просто далось.
И что бы ты сделал?
Дома помог бы сам, но ты среди людей, я могу позвать какую-нибудь женщину.
Лили смотрит на меня непонимающе, а затем ее губы трогает робкая улыбка. Тяжело сглатываю, потому что это простое движение уголков ее губ воспринимается мной как самое прекрасное, что я когда-либо видел. Руки чешутся от желания обхватить ее лицо и отпечатать ее улыбку на своих губах. Это самое естественное, что может быть в мире, но оно под запретом, потому что моя пара очевидно упала с дерева, и я не про недавний случай, а про ее падение в раннем детстве, в котором я уже практически уверен, потому что не вижу логики в ее поступках. Но вот она улыбается, и мне плевать на все остальное. Она улыбается.
Жди тут, я скоро, говорю, и вижу как ее улыбка переплавляется в саркастическую.
Очень смешно, она отворачивается, а я стою, не понимая, где снова ошибся, Ты еще добавь, чтобы никуда не уходила.
Да я не это... начинаю оправдываться, но хмурюсь и затыкаюсь на полуслове. Если она не понимает очевидного, не желает видит в моих глазах обожание зверя, который может дразнить, но никогда не обидит, нет смысла что-то объяснять. Бросаю короткое: скоро буду, и ухожу.
Нужно разыскать мельника и его семью. Кажется, они тут самые дружелюбные.
Глава 10
Я почувствовала тот момент, когда перегнула палку. В любом другом случае я извинилась бы но это же Вальтер! Это он тот, кто должен извиняться, а никак не наоборот. Это его выбрали вместо меня, и все началось именно из-за этого.
Закусив губу, смотрю на остановившую движение после ухода двуликого штору. Я всегда старалась быть справедливой, и сейчас тонкий, едва слышный, раздражающий, но настойчивый голосок внутри меня пискляво нашептывал, что Вальтер старается. Одежду мне отдал, еду достал, тем более мясо, а не промерзшие корни, которые, хоть и питательные, жутко мне надоели. Он принес мне обезболивающее. Дважды. Хотя мог бы просто расслабиться и подождать немного когда я начну выпрашивать его укус, который поставит меня на ноги и решит большинство моих проблем. Кроме одной. Убежать от него станет только сложнее.
И весь он из себя такой хороший, замечательный, а я такая плохая, придираюсь к словам, не ценю заботы! И от этого делается только еще хуже, пропасть между нами только шире. Потому что это напоминание мне, какой я могла бы стать, если бы меня воспитывали любящие родители. Мои родители! А теперь я будто испачкана своим прошлым, вывалена в нем как в липкой грязи в то время, как он сверкает на солнце такой чистый, холеный, весь из себя ответственный! И мне не стряхнуть эту грязь, не отмыть ее водой, неужели он не видит этого? Так сосредоточен на себе потрясающем, что отказывается видеть очевидноемы не пара! Как не крути, мы не пара. Я всегда буду плохой, а он всегда будет хорошим. Я изгой в семье, он любимый сын. Меня кормили улицы, а еготеплая рука моей матери.
Пропасть между нами слишком широка.
Невеселые размышления прерывает заглянувшая за шторку жена мельника. За свое недолгое пребывание в деревне я видела ее только раз, мельком и издалека, а потому пытаюсь произвести хорошее впечатление, потому что нуждаюсь в ком-то, с кем можно поговорить безо всякого подвоха.
Короткий обмен любезностями, а затем неловкая пауза и я краснею, понимая для чего она здесь.
Не переживайте так,женщина мягко улыбается,я за свекровью ухаживала, такого насмотрелась, что меня уже ничего не смутит.
Мне от этого не легче, но спасибо за попытку,смущенно улыбаюсь в ответ.
Ваш муж сказал, что у вас больная спина. Я постараюсь все делать аккуратно и буду приходить несколько раз в день или когда позовете.
Киваю, переваривая слово «муж» и размышляя, уместно ли будет исправить это заблуждение? Решаю, что так даже лучше. Вряд ли эта милая женщина останется такой же милой, если узнает, что я живу с посторонним мужчиной.
Ваш врач дал какое-то обезболивающее, так что сейчас спина не болит, можете не сильно осторожничать.
Женщина снова улыбается
Свекрови его порошки очень помогли. Но если вы не при смерти, не советую злоупотреблять тем, что дает Мартин.
Учту, спасибо,благодарю, дав себе зарок и тут проявлять осторожность. Не хотелось бы бороться сразу с двумя зависимостямик двуликому и наркотикам.
Когда с унизительной процедурой было покончено и Эмма собралась уходить, я, не ожидая сама от себя, схватила ее за руку, останавливая.
Посидите со мной еще немного, пожалуйста!вижу колебание на ее лице и торопливо добавляю:если у вас нет дел, конечно же.
Дел нет, но уместно ли это...
А в чем дело?
Ваш муж ждет когда мы закончим.
Это еще один довод не дать уйти этой женщине. Но об этом я умалчиваю, конечно же.
Нам не помешает недолгое расставание,поясняю, стараясь чтобы улыбка и голос не выдали весь мой сарказм,когда прикован к постели, не хватает разнообразия в общении.
О, понимаю,Эмма вновь присаживается на шкуры рядом со мной,свекровь под конец жизни стала просто невыносимой. Думаю это потому что встать уже не могла. Лежать целыми днями правда сложно, толку что в теплую погоду мой муж выносил ее из дому.
И Эмма рассказывает мне про свекровь, а затем и про свою семью. Так я узнаю, что ее муж родился в семье мельника поздним и единственным ребенком, из любопытства отправился в город, познакомился там с Эммой и остался. Родители переезжать наотрез отказались, но Эмма с мужем часто у них гостили, пока не умер старый мельник. И тогда молодые еще Эмма с мужем и грудным сыном приехали в деревню, не желая оставлять в одиночестве горюющую по мужу свекровь.
И хоть мы хотели вернуться в город, но свекровь отказалась уезжать. А потом и вовсе заболела. Хотели пожить тут пару лет,Эмма смеется,но вместо этого вырастили на мельнице троих детей. Мы бы и состарились здесь, но сын хотел попытать счастья в городе, а затем и нас перевезти. Он учиться хочет, да и сестер тут замуж пристроить не за кого, женщина понижает голос до шепота,честно признаться, в этой деревне Мартин самая выгодная партия. Но отдать за него одну из дочерей? Мое сердце не выдержит. Он же трезвый только по утрам!
Эмма лукаво улыбается, а затем грустнеет.
Правда теперь поездка сына обойдется дороже.
Что же изменилось?
В деревне-то денег не водится, все в основном обмениваемся чем необходимо. Ваш муж вон за зайцев костер выменял. У нас все так делают. И сын уже готов был пешком уйти, потому что на лошадь-то откуда деньги? Пешком дольше намного, сложнее да и опаснее. Но тут прибилась к нам одна лошадка, будто услышал кто да послал в награду за все, что доброе делали. Да вот только...
Эмма грустно вздыхает, а я вдруг бледнею, зная окончание истории.
Что только?подгоняю, надеясь что в конце лошадь вернулась к ним, как и было мной запланировано.
Лошадь эту украли,Эмма сжимает губы,никогда мы не запирались на замок. Ну кто запирается, когда в деревне кражу не спрячешь?
Так почему не вернете? Чужаков-то не было, значит свои украли?
Люди видели, как она сама пришла к чужим воротам. Но мы ведь дверь закрыли на засов, не вышла бы она сама. Берегли находку. Да и следы человеческие к нашему дому ведут. А вот от мельницы к лесу только лошадиные. Увел кто-то лошадь, вскочил на нее и в лес уехал.
А зачем?мямлю, потому что становится нестерпимо стыдно. Ну почему из всей деревни, жители которой косились на меня далеко не добро, я насолила именно этим милым и честным людям?
Да кто ж знает? Только вот круг сделали и к дому своему привели, а когда мы сообразили и разбираться начали, снег пошел, следов-то и не осталось, а затем и вовсе метель.
Глупое животное, не могла вернуться к мельнице? Все нормальные лошади так делают, а эта прибредает куда попало.
И что же мне делать?
Я, конечно, над Вальтером могу измываться долго и с удовольствием, но вот пользоваться добротой Эммы, зная, что это я их обворовала? Так я точно не смогу.
Я заплачу им. Не то чтобы я купаюсь в золоте, да и сильно экономлю вообще-то, но на лошадь для них раскошелюсь.
Когда Эмма ушла, я еще долго лежала, глядя в потолок и размышляя как же мне искупить вину. Так и не нашла ничего оригинальнее золота, но от этого оно не становится менее действенным искуплением. По крайней мере в этом случае. Оставлю кошелек на их крыльце прямо перед уходом вместе с запиской и извинениями. Да, так будет правильно. Не признаваться же во всем сейчас, когда заперта с и без того недружелюбными людьми в каких-то катакомбах? Воровок обычно не жалуют, а тут и так все на нервах. И пусть я не воровала, а просто одолжила, но кто мне поверит? Найдут козла отпущения и будут рады.
Мои попытки временно успокоить совесть нарушает какое-то волнение за шторкой. Слышно плохо, а встать не могу. Напрягаю слух, узнавая в повышенных голосах назревающую склоку. Слов не разобрать, но в какой-то момент ссора перемещается в большой зал, сопровождаемая нарочито горестным завыванием какой-то женщины: