Кристиан, до того укрощающий, сдерживающий свою страсть, свое желание, словно с ума сошел, исцеловав свою ягодку всю, жадно вылизывая ее промежность, каждый сантиметр ее нежной кожи, его губы стали боле жадными и настойчивыми, ласкиболее грубыми. Он сжимал руками бедра девушки, словно уже хотел стащить ее пониже, подмять под себя, войти в ее мокрое лоно и почувствовать его жадные сокращения. Его член напрягся, встал, нетерпеливо подрагивая, и даже прикосновения к постели им были невыносимы, мужчина прижимался животом к простыням, стараясь не двигаться, чтобы не тревожить распаленную плоть, и со стоном продолжал ласкать и щекотать языком свою ягодку, сходя с ума от ее нежных вздохов, от изгибающейся поясницы в своих руках.
Дразнящий палец Кристиан вкрадчиво покинул ее, и почти тотчас вошли два, растянув ее лоно так, что она ахнула, задохнувшись от исполнившегося ожидания, рухнула в постель, выгибаясь дрожащей спиной, заходясь в откровенных стонах. Быстро, очень быстро, двигаясь в теле девушки мелкими толчками, эти два пальца и язык Кристиана довели девушку до пикадо мига, когда ее дрожащие ноги вдруг расслабились и она, поднявшись в очередной раз, вновь без сил рухнула в постель, содрогаясь вся в спазмах, глядя изумленными невидящим глазами в потолок, широко раскрыв раскрасневшийся ротик, ахая так, словно душа покидает ее тело.
Ягодка моя, шептал Кристиан, целуя ее дрожащий живот, покрытый блестящими сладкого капельками пота. Сладкая моя
Ее лоно мягко сокращалось вокруг его пальцев, он осторожно двигал ими в ее теле, расслабленном, томном, поднимаясь с поцелуями все выше и выше по ее подрагивающему животику, по груди, жадно облизнув по очереди острые соски, провел языком от ложбинки на шее до подбородка, припал к горячим подрагивающим губам долгим нежным поцелуем, наконец-то наслаждаясь их вкусом и податливой мягкостью.
Ягодка моя, повторил он. Видишьсовсем не больно? Эта старая ведьма, наверное, прокляла или околдовала тебя. Все у тебя хорошо, все правильно, у такой-то красивой и ладной. Теперь-то пустишь меня?
Она не успела ответить, как его пальцы покинули ее лоно. Кристиан навалился, подмял ее нежное тело под себя, обдав ее своим жаром. Он гладил ее бедра, поднимая их повыше, раскрывая перед собой женщину, целовал ее разгоряченное лицо, жадно ласкал ее рот языком, и горячая головка его возбужденного члена ткнулась в ее влажное бедро.
Не бойся, шепнул он, устраиваясь удобнее. Головка его члена нашла вход в ее тело, мокрый и жаркий. Кристиан чуть подался вперед, чуть нажал бедрами, и его член медленно вошел в тугое, жаркое лоно, так сладко и неторопливо, что Кристиан весь сжался и застонал, погружаясь в девушку все глубже, на всю длину, до бархатного чувствительного донышка. О, какая ты сладкая Изнутри слаще, чем снаружи сладкая
Девушка, казалось, даже дышать под ним перестала, принимая его добровольно и не испытывая боли и страха. И когда он вжался своим жестким сильным телом в еемягкое, податливое, когда несколькими толчками пронзил ее удовольствием, она шумно выдохнула, доверчиво раскрывая ноги перед ним шире.
Вот так, шептал он, соединившись с нею полностью, наслаждаясь ею, зарываясь в ее волосы лицом, целуя ее плечи, поглаживая ее дрожащие бедра горячими ладонями. Так с тобой делал Король? От этого больно было? Теперь не будет. Никогда не будет. Ягодка моя Сладкая моя
Его движения в ней были острожными, плавными. Он то ласкал ее неглубоко, на самом чувствительном месте у входа, двигаясь легко, то погружался очень глубоко, надавливая членом на чувствительное донышко. И девушка ахала, беспомощно и удивленно, ее животик дрожал под его животом, и мужчина с ума сходил от ее изумления и радости, с какими она принимала его ласки. Глядя на ее блаженно закрытые глаза, на подрагивающие раскрытые губы, на рассыпавшиеся волосы, он словно сам загорался, ускоряя движения, с силой входя в нежное тело, вжимался все сильнее, все жестче.
Не больно тебе, дитя мое? Не больно?
Нет О-о-о-о-о! Нет
Ее горячие руки обвили его плечи, он припал поцелуем к ее вздрагивающей шее, вжался сильнее, еще сильнее, сходя с ума, и движения его стали сильными, быстрыми и жесткими. Девушка под ним стонала, крепче вцепляясь в его мощные плечи, ее ноги обняли его, а одна ее рука словно нечаянно скользнула на его поясницу, чуть ниже, на ягодицу, жадно цапнула его раскаленную кожу.
Ягодка моя, а ты горяча!
Кристиан хрипло рассмеялся, приник к ее губам долгим поцелуем, и она, постанывая, ответиланеумело, но пылко, с обожанием целуя его губы, его лицо.
Бери меня, господин, шептала она, мечась в любовном забытьи. Я твоя Люби меня
Глава 3. Запертый Зверь.
Девушка проспала недолго. Всего часа хватило ей, чтобы освежить свой уставший, истерзанный страхом, печалью и потрясением разум. Стоило только Кристиану подняться и отойти к столу, как она тоже заворочалась под ворохом тонко выделанных шкур, из-под темного меха показалось ее заспанное хорошенькое личико и огненные спутанные волосы, и Кристиан засмеялся, заметив, что она принюхивается, как сонный еж, выбравшийся из своей травяной норки по весне.
Есть хочешь, ягодка?
Хочу, смущенно призналась девица и улыбнулась.
Улыбка украсила ее лицо еще больше, большие темные глаза под полуопущенными веками засияли, карминовые губы обнажили ровные белые зубы и Кристиан, покачав головой, даже с сожалением подумал о том, что именно она волей судьбы оказалась избрана для осуществления его плана.
«А ведь ее придется отдать Королю, вдруг понял он. Она его невеста. Впрочем может, он все ж ее мне подарит? Что загадывать сейчас?»
Ну, так держи, ягодка. Только еда у меня простая.
Жадно схватив предложенный ей кусок хлеба с ломтиком вяленого жесткого мяса, она взгрызлась в это нехитрое угощение, даже постанывая от удовольствия, перевернулась на спину, блаженно закрыв глаза. Кристиан, неторопливо тушивший свечи, испускающие смрадный тонкий дым серыми лентами, снова глянул на нее и усмехнулся.
«А она не богатого сословия, подумал он. Ест, пальцы облизывает. Простая, открытая. Любопытная, живая как белка. Горит, как огонек. Стоило страху отступить, как она ожила. Доверилась мне. Нет в ней неловкости. Чуть не потушили, бедную»
Чья ты дочь, Катрина? спросил Кристиан, припоминая, как девушку называла Старая Королева. Обойдя всю комнату, он потушил все свечи, погрузив ее во мрак. Я вижу, ты не из знати. Стала бы знатная дама есть мой хлеб Тьфу ты, у этой старухи даже свечи пахнут смертью и тленом лучше мои зажжем, всего пару, но нам хватит. Ну, ныряй обратно под шкуры!
Что ты знаешь о пище, которой потчует Старая Королева? Крысы на помойке питаются лучше, а вот твой хлеб М-м-м-м, вкусно как! Кажется, всю жизнь не ела ничего такого же вкусного!
Катрина мигом зарылась в мех, только тонкая рука ее торчала наружу, удерживая недоеденное угощение над полом, чтоб не накрошить в постели. Кристиан шагнул в темноте к морозному окошку, стекленному разноцветными мелкими стеклами, рванул раму, сталкивая с нее пухлые шапки снега, и в комнату полился обжигающе-холодный свежий воздух, вытесняя вонючую дымную духоту. Мороз тронул обнаженную кожу Кристиана, отчего дрогнули его мышцы, подобрался живот, ворвавшийся ветер швырнул в грудь мужчин целый рой колючего снега.
Застудишься, господин, пискнула Катрина, глядя, как Кристиан, склонив голову, отворачивая лицо от пурги, рвущейся в окно, удерживает раму открытой.
Ничего, я привычный, ответил Кристиан. Но ты не ответила. Чья ты дочь? Торговца? Ремесленника?
Не угадал, фыркнула девушка. Охотника. Мой отец охотился в этих лесах.
Охотился? переспросил Кристиан, захлопнув окно. Вой пурги умолк, стало совсем тихо, но холодно, обжигающе холодно, и Кристиан поспешил в постель, к ожидающей его девушке.
Скользнув под теплые шкуры, он обнял ее бедра ледяными ладонями, ухватил за мягкий живот, отчего она завизжала, колотя ногами, засмеялась.
Живая! целуя ее душистые щеки холодными губами, шептал Кристиан, подминая ее под себя, нарочно греясь об ее распаренное тело. Веселая. Хорошая ты девушка, Катарина, охотничья дочь. Так что стало с твоим отцом?
Катрина вмиг смолкла, перестала заливисто смеяться, напряглась. Кристиан почувствовал, как ее руки уперлись в его плечи, словно девушка хотела с ненавистью скинуть его с себя, оттолкнуть.
Я дорого досталась Королю, прошептала она с лютой злобой. Очень дорого. Они гнали меня, а отец бил их стрелами как вепрей!
Многих убил?
Восьмерых. Восьмерых, прежде чем его
Ничего, Катарина, ничего. Не тебе ли не знать, что иногда жизнь пострашнее смерти будет?
Твоя правда, господин, вздохнула Катарина и словно оттаяла, расслабилась, позволила его рукам обнять себя. Почему ты все время спрашиваешь о нем, господин? О Звере?
Потому что я приехал сюда ради него, ответил Кристиан. Я оставил тут друга и человека, а теперь вдруг слышу о каком-то монстре и чудовище, каковым он никогда не был. И мне не нравится, ой как не нравится то, что я слышу.
Но он чудовище, доверительно прошептала Катрина. Жуткое чудовище! На руках его стальные когти, он ими скребет по стене, приближаясь. Этот жуткий звук от него я чуть не померла от страха!
Такая-то бойкая девица? усмехнулся Кристиан, и Катрина с жаром закивала:
Видит богя не вру! Очень напугалась. От звука его крадущихся шагов, от шуршания его шубы по полу, от его гадкого, злого смеха Он ходил в темноте по комнате, невидимый, высекая этот скрежет из каменных стен, и тихо смеялся, слыша, как мне страшно, как я плачу и дрожу на ложе, ожидая его.
Так он не сразу напал?
О, нет! Ему как будто нравилось пугать меня. Он наслаждался моей беспомощностью и ужасом. Знаешь, господин, как страшно лежать голышом, привязанной за руки и за ноги, не ведая, что придет в голову Зверю? Я уж молила, чтоб все скорее кончилось. Хотела даже, чтоб он убил меня, но он играл, пугал, пока не насытился Там все стены исцарапаны, я видела. Он всех так пугает. Пьет их отчаяние, страх и стыд.
Странно это. Старая Королева говорила, что Зверь себя сдерживать не мог, как хотел женщину, а ты говоришь о неторопливом и злобном, расчетливом существе
Я с ним тогда была, а не она! огрызнулась Катрина. Мне знать лучше, как ведет себя Зверь, когда хочет!
Не сердись, ягодка. Ух, как норов у тебя крут! Как ты переменилась! Строптивая какая! А где та тихая послушная дева, что я привел сюда? Может, выдрать тебя для острастки?
Ты обещал, что не обидишь. Слово Сердечного Брата Короля давал. Или твое слово уже ничего не стоит?!
Кристиан рассмеялся, удобнее устраиваясь меж ее ног, заставляя ее обнять себя крепче, чтоб согреться скорее.
Ладно, не злись, ягодка, проговорил он, говори дальше.
А что дальше? Дальше он набросился на меня, навалился медвежьей вонючей тушей, аж не вздохнуть было. Стиснул своими стальными когтями мне щеки, да так, что, казалось, нажми он еще чутоки кожа треснет. Смеялся мне в лицо, сидя у меня на животе. Маску не снималя видела только, как глаза горят дикие в прорезях. Красные, как угли. Как у демона, как у быка дикого. Стаскивает штаны, а у самого руки трясутся, когти друг о друга гремят. Я молила быть мягче и кричала, что он не разбойник в лесу, а Король, да только он все хохотал, как безумный и насильничал потом люто, дико. Нарочно больнее делал. В шубе своей, не раздеваясь. Как нелюдь. Как животное. Как безумное чудовище. Словно мстил.
Почему мстил? спросил Кристиан.
Не знаю. Такую боль и с таким наслаждением причиняют только лютым врагам, а не невестам. Что я плохого ему сделала? Ничего. Так за что он ненавидит меня так?
Странно, страннопроговорил Кристиан задумчиво. Я спрошу у него
Спросишь?! Как же ты спросишь, господин, коли Король нем?!
Нем?! удивился теперь Кристиан. Вот тут ты что-то путаешь. Когда я знал его, он был весьма болтливым и даже похабные песни любил петь, каким его научили в походе старые вояки С чего это он нем?!
Онемел, говорят, от болезни, ответила Катрина. Мне откуда знать?! Да только я точно знаюон нем. Он и слова не мог сказать, хотя и старался, мычал что-то злобно. Может, от той же болезни у него что-то в голове переменилось?
Болезнь?! тут Кристиан подскочил, выпрыгнул в холодный воздух, нащупывая в темноте штаны и сапоги. А мне сказалиКороль здоров, и я верил этому человеку вот пес, никому доверять нельзя
***
В свете двух свечек Кристиана, которые горели не в пример ярче свечей Старой Королевы и не чадили сгорающими фитилями, Катрина смотрела, как лихорадочно одевается Кристиан, и понять ничего не могла.
Да что такого-то, господин? спросила она, наконец, когда он подобрал ее вещи и кинул ей.
Прикройся, коротко велел он. Надень что-нибудь.
Катрина послушно натянула нижнюю рубашку, и Кристиан снизошел до объяснений:
Я думал, Король просто зол. Мне ведь сказалитоска на него напала, ты рассказываешь мне сейчас о болезни его. От тоски я мог бы его излечить, для того-то я тебя и выпросил у старухи. Думал свести вас; отведав твоей любви, Зверь бы смягчился, и ты, если б была умна, стала бы королевой. Но коли он болел и лишился рассудка, голоса и человеческого облика То-то я подивился, что он не вышел встретить меня, но подумалнегоже было б Королю выбегать навстречу по первому зову
Кристиан смолк угрюмо, и Катрина поняла то, о чем он промолчал. Он промолчал о своем бессилии в том случае, если Зверь сошел с ума и о своей досаде, потому что задуманный им план тогда никуда не годился, и единственное, что мог он сделать для безумного Зверяудавить Старую Этель, отомстить за то, что не уберегла его друга .
Прости, господин, сухо ответила Катрина, снова прячась под шкуры. Нет в том моей вины, отчего ты сейчас гневаешься. Мне жаль вашей дружбы, и тебя жаль, господин, ты дорогого твоему сердцу брата потерял. Да только я рада тому; не хочу я быть его Королевой.
Кристиан, подпоясываясь, крепко стягивая на своем теле ремни, с насмешкой посмотрел на Катрину:
Не хочешь? А чего ты хочешь?
С тобой на север хочу, господин. Лучше в твоем войлочном походном шатре жить, чем в замке Зверя трястись от ужаса.
Кристиан хмыкнул довольно. Слова девицы приятно кольнули его самолюбие.
Что ж, вздохнул он. Этель тебя мне подарила. Если Зверь если ничего уже не поправить, то я. Конечно, заберу тебя с собой. Ну, спать ложись. Я пойду узнаю кое-что, и, вероятно, с утра уже собираться будем
Кристиан нахмурил брови, зубами заскрипел от досады, скрывая от девушки боль, разрывающую ему сердце.
«Зверь, брат мой названный как же так?! Ну, Старая Этель, ты мне ответишь за это!»
***
Сердечному Брату Короля все двери в замке были открытыили он открывал их пинком, не опасаясь, что хозяева могут воспротивиться его желанию зайти в тот или иной тайный уголок их жилища.
Однако, как ни странно, в крыле, где жил Зверь царили тлен и запустение. По галерее ветер гонял сухие черные листья мертвого плюща, ни один факел не освещал своим светом своды и лишь луна лила свей мертвый ядовитый свет в тихий, словно замерший замок. Покои Короля оказались заперты, и у дверей, окованных черным железом, Кристиана встретили охранникиЗвероликие, верная стража Короля Зверя, огромные, сильные, свирепые, в черной броне, с масками медведей на лицах. Грозно выставили они свои пики против Кристиана, не говоря ни слова. Кого охраняли ониКороля от мира или мир от Короля? Об этом Кристиан не успел спросить. Так ж молча, свирепо и неумолимо, охрана напала на него, отгоняя прочь, в темную холодную галерею, подальше от черных печальных дверей, от молчаливых покоев запертого Зверя.
Да что же это такое, прошептал Кристиан, потрясенный, отступая от нацеленного на него оружия. К такому приему он не был готов совершенно, и даже в его бесстрашном сердце шевельнулся холодный жуткий ужас. Что ж тут творится?! Брат, Зверь, неужели ты велишь убить меня?!
Звероликие молчали. Им не велено было ничего объяснять, им велено было хранить покой Короля, и они готовы были умереть, но не пустить никого дальше.
Тогда я убью всех или погибну сам, но я войду в эту дверь и увижу, что стало с тобой! прокричал Кристиан, выхватывая меч. И если ты хочешь, чтобы я умер пусть так и будет!
Его оружие высекло искры, столкнувшись с атакующими его алебардами, по пустой галерее прокатилось испуганное эхо, лязг и злая грызняобычные звуки драки и ярости.