По счастью, мне подвернулся Макс. Мы познакомились в кафе, и я даже не думала, что наши отношения не закончатся после первой же ночи. Мы стали встречаться, спустя время он пристроил меня на работу к своему дяде (к тому самому, которого посадили за экономические преступления накануне моего знакомства с Гермесом).
С Максом мы считались женихом и невестой, хотя жили порознь и дату свадьбы не назначали. Зато по-родственному занимались сексом втроем с его дядей (и, соответственно, моим работодателем). Знаю, что Макс периодически водил к себе девочек, но претензии не предъявляла. Мы почти сразу договорились о свободных отношениях. Правда, я этой свободой, в отличие от своего жениха, почти не пользовалась. Надеялась, что после свадьбы, если она все-таки состоится, и Макс добровольно откажется от своей свободы (должен же он, когда-нибудь нагуляться).
Кажется, он огорчился, когда я сказала, что уезжаю работать по контракту на целый год. Конечно, ему было удобно, что я всегда под рукой. Но, надеюсь, он все же любит меня и скучает по-настоящему. Может быть, он уже сейчас понял, как сильно меня ему не хватает, и что никто не может меня заменить, и теперь подыхает от тоски. А я, к стыду своему, никак не могу выбросить из головы молодого красивого бога, который к тому же является моим непосредственным начальником. Стыдно. Лиля, стыдно! И ни разу не разумно.
Перед пресс-конференцией мне предстояло познакомиться с теми, кого я должна буду, незаметно для них самих, направлять по нужному нам курсу, умело вкладывая в их головы подходящую информацию. Не спрашивайте меня, как на подобные манипуляции смотрела моя совесть. Мы с ней договорились, чтобы она молчала, когда я работаю. Ведь работать на совестьэто хорошо выполнять те задачи, за решение которых тебе и платят. Здесь же возникало противоречие: или трудишься на совесть и получаешь за это средства к существованию, или гордишься своей совестливостью и перебиваешься с хлеба на воду. Я предпочла первое.
Возможно, вы заметите, что работа тоже бывает разной, мол, могла бы я выбрать и другую. Но здесь я вам возражу: у каждого свои умения и способности, и если природа наделила меня именно такими, их я и должна реализовывать. К тому же не я выбирала, куда мне поступать. Профессию мне, честно говоря, выбрали родители, и они, надо признаться, угадали.
Впрочем, что это я все о себе и о себе? Вернемся-ка к нашим баранам, то есть представителям одной из древнейших профессийжурналистики. Строго говоря, к тому времени, в котором я сейчас оказалась, такой профессии еще не сформировалось. Роль СМИ выполняли летописи и литературные произведения. Среди тех, кого пригласил Гермес, были специалисты разного профиля и разного веса: начиная с мэтра пражурналистики поэта Гомера, имя которого мне показалось знакомым, и заканчивая каким-то общительным толстячком, имя которого я не запомнила. Впрочем, оно, как сказал мне Гермес, и не войдет в историю: таланта у толстячка ноль, зато посплетничать он любит, и любые слухи разносит лучше сорок.
Когда говорят о распространении слухов и сплетен, то обычно вспоминают про женщин, обвиняя нас в том, что у нас длинные языки. Однако хочу заметить, что на первом нашем «журналистском» сборище дама была всего однадевушка по имени Сапфо, но даже она была представлена мне Гермесом не как лидер общественного мнения, а как талантливый поэт.
Собранным на пресс-конференцию представителям пражурналистики Гермес представил меня как свою помощницу и олимпийского пресс-секретаря (мне понравилось, как звучит название моей новой должности). Я раздала пресс-релизы и присоединилась к своим подопечным: вел мероприятие сам шеф.
Пресс-конференция, если ее можно так назвать, тогда прошла успешно. Честь и достоинство громовержца и его достопочтимой супруги были защищены, репутация восстановлена. В Египте появился царь, а на свете стало меньше на одну корову и больше на одну девушку. Так что эту историю можно забыть и вернуться к тому моменту, на котором я прервала повествование, отвлекшись на воспоминания и лирические отступления.
А остановилась я на том, что, держа в руках коварные сандалии, шла на поклон к Гефесту, который мне был неприятен, и которого я боялась.
В это время суток Гефест обычно бывает в кузне, туда я сразу и направилась. Когда я вошла в мастерскую, услышала, что кто-то вскрикнул, и заметила, как вдали метнулась чья-то тень, и клочок чьей-то белой туники мелькнул, исчезая в соседнем помещении, служившей, похоже, кладовкой или комнатой для утех. Похоже, в гостях у кузнеца была юная дама. Представив, что ей сейчас предстоит пережить, я содрогнулась. Но лезть в чужие дела я не имела права, да, признаться, и не хотела. Заметила лишь, что Гефест перед моим приходом, судя по приподнятой ниже пояса тунике, занимался не кузнечным делом, и я, вероятно, помешала ему. Не желая еще сильнее отрывать его от приятного занятия, тем самым вызывая раздражение и наживая себе опасного недруга, я извинилась за беспокойство и сказала, что приду в другой раз. Но он заметил в моей руке сандалии и сам догадался, в чем дело.
Трут? спросил он.
Ага, призналась я.
Он принял из моих рук сандалии и, присев на корточки, обхватил мою ножку, приподнял, погладил и предложил бальзам для заживления ран. Я поблагодарила, сказав, что бальзам у меня имеется. Гефест обещал к завтрашнему дню подогнать таларии по ноге.
А мерки ты снимать не будешь? поинтересовалась я у горе-сапожника, который и в прошлый раз не удосужился измерить мою стопу, в результате сделав не летающие, а какие-то пыточные сандалии.
Так я же посмотрел на твою ножку, ответил мне он.
Спорить я не стала, хотя процесс визуального снятия мерок и вызывал у меня недоверие.
Пообещав зайти за талариями на следующий день, я попрощалась с Гефестом и пошла к себелечить мозоли.
На террасе меня ждал Гермес. Он продолжал приносить мне ужины и обеды, хотя, теоретически, теперь, имея свои таларии, я могла перекусывать в таверне на земле (жалованье мне выплачивали регулярно, дважды в месяц).
Я поблагодарила его и попросила подождать 5 минут, пока я смажу бальзамом мозоли. Он посмотрел на мои ступни с сочувствием и заметил:
Сходи к Гефесту, пусть переделает таларии. Или, хочешь, я сам его попрошу.
Я как раз от него, завтра сделает.
Спустя 5 минут я присоединилась к Гермесу на террасе и предложила ему разделить со мной трапезу, но он, как обычно, решил ограничиться фруктами и вином.
Когда я прикончила обед и тоже приступила к вину и фруктам, он сказал, что задержался потому, что хотел поговорить. Впрочем, я и сама об этом догадалась.
По работе? поинтересовалась я на всякий случай, хотя подозревала, что повод неформальный.
Нет, о личном, он не стал юлить и делать долгое вступление. Я заметил, что в последнее время ты грустная и даже какая-то нервная. Что тебя гложет?
Да нет, показалась, все в порядке, ответила я. Не могла же я признаться, что меня терзает неимоверное притяжение к нему и невозможность реализовать свое желание стать его любовницей. И что меня грызет совесть за то, что я неверна Максу, пусть и не физически, а лишь в воображении.
Мне кажется, тебе не хватает секса. Это естественная потребность в твоем возрасте. Сексуальное воздержание не приводит ни к чему хорошему.
Кто позволил ему лезть мне в душу и затрагивать интимные темы? Я вспыхнула. Если б он был обычным человеком, влепила бы ему пощечину. Но он был богом, к тому же моим шефом, поэтому я сдержалась и ограничилась лишь просьбой не лезть мне в душу и не учить жить. Но он меня не послушал.
Понимаю, что фавны вряд ли сильно привлекательны в качестве сексуальных партнеров для земной женщины, продолжил он, и я невежливо фыркнула.
Но, думаю, бог тебя мог бы устроить. Так что напоминаю, что всегда к твоим услугам. Только скажи, что согласна, и я не позволю тебе скучать, закончил свою речь Гермес, не обратив внимания на мой смешок.
На этом беседа была завершена. Он поцеловал мне руку, заставив, как обычно, застучать мое сердце чаще, и улетел куда-то по своим делам.
Глава пятая. Научный подход
После ухода Гермеса я села писать пиар-план, но сосредоточиться на работе никак не могла. Шеф мой был не богом, а настоящим искусителем. Наверняка он замечал, как меняется мое состояние от его прикосновений. Делая мне пикантное предложение, он, коварный, знал, что от него невозможно отказаться. Как это называется в моем мире? Сексуальными домогательствами на работе? Совершенно очевидно, что мой шеф домогался меня, и это было нечестно и незаконно.
Конечно, он не шантажировал меня и не проводил связи между нашими личными и служебными взаимоотношениями (и на том спасибо). Но он использовал рабочие моменты в личных целях, при каждом удобном случае касаясь меня, лаская взглядом, вкрадываясь в мою душу своим сладким голосом и разжигая во мне желание. С каждым днем мне было все труднее заставлять себя сдерживаться, чтобы не ответить на его прикосновения, не показать, что таю от его голоса, а его взгляд заставляет забыть обо всем на свете.
Но он не знал про мой печальный опыт любовно-служебных взаимоотношений. Между тем, предательство моего бывшего возлюбленного-коллеги многому меня научило. Я же не полная идиотка, чтобы повторно наступать на одни и те же грабли. Уроки из своих ошибок я извлекать умела.
Желая еще основательнее убедить себя в том, что с Гермесом связываться мне никак нельзя, я создала файл, начертила таблицу из двух колонок. В первую решила выписать аргументы против этого романа, во вторуюза. В какой-то умной психологической книжке я читала, что это помогает разобраться в себе и понять, чего же хочется на самом деле.
Первым пунктом в левом столбике написала имя своего жениха, ждущего меня на земле. Вторым пунктомвозможное недовольство Зевса или Геры (если они окажутся противниками служебных романов, то вышвырнут, разумеется, не Гермеса, а меня). Третий пунктнеминуемая разлука после окончания контракта. В правом столбике написала лишь одно слово: «Хочу!». Аргумент был всего один, но он перекрывал все другие. Мне показалось, что первая буква написанного справа слова разрастается и перечеркивает все слова, записанные слева. Я закрыла файл, выбрав во всплывшем окне команду «не сохранять». Ничегошеньки не дал мне этот психологический прием. Разум боролся с инстинктами, и, похоже, проигрывал. Но я не сдамся, я буду держаться сколько смогу, и, возможно, все-таки выстою!
К тому времени, когда Гермес принес мне ужин, состоящий из овечьего сыра, йогурта и фруктов, мною был написан только «пиар-план». В смысле, напечатано было только это слово, а под нимни одного пункта. По счастью, шеф не стал расспрашивать меня, как продвигается работа, лишь оставил корзину с провизией на столе и удалился.
Я перекусила и пошла дальше вымучивать из себя этот самый план. Вскоре поймала себя на мысли, что вписываю под набранным ранее названием привычные фразы, не наполненные никаким содержанием, как для отчета: «составить список лояльных летописцев», «провести день открытых дверей для лидеров общественного мнения, летописцев и поэтов», «разработать логотип компании», «составить прогноз возможных кризисов», «подготовить план антикризисных мероприятий»
Осознав, что уже поздно, и работать сегодня я уже не в состоянии, закрыла компьютер и пошла в спальню.
На этот раз мне приснилось, что мы с Гермесом занимаемся любовью на глазах у всего сонма олимпийцев: богов, богинь, фавнов и нимф. С одной стороны, это мешало отдаться наслаждениюне хотелось совершить какой-либо ошибки, которую потом будут обсуждать, посмеиваясь. С другой стороны, это приятно щекотало нервы и невероятно возбуждало. Тут Герма, не прекращая двигаться во мне, поцеловал меня в губы, ловко орудуя языком, и я совершенно растаяла, нетдаже расплавилась. Мне стало совершенно безразлично, смотрят на нас или нет, и все ли мы правильно делаем. Я полностью отдалась своим ощущениям. Приятная сладость разливалась по телу, и волны наслаждения подкатывались все ближе к затылку. Но тут я услышала голос Макса. «Дура!» сказал он. Я поняла, что он тоже наблюдает за нами, и открыла глаза, чтобы убедиться в этом.
И я оказалась одна в своей пещере. Но при этом было ощущение, что все-таки не одна, что кто-то наблюдает за мною. Я машинально тронула свои трусики: они были влажные, хоть выжимай. Я потянулась, скинула с себя простынь (теперь я всегда спала под ней) и пошла в душ.
Прикончив остатки вчерашнего ужина, я пошла в кабинет, чтобы закончить написание пиар-плана. Крышка ноутбука была поднята, а на экране был открыт файл с табличкой за и против. Я остолбенела. Мистика какая-то! Я же точно помню, что не сохраняла его. И еще выходило, что за мной следят, роются в моих документах Хорошо еще, что из таблички было сложно понять, о чем она: слева написано три слова: «Макс», «Зевс» и «разочарование», а справавсего одно: «Хочу!».
Вспомнила утреннее ощущение, что я в пещере не одна. Похоже, шестое чувство меня не обманулоздесь кто-то был, только не в спальне, а за моим рабочим столом. Снова Гефест? Вроде, не особо на него похоже. Надо будет все-таки рассказать Гермесу об этих странных ночных визитах.
Поняла, что беспокойство снова не даст мне нормально работать. Решила отложить пиар-план на послеобеденное время, а сейчас забрать у Гефеста и опробовать отремонтированные сандалии.
К богу-кузнецу я заявилась, похоже, снова не вовремя. Он выглядел невеселым и встревоженным, даже раздраженным. В соседней комнате кто-то плакал. Вероятно, я застала его за истязанием своей новой жертвой и заставила прервать это занятие. Конечно, такое не могло не вызвать раздражения. К тому же я невольно стала свидетелем его жестоких забав. Чтобы не злить Гефеста еще сильнее, я буркнула «спасибо», схватила протянутые мне сандалии, и, даже не померив их, поспешила ретироваться.
Ноги уже совсем не болели, от мозолей не осталось и следа, но я не решилась опробовать крылатые босоножки после ремонта, не захватив с собой баночку с бальзамом. Вовремя я об этом не подумала, поэтому пришлось возвращаться к себе.
К тому же на душе было тяжело от того, что только что мною было получено подтверждение нехороших слухов, связанных с садистскими наклонностями Гефеста. Между тем, в мои обязанности входило создание его положительного имиджа, как и других олимпийских богов.
Я присела на террасе возле входа в свою пещеру и стала размышлять, как правильнее поступить в этой ситуации и что придумать для восстановления репутации Гефеста, если я все же приду к выводу, что обязана решить эту задачу, как бы я к богу-кузнецу ни относилась. Может, и по этому вопросу составить табличку за и против? Хотя, наверное, не стоит. А то вдруг это именно он заглядывает в мой компьютер (хорошо еще, если только в него, а не в постель).
Глава шестая. Жертва Артемиды
Размышления о репутации Гефеста и подглядывании за мной некого невидимки прервало неожиданное появление Гермеса. Он спикировал откуда-то сверху, ловко приземлившись в отодвинутое от стола кресло, и без предисловий сообщил:
У нас снова ЧП.
И кто начудил на этот раз? поинтересовалась я, бросая под скамью таларии, которые почему-то до сих пор не выпускала из рук.
Артемида.
Да она ж сама невинность! удивилась я. Не могу поверить, что она замешана в сексуальном скандале. Она же дева!
Скандалы бывают не только сексуальные, резонно заметил мой шеф. Это просто у тебя все мысли в одну сторону повернуты из-за неудовлетворенности.
Я намеренно не стала отвечать на вторую часть его реплики, сконцентрировавшись на первой:
А какого типа скандал случился на этот раз?
Еще толком неясно, признался Гермес. Вроде как загнала и затравила собаками какого-то оленя.
Разве на охоте это не обычное явление? поинтересовалась я. Или у нас зоозащитники объявились?
Говорят, что это был не совсем олень.
Как олень может быть не совсем оленем? не поняла я.
Так же, как корова может быть не совсем коровой, намекнул Герма на недавнюю историю, которую нам пришлось разруливать.
Превращенный?
Да.
Кем и за что?
Вроде как самой же Артемидой, а за чтосам не знаю.
А что Артемида говорит?
Ничего, закрылась у себя, никого не пускаетбоится гнева Зевса. Он не любит кровавых поступков.
Придется нам, наверное, самим провести расследование, а потом уже решим, что делать.
То же самое хотел тебе предложить.
Я полезла под скамейку за талариями, начала переобуваться.
Уже успела их опробовать? Точно не трут? А то, может, лучше я тебя на руках понесу? проявил заботу шеф.
Нет, лучше я сама, отклонила я коварное предложение. Как раз и проверю их в деле.
Я обулась, и мы полетели.
Сначала мы поговорили с дриадами, которые обычно сопровождали Артемиду на охоте. Опасаясь ее гнева, они не захотели посвящать нас в подробности происшедшего. Историю нам удалось узнать лишь в общих чертах, и звучала она не слишком правдоподобно. Если верить девушкам, Актеон и Артемида решили посостязаться в мастерстве охоты, и тот, конечно же, проиграл. Для того чтобы утешить юношу, богиня подарила ему шкуру убитого ею оленя. Благодарный за оказанную честь, он тут же накинул подарок Артемиды себе на плечи. Собаки, разгоряченные охотой, почему-то перепутали хозяина с добычей и набросились на него. Желая помочь юноше убежать от собак, Артемида превратила его в оленя, но было уже поздноона не успела его спасти.