Он пошел обратно в мыльню, Маурисия поспешила следом, спрашивая на ходу:
Так вы думаете, сеньор Ринальдо, эту книгу переписывал именно святой Анжелико? Так-то в монастырских хрониках сказано, что это был общий труд, а сам Анжелико только перевел Откровение на чаматль.
Я уверен,сказал паладин.Кроме него, в то время не было посвященных, знавших бы эти письмена. А что до перевода Перевод, конечно, можно было записать и куантепекским письмом, и фартальским. Но это было бы неправильно. Для Анжелико и всех тех чаматланцев, кто тогда принял Веру, было очень важно, чтобы Откровение было записано именно таксвященными знаками, которые до того использовались только жрецами. В каком-то смысле это означало, что старые боги потерпели поражение и здесь, утратили не только храмы, но даже священное письмо.
Они зашли в мыльню, где призрак тасовал туда-сюда листочки со знаками, составляя короткие фразы, словно по-прежнему разговаривал с кем-то. Впрочем, возможно, он просто радовался тому, что его наконец выслушали, и пытался составить благодарственную речь. По крайней мере Чампа углядел сочетание знаков «Я-радость-ты-дать», что можно было истолковать и как благодарность, и как благословение.
Паладин положил книгу на лежанку и, осторожно подняв верхнюю крышку, повернул ее так, чтобы листы пальмовой бумаги развернулись веером, показывая рисунки, до сих пор сохранившие яркость. Призрак, увидев это, бурно замахал руками, облетел книгу и паладина и схватил ее, развернув. Аббатиса охнула, боясь, как бы раритет не рассыпался, но этого не случилось. Книга повисла в воздухе. Развернутая на всю свою немалую длину, она протянулась из одного конца мыльни в другой, а призрак пролетел вдоль нее, радостно размахивая руками и разглядывая письмена. Потом он прошел сквозь полосу бумаги и оказался как бы с оборотной стороны книги, где и завис, рассматривая текст, нанесенный на этой стороне. Если лицевая сторона была заполнена священными чаматланскими знаками, то оборотнаякуантепекским простым письмом на старом чаматле. И на ней четко было видно, что примерно на середине полосы ее стал заполнять другой человек: изменился почерк, манера нанесения значков и их очертания. Призрак медленно пролетел вдоль бумажной полосы до ее конца, до последней «страницы», где был изображен пятицветный листок аканта. На его лице появилось выражение безмерной радости.
Чампа разложил бумажки: «Ты-смерть-дело-конец-другой-человек. Человек-много-священное-письмо-понимать-дать-радость-ты». Святой расплакался, призрачные слезы стекали по татуированным щекам и исчезали, капая с подбородка. Он сложил ладони у груди лодочкой, поднял их повыше и протянул к Чампе, перевернув лодочкудревний жест благодарности и благословения. Потом он сложил книгу и опустил ее на лежанку, а рядом разложил бумажки: «Я-уходить-богиня-радость-ты-искать-я-дом-смерти-просьба». Чампа ответил: «Я-дать-обещание-ты». Призрак улыбнулся, поклонился паладину и растекся легким туманом в воздухе, а спустя полминуты и туман развеялся, стало даже существенно теплее.
Паладин задумчиво принялся собирать бумажки со знаками в стопку. Настоятельница раскрыла древнюю книгу на той стороне, где текст был записан куантепекским письмом:
Как странно. Здесь ведь тоже похожие знаки есть, только проще.
Рисуночное письмо придумали в Куантепеке тысячу лет назад, тогда же оно и к нам пришло,Чампа показал ей один из листков со знаком «богиня».Их жрецы поначалу хранили это мастерство в тайне и учили ему только избранных, но потом, когда Куантепек сделался богаче и сильнее, их царь решил, что для блага царства нужны грамотные подданные, и повелел жрецам учить письму всех. Тогда жрецы Пернатого Змея и создали простое письмо из двухсот значков, передавали ими не понятия, как в священном, а сочетания звуковчтобы обычные люди, обучившись этому письму, все равно не могли сами читать священные тексты. Для чаматля это письмо не очень подходилоне все наши звуки им можно было передать. Но все равно, когда потребовалось перевести Откровение, Анжелико им воспользовался. Но объясниться на нем я с ним не смог быочень уж язык изменился за триста лет.
Он потер виски, вздохнул:
Ну, что ж, дело я сделал. С вас, преосвященная, расписка и хороший ужин с ночлегом, очень уж утомительно этос призраками общаться.
Само собой, сеньор Ринальдо. И, раз уж мыльня теперь снова в нашем распоряжении, к ужину мы добавим и горячую ванну. Конечно, после того, как сестры и ученицы наконец-то помоются!
Паладин улыбнулся, потом погрустнел и добавил:
Я от вас потом в мужской монастырь наведаюсь. Надо же найти могилу Анжелико и хоть часовню там соорудить, а то непорядокнаш первый святой, а на могиле его триста лет как никто поминальной службы не совершал
На следующее утро Ринальдо, сев на мула, спустился сначала на перевал, потом поднялся на другую сторону Истласиуатль, где стоял мужской монастырь Калли Анжелико, основанный примерно лет через пятьдесят после его смерти, когда женщин-монахинь стало больше и было решено разделить монашескую общину на мужскую и женскую. Когда аббат мужского монастыря выслушал паладина, то пришел в ужас: как же так, ведь получается, монастырь чуть ли не на могиле святого стоит, а об этом до сих пор никто не знал! Пещерные кельи, в которых жила братия в первые годы существования монастыря, использовались до сих пор, но как склады. Настоятель приказал со складов всё повыносить, и монахи трудились целых два дня. Ринальдо вкалывал вместе с ними, и на третий день они добрались до самой дальней пещеры, где под слоем известки на стене обнаружилась древняя кладка, а за неймаленький пещерный склеп с простым каменным саркофагом, а на саркофагегрубый рельеф в виде аканта и надпись на старофартальском: «Здесь покоится Анжелико Истлаль Акатль, царский сын и первый святой этой земли».
Настоятель тут же распорядился внести свечи и поминальную жертвенную чашу, и пока он читал молитвы, а другие монахи пели Последний Псалом, Ринальдо сжег в чаше сначала стопку бумаги со знаками древнего письма, а потомпрядь своих волос, как и должен делать на поминальной службе родич покойного.
И когда развеялся в воздухе дым сожжения, а голоса монахов замолкли, паладин почувствовал радость и облегчение, и понял: душа Анжелико наконец-то ушла к богам и обрела покой.
Редкий случай
Недобрые вести о том, что в окрестностях сальмийского городка Гондомар завелся вампир, поначалу ширились только в виде досужей болтовни. Но когда экономку дона Мендосы нашли в персиковом саду мертвую со следами острых тонких клыков на шее, то болтовня резко перестала быть досужей, а дон Мендоса объявил о большой награде тому, кто упокоит мерзкую нежить. Несколько молодых кабальерос было попытались, но вампир убил одного из них, второму разорвал лицо и выцарапал глаза, а третьему порвал шею и тот чуть не истек кровью, и теперь лежал в беспамятстве в лечебнице при местной Обители Мастера. Так что градоначальник Гондомара отправил сообщение в Коруньясскую канцелярию Паладинского Корпуса. Там думали недолго и отрядили на это дело странствующего паладина Карлеса Туриби. Тот провел в окрестностях Гондомара целую неделю, выискивая вампирье логово, но так ничего и не нашел. А вампир словно издевался: никак себя не проявлял, словно сквозь землю провалился. Паладин Карлес всех, кто хоть что-то знал или видел, расспросил, даже покалеченного кабальеро. Но толку не было: кабальеро не успел ничего разглядеть, тварь подскочила к нему сзади и сразу вцепилась когтями в лицо, а остальные самое большее что видели, так только теньуродливую, горбатую, с лысой башкой и перепончатыми крыльями. Паладин Карлес вернулся в Корунью с отчетом: мол, ничего не нашел, но на всякий случай вместе с гондомарскими священниками освятили все окрестные кладбища, а сам проверил все старые склепы и развалины. Этот отчет секретарь канцелярии, старший паладин Мануэло Дельгадо, подшил в большую папку, но сказал:
Рано ты, Карлес, уехал из Гондомара. Надо было до следующего полнолуния там пробыть. По описаниям похоже на вампира-носферату, а они могут в долгую спячку впадать.
Карлес пожал плечами:
Так я ж все склепы проверил, всё заново освятили. Всегда же так делаютесли найти не могут, то обряд очищения проводят. А носферату только на старых кладбищах и заводятся, когда кто-нибудь там какую-нибудь гадость совершит и место осквернит, сами же знаете.
Вот,поднял палец старый паладин.Я бы на твоем месте все-таки понаблюдал. Вдруг кто эту нежить специально призывал. У дона Мендосы врагов хватает, не любят его ни соседние доны, ни поселяне и кабальерос за вспыльчивость и грубость. Его Нинью многие сватали, а он всем отказывал, и очень грубо. А кабальеро Жауме, которого Мендоса поймал с Ниньей на сеновале, вообще выпорол кнутом. Подумай. Может быть, мы имеем дело с хитрой местью? Может, не в экономку метили, а в самого Мендосу? Знаешь женежить натравить можно, а если так, то тут еще и магией крови может смердеть. Рано ты уехал, рано
Паладин вздохнул:
Ну вот вы всегда всё усложняете, сеньор Мануэло. Хорошо. Завтра опять поеду в Гондомар, вы только мне дорожную туда выдайте, раз я без вызова
Выдам, конечно же Хм. А знаешь что, Карлес: поеду я, пожалуй, с тобой. Разомну старые косточки.
С одной стороны, паладин Карлес этому обрадовалсяу сеньора Мануэло большой опыт, его помощь не будет лишней. Но с другой стороныему уже семьдесят семь лет, он, конечно, еще вполне бодр и здоров, но возраст-то немалый. А ну как залезут они в склеп, а его там как схватит какой-нибудь прострел или ишиас как раз когда на них, к примеру, парочка высших личей вылезет... Не то чтоб Карлес всерьез думал, будто в склепах на гондомарских кладбищах могут оказаться высшие личи, но ведь всё же может быть. Но возражать Карлес, конечно, не сталне по чину, да и бесполезно, если уж сеньор Мануэло что решил, то так и сделает. Так что на следующий день оба паладина с раннего утра уже ехали верхом по Старой дороге на Гондомар. Хоть Старая дорога и петляла прихотливо между холмов, то подходя к берегу Сальмы, то удаляясь от него, но даже так до Гондомара было всего полдня пути. Хотя молодому паладину казалось, что это долго, и будь Карлес один, он пришпорил бы коня, проскакал бы до Ператальяды, а там свернул, и через пробитый сквозь холм туннель попал бы в долину Кастель Палао, оттуда поднялся по новой дороге на гребень тамошнего холма, а там по крутому серпантинному спуску спустился бы в Гондомарскую долину. И добрался бы за каких-то полтора, ну два часа. Но предлагать пожилому сеньору Мануэло этакий путь Карлес постеснялся. Он, конечно, знал, что секретарь Коруньясской канцелярии до сих пор весьма неплохо управляется с мечом и каждое утро оббегает тренировочный плац по три-четыре раза, но все равно такой путь для сеньора Мануэло был бы сложноват.
А что, Карлес, ты ведь этой дорогой на Гондомар не ездишь с тех пор, как туннель в Ператальяде пробили?спросил сеньор Мануэло, словно мысли прочитал.
Карлес смутился:
М-м, ну да. Так ведь через туннель же быстрее. Зря, что ли, доны Гарсиласо, Палао и Фульядо магов нанимали, чтобы его пробить, а потом еще полгода там дорогу строили?
Не зря, конечно,кивнул сеньор Мануэло.Но я не об этом. Тыстранствующий паладин, твоя обязанностьне только по вызовам ездить, но и посматривать и проверять, всё ли в порядке в тех местах, к каким ты приписан. И людям заодно показывать, что ты не просто так казенное жалованье получаешь. Нельзя, чтоб уважение к паладинскому мундиру ослабевало. Так что надо по возможности разными дорогами пользоваться и в села не забывать заезжать.
И сказав так, сеньор Мануэло свернул на проселочную дорогу и направился к придорожной траттории на краю большого села. Вздохнув украдкой, Карлес двинулся за ним. Он бы задерживаться не стал, а насчет «посматривать и проверять» считал, что если что не тотак местные жители не дураки, и сами сообразят паладина вызвать. Зачем же время зря тратить?
В траттории сеньор Мануэло тепло поздоровался с хозяином и его дочкой, работавшей здесь и за подавальщицу, и за уборщицу, спросил две пинты легкого пива и к нему подсоленных земляных орешков, и пока они с Карлесом пили это пиво у стойки, расспросил насчет фейри, нежити и прочего. Хозяин охотно жаловался на какую-то Беренику, каковая по его мнению была злобной преступной ведьмой, и на шалящих на складах дуэнде, и на суккубу, которая по ночам морочит головы приличным мужчинам и лишает их мужской силы, отчего жены недовольны и так и норовят скалкой по ребрам пройтись. И еще много на что, Карлес даже слушать устал, отвлекся на пиво, орешки и подавальщицу, как раз мывшую пол в пустой траттории и развернувшуюся задом к паладину. Зад, красиво обрисованный складками подоткнутой полосатой юбки, у нее был что надо, как и ноги в чулках с мушками и панталончиках с мережкой по краю, и Карлес откровенно пялился на все это. И оторвался от этой картины только тогда, когда сеньор Мануэло пихнул его в бок. Спохватившись, паладин кинул на стойку монетку в десять сантимов, поблагодарил хозяина и вышел следом за старшим товарищем.
Я же говорилнадо хоть иногда заезжать в села да людей расспрашивать,с укоризной сказал сеньор Мануэло.
Да ну, в жизни не поверю, что у них тут суккуба завелась,махнул рукой Карлес.Небось сами от жен бегают, и даже не к любовницам, а просто выпить тайком и в кости сыграть.
Это-то понятно,усмехнулся старый паладин.Во всей этой болтовне не было ничего особенного, кроме того, что некая вдова по имени Береника гонит самогон на продажу без лицензии, да еще и добавляет в него белладонну и вороний глаз, от которых у людей нехорошие видения и прочие гадости, включая ослабление мужской силы. И что здесь на мельнице завелся боггл. С богглом потом приедешь разобраться, а насчет Береники надо бы по возвращении Коруньясскому начальнику стражи порядка заявить. Нечего народ травить всякой дрянью. И сам с приставами сюда приедешь, так, на всякий случайможет, эту Беренику допросить понадобится, зачем она такое делает. Заодно попрактикуешься в дознавательских навыках, это всегда пригодиться может.
Карлес вздохнул, но ничего не сказал, хотя, конечно, очень хотелось спросить, а как это сеньор Мануэло понял, в чем дело, и как определил, что про боггла правда, а про остальноенет.
По пути в Гондомар они заехали еще в одно село, где всё оказалось в порядке, если не считать водяников и русалки, обосновавшихся в местных прудах. Водяники воровали рыбу и ломали мостки, а русалка норовила детей в воду заманивать. Поселяне уже и сами собирались подавать заявление и вызывать паладина, так что Карлес пообещал через пару дней к ним наведаться.
Наконец, после полудня дорога, обогнув холм, вышла в большую Гондомарскую долину, посреди которой протянулось длинное озеро Марон. На скалистом острове в самой широкой части озера высились стены и краснели новой черепицей крыши здешней Обители Мастера, а знаменитый Гондомарский мост (с берега до самых ворот Обители) виднелся во всей красе, залитый полуденным солнцем. На утоптанной площадке у перекрестка под полотняным зонтом расположился живописец и увлеченно возил кистью по холсту, запечатлевая пейзаж с озером, островом и мостом. Паладинов он не заметил, даже когда они остановились у него за спиной, рассматривая картину. Картина, в общем-то, правильно отображала настоящий пейзаж, если не считать того, что на мосту сражались дракон и паладин в старинных доспехах. По старой легенде, когда-то давно некий паладин из рода Дельгадо именно здесь победил дракона, наводившего ужас на всю округу.
Отъехав от живописца подальше, Карлес спросил:
Сеньор Мануэло, а скажите, эта легенда про Гондомарского драконаправда? Или просто красивая выдумка?
Старый паладин пожал плечами:
В наших семейных преданиях такой истории нет, в хрониках Корпусатоже. Так что, скорее всего, выдумка. Но ты правкрасивая. Этот живописецмаэстро Джильберто Каталья, живет в Рупите. Я, пожалуй, в увольнении потом к нему съезжу да куплю эту картину, если, конечно, он ее не на заказ пишет. Повесим в приемной нашей канцелярии, хе.
Карлес, представив это эпическое полотно на стене большой приемной в Корунье, тоже хихикнулэта идея ему понравилась.
В Сальме обычно доменэто долина с одним-двумя селами и прилегающие к ней холмы (тоже один или два). Но в такой большой долине как Гондомарская поместились целых три домена и городок, ни в один домен не входящий (города в Сальме считались как бы общими и подати платили прямиком в казну наместника). Въехав в большое село в самом начале долины, сеньор Мануэло сказал: