Нахер пошли, долбовыдолбни!крикнул Бласко и наддал им на прощанье кастом «Жуй дерьмо», они повалились наземь и дальше удирали уже на карачках. После этого на паладина-мага насели два крепких сержанта морской пехоты с палашами, времени строить сложные касты не было, а уже готовые Бласко разрядил в самом начале драки. Впрочем, простенькие заклятия вроде «Кукапердии» или силовых пинков он мог кастовать даже в бессознательном состоянии, так что его противникам пришлось несладко. Тонио рубился с тремя низкорослыми кьянталуссцами. Он успевал не только отбивать их атаки и сам контратаковать, но и подновлять на себе святую броню. Робертино дрался тоже с тремя, довольно ловкими и сильными, на поддержание святой брони у него времени не хватало, но зато он вовсю тянул и сбрасывал ману силовыми ударами то под ноги, то в лоб соперникам. Жоану достались четверо, самые здоровенные, вооруженные не только флотскими палашами, но и абордажными топорами. Паладин успешно отбивался от них, щедро обсыпая затейливыми сальмийскими ругательствами в ответ на морские проклятия:
Чтоб тебя подняло, переломало нахер да приложило об стенку хлебалом зловонючим!
Трахни тебя Мастер якорем трехфутовым!
Сожри свой хер и высри, охреневшее мудозвонище!
Оливио, рубясь с Микелло, мимолетно отметил, что пока что сальмийская ругань одерживает победу над моряцкими богохульствами. Сзади на паладина наскакивал кьянталусец с эполетами, Оливио успевал отбиваться, но совсем упустил из виду еще двоих морских пехотинцев с самопалами, пристроившихся у груды ящиков. А те все-таки рискнули, быстро разложили треноги-упоры и прицелились в Оливио.
В этот-то момент Жиенна и спрыгнула сверху. Она упала на спину одного из стрелков, схватила его за горло и повалила наземь. Самопал всё-таки выстрелил, пуля ушла куда-то вверх, выбила из стены кирпичные осколки. Второй успел выстрелить, куда целился.
Оливио присел, уходя не столько от пули, сколько от двух клинковых атак одновременно, развернулся и рубанул мечом по ногам кьянталусца в эполетах. Тот успел отпрыгнуть. Позади глухо вскрикнул и выматерился Бласко, и тут же зло закричала Жиенна. Она приложила своего стрелка лбом о каменный пол, выхватила меч и пырнула второго. Тот едва успел увернуться, но ему уже было не до перезарядки самопала. Инквизиторка, швырнув на него «Щекотку», сбила с ног, добавила еще пару пинков под ребра и отбросила самопал подальше. А сама рванула к Бласко, успев отбить вместо него атаку одного из его противников. Сам Бласко, зажимая левой рукой рану в бедре, отковылял назад, накинув наконец на себя святую броню, и быстро скастовал шаровую молнию.
Молния разорвалась под ногами у морского пехотинца, как раз занесшего палаш над Жиенной. В этот же миг Оливио, разозлившийся до предела, все-таки не удержал свою ярость и выплеснул ее на Микелло. Того отнесло к опорному столбу, впечатало в него, затем ярость пошла во все стороны, Оливио только и успел, что крикнуть:
Святая броня!!!
Поняв, что сейчас будет, паладины, и инквизиторка последовали совету.
Белая волна ярости пронеслась по пакгаузу, сбивая морячков с ног, руша штабеля ящиков, разбрасывая мешки с товарами, ломая опорные столбы крыши, выбивая ставни в окнах, плеснула вверх, взметнув черепицу кровли футов на сто, а затем обрушила стены наполовину. От обломков кирпича и черепицы паладинов и инквизиторку спасла только святая броня, а сеньора Ньетуто, что он забился в угол, образованный стенами и фронтоном. Морячков же посекло неплохо.
Когда осела пыль, Оливио достал платок, утер лицо, отряхнул как мог мундир, и перевернул ногой лежащего ничком Микелло. Тот застонал, разлепил глаза.
Ну как, Микелло, ты всё еще хочешь меня трахнуть?поинтересовался паладин.
Микелло попытался встать, но не смог, и только простонал:
Ты еще за это заплатишь, ублюдок
Мимо них пробежал Робертино и присел возле Бласко, осматривая его рану. Оливио еще раз пнул Микелло под ребра:
Заткнись, дурак, и не вводи меня в искушение. Убью ведь. Очень хочется.
Увидев злые зеленые огни в глазах паладина, Микелло проглотил всё, что собирался вякнуть в ответ. Оливио пнул его на прощанье и отошел, принялся бродить по пакгаузу, проверяя, все ли морячки живы. Тем же занимались Тонио и Жоан.
Жиенна подбежала к брату:
Ты как?
Слава Деве, кость цела,вместо Бласко ответил Робертино, перетягивая рану широким бинтом, скатку которого, завернутую в бумагу, всегда носил в кармане.Надо в казармы, там я обработаю как следует.
Я уже наложил очищающие чары,сказал Бласко. Жиенна присела, приложила пальцы к ране поверх бинта, прошептала заклятие:
Я кровь остановила, Робертино. Но из нас сам знаешь какие целители. Так что надо его побыстрее к магу Как, Бласко, сможешь телепорт в казармы сделать?
Тот только вздохнул:
Сейчас попробую Робертино, возьми меня за плечи, а то не смогу подхватить Ну, раз, два, три!
На счет «три» они с хлопком исчезли. Жиенна же, подышав размеренно, потянула побольше маны и перенеслась на уцелевшую верхнюю площадку. Мартиниканец, с любопытством рассматривавший оттуда поле боя, сказал:
Не хотел бы я быть врагом сеньора Альбино Знатное зрелище.
Еще бы,усмехнулась инквизиторка.Давайте я вас спущу вниз. Перенести в другое место не смогу пока, выдохлась
Пока она телепортировалась туда и обратно, Жоан и Тонио закончили проверять на живость врагов и подошли к Оливио:
Ну, все живы, не сказать чтоб целы, но живы. Что дальше будем делать?спросил Тонио.
Надо экипаж наемный найти, увезем отсюда сеньора Ньету,Оливио потер лоб, устало вздохнул.А этих так и оставим. Всё равно никуда им теперь не деться, нам ведь придется наставникам и капитану доложить. А уж они позаботятся, чтобы их арестовали за нападение на паладинов, похищение сеньора Ньеты и прочее. А уж как потом прилетит их покровителям да знатной родне!тут Оливио нехорошо усмехнулся.Эти долбоклюи, собираясь мне мстить, не сообразили, чем это может для них обернуться, равно как и их покровители Эй, Микелло, слышишь? Как я и говорил, отправитесь вы в компанию к Стансо кайлом махать. Любопытно, будет ли тебя отмазывать адмирал Скьярелли, или предпочтет сделать вид, будто знать не знает. Впрочем, скоро мы это узнаем. Прощайте, сеньоры. У вас еще немного времени есть, чтобы привести в порядок свои дела.
Морячки только невнятно простонали в ответ какие-то проклятия.
Сталось так, как и предсказывал Оливио: все двадцать морячков, участвовавших в драке в пакгаузе, отправились под суд. И даже их влиятельная родня не смогла им помочь: ими тоже заинтересовались королевские дознаватели. А дело о насилии в Ийхос дель Маре крутилось всю осень и половину зимы, и кончилось тем, что очень многие лишились мест и чинов, а король вернул себе контроль над этой морской школой, аннулировав вольный лист своего прапрадеда со словами: «Сказано было, что вольный лист действует, пока школа готовит для Фартальи годных мореходов. А нынче она готовит преступников против Веры, Церкви, Короны и государства».
Как кадеты в корпус приезжали
По давно устоявшейся традиции, в Паладинский Корпус официальный прием проводят на Летнее Солнцестояние раз в два года. Но это вовсе не означает, что сделаться кадетом нельзя в «межсезонье». Можно. И кадет Оливио Альбино был тому доказательством. Конечно, более раннее вступление в Корпус означало, что ему придется дольше пробыть кадетом, чем остальным, хотя все зависело исключительно от его собственных талантов. Впрочем, Оливио не торопился, тренировался, учился всему, чему его считал нужным научить до начала основных занятий наставник, но главным образомлечился, не только физически, но и духовно. Пришел он в Корпус измученным, худым, с горячечным румянцем на скулах, и поначалу капитан не хотел его такого принимать, предложил подождать до Солнцестояния, подлечиться и отъесться. Даже пообещал пристроить его временно в посыльные при Корпусе, если Оливио негде и не на что жить. Но когда Оливио, пересилив себя, рассказал ему, почему он решил вступить в Корпус, то капитан Каброни передумал, позвал старших паладинов и спросил, кто желает сделаться его наставником. Захотел было Филипепи, но не успел и рот открыть, как четверть-сид Джудо Манзони, только лишь глянув на Оливио, сказал:
Я,и, посмотрев на Валерио Филипепи, добавил:
Уж поверь, так будет лучше всего для парня.
Другие старшие паладины переглянулись, но возражать не стали. Так что капитан подписал заявление Оливио, а Джудо, взяв того за руку (и что странно было для самого Оливио, никакого желания вырвать руку и вообще отделаться от его прикосновения, у него не возникло), отвел сначала к интенданту, где новоиспеченному кадету подобрали более-менее подходящий по мерке кадетский мундир и прочее, что полагалось, а потомв кадетскую спальню, где широким жестом предложил выбрать любую понравившуюся койку.
Оливио выбрал место недалеко от окна, чтоб, если вдруг что, можно было выскочить, благо что спальня была на первом этаже. Пока он раскладывал и свое, и казенное барахло в подкроватный сундук, Джудо, сев на соседнюю кровать, сказал по-плайясольски, причем почти без акцента:
Ну, парень, поздравляю. Теперь тыкадет Паладинского Корпуса. А ятвой наставник, старший паладин Джудо Манзони. Обращаться ко мне ты должен «сеньор Джудо». Так же и ко всем старшим паладинам, кроме капитана.
По имени?удивился Оливио. В гардемаринской школе к наставникам следовало обращаться «сеньор наставник», по фамилии и с указанием военно-морского чина.
Конечно,усмехнулся старший паладин.Корпусэто братство посвященных. Мы, наставники, можем к кадетам и младшим паладинам обращаться и по имени, и по фамилии, но вы к нам должны обращаться только по имени, с «сеньором», само собой. Я так понимаю, тебе сильно не повезло с предыдущим местом учебы, а?
Оливио только молча кивнул и сел на кровать. Ему хотелось бы побыстрее переодеться, но он стеснялся и боялся раздеваться при постороннем.
Ничего, здесь всяко лучше, чем там,улыбнулся сеньор Джудо.Мы своих не бросаем и в обиду не даем. А что до неуставных отношений, так, во-первых, в Корпусе такое не принято, а во-вторых, все, кто пытается что-то подобное провернуть, наказываются за это в строгом соответствии с уставом.
Оливио опять кивнул:
Мне капитан сказал. Сеньор Джудо... А если я если мое заявление принято, и капитан на него печать и подпись поставил то меня отсюда точно не могут забрать?
Точно, кто бы это ни был, даже сам король,старший паладин смотрел на него странным, пристальным взглядом, отчего Оливио сделалось даже немного неуютноон вдруг понял, что Джудо Манзони видит его насквозь.
Это хорошо,чуть выдохнул Оливио и взял новенький купальный халат, шлепанцы с деревянной подошвой и полотенца, только что вместе с остальными вещами выданные ему интендантом.А где тут мыльня?
Кадетская мыльня по коридору в самом конце направо. И она вся в твоем распоряжении до самого Солнцестояния, если, конечно, кто-нибудь еще не придет в Корпус в неурочное время,улыбнулся наставник.Есть будешь с младшими паладинами, по гонгу, трапезная здесь же, на первом этаже. Тренировки пожалуй, пока мы с ними повременим. Как наставник, я тебе приказываю всю неделю есть, спать и читать устав и историю Корпуса, экземпляры имеются в кадетской гостиной. А потом потихоньку займемся и тренировками. Понемногу приведем тебя в хорошую форму. И, кстати, вечером, после первого ужина, подойдешь в мои покои на втором этаже, не ошибешьсятам на двери табличка.
Оливио испуганно глянул на него:
З-зачем это?
Затем, что у меня после ужина будет свободное время, а тебя надо и к магу-целителю отвести, и показать здесь все, что требуется,Джудо ободряюще усмехнулся.Не бойся, я же сказалздесь никогда не будет так, как было там.
Слово «там» он произнес так, что Оливио понялзнает. И удивилсякогда успел узнать, ведь Оливио говорил откровенно только с капитаном. Но переспрашивать не стал, только коротко поклонился и ушел в мыльню, где заперся изнутри и долго, старательно мылся, смывая не только дорожную грязь, но и тревоги со страхами. Мутноватое, но зато в полный рост, зеркало кадетской мыльни отражало худое, покрытое разноцветными синяками, ссадинами, свежими и гноящимися рубцами тело, и Оливио даже заплакалвпервые увидел в полной мере, во что его превратили два месяца издевательств и насилия в Ийхос Дель Маре, отцовские побои и долгая дорога в столицу, проделанная им почти без денег. Собственно, деньги он тратил только на ночлег и места в почтовых каретах. На еду почти не оставалось, а продавать остатки материных украшений он не хотел.
В тот же вечер Манзони отвел его к мэтру Ассенцо, пожилому магу с длинной бородой, который, едва только увидев Оливио, покачал головой:
Да-а, довели тебя, парень ничего, дело поправимое. Во-первых, вот тебе амулет, надевай прямо сейчас и не снимай всю неделю. А во-вторых, иди за ширму, раздевайся, будем тебя лечить.
Лечил его мэтр Ассенцо целую неделюкаждый вечер после ужина. И скоро синяки сошли, рубцы почти сгладились, сломанные ребра срослись как положено, и даже истерзанная задница перестала болеть и доставлять мучения, признаться в которых было стыдно, но магу эти признания и не требовались, он и так видел все его болячки и раны, потому просто укладывал кадета на живот и раскладывал по спине и ягодицам круглые горячие камешки, привязывая к ним целительное заклятие.
А через два месяца явился дон Вальявердетребовать блудного сына обратно. Безуспешно: во-первых, Оливио возвращаться не хотел, а во-вторых, сам король отказался внять требованиям графамол, Оливио совершеннолетний, в Корпус поступил по собственному желанию, и где хочет, там и остается. Дон Вальяверде закатил безобразный скандал и был очень невежливо и грубо выставлен за порогДжудо просто вынес его за шиворот, причем сделал это с непередаваемо брезгливым выражением лица. И только после этого наконец-то Оливио почувствовал себя в безопасности.
К Солнцестоянию Оливио пришел уже в приличную форму и даже тренировался вместе с младшими паладинами, правда, с меньшей нагрузкой. Незадолго до летних праздников Джудо сказал ему, что очень скоро у него появятся товарищи, и Оливио к этому отнесся настороженномало ли, кто там будет среди новых кадетов. Но никак этого не показал. Только решил про себя, что если чтотерпеть он не будет. В гардемаринской школе не терпел, и тут не будет. К тому же уже понял, что наставник правду говорил: в паладинском Корпусе подобные отношения между кадетами очень не одобряют. Это-то хорошо, лишь бы дело разбирали по справедливости.
После Солнцестояния были небольшие каникулымладших паладинов отправили на пять дней в отпуск, тренировки отменили, так что Оливио был предоставлен сам себе, и впервые за полгода пребывания в Корпусе рискнул выйти в город просто так, прогуляться. Поймал наемный экипаж и попросил отвезти его в пристойную тратторию с плайясольской кухней. Кучер слупил с него аж пятьдесят сантимов и доставил к «Адмиралу Бонавентуре», где Оливио расстался с десятком реалов, заказав довольно скромный обед и бокал тиньо. Еще полреала пришлось потратить на то, чтоб вернуться во дворец вовремяведь столицы он совсем не знал и боялся заблудиться. А когда зашел в кадетскую спальню, то обнаружил там нового жильцавысокого, в шесть футов и шесть дюймов, очень крепкого парня с копной соломенных волос, серо-голубыми глазами и чуть грубоватыми чертами лица. Парень разложил свое барахло на угловой кровати и как раз собирался заняться укладкой его в подкроватный сундук, когда вошел Оливио.
О, привет!обернулся к нему белобрысый и широко улыбнулся.Будем знакомы? ЯЖоан Дельгадо,он подошел к Оливио и протянул руку.
Оливио осторожно пожал его широкую сильную ладонь:
Оливио Альбино из Плайясоль.
А я из Сальмы,продолжая улыбаться, сказал Жоан. Впрочем, он мог и не уточнятьсочный сальмийский акцент говорил сам за себя.Ты тут давно уже?
С Новолетия,Оливио прошел к своей кровати, скинул мундир и повесил его на спинку, сел на кровать и стянул сапоги.Так получилось.
Я тоже хотел пораньше, да решиться никак не мог,Жоан снял цивильный камзол и, свернув, кинул в сундук.Целый месяц у брата здесь, в столице, жил... Никак не мог свободой надышаться.
Он тоже сел на кровать, снял туфли, потом штаны и рубашку, принялся переодеваться в кадетский мундир:
Ну да что уж теперь. Традиция есть традиция