Посредством Ритуала Телланн. Запечатлевшего живые души внутри мертвой плоти и кости, заключившего искорки разума в иссохшие глазницы.
Здесь, в ином прошлом, в ином месте, ритуала не случилось. А лед, что в его мире служил игрушкой яггутам, здесь двигался куда пожелает, ни на кого не оглядываясь. Мир словно бы уменьшался в размере. Конечно же, подобное случалось и раньше. Приносило с собой мучения, кто-то от них погибал, остальные превозмогали и продолжали жить дальше. Только в этот раз все было по-другому.
В этот раз пришли чужаки.
Он не знал, зачем ему все это показано. Просто до абсурда подробная ложная история, призванная причинить ему боль? Но нет, слишком уж все глубоко проработано, слишком много всего потребовалось, чтобы выстроить концепцию. В конце концов, у него ведь имелись и настоящие раны, которые несложно разбередить. Да, видение, конечно же, было издевательским, но столь масштабным, что личные неудачи на его фоне меркли. Ему показали неотъемлемую слабость его народа, он чувствовал то же самое, что чувствовали последние из выживших в этом ином, горьком мире, мутное пониманиевсе подходит к концу. Семьямконец, друзьямконец, детямконец. Дальше ничего не будет.
Главноеконец тому, что и сомнению-то никогда не подвергалось. Непрерывности. Мы уверяем себя, что каждому из нас суждено умереть, но наш народ будет жить и дальше. Это самый глубокий из корней, что питает нашу волю к жизни. Если этот корень перерубить, увянет и жизнь. Увянет, иссохнет, выцветет.
Ему дали возможность заплакать еще один, последний раз. Не по себе, но по своему народу.
Когда на землю последний раз падала соленая слезинка имасса? И почувствовала ли земля разницу со всеми предыдущими слезинками? Была ли эта, последняя, горше? Слаще? Обожгла почву, точно кислотой?
Он видел эту слезинку, ее смертельное падение, растянутое до бесконечности, неизмеримо медленный путь. И в то же время понимал, что это фальшь. Последний из них умер с сухими глазамиздесь, в ложном прошлом, Онос Тлэнн был тому свидетелемкак несчастный храбрец лежит, связанный, истекая кровью, и ждет, когда опустится нож из слоновой кости с кремневым лезвием в руке чужака. Чужаки тоже были голодны, тоже страдали. Сейчас они убьют имасса, последнего из своего народа, и съедят его. Бросят его разбитые, перерубленные кости на полу пещеры, вперемешку с остальными, а потом, в припадке суеверного ужаса, чужаки бросятся прочь, не оставив ничего им принадлежащего, чтобы духи убитых не смогли их отыскать и преследовать.
В этом, ином мире народ Тлена закончил свое существование под ударом ножа.
Кто-то завывал сейчас, и плоть его была готова разорваться под напором гнева.
Дети имассов, которые на деле никакие не дети, но тем не менее наследники, заполнили собой мир, а во рту у них остался привкус имасской крови. Просто очередной соперник, вышибленный прочь, в забвение, так что не осталось ничего, лишь неясное беспокойство где-то глубоко внутри, метка греха, ужас первого преступления.
Сын пожирает своего отцасердцевина тысячи мифов, тысячи полузабытых преданий.
Сочувствие опало с него, словно шелуха. Вой, что он слышал, исходил из его собственной глотки. Гнев лупил по его телу изнутри, словно кулаками, подобный рвущемуся наружу демону.
Они за это заплатят
Нонет. Онос Тлэнн продолжал ковылять вперед, под замотанными в шкуры ступнями хрустели замерзшие мхи и лишайники. Он выберется из этой фатальной, жестокой судьбы. Вернется в свой собственный мир, в рай за пределами смерти, где ритуалы даровали им одновременно проклятиеи спасение. Он не повернет назад. Сейчас он слеп, словно загнанный на край утеса зверь, но это неважно: та смерть, что ждет его впереди, все же лучше, чем вот эта смерть
Он увидел всадника, сгорбленную фигуру в капюшоне верхом на тощей серой лошади, дыхания которой не было видно, несмотря на мороз. Увидел двояковыгнутый рхивийский лук в исхудавшей рукеи Онос Тлэнн понял, что этот всадник ему знаком.
Этот наследник.
Тлен остановился в двадцати шагах от него.
Тебя не может здесь быть.
Голова чуть наклонилась, черноту под капюшоном прорезал блеск единственного глаза.
Как и тебя, мой друг, однако мы оба здесь.
Уйди с моей дороги, Ток Младший. Дай мне пройти. Там меня ждет то, что я заслужил. То, к чему я возвращаюсь, мое. Я снова увижу огромные стада, величественных айев и ранагов, окралов и агкоров. Увижу своих сородичей, рогатый тенаг подарит мне свою тень. Буду качать смеющегося ребенка у себя на колене. Я покажу детям их будущее, расскажу, как наш род продлится, никогда не прекращаясь. Я найду здесь бесконечное множество вечно исполняющихся желаний. Не отбирай у меня этого, Ток, друг мой. Ты и твои сородичи отняли у меня все остальное, так не отбирай хотя бы этого.
Я не могу позволить тебе пройти, Тлен.
Ладони Тлена, израненные, покрытые шрамами, сжались в кулаки.
Ради нашей с тобой дружбы, Ток Младший, не поступай так.
В другой руке Тока появилась стрела, легла на тетивуи быстрее, чем Тлен мог разглядеть, снаряд с зазубренным наконечником промелькнул в воздухе и врезался в землю у его ног.
Я мертв, сказал Тлен. Меня нельзя ранить.
Мы оба мертвы, ответил Ток холодным, незнакомым голосом. Но я могу лишить тебя ног, и раны будут настоящимия оставлю тебя искалеченным, в крови и муках. Ты не пройдешь.
Тлен сделал еще шаг вперед.
Но почему?
В тебе пылает гнев, разве не так?
Бездна его заберихватит с меня сражений! Хватит уже всего этого!
У меня во рту, Онос Тлэнн, вкус имасской крови.
Ты хочешь, чтобы я с тобой дрался? Я ведь могудумаешь, твои жалкие стрелы остановят имасса? Да я взрослому ранагу шею ломал! Меня на рога брали! Окрал меня калечил! Когда мы охотимся, то убиваем добычу голыми руками, и достается эта победа ценой боли и сломанных костей.
В землю глухо ударила вторая стрела.
Токзачем ты так поступаешь?
Ты не должен пройти.
Но я я же дал тебе имасское имя. Разве ты не понял тогда, какая это честь? Разве не знал, что подобного никогда не удостаивался никто из твоего народа? Я тебя другом называл. Я рыдал, когда ты умер.
Я вижу тебя здесь во плоти, раньше же знал лишь кости.
Ты и таким меня видел, Ток Младший.
Я не
Ты тогда меня не узнал. У стен Черного Коралла. Я нашел тебя там, но даже лицо у тебя было другое. Мы оба тогда поменялись. Если бы я мог вернуться обратноТут ему изменил голос, но он продолжил: Если бы я мог вернуться, я не позволил бы тебе пройти мимо. Я бы заставил себя узнать.
Это ничего не меняет.
Внутри Оноса Тлэнна что-то надломилось. Он отвел взгляд.
Ты видел, как я умирал на оулданской равнине.
Тлен отшатнулся, словно его ударили.
Я же не знал
Как и я, Тлен. Истина возвращается к нам, совершив полный круг, со всей присущей проклятиям элегантностью. Я не узнал тебя у стен Черного Коралла. Ты не узнал меня на равнине. Некоторые судьбы словно бы отражаются одна в другой. Ток умолк, потом издал горький шипящий смешок. А теперь вспомни, как мы с тобой познакомились у Морна? И посмотри на нас нынешних. Теперь яиссохший труп, зато тыОн содрогнулся, будто кто-то невидимый нанес ему удар, но тут же оправился: Там, Онос Тлэнн, на равнине. За что я отдал собственную жизнь? Помнишь ли ты?
Тлен чувствовал во рту невыносимую горечь. Ему хотелось сорваться на визг, выцарапать собственные глаза.
За жизнь детей.
А сам ты сможешь так поступить?
Жуткие слова Тока ранили куда больней, чем стрелы.
Ты же сам знаешь, что не могу, хрипло проговорил Тлен.
Ты хочешь сказать«не стану»?
Это не мои дети!
Ты нашел гнев имассовтот гнев, Тлен, которого они смогли избежать через Ритуал. Ты увидел истины иного прошлого. А теперь хочешь сбежать от всего этого? И ты, Онос Тлэнн, действительно полагаешь, что тем самым обретешь покой? Найдя его в самообмане? Ты лишь отравишь той ложью, что говоришь сам себе, мир у меня за спиной, куда ты так стремишься. Даже детский смех, и тот будет звучать там фальшиво, а в глазах любого зверя ты прочтешь, что он видит тебя насквозь, таким, каков ты есть.
Третья стрела ударила ему в плечо, развернув, но не сбив с ног. Тлен восстановил равновесие и протянул руку к древку. Переломив его, он вытянул наружу оперенную часть. Кремневый наконечник и остаток древка с ладонь размером упали на землю у него за спиной.
Чего чего ты от меня хочешь?
Ты не должен пройти.
Но чего ты хочешь?
Ничего, Тлен. Мне не нужно ничего. Он наложил еще одну стрелу.
Тогда убей меня!
Мы и так мертвы, ответил Ток. Убить тебя я не смогу. Но могу остановить. Развернись, Онос Тлэнн. Отправляйся обратно.
И что меня там ждет?
Ток Младший замешкался, словно в первый раз за время их столь безрадостной встречи не знал, что ответить.
Мы виноваты, медленно произнес он, в том, что случилось в прошлом, во множестве прошлых. Призовут ли нас когда-нибудь к ответу хотя бы за одно из них? Понимаешь, я жду, когда судьбы отразятся одна в другой. Жду этого мгновенияпрекрасного, отравленного.
Ты хочешь, Ток Младший, чтобы я простилвас, твой народ?
Как-то раз, в Мотте, я забрел на рынок и там обнаружил себя перед рядами, где продают обезьян-крикунов, что обитают в тамошних болотах. Я посмотрел им в глаза и увидел всю глубину их страдания, их жажды освободиться, той пытки, в которую превратили их жизнь. Но при всем при этом я понимал, что у них попросту недостаточно разума. Чтобы не простить нас за это. Но ты, имасс, разумен. И посему. Не прощай нас. Никогда не прощай!
Я что, должен стать оружием твоей ненависти к самому себе?
Если б я знал
Вот за этими четырьмя словами Тлен узнал своего другаугодившего в западню, отчаянно пытающегося освободиться.
После Ритуала, продолжил Ток, вы в некотором смысле избрали не того врага для своей бесконечной отомстительной войны. Не кажется ли тебе, что куда справедливей было бы объявить войну нам, людям? Может статься, когда-нибудь Серебряная Лиса это поймет и изберет для своих неупокоенных армий иного врага. Он пожал плечами. Это если предположить, что я верю в справедливость или скорее в ее способность все видеть достаточно ясно. Видеть, что вы, тлан имассы, вы и только вы имеете возможность свершить необходимое воздаяниеза обезьян-крикунов, за всех так называемых братьев наших меньших, что стали, и продолжают становиться, жертвами наших неуемных потребнос- тей.
Он говорит словами мертвых. Его сердце застыло. Его единственный глаз способен видеть все и не отворачиваться. Он страдает.
Ты вот такого ожидал от смерти? спросил его Тлен. А как же Худовы врата?
Сверкнули зубы.
На замке.
Разве это возможно?
Стрела раздробила ему правую коленную чашечку. Тлен взвыл от чудовищной боли и рухнул. Он катался по земле, а ногу жгло словно огнем. Боль слой боли за слоем, обвивающие друг друга, рана, убитая дружба, погибшая любовь, история, взвившаяся вверх столбом пепла.
Медленно приближающийся звук лошадиных копыт.
Сморгнув слезы, Тлен уставился в изуродованное, полусгнившее лицо своего старого друга.
Онос Тлэнн, замокэто я.
Боль казалась невыносимой. Он не мог вымолвить ни слова. Пот, солоней любых слез, разъедал глаза. Друг мой. Единственное, что во мне оставалось, умерло. И убийцаты.
Возвращайся, сказал Ток невозможно усталым голосом.
Я не могу идти
Тебе станет легче, когда ты повернешь назад. Когда двинешься обратно по собственным следам, и тем легче, чем дальше от меня.
Тлен окровавленными руками вытащил торчавшую в колене стрелу. Боль нахлынула такая, что он едва не потерял сознание и мог лишь глотать воздух широко открытым ртом.
Найди своих детей, Онос Тлэнн. Не кровных. Духовных.
У меня их не осталось, сукин ты сын. Как ты сам сказал, подобные тебе перебили их всех до единого. Обливаясь слезами, он все-таки сумел подняться на ноги, и, извернувшись, уставился туда, откуда пришел. Череда утыканных камнями холмов, низкое серое небо. Вы все у меня забрали
И продолжаем забирать, сказал Ток у него за спиной.
С этого мгновения я отказываюсь от любви. Я выбираю ненависть.
На это Ток ничего не ответил.
Тлен захромал вперед, припадая на искалеченную ногу.
Ток Младший, бывший некогда Анастером, Перворожденным от Мертвого Семени, бывший некогда малазанским солдатом, одноглазый сын безвестно пропавшего отца, сидел на мертвой лошади и смотрел, как раненый воин ковыляет к отдаленной гряде холмов.
Когда, очень не скоро, Тлен перевалил наконец через гребень и исчез из виду, Ток опустил свой единственный глаз. Взгляд его скользнул по заляпанной кровью мертвой траве, по двум окровавленным стрелам, сломанной и целой, и по двум другим, торчащим из полумерзлой земли. По стрелам, которые Тлен сделал своими руками, давным-давно, на равнине далеко отсюда.
Он вдруг резко наклонился вперед, согнувшись, словно ребенок, которого предательски ударили в живот. Из груди его вырвался жалобный всхлип. Тело его тряслось, кости скрипели в мертвых суставах, а он продолжал плакатьбез слез, одними лишь звуками, рвущимися сквозь истлевшую глотку.
В нескольких шагах от него раздался голос:
Герольд, принуждать тебя к подобному не доставляет мне ни малейшего удовольствия.
Со стоном взяв себя в руки, Ток Младший выпрямился в седле и уставил единственный глаз на древнюю заклинательницу костей, стоящую сейчас там, где недавно был Тлен. Оскалил тусклые сухие зубы.
Твоя рука, ведьма, холодней, чем у самого Худа. Полагаешь, Худ будет рад, что ты похитила его герольда? И используешь его сообразно собственным прихотям? Безнаказанным такое не останется
У меня нет оснований опасаться Худа
Зато есть опасаться меня, Олар Этил!
И как ты думаешь меня найти, Мертвый Всадник? Я здесь, но меня здесь нет. В мире живых я сплю сейчас под яркими звездами, завернувшись в шкуры
В сне ты не нуждаешься.
Она усмехнулась.
Сон мой сторожит молодой воин, которого ты в свое время прекрасно знал. И которого ты преследуешь теперь по ночам, стоит ему смежить веки, когда эта истина мне открылась, она и помогла мне тебя отыскать. Ты заговорил со мной, умоляя спасти ему жизнь, которую я и взяла под свою опеку. Привело же все в результате вот к этому.
А я еще решил было, что зла не существует, пробормотал Ток. И скольких еще ты намерена так использовать?
Стольких, Герольд, скольких мне понадобится.
Я разыщу тебя. Когда наконец закончу все остальные делаклянусь, разыщу.
И чего ты этим добьешься? Онос Тлэнн от тебя уже оторван. От тебя и, что еще важней, от твоего народа. Помолчав, она вдруг оскалилась: Вот только я не поняла, что это за чушь ты сумел из себя выдавить насчет того, чтобы Тлен искал своих детей. Он мне для другого нужен.
Я пытался от тебя освободиться. Он увидел услышал
Но он не понял. Теперь Онос Тлэнн тебя ненавидитпо- думай об этом, о том, как глубоко он был способен любить, и знай, что ненависть имассов еще глубже любви. Спроси у яггутов, если не веришь. Скачи от нее прочь, Герольд! Я тебя освобождаю.
Но мы еще обязательно встретимся, Олар Этил, произнес Ток, берясь за поводья.
Торант резко открыл глаза. Над головой бешено вращались звездыразмытые, зеленоватые. Он вздохнул, глубоко, но прерывисто, дрожа под шкурами.
Мрак прорезал потрескивающий голос Олар Этил:
Догнал он тебя?
С ответом Торант спешить не стал. Не сейчас. Он все еще мог обонять сухую, затхлую ауру смерти, все еще слышал дробь копыт.
Еще и половины ночи не прошло, продолжала ведьма. Спи. Я его к тебе не подпущу.
Торант сел.
Откуда вдруг подобная любезность? И потом, добавил он, мои сны принадлежат мне, но не тебе.
По воздуху к нему приплыл хриплый смешок.
Видишь ли ты его единственный глаз? Как он сияет во мраке подобно звезде? Слышишь ли волчий вой, что эхом доносится из другой, пустой глазницы? Как ты думаешь, что волкам от него нужно? Быть может, он тебе объясниткогда наконец догонит.
Торант вовремя прикусил язык и выбрал другой ответ:
Не догонит. Я всегда убегаю.
И это правильно, хмыкнула она. Он исполнен лжи и воспользуется тобой, как это свойственно мертвым по отношению к живым.