Я прочесал почти полную улицу, когда нашел его он забился в темный дровяной сарай, вжался в угол и захлебывался рычанием пополам со скулежом. Огненная стрела в затылке у меня растворилась, я теперь чувствовал плещущую от оборотня магию совершенно иначе точно в лоб дует слабый теплый ветер. Я смотрел в тусклые желтые глаза зверя и не видел в них ни капли человеческого разума, только страх. Страх, что бы там ни говорили, и у зверей, и у людей одинаков. Я перехватил клинок. Оборотень отчаянно рыкнул и бросился на меня.
Скорости оборотню его неестественная природа придала такой, что я еще в момент его прыжка, только когда он напружинил могучие когтистые лапы, понял я не успею рубануть его. Даже уже не успел. Он сейчас вгрызется в бок под приподнятым локтем, когда я начну заносить меч, повалит, рванет лапой останусь я жив или нет, зависит от прочности стражничьей кольчуги.
Оборотень взвился в воздух. Мне показалось, что ветер откуда бы ему взяться в сарае? с силой дохнул мне в лицо, ткнулся в лоб, раскрытую левую руку, в грудь. Я вскинул пустую ладонь и швырнул в летящее в меня мохнатое тело ощущавшуюся в ней прядь ветра. В мыслях вспыхнуло одно слово «стой!» И произнес я его не на наречии Этена, совсем нет. Я не знал, зачем я это делаю, но оно сработало так, как я и не мог ожидать зверь точно врезался в невидимую стену, откатился от меня, приложился спиной об дощатую стену и рывком вывернулся обратно в человека.
Это я потом понял, что он хотел всего лишь проскользнуть у меня под локтем и задать стрекача дальше. Потом когда дрожащий голый парень, чумазый, в длинных подсохших ранах вдоль спины, поднял на меня глаза и дрожащим голосом произнес:
Господин вы меня помните? Ведь помните же?
Рука с занесенным клинком точно каменной тяжестью налилась, опустившись вниз.
Я не смог ударить. Даже замах не завершил.
Я, господин, ничего никого не трогал правда. Это меня, а я нет! Клянусь!
А коза? глупо спросил я. В голове звенящей осенней мухой плескало «вы меня помните?!» Я помнил. Конечно, помнил дурачка на побегушках, безобидного глупого и нескладного Брена, почти бесполезного но и совершенно никому не мешающего. Помнил.
Человек-зверь тоскливо завыл не по-волчьи. По-человечески.
Я есть захотел тогда я так вышло! Не надо меня не надо мечом, не надо. Не надо, не
Я потряс головой, с силой потер переносицу.
И понял, что не смогу.
Я что-нибудь придумаю, но ты должен пойти со мной, Брен, я говорил не слишком уверенно, наверное.
Брен кивнул мне, настороженно поднялся. Прикрыл срам обрывками одежды вышел из сарая и даже не дернулся, когда я, ненавидя сам себя, но понимая, что иначе нельзя, вынул из своей котомки веревку:
Я должен тебе руки связать. Обматывай задницу своими лохмотьями и протягивай руки.
Наверное, я замешкался в этот момент. Потому что Брен, уже не в зверином, но человечьем обличье сделал то, что собирался еще там, в сарае вывернулся мимо меня и побежал, с каждым шагом переходя на все более размашистые прыжки, пока снова не натянул волчью шкуру и не скрылся вовсе. В этот раз его превращение не заставило меня морщиться от головной боли. Но теплый ветер я почувствовал снова. Значит, вот какая она, магия
Стой! Стой, хуже будет! безнадежно крикнул я.
Бесполезно.
Брен, как рассказали мне потом ребята со стены, не останавливаясь, удрал из города и побежал дальше, мимо садов, через поле, в ближний лесок.
На следующий день мы всей Стражей возглавил нас лично лорд Галвэн отправились прочесывать лес. С нами были и два мага тоже лорд настоял. Оборотень, накануне подранный собаками, испуганный и, прямо скажем, не слишком хорошо соображающий, не мог уйти далеко.
Он и не ушел. Нашли его не мы, но я успел взглянуть.
Волки, лорд. Это их земля. Волки не любят нахальных чужаков на своих охотничьих землях. Волки, как бы это не прозвучало, блюдут границы они не ходят к нам, где хозяйничают наши собаки и мы. И не прощают тех, кто вторгся к ним. Особенно ночью. Особенно в сезон Большой Охоты осенью самое время нагулять жир перед холодами, вещал один из магов. И наш оборотень, а точнее, человек в нем, не понял, что хотели от него чужие злые звери. И они его
Да, подумал я. И они его убили. Ослабевшего после драки с собаками в саду, напуганного, пахнущего безумием. Собаки охраняли сад. Волки охраняли лес. Как я охранял от него город, точно так же. Только я не смог а они да. Наверное, они были правы. Тем, что не знали жалости. И вот он, не нужный никому ни зверям, ни людям пытался превратиться в человека обратно, уже умирая. Это я видел и без пояснений мага. Выкрученные из суставов конечности, клочья шерсти по всему телу, звериная вытянутая челюсть на вполне человеческой во всем остальном голове. Пальцы, серые и длинные, с когтями и в черных волосках и розово-грязная исцарапанная ладонь.
Знаете хоть, кто это был? Галвэн в упор посмотрел на мага, обрывая его болтовню
Брен, мальчишка-помощник скорняка. Лавка у них на Озерной улице, сухо уронил я. Я его вчера упустил. Я вам докладывал, лорд.
Помню, после секундной заминки ответил тот. Ну что, сожгите его, как человека, что ли. Он, в конце концов, хоть под конец, но сделал свой выбор.
В точку. Как же удачнее не скажешь.
Я тяжело вздохнул.
На душе было невыразимо мерзко почему-то, хотя я не сделал ничего, что могло бы заставить меня стыдиться.
Позже мне это подтвердят и друзья, и капитан, и сам Командующий.
Но я часто вспоминал этот случай, и каждый раз со все теми же чувствами.
Глава 3. Слухи и домыслы, правда и дорога
Служба, меж тем, как и привычная размеренная жизнь, продолжалась.
От чего бы им не продолжаться, в самом деле?
Даже пропавший паренек-садовник нашелся правы были мои товарищи, он попросту сбежал искать лучшей жизни, однако не преуспел в своих чаяниях. Без денег или заметных умений сложно куда-то устроиться, последних у него не обнаружилось, а воровать наш беглец не пожелал ну или не сумел. В общем, помыкавшись с пол-луны, он понял, что нет разницы, где собирать яблоки или копать грядки под душистые коренья, а в родном Д'Лагрена все же как-то уютнее и привычнее. Вернулся, в общем, сам он. Тут бы поэт сказал «покрытый стыдом», но нет, насколько я слышал, нет. Наверное, это и правильно.
А я же после случая со злополучным оборотнем приобрел довольно удивительную репутацию. Меня стали больше уважать, что ли во всяком случае, горожане охотнее приветствовали при встрече, а другие стражники больше прислушивались к моим словам и мнению. Во всяком случае, репутация стражника с отменным чутьем на странное приклеилась ко мне не слабее давешнего прозвища.
Что же я действительно кое-что вынес из произошедшей истории.
Это чувство плещущего в лицо теплого ветра, который не ветер. Магия, которая течет через все в этом мире я мог ее чувствовать. На самом деле мог. И это было вдохновляющее чувство, а не мучительное, как по началу. И очень знакомое.
Я знал, что останусь стражником, но само чувство было хорошее. Словно я себе вернул часть себя наверное, как если бы вспомнил что-то важное и хорошее.
Только вот память по-прежнему покоилась под солеными волнами моря, полощущего берега Марбод Мавкант и, видимо, там и останется.
Что же, пусть так. Жизнь, как я сказал, не останавливалась
И в ней хватало своих, новых забот, текущих неостановимой чередой.
Кончилось лето, а за ним и осень и праздник сидра, и осенняя поздняя пора прокатились по-над городом, как катятся волны по прибрежным камням неостановимые, в соответствии с порядком бытия. И вроде похожи волны, как и тысячи до них были и все же разные. Да только оглянись назад волны. Сходны меж собой до неотличимости. Пока она катит ты знаешь, чем отличается от прошлой, но все сглаживается и забывается.
Я плохо помню, но я видел много осеней. И зим мягких, посыпанных пушистым снегом или вовсе почти бесснежных, словно замерших, с листвяной прелью под ногами в садах, колким инеем на бурых краях опада и сухих травах, с буйным ветром в день, когда зима сменяет осень и густым снегопадом в день ее середины Этенская зима была такой.
Город увешивался праздничными фонарями и снежной бахромой, торговцы едой вразнос грели на уличных жаровнях кувшины с фруктовыми взварами на травах и крепким сидром с пряностями, хозяйки вымораживали в бочонках на дворах белый сухой сидр, делая из него крепчайший бренди, воришки и прочий нечестный люд редко морозили пальцы об отмычки. Предпочитая редкое, но верное дело ловить таких было сложнее, как и дежурить по ночам. Но я как-то удивительно легко втянулся и в зимний быт. По ночам зимой стражи дежурили парами и, признаться, я был этому рад. Холод меня не донимал я смутно вспоминал, что когда-то давно был часто зябнущим неженкой, но настолько далеко уже успело унести это время от меня прочь, что сейчас я только с усмешкой об этом размышлял. Надо же. Когда-то был я таков! Где и когда я, разумеется, не знал. Что же, сейчас я только потешаюсь про себя над своими юными годами, обжигая губы о пряный горячий сидр в самом начале дежурства. Тезвин смеется вместе со мной, когда я делюсь воспоминанием. Мы до сей поры часто ходим в дозоры вместе как с первого дня моей службы. Как бы там ни было, я был благодарен своей судьбе за то, где я сейчас и с кем.
Как бы не старалась зима сделаться застывшим хрустальным безвременьем, но и ей тоже, как и всему в этом мире, настало завершение.
И я видел, как зеленой дымкой окутываются деревья на улицах, как луга заливает свежим изумрудным цветом, как ломают лед озера за городом и звенят оттаявшие ручьи, как море становится из сине-серого бирюзовым и лазурным, как сады за стенами превращаются в белоснежные благоухающие каскады яблоневого цвета и это было прекрасно.
Я встречал вечерами хихикающие парочки чаще, чем прежде, я спал с окнами нараспашку, дурея от цветочного духа, плывущего по городу накануне Зеленолуния, почему-то величаемого в ДЛагрена «днем цветных лент» ко всему прочему. Я слушал и распевал сам весенние поворотные песни, натянувшись с друзьями вина и бренди так, как никогда раньше не напивался, кажется во всяком случае, не помнил за собой такого. Я вспомнил древнее слово «Эльбентейн», означавшее этот праздник где-то далеко отсюда.
Менгор тогда довел меня до моего жилья я наконец перебрался из казарм в город, сняв весь второй этаж в одном старом, но крепком доме на окраине. Помог одолеть узкую крутую лестницу, заметил, посмеиваясь:
Руд, ты не напивайся так больше, а то еще на каком древнем драконьем языке заговоришь, не ровен час!
Кажется, я бормотал что-то странное себе под нос тогда кто бы еще запомнил, что! Ни я сам на утро, ни мои товарищи, бывшие едва ли трезвее меня в ночь праздника не вспомнили. А ведь интересно же! Впрочем, я не ломал голову если я что-то вспомнил под действием вина, то и трезвым вспомню, может, позже, но вспомню. Зная себя, я мог предположить, что цитировал какие-нибудь стихи, что любил в ранней юности иной причудливой страсти, кроме литературы, я за собой пока не открыл.
Шло бы все себе своим чередом дальше, разумеется да вот только к середине лета стало понятно, что подозрительный Менгор не просто так ворчал на счет тревожных слухов.
Все чаще и я сам слышал разное, всякое, но неизменно свидетельствующее что-то да затевается в Марбод Корту. Да не абы где, а в самом Наране столице наших соседей. Торговцы оттуда невразумительно жали плечами или рассказывали престранные вещи вроде огненных радуг в небесах или лютых штормах по неделе вне сезона их, певцы и актеры плели небылицы о восставшем древнем короле-рыцаре и коварных придворных магах; наемники, коих было немного, отмалчивались, но кое-какие, порой самые причудливые, россказни подтверждали.
Не легче, чем с байками о книжной зверушке-чакабре все складывалось не расплести, кто правду говорит, а кто сочиняет.
Самые рассудительные говаривали снова Тхабат воду мутит, тревожит кортское королевство, пробует подвинуть границу издавна их вражда идет, и погаснет ли хоть когда, никто не знает.
Но тут уже у меня начинало ворочаться в груди сомнение чтоб тхабатцы пошли прямиком на столицу корту?! Если так, то ждут нас мутные и тяжелые времена. Этого не хотелось никому из нас.
В смутном ожидании неизвестно каких новостей прошло лето и год для меня, год в ДЛагрена, завершил оборот. И вышел на второй круг. Близилась осень. И снова сидр и яблоки, и снова алые и рыжие краски в кронах деревьев, клены и платаны горели яркими фейерверками, роняли расписные зубчатые веера на землю, и золотые дубовые листья устилали улицы. Я поразился тому, что сад снова ломился от плодов ведь яблони любят отдых. Дав один год обильный урожай, эти деревца на следующий едва ли корзинкой-другой яблок порадуют! Но мне пояснили обычно садовники садят «четные» и «нечетные» деревья. Одни изобильны тогда, когда отдыхают другие и наоборот.
Надо же а дома все росло как росло, пробормотал я мимодумно, помнится, даже не понимая, о каком доме я веду речь. О родительском саде, которого я не помню, что ли, вспомнил? Наверное, так иначе объяснить себе и другим я не смог. А ведь и о «четных» и «нечетных» яблонях я тоже знал когда-то, наверняка! Мир таил от меня столько неожиданного, что я не знал уже, чему дивиться, а чему нет.
Даже это открытие про местные сады было примерно таким же важным, как и то, что все-таки слухи о смутном времени в Наране не просто слухи.
Лорд Галвэн собирал нас дважды в первый раз довел до всей стражи новость о том, что россказни об огненных радугах и смуте на улицах соседней столицы все суть правда.
Говорил, что верно, нам стоит быть готовыми выбрать поддержать ли соседей. Говорил все непросто. Смута там учинена самим королем, безо всяких придворных колдунов, ибо сам он справлялся преотлично. Короля Марбод Корту звали Сантаром и его запомнят как Сантара Огненного и Сантара Безумца.
Во второй раз наш командующий сказал рыцари Круга просят помощи.
Рыцари Круга, думал я. Круга Стихий шепнули на ухо товарищи.
Круг Стихий, думал я. Пытался вспомнить. Я точно слышал эти слова когда-то, но сейчас мог впитывать лишь слова лорда Галвэна. Круг Стихий, узнал я заново, это орден рыцарей-магов, оделенных кольцами, что пожаловали, говорят, людям нашего мира сами благие Айулан.
Позже слушал пространную трепотню Ронана: про кольцо земли и кольцо воды, кольцо воздуха и кольцо огня последнее хранится у наследников королевского рода, прочие передаются в трех старейших и благороднейших семьях от отца к сыну. И каким-то образом эти кольца помогают кортам хранить процветание своей страны если те выполняют заветы богов, айулан Айтира, Эмуро, Эхаро и Эрроса. Иногда даже и кольца называли по именам тех богов, кто вложил в них часть своей силы. И думал мир полон загадок. Правда, не верить сказанному оснований у меня не было. Мало ли, что я успел забыть. Мало ли, что мне было ведомо ранее.
Но это позже. А сейчас я слышал приказ готовиться к походу. Новый Этен решил помочь соседям, и мы, как ближайший гарнизон мирного и тихого города, выйдем отрядом. Пройдем по дороге на Наран, а там
А там будем делать то же, что и здесь порядок наводить, подытожил Менгор, когда мы возвратились в казармы после, и занялись кто чем чистили оружие и доспех, проверяли ремешки и пряжки, натирали воском сапоги и ботинки или чинили случайные прорехи на форменной одежде.
Я пока что не знал, что и думать. Марбод Корту был нашим первым и ближайшим соседом-союзником, так говорили, в общем. И уговор о взаимной помощи у ДЛагрена с Нараном был давнишний, крепкий. И значит, надо было помочь. Оставалось думать Менгор прав. Займемся, чем и положено.
Только вот я сам идти никуда не собирался. Не могут же снять с города вообще всю стражу, весь гарнизон? То-то же. Останусь здесь, буду сторожить тонущие в осеннем молоке улицы, ловить воров и возможных убийц, разгонять пьяных наемников наверное.
Впрочем, это все решили за меня через неполную седмицу.
Менгор попросту встретил меня с одного из дежурств такими словами:
О! Отлично, вот и Рудольф, оживился он, давай за нами.
Было утро, и я только вернулся в казарму, с благостным ощущением того, что сегодня наконец высплюсь. Однако же нет. Наткнулся на оживленное движение вокруг, всех своих товарищей и вот Менгора с этим его «давай с нами!»