У него мелькнула мысль крикнуть Джиму и остальным, чтобы бдели, и пропала. Зачем? Все и так бдят что есть мочи.
Под сдержанный ропот толпы, поражённой до полного обалдевания, команда белых покинула стадион.
Прошагала короткой улицей. Добралась до бамбуковых причалов, к которым были привязаны каноэ. Расселась и погребла.
К востоку! выкрикнул Сухов, унимая напряжение.
Четыре угнанных каноэ заскользили по водам озера Петен-Ица.
За кормой, на валу и берегу острова, прибавлялось народу.
Чем дальше от Та-Ицы удалялись пироги, тем угрожающий шум делался сильнее.
Воины прыгали в каноэ и гребли следом. Кэриб выстрелил по преследователям, а вот те не стали отвечать огнём, боясь задеть касика.
Сойдя на берег, вся дружная компания скрылась в роще. Перебежала обширное кукурузное поле и канула в сельву, как в воду.
Беглецы оказались в чаще, в тенисолнечный свет еле пробивался сквозь густые кроны и тучи насекомых, зловредных мух и москитов-вампиров. Поросшие мхом, покрытые цветами-паразитами деревья занавешивали дорогу ветвями и воздушными корнями.
Но все эти препятствия, творимые природой, не замечались белымиих души пели. Свобода!
С обеих сторон широкой тропы горбились холмы, заросшие косматыми, с жёлтыми каёмками, банановыми пальмами, папоротником, мескитовой порослью и низковатым кустарником с пышными цветами, белыми и розовыми. Кровяными мазками пламенела бугенвилея.
Неожиданно лес выпустил бледнолицых из своих зелёных объятий, выталкивая маленький отряд на илистый берег, поросший ивами и редкой травой. Мелкое озерцо плескало в могучие корни красных деревьевогромных, в четыре-пять обхватов. В расщелинах их коры благоденствовали орхидеи, свисая роскошными фестонами, а корни этих гигантов переплетались и давали неисчислимое количество узловатых отростков, протискивавшихся между папоротниками и осокойпопробуй пройди.
С верхушек деревьев неслись ужасные, пронзительные вопли паукообразных обезьян и ревунов, скакавших по лианам и швырявших в людей ветки и кожуру.
Беглецы всю дорогу мчались, а посему притомились. Олег сделал краткую остановку.
Громко сопя, его товарищи проверяли трофейное оружие. Увы, в прихваченных подсумках пороху нашлось очень мало, равно как и пуль. Два-три залпаи мушкеты можно выбрасывать. Или тащить эти бесполезные железяки, памятуя об их стоимости.
Ну что, великий и ужасный? спросил Сухов, отдышавшись. Как жизнь?
Когда тебя схватят мои воины, глухо ответил Кан Балам Икналь, они привяжут тебя к столбу, чтобы изжарить на медленном огне.
Мечтай-мечтай похмыкал Олег. Мне, знаешь ли, тоже ведомо будущее, и вот что я тебе скажу. Не будь ты дураком, не распыляй ты силы и средства в помощь ближним и дальним, то вполне бы мог засветиться для истории. А тырастяпа редкостный! Вместо того чтобы пуэбло мутить да всяких арауканов бунтовать, ты бы лучше своему народу волю вернул. Укрепился бы, прогнал бы испанцев, вот тогда и занимайся «экспортом революции»! А ко мне ты чего прицепился? Да если бы ты тихонько сидел в своём Ковохе, я бы и не узнал, что среди краснокожих тоже хватает дурачья! На кой чёрт ты мне сдался, скажи? Ты же сам, собственными руками, похитил меня, подвёл к себе и сделал всё, чтобы я захотел отнять у тебя твою паршивенькую жизньс твоей же помощью! Понимаешь хоть, какую глупость ты совершил? Доходит до тебя?
Сухов махнул рукой, оценивая степень тупости собеседника, и отвернулся.
Стерегите, обронил он.
И снова в путь, то шагом, то бегом. Индейцы были рядом, для них перебить беглецовэто пара пустяков, но касик служил этаким волшебным щитом, прикрывавшим Олега со товарищи от стрел и копий.
Растратив все боеприпасы, чтобы отбиться от настигавших индейцев, бледнолицые углубились в лес, следуя к горам Майя, что возвышались на востоке, отделяя равнину Петен от моря.
Вечером Сухов увидел множество костров, разгоравшихся между скал и перелесков. Обложили
Сюда идёт воин, сообщил зоркий Ташкаль. Один и без оружия.
Вскоре Олег и сам разглядел одиночку в богатом уборе из перьев.
Вот он остановился, не дошагав до лагеря беглецов сотни футов, поднял открытую ладонь, демонстрируя мирные намерения, и непринуждённо сел.
Он хочет говорить с тобой.
Сухов кивнул и неторопливо двинулся к сидящему индейцу. Опустился на колени, присел на пятки, посмотрел в глаза воину напротив.
А тот приложил пятерню к сердцу и представился:
Моя тоже касик. Мой отецвеликий Кан Эк II. Я его сын, Кан Эк III.
Сухов почтительно наклонил голову.
Можешь звать меня Длинный Нож, касик.
Кан Эк снисходительно кивнул.
Жив ли Кан Балам Икналь?
Жив-здоров.
Чего ты хочешь, Длинный Нож?
Хочу выйти к морю, касик, и вывести к нему моих людей. Сесть на большую пирогу и уплыть.
Помолчав, Кан Эк III медленно проговорил:
От дальних скал, что за твоей спиною, до Большой солёной воды ведёт тропа. Мои воины не тронут твоих людей, если они уйдут и оставят старого касика здесь. Этой ночью Кан Балам Икналь должен умереть от твоей руки. Я сказал.
Олег внимательно посмотрел на молодого вождя, но лицо у того оставалось бесстрастным.
Кан Балам Икналь умрёт этой ночью, касик.
Было совсем темно, когда Сухов заглянул в шалаш к старому касику. Свет небольшого костерка едва достигал сюда, устраивая толчею теней.
Убивать заложника Олегу было неприятно
Он замешкался и не увидел, как из рукава касика в старческую ладонь скользнула рукоять изящного ицтли, но движение уловил, сработав на рефлексе, увернувшись, Сухов перехватил руку с ножом, погасил замах и, захватив твёрдыми пальцами кулак Кан Балама, сжимавший нож, всадил его в шею правителю Ковоха. Тот заклекотал кровью, вздрогнул, затрепетал, выпучивая глаза, а Олег приблизил к касику лицо и сказал негромко:
Пророчество исполнилось.
Питаясь чем попало, белые упорно шли к морю. Перевалив горы, они почувствовали облегчениетропа пошла вниз. А на берегу их ждали «дары моря и суши»свежие черепашьи яйца.
Выглядели они малоприятно, но на вкус были как куриные. Отъевшись, двинулись по пустынному берегу, выглядывая, не появится ли корабль.
На следующий же день такой появилсяиспанский галеон, он медленно продвигался к югу, куда-нибудь в Картахену, но отряду капитана Драя было с ним не по пути.
Два дня спустя вышли к небольшому селению, десятку хижин, жавшихся к маленькой белёной церквушке. На скалистом мысу возводился форт о четырёх башнях, у причала покачивались рыбацкие лоханки, несколько барок с пиленым лесом и баркалона с одной мачтой.
Джим, Айюр, тихонько сказал Олег, баркалону видите?
Ага!
Запоминайте к ней дорогу. Когда стемнеетугоним. Хватит нам по сухопутью шляться, пора на морской простор выходить!
Все горячо одобрили и поддержали предложение командира.
Глава четырнадцатая,в которой Олег садится на диету
Остров Ла-Вакаостров Санта-Каталина.
Летом 1670-го Генри Морган торжественно взошёл на борт фрегата «Сэтисфекшен»своего нового флагмана. Времена для пиратства настали трудныемир с Испанией не давал повода к разбою и абордажам.
Губернатору Ямайки необходим был хоть какой-то, пусть самый завалящий, casus belli, дабы продолжить весёлые дела в Карибском море. И повод, благодарение Богу, нашёлся!
Некий безбашенный испанец по имени Мануэль Риверо Пардал, сам себя прозвавший «адмиралом по борьбе с англичанами», высадил на северном берегу Ямайки вооружённый отряд, спаливший пару рыбацких хибар. Что и требовалось доказать.
Обрадованный Томас Модифорд тут же назначил Моргана «адмиралом и главнокомандующим со всеми полномочиями для нанесения ущерба Испании и всему тому, что принадлежит испанцам». Он же выдал ему поручительство для «совершения любых деяний, потребных для сохранения спокойствия и процветания владений его величества в Вест-Индии».
Поздно осенью Генри учинил большой сбор, готовясь наконец-то осуществить свою мечтудобраться до Панамы. Как-никак, он пообещал это сделать президенту тамошней аудиенсии, а слово надо держать.
На берегах бухты Ла-Вака килевались десятки кораблей, стук молотков, дымы костров, запах смолы и коптившегося мясавсё витало над островом, возбуждая азарт истинного пирата.
Огромный флот, невиданный доселе, готовился выйти в поход на Панаму.
На зов Моргана поспешили явиться и отъявленные флибустьеры, и вольные охотники-буканьеры, и даже плантаторы.
В бухте Ла-Вака бросали якорь «Сент-Катрин» Франсуа Требютора и «Галлардена» Жана Гасконца, «Сен-Пьер» Пьера Анто, он же Пикардиец, и «Дьябль Волан» Дюмангля, «Бонавентура» Роджера Тейлора, «Просперо» Патрика Донбара, «Форчун» Ричарда Ладбери, «Эндевор» Джона Харменсона, «Мэри» Тома Харриса и ещё, и ещё
Салютов и криков «Виват!» удостоился фрегат «Долфин» Джона Морриса, захвативший шлюп «Сан-Педро-и-ла-Фама», незадачливым капитаном коего был тот самый Пардал.
19 декабря армада подняла паруса, взяв курс на маленький, но сильно укреплённый остров Санта-Каталина, мостиком связанный с островом Провиденсия, где англичане тщились когда-то выстроить город Нью-Провиденс.
Морган, поразмыслив, пришёл к выводу, что захват укреплений на Санта-Каталине обеспечит ему крепкий тыл.
Вообще-то говоря, губернатор Ямайки поручал «адмиралу пиратов» захватить город Сантьяго-де-Куба, но это нисколько не смущало Моргана. Приказ вместе с капёрским свидетельством он хранил в портфеле красной кожи с тиснёным королевским гербом, и этого почтения достаточно. А уж о том, что в Мадриде был подписан мирный договор между Испанией и Англией, Генри предпочёл «забыть»
Морган прекрасно понимал, что за удачное нападение на Панаму его не осудят, поскольку захваченное золото будет свидетельствовать в его пользу.
Если же Фортуна отвернётся от него Что ж, все мы смертны, и Моргану на том свете будет глубоко наплевать на реакцию британского или испанского двора.
22 декабря орудия моргановской армады открыли огонь по фортам Сан-Херонимо и Санта-Тереса, что зарывались в землю на острове, англичанами однажды перекрещенном в Провиденс.
Пока канониры перезаряжали пушки, мушкетёры вовсю палили по защитникам острова, уничтожая вооружённую силу противникасто девяносто испанцев.
Генри, стоя на шканцах «Сэтисфекшена», весело хохотал, хлопая себя по ляжкам. Право, нынче он присутствовал на самом интересном спектакле, сыгранном в Западных Индиях.
Намедни «адмирал пиратов» получил письмо губернатора Санта-Каталины. Когда Морган предложил ему сдаться, тот отписал следующее:
Я решил сдать остров, поскольку не имею сил защищать его против столь могучей армады. Однако я прошу адмирала Моргана прибегнуть к военной хитрости, дабы я сумел сохранить свою репутацию и репутацию моих офицеров
Отчего ж не прибегнуть? Для хорошего человека не жалко.
И пираты устроили с испанцами потешные бои, тратя холостые заряды. Грохоту было много, а смертини одной. Всегда бы так
Надо сказать, что после такой «победы» сами пираты вели себя вполне по-джентльменски: истребляли только кур и свиней, местных дам не насиловали, а снимали перед ними шляпы, никого не грабили, разве что порох изъяли, тыщи три фунтов, для восполнения истраченного на «игру в войнушку».
Забрав с собой нескольких индейцев, отбывавших каторгу на Санта-Каталине, Морган отплыл.
Краснокожие хорошо знали Панамский перешеек, они послужат проводниками, и послужат хорошоу них свой счёт к испанцам.
Пока суд да дело, «адмирал пиратов» послал вперёд небольшую эскадрупередовой отряд под командованием вице-адмирала флотилии Джозефа Бредли, капитана фрегата «Мэйфлауэр».
С ним отправились Ричард Норман на «Лилли» и голландец Ян Эрасмус Рейнинг на «Сивиллиэне».
Задача перед Бредли стояла сложная: захватить форт Сан-Лоренсо, прикрывавший устье реки Чагрес, откуда Морган и собирался начать поход на Панаму.
С утра ещё один корабль покинул Санта-Каталину. Галиот «Ундина» снова, уже в четвёртый раз, отправлялся на поиски своего капитана.
«Адмиралу пиратов» было даже немного совестно: он-то не занимался розыском товарища, разве что деньжатами помог. Честно говоря, не верил Морган, что Драй жив-здоров. Больно много времени прошло со дня нападения на капитана. Вот если бы Драя взяли в плен испанцы, то ещё была бы надежда на хороший исход. А индейцы
Эти не станут заморачиваться проблемами этики. Но всё-таки надежда на то, что Олег живой, оставалась.
Проводив глазами «Ундину», Генри поднял руку, на одном из пальцев которой переливался перстень со смарагдом, подаренный президентом де Бракамонте. Заносчивый испанец уверял, что ему не по силам будет сделать с Панамой то же, что удалось с Пуэрто-Бельо. Ну-ну
Правда, нынче панамским президентом поставлен дон Хуан Перес де Гусман, но какая, в принципе, разница?
Карибское море, к западу от острова Провиденсия.
Бастиан, которого Олег прочил в свои помощники, вёл галиот на северо-запад. Один из индейцев-каторжников сообщил, что майя, всё ещё сохранявшие власть в местности с труднопроизносимым названием Ковох, держат в плену много белых, заставляя тех откапывать всякие клады в брошенных городах.
Врио капитана подумывал добраться до залива Гондурас, где они уже побывали разок в компании Олонэ, и по реке Мотагуа подняться к озеру Исабаль. А дальше А дальше будет видно.
Ветер дул свежий. Похоже, что в тех местах, куда они направляются, отбушевал шторм. Слава Богу, пронесло.
Бастиан! крикнул Жан. Там какая-то лоханка болтается!
Какая ещё лоханка? проворчал креол.
Ему и в голову не приходило требовать от команды, чтобы к нему обращались, как к капитану, уж слишком разительным было несходство его с Драем. А матросы и не думали его так называть, для них капитаном был и оставался Олег.
И всё же было немного обидно. Могли бы хоть в шутку сказать: «Капитан!» Хотя нет, лучше уж по имени.
Мелкое что-то, докладывал Жан, вроде как шлюп или баркалона
Бастиан достал подзорную трубу и глянул. И впрямь баркалона
Разглядев того, кто стоял на корме, врио капитана мгновенно вспотел, чувствуя, как сердце зачастило.
Лево руля, канальи! рявкнул он. К баркалоне!
Команда с удивлением взглянула на Бастиана: что это с ним?
Там наш капитан!
Немая сцена длилась не более пяти секунд, а затем всё пришло в бешеное движение. Ещё никогда ни до, ни после экипаж галиота не проделывал все манипуляции столь быстро.
Галиот двинулся встречным курсом. На баркалоне «Пилар», надо полагать, тоже опознали корабль, несущийся им навстречу, и вскоре на борту и того и другого поднялся восторженный крик, ругательства и вопли, должные изображать радость встречи.
Когда кораблики прижались бортами, защемив кранцы, капитана Драя буквально затащили на палубу «Ундины» и принялись тискать, хлопать по гулкой спине, орать: «А что я говорил?!» и совершать прочие телодвижения.
Свою порцию радостей получили и Айюр, и Кэриб, и даже краснокожие.
Когда все угомонились, Олег обвёл всех смеющимися глазами и сказал:
Ну вот, уже получше. А вы почему с юга шли?
Тут экипаж снова загалдел, нескладным хором оповещая Сухова о минувших и предстоящих событиях.
Тогдана Панаму! рубанул Сухов. Джим! Ты командуешь баркалоной!
А куда мы? поинтересовался Малыш.
Панаму грабить!
Дело! ухмыльнулся Джим.
Мы с вами! заверили Олега Лопе, Винченцо и Фернандо, неразлучная троица.
Верю! сказал Сухов и крикнул:Эй, Бастиан! А ну, кыш с моего места!
Да, капитан! завопил креол.
Немного погодя оба корабля двинулись на юг.
Пиратская флотилия, только-только покидавшая гостеприимную Провиденсию, встретила «найдёнышей» приветственным залпом. Даже Жан Гасконец приказал пальнуть из носового орудия.
Эскадра медленно, не всегда слаженно, но толково принимала боевой порядок.
Авангард пиратской флотилии лёг в дрейф, затем средняя часть её и колонна английских кораблей, что шла с наветренной стороны, подтянулись и тоже легли в дрейф, ожидая, когда подоспеет подветренная колоннасплошь французы с Тортугии установится общая линия.
Морган не знал, ждать ли ему нападения испанских кораблей, частенько дежуривших на подходах к форту Сан-Лоренсо-де-Чагрес, поэтому решил перебдеть и сыграть боевую тревогу.