Анастасия Петровна, строго сказала Ягарья, извольте пройти на кухню. Таня тоже. А ты, Павлуша, не скучай. Сейчас наша Маруся о тебе позаботится, накормит тебя.
Пока Настя пальто надевала, Павловна стояла у порога и ждала ее. Таня же пошла на свою койку отдыхать. С укором взглянула Настя на Ягарью, когда проходила мимо нее к выходу.
Не серчай, Настасья, сказала ей Павловна, когда они вышли на улицу, о тебе беспокоюсь. Думаешь, я не заметила, как ты на Пашку того смотришь? А раз я заметила, то и все остальные тоже.
Настя молчала.
В другое время я бы слова не сказала, продолжила Ягарья, и другой девице Но не тебе.
Думаешь, я такая же, как мать моя? спросила Настя.
Не думаю, а знаю. Уж больно вы с ней схожи. А даже если не такая, как Ольга была, то батюшка твой чем отличался? Нет ничего зазорного в том, что человеку хочется семейного очага. Но не нам, Настасья, не нам, пойми.
Рано об очаге говорить, Ягарья Павловна
А потом поздно будет, отрезала Ягарья. Ты девушка прямая, не особо скромная. И это хорошо. Лучше так, чем обманывать меня, а в мечтах своих строить планы на будущее. Но нет у тебя с ним будущего. И быть не может. Или сама сгинешь, или его погубишь. К тому же время сейчас не спокойное. Не до любви.
Ты запретишь мне ухаживать за ним?
Нет. У нас хоть и не такое поселение, как Гобики или любая другая деревня, но и не монастырь. Все вы здесь свободны и вправе выбирать, как жить дальше. Я не могу от тебя требовать, чтобы ты принесла в жертву себя, как женщину. Как это сделала я Но, Настенька, Ягарья остановилась, встала напротив Насти и положила руки на ее плечи, ты очень сильная и умная девушка, ты образованная и, кто знает, может тебе суждено встать после меня
Ты что-то знаешь? спросила девушка.
Нет, но чувствую, честно ответила Ягарья. Не все наши войну переживут. И это неудивительно. И бояться этого не надо. Люди русские гибнут каждую минуту. Смерть, как огромная черная птица, нависла над всей Россией, над всем Советским Союзом, над Родиной нашей И все, кто под тень ее крыл попадает, умирает Чего уж там: наши несколько домовничто в сравнении с городами, которым куда тяжелее приходится. Баба Феня еще несколько лет назад сказала мне, что мой любимый Санкт-Петербург, что нынче Ленинградом зовется, будет медленно умирать с голоду. Тогда я подумала, что Филипповна на старости лет из ума стала выживать, а теперь вижу, что из ума я выжила, раз не поверила ей. Да и вообще, не дай Бог ведьме сильной из ума выжить: не далеко и до греха, Ягарья натянуто улыбнулась. Но речь не о том. Настя. Ты девка серьезная, поэтому слушай меня, не спорь и мотай на ус. Когда не станет меня, Настя хотела было возразить, но Ягарья остановила ее поднятой рукой, когда не станет меня, повторила она, пока война идет, ничего не меняй. Может, Степановна будет возмущаться, может еще кто. Никитичну я предупредила. Пойдут разговоры о том, что ты здесь недавно, а онивсю жизнь, почитай. Но стой на своем, не слушай никого. Сплетни будут, болтовня будет, на то мы и бабы. Справишься. А вот насчет Павла Тут, девка, будь осторожна. К тому же имей ввиду, сейчас все девчата на него глаз положат. Невидаль! Ягарья рассмеялась. Вон, Машка, дочь Антонины, всего двенадцать лет отроду, а уже на Ванюшу нашего поглядывает. Мужчины здесьв диковинку. Но не к добру
Я тебя услышала, Ягарья Павловна, сказала Настя, спасибо за заботу и доверие. Спорить и возражать не буду ни в чем, все приму во внимание. Но ты же знаешь, что все равно делать буду по-своему, правда?
Правда, согласилась Павловна, потому и хочу, чтобы ты встала после меня.
Суетились все в усадьбе, предчувствие нехорошее, что у Ягарьи было, и на остальных переложилось. Каждая знала, что что-то грядет неладное. А чего дивиться? Время не спокойное. Война.
Настя ухаживала за Павлом, который медленно, но шел на поправку, не без Татьяниной помощи. Притягивало ее к парню, словно это он чарами обладал, а не она. Когда боли у него сильные были, сон на него глубокий наводила, а сама сидела рядышком часами и книги читала, благо их у Павловны была полная библиотека.
Ваня во всем помогал, да и сам частенько наедине с раненым оставался: все расспрашивал его о войне да о деле партизан. А Настя в то время с Сашей маленьким играла, учила его карандаш в руке держать.
Прошло с полмесяца, когда Настя поняла окончательно, что не хочет и не может отпускать Пашу. Полюбила она его крепко. Не знала, любил ли он ее, но она этого желала всем сердцем. Рассказал ей Павел о жизни своей, о том, что жил под Брянском в маленькой деревушке вместе с матерью и тремя младшими сестрами. Батька его помер аккурат перед началом войны, так что парню надо было не о своей жизни думать, а о матери да о сестрах, которые теперь под руководством немцев проклятых живут.
Большие города под гнетом вражеским гнутся, куда уж нашим деревням в глубинке выстоять, говорил он.
Мы же выстояли, ответила Настя.
И я до сих пор в толк взять не могу: как?
Благодаря Господу Богу да стараниям Ягарьи Павловны, скромно ответила девушка.
Имя у нее странное такое: Ягарья, снова удивился Паша. Кому ж в голову взбредет так свою дочку-то назвать?
А я бы и назвала, сказала Настасья. Ни имя делает человека тем, кто он есть, ни фамилия, ни происхождение, а дела его. Ягарью Павловну местная деревенщина за спиной бабой Ягой называет, а онаочень добрая женщина. Она многих детишек из Гобиков спасла, и теперь они здесь среди нас живут. Как и Ваня
Она ведьма? спросил напрямую Паша. Ответа не последовало. Ты не подумай дурного, я догадываться стал еще тогда, когда ваша Татьяна, уже после того, как я в себя пришел, шептать надо мной что-то стала да в раны мазь вонючую мазала. Я ж не дурак, хоть и семь классов всего закончил. Ты мне только скажи, ты тоже того как они?
Настя улыбнулась и взгляд отвела.
А как бы тебе хотелось? спросила она.
Меня это все немного пугает, если говорить честно. Еще бабушка моя говорила, что в лесах Брянщины есть деревня, где одни ведьмы обитают. Говорила, что туда даже зверь не захаживает.
А он и не захаживает, снова улыбнулась девушка, как и немец. А вот ты, видишь, зашел.
Настя с улыбкой посмотрела на Павла и вышла из комнаты, оставив его без ответов. Больше они к этому вопросу не возвращались, да и не надо было пока, а после случай не подвернулся.
Все чаще Настя бывала у Паши, который пошел на поправку. Но отпускать его, пока раны не затянутся, никто не собирался.
Толку там от тебя дырявого мало будет, сказала Ягарья. До своих дойти не успеешь, как раны снова откроются. Печенке твоей время надобно, чтобы восстановиться. Глупо идти на верную гибель, а как вглубь леса от нас уйдешь, там тебя, если не немцы, то волки настигнут. От всех поди не отстреляешься, только стрельбой врагам место свое укажешь. Так что сиди, Павлуша, пока сидится.
Вашего отца тоже Павлом звали? спросил он.
Какие мы наблюдательные! рассмеялась Ягарья. Звали, да не совсем Павлом. И это тебя, мальчик мой, ни коим образом не касается. Ты мне вот, что скажи, сказала она полушепотом, чтобы за дверью слышно не было, какие у тебя виды на нашу Настьку?
Тот замялся, начал глаза отводить, но ведьму опытную этим не обмануть.
Нет, Павлуша, ты глазки-то не прячь. Говори, как есть. На дворе сорок второй год, война. Немцев на нашей земле нам еще долго терпеть, и с этим поделать мы ничего не можем. К тому же нельзя Насте с тобой быть, ты пойми.
Отчего же? наконец ответил Павел.
Судьба у нас тут такая. Если выжить хотим, мужиков стороной обходить должны.
Ну и обходите. Это ж я к вам пришел, а не она ко мне, улыбнулся парень, это ж я стороной вас не обошел. А обошел быгде б я сейчас уже был? Давно б помер, и дай Бог, чтобы сам, а не снова фрицам бы попался.
До лета пересидишь, а там пойдешь к своим.
Тут возражать Павел не стал. Рвался он в лес, к своим, рвался, чтобы немцев убивать, чтобы свои же железные дороги подрывать, когда по ним вражеские эшелоны идут.
Вера Никитична, что с тобой? спросила ее Таня за завтраком. Весна наконец приходит, теплеет, вон и ласточки прилетели, правда, Марусь? Таня улыбнулась девушке, а Маруся скромно отвела глаза, пряча радостную улыбку. Отчего ж ты хмурая? Не ешь ничего
Вчера много крови пролилось, ответила женщина. Я прям вижу ее. Сон приснился мне сегодня, а в нем было много крови Дети, женщины старикам глаза вырезали, деткам животы вспарывали. Нелюди, мрази.
Полноте, Вера, попыталась успокоить ее Ягарья, что сидела рядом с ней, во главе стола, ежечасно люди мрут от проклятущей гадины.
Так близко первый раз чувствую, ответила Никитична, глядя в стол перед собой. К еде она не притронулась. Они кричали, а фрицы смеялись с них. Понимаешь, Павловна, смеялись с того, как дитяти мелкие мучились, а мамок заставляли смотреть. А потом и их самих Нелюди! крикнула она и, громко стукнув кулаком, вышла из-за стола.
Ты куда? крикнула ей вслед Ягарья.
К Павлу нашему. Поговорить с ним надобно.
Следом за Никитичной побежали и Таня с Настей.
Павел Сергеевич, сказала Никитична, войдя к нему в комнату, уж прости, что так врываюсь, но дай-ка мне свою руку, сынок.
Женщина аккуратно присела рядом с парнем, за ней вошли Настя с Татьяной, а после, не спеша, и Ягарья. Даже баба Феня привстала со своей постели, с которой она все реже поднималась, чтобы вслушаться и понять, что происходит.
Паша протянул руку Вере Никитичны.
Из какой ты деревни, милок? спросила она, стараясь спрятать свое волнение в голосе. Ей этого не удавалось.
Угревище, растерянно ответил тот, это по другую сторону Брянска.
Знаю я, знаю, сказала Никитична, поглаживая грубую мозолистую ладонь парня. Прости, сынок, прости. Но нет больше деревни твоей
Как нет? приподнялся он с постели. А мама моя? А сестры?
Вера Никитична покачала головой, слезы потекли на по обычаю хмуром и редко приветливом лице.
Вчера. Вчера немцы сожгли твою деревню, а всех, кто там был, убили
Как всех? А дети?
Говорю, как вижу, ответила Никитична, всех
А если ошибаешься?
Вера Никитична никогда не ошибалась, ответила Ягарья, стоявшая в дверях. Соболезную, Павлуша.
Немцы! крикнул Ваня, вбежавший в дом. Немцы подходят!
Все засуетились и тут же забыли про сожженную вместе с ее жителями деревню Угревищенадо было свой дом спасать.
Настя, ты оставайся с Павлом. Стой у порога и работай глазами, девка, работай, как умеешь, ради памяти твоей матери.
Строго наказала Павловна Анастасии, да та и без нее знала, что будет грудью стоять, защищая Павла.
Их было четверо. Все приехали на военной немецкой машине без крыши. Когда Ягарья вышла из дома, то увидела, что на заднем сиденье, трясясь от страха, сидит и плачет Маруся.
Глаза Павловны вмиг налились злобой, где-то из глубин своего скрытого подсознания она готова была выпустить на свободу свою внутреннюю бабку-немку, кровь которой, хотела она того или нет, а текла в ней. Ее девочку, одну из ее девочек, да и когоМарусю! самую наивную и по-детски добрую, которая уж никак не выглядела даже старше Татьяны, немцы хотят забрать. Для чего, догадаться много ума не надо было.
Расслабились мы, шепнула под нос Ягарья и пошла в сторону автомобиля. Was willst du hier? (Что вам здесь надо?)закричала она.
Один немец сидел рядом с Марусей, трое других стояли неподалеку.
Was ist das für ein Dorf und warum haben wir vorher nichts davon gehört? (Что это за деревня, и почему мы не слышали о ней раньше?)неприветливым тоном спросил один из фрицев, наставив на Ягарью автомат.
Das sind meine Häuser. Und warum sind sie Ihnen unbekanntnicht meine Sorge (Это мои дома, а почему они вам незнакомыне моя забота).
Würdest du mich betrügen? (Будешь мне дерзить?)крикнул немец и направился к Ягарье, не опуская автомат.
Павловна пыталась поймать его взгляд, но у нее ничего не выходило.
Wer bist du, frau? (Кто ты, фрау?)пренебрежительно спросил фриц и плюнул себе под ноги. Он упорно не смотрел в глаза женщине, осматриваясь вокруг. Он знал, что двое других не сводят с нее глаз и, если придется, среагируют: их автоматы также были направлены на Павловну. Немец тем временем уже вплотную подошел к дому, в котором был спрятан Павел, а в погребе прятались Татьяна и другие девушки. Кроме Маруси.
Frau von Mayer. Die Herrin dieser Siedlung. In Dresden geboren (Фрау фон Майер. Хозяйка здешнего селения. Родилась в Дрездене), сухо ответила Ягарья.
In Dresden heißt das! Und wie erschien Frau German im russischen Wald? (В Дрездене, значит! И как же фрау-немка оказалась в русском лесу?)
Когда немец прошел в пару метрах от Ягарьи, она посмотрела в его левый глаз и поняла, почему не могла поймать взгляд: глаз у фрица был стеклянный. Правый же был ей не виден. «Трудно придется», подумала женщина.
На крыльце сидел старый кот Васька, который грозно зашипел на чужака и тут же был отброшен тяжелым немецким сапогом в сторону.
Тебе Татьяна этого не простит, прошептала себе под нос Павловна.
Фриц открыл дверь.
Перед ним открылась большая комната с несколькими кроватями, на одной из которых сидела старушка до того старая, что, наверное, она годилась женщине на улице бабкой, а то и прабабкой. Не меньше.
Ягарья хотела было пойти в дом вслед за немцем, но ей не позволили.
Стой, где стоишь! на ломаном русском выкрикнул ей один из двоих фрицев, что держали ее на прицеле. Они стали постепенно приближаться к ней. «Ну хоть эти на меня пристально уставились», подумала женщина и стала к ним присматриваться.
Баба Феня глядела на немецкого солдата, что вошел к ним в дом.
Ну давай, миленький, подходи ближе, заберу с собой на тот свет хотя бы еще одну падлюку, негромко сказала она.
Немец выкрикнул ей что-то в ответ, на что Филипповна сказала:
Я твоего не разумею. А коли и разумела бы, отвечать бы не стала. Ходи сюда
Но фриц, словно зная, что от бабки ничего хорошего ему не видать, не опуская дула автомата, пошел в сторону двери, за которой лежал Павел. Баба Феня занервничала.
Немец взялся за деревянную ручку и без труда толкнул дверь. Та открылась. Дуло автомата уткнулось Насте прямо под грудью, туда, где ребра расходятся, оставляя незащищенным живот. Надавливая сильнее, фриц проталкивал девушку в комнату, а холодный металл впивался сквозь тонкое платье в кожу.
Мужчина боковым зрением заметил, что слева от него кто-то лежит на койке и уже хотел было повернуть голову, но Настя коснулась своей рукою его небритой щеки и насильно повернула лицо к себе.
Смотри на меня, приказала она ему, смотри на меня очень внимательно.
Она не знала, понимал ли он ее слов, но точно знала, что он понял то, что она ему сказала своими глазами. Павел замер от удивления. Ему хотелось броситься на немца, но Настя предупредила его, сказав заранее: «Что бы не происходило, не вставай. Даже если враг зайдет в дом. Ничего не делай. Я все сделаю сама».
Глаза ее потемнели, зрачки, казалось, заполонили все глазное яблоко. Левый глаз немца никак не реагировал на взгляд девушки, и она это заметила, а правый глаз и сам стал выглядеть, как стеклянный. Настя протянула руку, и солдат покорно вложил в нее автомат. Павел продолжал удивляться.
Веди его ко мне, раздался старый хриплый голос из большой комнаты, уж я-то разберусь с ним.
Настя послушалась старуху и зашагала вместе с фрицем в сторону бабкиной койки. Иван, Таня с Шурой и другие наблюдали за шагами немца и Анастасии из-под половиц.
Нельзя его убивать сейчас, баб Фень, сказала Настя, не отворачивая взгляда от правого глаза солдата, он пришел не один. Значит и вернуться они должны все.
Ну дай хоть порчу-то навести! злобно хихикнула старушка. Пока силы хоть какие-то имеются Не лишай бабку последней радости!
Настя улыбнулась немцу, тот ей в ответ. Затем он повернулся, подошел к койке Феклы Филипповны.
Уж прости, сынок, не благословение тебе я дам Потому что не сынок ты мне вовсе, а сучий сын, иродово отродье. Не надо было к нам приходить
Немец покорно приклонил колено перед бабой Феней, а она его по голове погладила, бормоча что-то, а когда он встал и отвернулся от нее, брезгливо стала руку свою полотенцем тереть.
Веди его, девка, веди. Поживет пока. Сколько надо поживет, а надо ему совсем немного-то.
Настя повела немца к выходу, так и не вернув ему винтовку, оставив ее подле койки Филипповны. А Павлик все это слышал и не знал, что ему теперь следовало делать: бояться этих женщин или благодарить их. А как же бояться, когда уже любишь-то?
Ягарья стояла во дворе, а рядом с ней, как покорные пажи подле своей госпожи, стояло двое немецких солдат, послушно глядя на женщину. На крыльцо вышел третий, а за ним во двор вышла и Настя. Тот, что сидел вместе с Марусей в машине, начал нервничать. Он понял, что что-то происходило не то.