Ладно. Я с вами, сказал он.
Отлично! хлопнул ладонями Цой. Слушай, а можно переночевать у тебя? А то мотоцикл мой разбит. Чинить надо. А там, на дороге, медведь этот
Саня, оглянись. Где ты тут ночевать собрался? Видишь, бардак какой?
Ладно, вздохнул Александр. Тогда пойду к Рубахе. У него дом вроде не пострадал от цунами. Мы за тобой на рассвете заедем и в Приморский. На завод. К тральщику.
Хорошо, хорошо, покивал Сапрыкин, изучая карту. Проваливай.
Цой направился сначала к двери, но развернулся и покинул квартиру через окно.
Дождавшись, когда на улице стихнут удаляющиеся шаги Цоя, Евгений Анатольевич взглянул на Жанну.
Ребята, мне нужна ваша помощь.
Конечно. Что нужно сделать?
Смотрите сюда. Он обвел карандашом какую-то возвышенность на карте. Если бы у вас была машина, вы к рассвету добрались бы сюда?
Машина? Жанна задумчиво потерла ладонью шею. Если в Елизово вот здесь и здесь сохранились мосты, то вполне возможно.
Судя по всему, вулканологи без особых проблем менее чем за сутки добрались до Петропавловска на машине, которая движется вопреки здравому смыслу. Я же дам вам отлично сохранившийся японский внедорожник. Жанна, на ТЕХ САМЫХ складах, в северном ангаре, стоит эта машина. Я ей пользовался пару месяцев назад. Так что колеса за это время едва ли сдулись и аккумулятор не должен был разрядиться. Бак полный. Прямо сейчас мы с вами пойдем туда. Я возьму кое-какое оружие и если что не так, то помогу оживить автомобиль. Дальше, вы без промедления едете вот в это место. Тут несколько холмов. Ваша задача состоит в следующем. Надо убедиться, что там нет никаких секретных постов американцев. Делайте все тихо. Если там американцы, ничего не предпринимайте, а возвращайтесь ко мне, если, по вашим оценкам, успеете до рассвета. Если же нет, то займите ближайшую безопасную высоту, с которой видно вот это место и вот этот участок бухты. Когда увидите тральщик, то зажжете там дымовую шашку. Ее я вам тоже дам. Это будет сигнал, что нужный вам район занят американцами. Но, не думаю, что они там есть. Едва ли они ждут какого-то нападения и вообще, какого-то контакта с нами в ближайшие дни. Хотя, конечно, неизвестно, что могли наговорить им вулканологи в порыве злости за свое изгнание. Итак. Если все чисто, займите там позиции и ждите. Завтра, когда мы будем разговаривать, внимательно наблюдайте за нами. Начнется заваруха, прикроете наш отход. Но, предупреждаю сразу. Не смейте стрелять на поражение до тех пор, пока не увидите, что я стреляю на поражение. Либо стреляйте, если я убит. Ясно?
Да, коротко ответила Жанна.
Дальше. Митя, ты чистый лист бумаги принес?
Конечно. Держи, дядя Женя.
Спасибо. Итак, Сапрыкин начал аккуратно выводить текст латинскими буквами. Митя, тебе очень важная задача.
Я слушаю.
Хорошо, что слушаешь. Я положу это письмо в пластиковую бутылку. Вот здесь, рядом с вашими позициями, еще одна возвышенность. На ней должны быть деревья. Когда вы увидите от меня сигнал, ты должен будешь, не таясь, встать на вершине и демонстративно прибить пластиковую бутылку к дереву. Запомни, тебя должно быть видно с места ведения переговоров. Ясно?
Ясно. А что за сигнал?
Я опущусь на правое колено и начну возиться со шнурком своего левого ботинка. Если прибить не к чему, то найди заблаговременно палку покрупнее, присобачь к ней бутылку с письмом и воткни на вершине. Это очень важно.
Жанна взглянула на руки Евгения Анатольевича и заметила, как он волнуется. Это было видно по тому, как он давил на карандаш и какими резкими движениями выписывал буквы латинского алфавита. Ее легкая ладонь опустилась на руку Сапрыкина.
Дядя Женя, не волнуйся. Ты можешь рассчитывать на меня и братьев. Как и всегда.
Он приподнял взгляд своих серых глаз и улыбнулся:
Спасибо, дочка. И помните. Здесь, на краю земли, мы находимся быть может в последнем сохранившемся уголке того мира, который еще помним. Если что-то пойдет не так и если мы облажаемся, то и ему может прийти конец.
Глава 3. Переговоры
Погоди-ка, это что за фигура? палец Крашенинникова опустился на пробку от бутылки шампанского.
Это конь, ответил Квалья, почесав бородку.
Конь? Постой, но три хода назад это был слон!
Это конь, друг мой.
Михаил развел руки и с отвращением взглянул на шахматную доску. Многие недостающие фигуры заменяли морские ракушки и различные бутылочные пробки.
Черт тебя дери, Антон! Не удивительно, что я проигрываю три раза подряд! Ты нарушаешь правила!
Я хочу победить. Разве не это главное правило? Но можно ли победить, находясь загнанным в определенные рамки?
Разумеется можно! В этом и весь смысл!
Тогда не забывай про другое правило. Не теряй бдительность и не верь на слово оппоненту.
Мы играем в шахматы или постигаем учение Сунь-Цзы, чтоб тебя?!
Разве мешает одно другому? улыбнулся Антонио. Хорошо. Это слон.
Тогда тебе шах, сказал Михаил, сделав ход.
Вот видишь, как скверно бывает, когда соблюдаешь правила, вздохнул Квалья.
На ступеньках, ведущих на второй этаж, послышались торопливые шаги. Одетый в спортивные шорты, неплохо сохранившиеся кроссовки и майку, со второго этажа трусцой спускался Джонсон.
Доброе утро, ребята! воскликнул он. Как спалось на новом месте?
Отвратительно, отозвался Михаил. Ты так храпел, что мне показалось, началось извержение вулкана.
Неужели? замер на мгновение Рон, затем махнул рукой. Да бросьте вы! Я не храплю!
Кто бы тебе об этом ни говорилон лгал.
Ребята, может кто-то хочет со мной? Вы бегаете по утрам?
Я бегаю. И очень быстро, проворчал Антонио, задумчиво глядя на шахматную доску.
Оу, сконфуженно выдохнул здоровяк. Прости, приятель, я забыл, что у тебя нога
У меня две ноги, Рон. И обе разные. И в этом моя суперсила.
Майкл. А ты как относишься к бегу по утрам.
Крашенинников кивнул:
Очень даже положительно. И очень жду, когда ты, наконец, убежишь.
Может Оливия?
Оля все еще спит после «теплой» встречи с соотечественниками. Ей уснуть удалось только ближе к рассвету.
Джонсон разочарованно вздохнул:
Ну, ладно. Как хотите.
Он распахнул входную дверь и прищурился от яркого солнца. Сделал глубокий вдох и взглянул в синее небо с редкими белоснежными облаками.
Сегодня отличная погода, парни! послышался с крыльца оптимистичный голос Рона. Так А это что?
Джонсон с некоторым удивлением заметил, что теперь над входом в здание висит красный флаг. На нем, синей краской, изображен медведь и под медведем белая надпись, на русской языке. Стилистика этого полотнища явно намекала на то, что он сделан как ответ на Гадсденовский флаг, что вывесил накануне Карл.
Это наше знамя, большой брат, откликнулся Крашенинников.
А что на нем написано?
НЕ БУДИ МЕНЯ!
Ну что ж, весьма Минуточку! Проклятье, это же мое полотенце! он вернулся в помещение. Это мое полотенце!
Теперь это наш флаг, Рон, категорично ответил Михаил. «Найди самого могучего воина в стане недруга своего. Возьми его полотенце и обрати его в свое боевое знамя». Сунь-Цзы. «Искусство войны».
Антонио, едва сдерживая смех после выдуманной Михаилом цитаты, наконец, сделал ход.
Но вы украли мое полотенце! негодовал здоровяк.
Сунь-Цзы. Все по фэн-шую, вздохнул Крашенинников, мотнув головой. Ничего уже не поделать. Никто не обещал, что жить с нами будет легко.
Когда я вернусь, у нас будет серьезный разговор! пригрозил Джонсон, вновь покидая жилище вулканологов.
Как скажешь, папочка, фыркнул Михаил.
Карл с раннего утра возился во дворе своего дома-офиса с парой двигателей для моторных лодок, найденных среди руин прибрежных районов Петропавловска еще до цунами. Попытки сделать из двух один рабочий не прекращались уже третий месяц, но шериф Риггз верил в успех.
Доброе утро! окликнул его Джонсон, сбежав по склону. Теперь он продолжал свой бег, но делал это на месте.
Доброе утро, кивнул Карл. Как наши гости?
Чувствуют себя как дома. В шахматы играют.
Вот и хорошо.
Ты видел это, шериф? Рон махнул рукой через плечо.
Флаг? Да, я заметил. Как и заметил забавное сходство с флагом полковника Гадсдена. Только я не понял, что там написано.
Там написано: не буди меня, Карл.
Не буди меня, Карл? Так и написано?
Да нет же, махнул рукой Джонсон. Простоне буди меня.
Шериф тихо засмеялся:
Чего-то подобного стоило ожидать от них. У этого русского тот еще характер. Но он мне определенно начинает нравиться.
Мне тоже, но они с итальянцем сделали этот флаг из моего полотенца.
Славные парни.
Джонсон прекратил свой бег на месте, подошел ближе к шерифу и, склонившись над ним, недовольным тоном произнес:
Они украли мое полотенце, Карл.
Теперь шериф буквально начал давиться хохотом.
Что здесь смешного? нахмурился Джонсон.
Да, боже мой, в городе полно разрушенных магазинов! Не там ли ты раздобыл себе это полотенце?! Найдешь еще!
Но дело не в этом, Карл. Если бы они меня попросили отдать им это полотенце, я бы это сделал. Но они пошли на воровство.
Шериф вздохнул, чуть успокоившись:
Приятель, это не столько воровство, сколько демонстративное поведение. В том и суть, чтоб ни о чем нас не просить. Они просто показывают, что хозяева этой территории.
Даже итальянец?
Разумеется, Рон. Квалья приехал сюда еще до войны и прожил здесь столько лет, что он теперь может считаться полноправным местным жителем.
Русские с того берега с тобой бы поспорили на этот счет.
Вот они меня и беспокоят. А эти двое едва ли могут нас беспокоить, Карл снова рассмеялся. Даже после того, как национализировали твое полотенце!
Джонсон тоже позволил выдавить из себя смешок.
Ладно. После пробежки поговорю с ними на этот счет.
Постарайся стать им другом, Рон. У тебя это должно получиться лучше, чем у меня. Особенно после вчерашнего. Нам здесь не нужны конфликты.
Разве я не пытаюсь? Очень даже пытаюсь. Но этот Михаил слишком угрюм и неприветлив. И он имеет влияние на остальных.
И все-таки
Договорить Карл не успел. Воздух рассек шипящий звук и где-то над головой раздался хлопок. Они даже пригнулись и тут же устремили взоры в небо.
Черт, что это?! воскликнул Риггз, глядя на ярко-красную звезду, мерцающую в зените и медленно опускающуюся к земле.
Кажется, это сигнальная ракета! ответил Джонсон. Откуда? Кто запустил?!
Через несколько мгновений они услышали сначала тихое завывание, но с каждой секундой оно превращалось в пронзительный вой, становящийся все громче и громче. Этот звук, наверное, был давно известен во всем мире и не предвещал ничего хорошего. Так завывала механическая центробежная сирена.
* * *
Они точно нас не видят? спросил Цой, сойдя на берег и поднявшись к Жарову.
Едва ли, ответил Андрей, глядя в бинокль. Иначе переполох уже начался бы. Так что давайте быстрей рассредоточивайтесь.
Прячась в складки местности, Горин вел за собой отряд из восьми вооруженных мужчин и женщин в сторону небольшой полукруглой сопки. Там они заняли скрытные позиции в траве и среди валежника. Еще пять человек, включая Евгения Сапрыкина, подняли по глинистому склону берега старую центробежную сирену, давно снятую с какого-то корабля. Цой помог втащить ее на крутой берег. Затем четверо начали занимать скрытые позиции справа от Жарова и в нескольких метрах от него, используя глинистый берег как естественный бруствер.
Евгений Анатольевич спустился к лодке. Он взял бинокль и еще раз осмотрел окрестности, на тот случай, если где-то может затаиться какой-нибудь неприятный сюрприз. Больше всего его интересовало место к северу от точки их нынешней дислокации. Ряд из трех плавно перетекающих друг в друга возвышенностей. Они не настолько велики, чтоб именоваться сопками. Но холмами называться могут по праву.
В том месте, куда он сейчас смотрел, качнулся стебель кустарника. Едва заметно. Сначала влево, затем вправо. Жанна Хан, наблюдавшая за ним в свою оптику, подала Сапрыкину знак, что все в порядке и они на месте. Вздохнув с облегчением, Евгений Анатольевич поднялся к Жарову и Цою.
Ну что, готовы?
Александр поднял привязанную к древку тельняшку и кивнул. Жаров склонился над механизмом сирены и сжал ладонью рукоять.
Готовы. Давай.
Сапрыкин вытянул руку, сжимая в ней сигнальную ракету. Точно такую же, как та, что он подарил не так давно Антонио. Прищурив один глаз и ориентируясь по высоте на Авачинский вулкан, Евгений Анатольевич выбрал оптимальный угол, под которым запустить ракету, и резко дернул шнур. Жужжа, словно шмель-переросток, ракета помчалась вперед и вверх. Жаров тут же принялся вращать рукоятку сирены.
Сначала это был не очень громкий звук, будто в железной кастрюле перекатывалась пара орехов. Но Андрей увеличивал обороты, раскручивая заключенную в железном барабане крыльчатку. Сначала устройство тихо загудело, но чем дольше и сильнее крутил рукоятку Жаров, тем громче и выше становился звук, пока не пронзил все вокруг девяносто децибельным воем с частотой в пять или шесть сотен герц. Андрей через каждые пять оборотов чуть снижал скорость вращения, слегка понижая тональность, и тут же наваливался на рукоять с новой силой, делая звук сирены не монотонным, а волнообразным, завывающим.
Сапрыкин вдруг почувствовал, как все внутри похолодело. Вой сирены разбудил в глубинах памяти его детские кошмары. Он был совсем в нежном возрасте, когда заокеанский президент Рональд Рейган объявил его, маленького Жени Сапрыкина, странуимперией зла. Именно тогда началась новая волна обострения Холодной войны. И уже мало кто вокруг маленького Жени Сапрыкина сомневался в том, что очень скоро она станет горячей. Не сомневался даже маленький Женя Сапрыкин. Эта сирена была самым страшным кошмаром его детства. Он не помнил, боялся ли он темноты, собак или выдуманных злодеев из детских сказок. Он точно помнил, что чудовищно боялся этого воя центробежной сирены. Ведь за ним могла последовать вспышка атомного взрыва.
Но в тот день не было никакого завывания. Да и он был уже взрослым и не было давно никакого Рональда Рейгана. И вообще, Сапрыкин плохо помнил тот день. Разве что две детали. Он получил электронное сообщение от своего друга, Казимира, что тот благополучно добрался до Москвы и так же благополучно попал в автомобильную пробку. А второе, что он запомнил в тот день, это вспышка взрыва. И никакая предупреждающая сирена ей не предшествовала.
Он покосился на Жарова. Тот продолжал крутить рукоятку и зло улыбался. Ему, похоже, нравился этот оглушающий звук и сам процесс его извлечения из железа и воздуха. У него были другие детские страхи. В его детстве уже не было никакой холодной войны, которая в любой момент могла превратиться в горячую. Или, все наивно думали, что ее не было
* * *
Находившийся на крыше самого высокого здания своей общины, имевшего три этажа, Карл оторвался от монокуляра и бросил взгляд через плечо. Крашенинников и Собески, которых привел Джонсон, уже были здесь. Внизу тем временем царила тревожная атмосфера. Поселенцы бросили все дела и теперь кто в полголоса, а кто и весьма громко обсуждали происходящее. Гнетущий, холодящий нутро вой сирены перепугал детей. Мужчины и женщины обменивались полными тревоги взглядами, бросая то и дело фразы, обращенные в никуда; это случилось, они здесь, они пришли, русские идут
Сэр, вы не хотите поговорить на тему невероятных совпадений? произнес шериф.
Крашенинников взглянул сначала на сопровождавшего их Джонсона, затем на Карла:
Я не вполне понимаю.
Я тоже, Майкл. Я тоже не понимаю, в чем подвох. Вчера появились вы. И сегодняо чудо! Появляются какие-то вооруженные люди!
И вы считаете, что я имею к этому отношение?
А что бы вы на моем месте подумали, сэр? Каковы шансы, что они появятся на следующий день после вас?
Карл, я тебе говорил, что они увидят ваш флаг. А огни от ваших факелов мы заметили в ночном Петропавловске еще будучи на том берегу. Почему вы думаете, что они не могли увидеть эти огни?
Карл задумчиво покачал головой, глядя в глаза Михаила и морщась от звука сирены:
Окей. Допустим. Сэр, можете опознать этих людей? Шериф протянул Михаилу монокуляр.
Взглянув вооруженным глазом, Крашенинников разглядел троих человек у берега реки, южнее полукруглого холма.
Да, я знаю этих людей.
Не могли бы вы рассказать о них? Охарактеризовать как-то. Я не прошу вас выдавать какие-то русские секреты. Просто эти люди пугают моих людей. И я хочу знать, с кем имею дело.